Человек – или не человек вовсе 1 страница

Галина Анатольевна Гордиенко

Большая книга ужасов 33

 

 

Галина Гордиенко

Большая книга ужасов 33

 

Оттуда не возвращаются!

 

Апрельская ночь таяла, занимался рассвет. Небо у горизонта светлело, с каждым мгновением набираясь голубизны, и полоса нежнейшей лазури быстро растекалась над просыпающимися улицами. Радостно приветствовали начинающийся день птицы, казалось, весь город звенит их голосами, и лишь один двухэтажный дом на окраине лежал словно в мертвой зоне, ни одно живое существо не пересекало невидимой границы, окружавшей его.

Тяжелая, какая‑то вязкая тишина висела над большим участком. Не чирикали в саду воробьи, не суетились на вскопанных клумбах муравьи, лишь черные крупные вороны дремали на подернутых зеленой дымкой яблонях. Но как только в одной из спален засветилось окно, мрачные стражи тут же встрепенулись, и теперь они неотступно следили за двухэтажным особняком…

 

Глава 1

Неприятный сюрприз

 

Сергей проснулся, едва лишь первые солнечные лучи коснулись его лица. Захотелось встать и распахнуть окно – почему‑то воздух в комнате казался затхлым, неживым. «Как в гробнице», – подумалось ему вдруг. Он бросил взгляд на часы и решил подождать: вот‑вот должна прийти будущая мачеха – будить его, и на этот раз ее ждал сюрприз.

Сергей проверил, на месте ли «подарок», и удовлетворенно усмехнулся – добро пожаловать, Эльвира! На мгновение ему стало неловко за собственную выходку, и Сергей чуть виновато пробормотал:

– А нечего стаскивать с меня каждое утро одеяло! Будила бы по‑человечески, ничего бы и не заметила…

Услышав скрип ступеней – мачеха была точна, как лучший в мире будильник! – Сергей закрыл глаза. И с трудом сдержал улыбку, когда Эльвира раздраженно воскликнула:

– Вставай, уже время! Отец ждет тебя к завтраку!

Сергей дышал размеренно, будто не слышал. И зябко поежился, когда с него сорвали одеяло. Пришлось «проснуться».

– Что это?! Гадость какая…

Мачеха, морщась от отвращения, извлекла из постели Сергея не очень крупную змею с золотистым брюхом и с негодованием уставилась на пасынка. Несчастная змея вяловатым шлангом стекала из ее руки, и длинный хвост безвольно болтался перед самым носом мальчика.

С невольным любопытством всматриваясь в слегка побледневшее точеное личико, Сергей хмыкнул:

– Ужик, а в чем дело‑то?

А про себя подумал: «Ничего себе нервы! Даже не вздрогнула…»

– Вижу, что не гадюка, – холодно процедила мачеха, с неприязнью глядя на пасынка. – Мне интересно, что он делает в твоей постели?!

– Греется, – вежливо улыбнулся Сергей. Встал и невольно поежился. – Вон, холодина какая…

– 17 градусов по Цельсию. Плюс! Как и положено, – отрезала Эльвира.

Сергей торопливо натянул футболку. Подумав, надел и джемпер: все‑таки 17 градусов для спальни – маловато! Мачеха швырнула несчастного Гришку (так звали ужа) в кресло и спросила:

– Откуда ты принес его?

– Из школы. Из живого уголка.

– Зачем?

– Сказал же – погреться! У нас что‑то с отоплением случилось. Еще днем отключили.

– И что?

– Ничего! Биологию нужно было в школе учить!

Лицо мачехи покраснело от злости. Эльвира бросила на Сергея гневный взгляд, и мальчик вздрогнул от неожиданной боли в груди.

Эльвира поглядела ему в глаза и отвернулась. Сергея бросило в пот. На него волной накатила внезапная слабость, сердце забилось, как перепуганный воробышек в чужой безжалостной ладони, и… кажется, Сергей на несколько секунд потерял сознание.

Не понимая, как он оказался на полу, Сергей с трудом встал – ноги подкашивались, и почему‑то дрожали пальцы рук. Он присел на кровать, радуясь, что боль отпустила. Из сердца словно выдернули огромную иглу, так оно ныло…

Сергей машинально помассировал грудь, угрюмо глядя на мачеху. Такие приступы случались с ним уже не в первый раз, и мальчик почему‑то связывал их с Эльвирой, хотя и понимал, что это глупо. И все же до ее появления в их с отцом доме он практически не болел. И знать не знал о сердце! Вернее, не помнил о нем.

Сергею хотелось остаться одному, но Эльвира не уходила. Она явно ждала его ответа, и Сергей хмуро пояснил:

– Змеи, чтоб вы знали, холоднокровные! Они тепло любят. Иначе в спячку впадают. При выключенном отоплении им – никак. Вот мы и разобрали их по домам. На пару дней. Пока в школе ремонт не закончат.

Мачеха недовольно нахмурилась:

– Ты сегодня не учишься?

– Почему? – удивился Сергей. – Я же не змея! От холода не засну. Нам уроков никто не отменял. Пока что.

Она хмыкнула и вышла из комнаты.

Он проводил взглядом мачеху и горько усмехнулся. Сергей ненавидел ее и почему‑то боялся, сам толком не понимая причин такого отношения к ней. Ругал себя за мнительность, за слишком богатую фантазию, но ничего с собой поделать не мог – Эльвира казалась ему чуть ли ни злой феей из детской сказки. Все‑таки для ведьмы она… слишком красива! В сказках ведьмы обычно бывают старыми и уродливыми.

После смерти матери Эльвира была у отца уже третьей «невестой». Предыдущие дамы как‑то больше двух‑трех месяцев в доме не задерживались, частично благодаря Сергею, разумеется. Но вот Эльвира…

С ней все по‑другому. Что бы Сергей ни выкинул, Эльвира ни разу не наябедничала папе. Ни разу! Лишь смотрела на него со злостью, когда они в комнате вдвоем оставались. И шипела – змея змеей! А иногда Сергею отчего‑то чудилось, что его сердце – в ее руке, и стоит Эльвире чуть сильнее сжать пальцы…

Сергей раньше и не знал такой боли! Но он заставлял себя терпеть ее, чувствуя, что мачеха наблюдает за ним, как кошка за мышью, и любая его слабость – ей в радость. Или он все это выдумал?..

Сегодня Эльвира тоже наверняка папе про Гришку ничего не расскажет. Словно она чувствует, что отец никаких конфликтов не потерпит и, если ему придется выбирать между ними, папа выберет сына, не ее.

Надо же, Эльвира даже змею в руки взяла! Запросто взяла, так, будто Гришка не живой, а какой‑то бутафорский, декорация театральная…

Сергей тяжело вздохнул – новая мачеха оказалась крепким орешком! Она не реагировала ни на его истерики, ни на испорченную, изодранную одежду, ни на шумные вечеринки, которые он периодически устраивал для одноклассников, – ни на что. Ни разу не привлекла к его выходкам внимание папы, как Сергей ни старался. Эльвира жила с ними около полугода, и мальчик уже начал терять надежду выжить ее из дома.

Сергей разочарованно посмотрел на Гришку, уютно свернувшегося на подушке в колечко, – она и змей не боится! Мальчик грустно усмехнулся: и на белых мышей, которых ему одолжил на пару дней Толька Карцев, Эльвира не купилась. А ведь Сергей за ужином выпустил одну из них на обеденный стол! Мышь принялась копаться в салатнице, а мачехе хоть бы что – она лишь свои крашеные губы брезгливо скривила. Это была ее любимая маска. А папа только усмехнулся, увидев мышь, и приказал Сергею отнести ее в свою комнату – мол, зверьку не место на обеденном столе, корми ее отдельно.

Папа наверняка решил, что Сергей взял белую мышь в дом, как когда‑то, раньше, он приносил котенка, щенка или ежика. Удивительно, что папа вообще ее заметил! Обычно за ужином он или газету читал, или без конца отвечал на телефонные звонки.

В любовь Эльвиры к отцу Сергей не верил. Стоило вспомнить, как мачеха посматривала на него, Сергея, когда они оставались наедине – будто вот‑вот убьет его. Любовь – ха! Это же не женщина – это рыба! Тоже нечто из породы холоднокровных. Только она не так безобидна, как школьный ужик Гришка. Почти монстр, Сергей буквально кожей это чувствовал. Сергей не сомневался: Эльвира вообще на любовь не способна. Просто она охотится за отцовскими денежками, вот и все дела. Как и все прочие дамы до нее. И Сергей вновь пожалел, что его отец – банкир. Были бы они победнее, жили бы спокойнее, Сергей на сто процентов был в этом уверен. А если у отца вдруг кто‑то и появился бы – все‑таки после смерти мамы прошло четыре года, – Сергей так не переживал бы. А в этом случае… Сергей сжал кулаки: «Неужели папа не понимает, что ни о какой любви и речи нет?! Его просто используют, в очередной раз! Если точнее – в третий». Сергей упрямо выпятил подбородок – нет уж, он этого так не оставит, он еще не сдался!

И с чего только папа взял, что его сыну так уж необходима мачеха?!

 

Эльвира стояла за дверью. Молодую женщину трясло от злости, и она пыталась успокоиться: еще не время – пока. Ненавистный мальчишка сгинет, но позже, позже, недолго ей терпеть осталось. А сейчас нужно делать все, чтобы никто не мог связать его исчезновение с ней. Особенно – Ильин‑старший. Поэтому для него Эльвира до последнего будет разыгрывать роль любящей матери.

«Муж…» – невольно усмехнулась Эльвира. И угрюмо подумала – как странно все складывается: она‑то выбрала Ильина, чтобы обеспечить себе более или менее сносное существование в этой дыре, – не зарабатывать же ей на жизнь самой, подобно прочим смертным! Слишком жаль тратить на это время.

Ильин же в этом северном городишке – самая подходящая кандидатура. И холост, и достаточно богат, и щедр, и занят постоянно работой, ни во что не вмешивается, ничего не замечает. Эльвира и не думала, что он вдруг разбудит в ней нечто, давно, казалось бы, забытое – желание иметь надежную опору. И что она с глупым девчоночьим волнением станет ожидать его возвращений вечерами и ловить его взгляды, и ждать его одобрения и приветливых слов.

Правда, мерзкий мальчишка все портил, но… и тут повезло – он как раз апрельский! И по всем другим параметрам мелкий гаденыш подходил… Да, очень удачно она на эту семейку вышла. А вообще – глупости все это! Анатолий Ильин – лишь жалкая ступенька на ее пути, и ей нельзя забывать об этом. И о своей миссии – служить одному Господину, и служить верно. А она свой путь выбрала. Давно.

Эльвира озабоченно посмотрела на себя в зеркало и надела на лицо уже привычную маску заботливой матери и любящей жены. Спускаясь по лестнице, она с досадой подумала – проще было бы схватить любого другого ребенка, где‑нибудь на улице, но – нельзя. Это как подать Хозяину вместо вожделенного и долгожданного деликатеса кусок черствого хлеба. Насытить‑то он насытит, а вот удовольствия – никакого. Нет, дитя обязательно должно быть рождено в середине весны и подготовлено к торжеству – долгим выматывающим страхом. Кстати, хватит пугать мальчишку по мелочам, нужно дать ему понять – с кем он имеет дело! Причем не наверняка, только вскользь – никакой уверенности! – чтобы щенок не бросился за помощью к отцу. Намеками, догадками, чтобы он прожил последние свои дни в иссушающем страхе. Эльвира усмехнулась: нужен только предлог, чтобы все показалось Сергею вполне естественным, даже случайным. Ну, это без проблем – мальчишка давно на хорошую трепку нарывается, ее дело – не упустить момент…

 

Глава 2

Тараканы в салате

 

В школу Сергей прибежал после первого звонка и на вопросительные взгляды друзей лишь криво улыбнулся. И порадовался, что вот‑вот начнется урок. Ему совершенно не хотелось рассказывать приятелям об очередной неудаче. Жаль, математика сегодня как‑то слишком быстро кончилась. На перемене Сергей едва успел выйти из класса. Бесцеремонный Гришка Лапшин, напирая на него сзади, громким шепотом возопил:

– Ну как? Получилось?!

– Как же, жди, – хмуро отозвался Сергей. – Взяла его в руки и даже не ойкнула.

– Да ты что?! – потрясенно ахнула Лена. – Она и змей не боится?

– Получается, так, – кивнул Сергей. – Ни змей, ни мышей, ни тараканов…

– Т‑ты что, и т‑тараканов ей подсунуть проб‑бовал?! – заикнулась сильнее обычного мгновенно побледневшая от ужаса Дина. Гулко сглотнула и нервно затеребила кончик длинной темной косы.

Взгляд Сергея невольно смягчился. Худенькая невысокая девочка с огромными карими глазами и вздернутым носиком нравилась ему чуть ли не с первого класса. Единственная девчонка, которую он никогда не воспринимал просто по‑приятельски. Дину ему всегда хотелось опекать. Невольно. В отличие, например, от Ленки Парамоновой. Сергей покосился на Лену и фыркнул: такую поопекаешь, как же! Высокая, плечистая, ее крепким мышцам любой мальчишка позавидует. И свои светлые волосы Ленка туго‑натуго в хвост стягивает, чтобы «не мешали». И вечно она ходит в джинсах, Сергей и не помнил, когда в последний раз он видел ее в юбке или в платье. Глаза у Ленки не теплые, как у Дины, а холодные, словно льдинки. Правда, голубые‑преголубые льдинки! И смотрит она всегда как‑то оценивающе – на всех. Ленка кому угодно надает по шее! Причем с величайшим энтузиазмом. А уж после того, как Парамонова начала заниматься своим обожаемым карате, с ней вообще сладу не стало.

– Ну да, – неохотно подтвердил Сергей, – еще в прошлое воскресенье. – Он тяжело вздохнул. – Представляете, четырех тараканов запустил в ее тарелку! Эффекта – ноль.

Ребята недоверчиво переглянулись. Брезгливая Дина побледнела еще сильнее.

Сергей мечтательно протянул:

– А каких тараканов! Отборнейших. Чуть ли не в палец каждый, клянусь!

– Ври больше, – фыркнул Гришка. – У тебя в доме и мелочи‑то не наберешь тараканьей, у Карповны идеальная чистота!

– При чем тут Карповна? – возмутился Сергей. – Я их в пельменной у автовокзала отлавливал, лично! Подзатыльником расплатился, официантка там вреднющая…

– Ладно вам! Нашли из‑за чего спорить, – перебила их Лена. Поудобнее устроилась на подоконнике и с жадным любопытством спросила: – Ну, сунул ты этих красавцев ей в тарелку, и что?

– Что‑что… А ничего! Даже папе не пожаловалась. Поковыряла в салате вилкой – для виду, да и отнесла все в мойку. Мол, извините, что‑то аппетита нет.

– Да‑а… – восхищенно присвистнул Гришка. – Не повезло тебе, Серый! На этот раз ты крепко влип. – Он метко швырнул в ближайшую урну огрызок яблока. – Не женщина – кремень! Даже не верится.

Сергей мрачно кивнул.

– Где только твой отец нашел такую? Боюсь, Серый, женится он к лету, как обещал, и дело с концом! Тогда ты вообще от нее не избавишься…

Ребята помолчали. Дина Зимина, сочувственно посматривая на хмурого Сергея, сказала:

– А может, ну ее, эту Эльвиру? В‑ведь твоему папе она н‑нравится…

– Ты что?! На попятный?! Из‑за какой‑то глупой змеи?!

Парамонова даже спрыгнула с подоконника и в сердцах шлепнула Дину по спине. Потом развернулась к Гришке и раздраженно заявила:

– Все полумеры ваши – дурацкие! Говорила я – нужно гадюку этой ведьме подсунуть!

Дина испуганно ахнула. Гришка Лапшин громко захохотал. Сергей проворчал:

– Сама подсовывай свою гадюку! А я еще жить хочу.

Лена презрительно сморщила нос:

– И подсунула бы, чем хочешь, клянусь. Ну, если бы мой отец притащил мне такую мачеху! – Она отвернулась. – Впрочем, мне‑то что, это тебе мучиться. Привыкай!

Дина бросила встревоженный взгляд на угрюмого Сергея. Робко улыбнулась ему и пробормотала:

– Л‑лена шутит, р‑разве ты не понимаешь?

Прозвенел звонок, и ребята нехотя потянулись в класс. Настроение у них было отвратительным. У всех. Это и понятно. Очередной демарш, на который все они так рассчитывали (он казался друзьям абсолютно беспроигрышным!), опять закончился ничем. Что делать дальше – неясно.

Мириться с мачехой Сергей по‑прежнему не хотел. Категорически! По уважительной причине – Эльвира ему не нравилась. И не только потому, что она могла вот‑вот официально стать его мачехой, нет! Как человек не нравилась. Как личность. К тому же Сергей ее побаивался, хоть и не признался бы в этом никому на свете, включая самого себя. Ледяной взгляд Эльвиры мог напугать любого, не только тринадцатилетнего мальчишку.

И странные вещи начали происходить с Сергеем после ее появления в доме. Смешно, но за последние полгода ему, кроме кошмаров, ничего не снилось! Сергей почти каждую ночь просыпался от собственного крика, весь в поту, и радовался, что стены в доме капитальные и он никого больше не разбудил. Впрочем, иногда ему чудилось, что за дверью кто‑то есть. Что кто‑то ждет там, в коридоре, именно такого его пробуждения, и этот кто‑то… Встать и проверить свое предположение Сергей не решился – ни разу. Просто не представлял – что ему делать, если он… прав? Не обвинять же Эльвиру в своих кошмарах? Она над ним посмеется, и совершенно справедливо.

Как Эльвира могла понравиться отцу, Сергей искренне не понимал. Наверное, папа за своими бесконечными делами просто не находил времени присмотреться к ней повнимательнее. Да и Эльвира держалась с отцом совершенно по‑другому, чем с самим Сергеем. Безукоризненно вела себя, если уж честно. Даже смотрела на отца совсем не так, как на него, Сергея. По крайней мере, когда они беседовали за ужином. А вот когда папа работал – Сергей подсмотрел как‑то! – глаза молодой женщины становились трезвыми и холодными. Расчетливыми такими! И что‑то еще во взгляде Эльвиры казалось Сергею необычным. Это было нечто ускользающее, что мальчик никак не мог охарактеризовать, ему просто не хватало слов. Нечто, от чего лично его, Сергея, бросало в дрожь!

 

Глава 3

Вурдалак или красавица?

 

Школу Сергей Ильин не слишком любил. Рассеянный от природы, он вечно получал на уроках замечания из‑за своей невнимательности. Точные науки Сергею не давались. Физика с математикой казались ему настоящей каторгой. А уж какого труда Сергею стоило вытягивать оценки по ним на твердые четверки… Только рисование ему по‑настоящему нравилось! Карандаши, краски, чистый лист бумаги или холст заставляли Сергея забыть обо всех неприятностях. Даже о мачехе. Выплескивая на белоснежный лист или матово поблескивающий холст собственные эмоции, Сергей невольно успокаивался. Вот и сейчас, закончив натюрморт (семиклассники занимались им уже второй урок: гроздь винограда на темном керамическом блюде), Сергей вновь взял в руки кисть. И начал машинально набрасывать портрет мачехи. Писал Эльвиру такой, какой запомнил ее сегодняшним утром, после этой глупой выходки с ужом.

Тонкие, кривящиеся губы – змейкой; холодные, бледно‑голубые, почти бесцветные глаза с крошечными, резко очерченными зрачками – как пистолетные дула, ему всегда так казалось! – и правильные, но какие‑то поразительно безжизненные черты лица. Даже пышные золотистые волосы Эльвиры казались Сергею неживыми – кукольными. Словно она носила парик. Завершив этот случайный набросок, Сергей принялся за фон. Подумал и добавил немного кармина в нейтральный коричневый тон. И невольно удивился: редкие всполохи красного сделали лицо его будущей мачехи необыкновенно выразительным и… зловещим! Таким, каким видел его в своем воображении Сергей. Именно эту Эльвиру он не любил и боялся.

– Боже, что это?!

Сергей обернулся. За его спиной стоял учитель рисования. В серых глазах преподавателя, обычно по‑детски наивных, застыл откровенный ужас. Старый Карандаш! Так ребята между собою звали Ивана Петровича Карамзина – довольно известного в городе художника. Он на старости лет решил вдруг пойти в школу, учителем рисования. Искать, как шутили мальчишки, неоткрытые таланты среди серых масс! Класс, правда, Иван Петрович взял себе лишь один. И вел его с самого первого дня. Класс считался экспериментальным, школа гордилась им, хотя директриса не всегда одобряла излишне, на ее взгляд, либеральный подход Ивана Петровича к ученикам. И постоянные отступления от классических «канонов» рисования со стороны некоторых ребят она тоже не приветствовала, но молчала – раз уж это им позволял Карамзин… И она утешала себя тем, что вот уже несколько лет подряд на всех городских и областных выставках первые места брали ученики Карандаша, то есть ее школа. Талант Иван Петрович тоже нашел. У Сергея Ильина. Во всяком случае, сам Карандаш считал именно так. Он давно занимался с Сергеем индивидуально. Гордился его успехами, как своими собственными, и мечтал вырастить настоящего мастера.

– Не понял… – растерянно пробормотал Сергей.

– Чей это портрет? – Карандаш дрожащими руками повернул мольберт к свету.

Удивленно всматриваясь в лицо учителя, Сергей недоуменно протянул:

– Мачехи моей, а что?

Заинтригованные семиклассники тут же повскакивали с мест и бросились к мольберту. Отталкивая друг друга, они с любопытством рассматривали жутковатый набросок и оживленно переговаривались:

– Ничего себе!

– Ну и мачеха! Прямо вурдалак какой‑то.

– Ага. Вампир!

– Да ладно вам! Нормальная баба! Красивая даже. Вот только глаза мертвые какие‑то.

– Нашел тоже нормальную! – хмыкнул кто‑то из девчонок. – Такая приснится – и не проснешься…

– Ну‑ка, прекратили базар, – неожиданно рассердился Карандаш. – Быстро по местам! Урок еще не закончен, забыли?

Он терпеливо подождал, пока возбужденные семиклассники не разбрелись, и шепнул Сергею:

– Зайди после урока ко мне в мастерскую, хорошо?

Сергей кивнул. И Карандаш неспешно заходил между мольбертами, останавливаясь, чтобы поправить чей‑то рисунок…

 

Глава 4

В мастерской Карандаша

 

– Ты что, потащишься к Карандашу прямо сейчас? – разочарованно спросил Сергея Гришка, натягивая куртку.

Обычно они после школы домой не спешили. Бродили какое‑то время по улицам. Или шли в ближайшее кафе. Неторопливо ели мороженое и обсуждали свои проблемы или новые компьютерные игры. Изредка Ленка Парамонова приглашала друзей в свою спортшколу. В те дни, само собой, когда тренер занимался с ней индивидуально. Это происходило все чаще: выдающиеся способности якобы у нее обнаружились. Сергей, правда, не слишком хорошо в этом разбирался. Ленкино карате казалось ему настоящей абракадаброй. Даны какие‑то там, пояса цветные – запутаешься! Каждому дану, по словам Парамоновой, соответствовал свой цвет. А сам дан отражал степень мастерства. И вроде данов этих насчитывалось шесть или семь. Если только Сергей ничего не напутал. В дзюдо, например, как он читал, – девятнадцать разрядов! И тоже есть даны. Расспрашивать Ленку ему лишний раз не хотелось. Она, рассуждая о своем драгоценном карате, становилась на удивление противной и начинала посматривать на мальчишек сверху вниз. Пренебрежительно и снисходительно. Как старший – на младших. А уж он, Сергей, ее вообще раздражал. С первого класса. Парамонова искренне считала, что это не дело для парня – в свободное время малевать какие‑то дурацкие и никому не нужные картинки, и ничуть не стеснялась лишний раз высказаться на эту тему. Весьма ядовито! Язык у нее всегда был подвешен неплохо. Вот спорт, по Ленкиным словам, – совершенно другое дело, и настоящий мужик… Эта тема ей никогда не надоедала! Сергею иногда казалось, что, если бы они не дружили вчетвером практически с пеленок, он Ленкино зазнайство терпеть вообще бы не стал. А так – куда деваться‑то? Уж какая есть.

– Ну да, – хмуро кивнул Сергей.

Он поднял с пола вязаную темно‑серую шапку и подал приятелю. Покосился на собственную куртку – она осталась на вешалке – и с сожалением сказал:

– Вы сегодня меня не ждите. Сам знаешь, старик поболтать любит.

– Ладно уж, – Гришка шапку надевать не стал, сунул в карман. – Топай… – И уже вслед Сергею крикнул: – Слушай, а что с мачехой‑то? Плюнем, как Динка предложила?

Сергей пожал плечами и угрюмо подумал: «Легко сказать – плюнь. Не вам же с ней жить!» Обсуждать эту тему ему не хотелось, и он медленно направился к мастерской Карандаша.

 

Гимназисты искренне гордились, что именно у них будет преподавать известнейший в городе художник. Об этом и в газетах писали, и на городских телевизионных каналах обсуждали эту новость. Мол, как же – Мастер идет в народ! Директриса расщедрилась и выделила Карандашу специальное помещение. Правда, комната под мастерскую нашлась только на третьем этаже, под самой крышей. Просто объединили в одно два крошечных подсобных помещения, где хранились оставшиеся после очередного ремонта материалы и инструменты. И все же мастерская получилась довольно большой и светлой. По требованию старика в ней сделали два огромных окна. Теперь здесь занимался седьмой класс и проводил вечера за работой сам художник.

Сергей осторожно приоткрыл дверь и невольно насторожился: он застал Карандаша перед своим собственным мольбертом. Учитель с каким‑то болезненным интересом рассматривал портрет Эльвиры. То приближался к нему, то отходил в сторону на несколько шагов. Его взгляд показался Сергею каким‑то встревоженным.

«Надо же, – удивленно подумал Сергей, – он просто прилип к мольберту! Обычный рисунок, ничего особенного».

Сергей бросил ранец на старый кожаный диван. Всмотрелся в собственную работу и пожал плечами – конечно, кое‑что он уловил довольно точно, но ведь это просто набросок. Пожалуй, лишь его собственное настроение рисунок передает неплохо.

«Забавно, – усмехнулся Сергей, – Карандаш и у более удачных моих работ так подолгу не стоял…»

Поняв, что старик слишком увлекся и не заметил его появления, Сергей осторожно кашлянул. Карандаш вздрогнул, почему‑то отпрянул от мольберта – будто его поймали на горячем! – и почти испуганно оглянулся. Тут же лицо Карандаша разгладилось, и он с явным облегчением выдохнул:

– А‑а, Сережа! Заходи, дорогой.

«Интересно, отчего он так волнуется? – озадаченно сдвинул брови Сергей. – Забыл, что сам пригласил меня?»

На всякий случай Сергей еще раз громко кашлянул и напомнил учителю:

– Иван Петрович, вы хотели со мной поговорить?

Старый художник не ответил. Зябко поежился и, задержавшись у окна, аккуратно прикрыл форточку. Словно время хотел потянуть. Потом он вновь подошел к мольберту. Бросил быстрый взгляд на незаконченный портрет и обернулся к мальчику.

– Сережа, ты мне доверяешь? – глухо поинтересовался он.

Сергей удивился:

– Конечно. А в чем дело?

Старик тяжело вздохнул. Он никак не мог подобрать нужные слова и впервые проклял собственное косноязычие. Лишь у мольберта, с кистью в руках он чувствовал себя уверенно.

Карандаш бережно обнял Сергея за плечи и повел к потертому, заляпанному масляной краской диванчику. Ребята – Карандаш точно это знал – любили его. За его непритязательность и уют любили. За то, что на диван, например, запросто можно забраться с ногами.

– Ты можешь ответить на мои вопросы, не спрашивая, зачем я тебе их задаю?

– Наверное, – осторожно отозвался Сергей. А про себя подумал: «Смотря какие вопросы…»

– Не беспокойся, ничего личного, – будто подслушал его мысли Карандаш. – Просто они… могут тебе показаться на первый взгляд странными. – Он замялся и добавил: – Ну, слегка.

– А на второй? – хмыкнул Сергей. – Я про взгляд!

– На второй, пожалуй, тоже, – неохотно признал учитель. И виновато улыбнулся. – Но для меня, поверь, очень важно, чтобы ты на них ответил. А может, и не только для меня.

– Тогда спрашивайте, – помявшись, решился Сергей.

– Давай так: с твоей стороны – никаких вопросов. Пока. Отвечаешь мне, и все. Если сможешь. Не знаешь ответа, так и скажи. Только ничего не выдумывай, ради бога, все слишком серьезно!

– Да не волнуйтесь вы так!

Сергей изумленно рассматривал побледневшее лицо учителя и его полные тревоги глаза. Он никогда не видел Карандаша в таком состоянии. У старика даже уголок рта подергивался. Но отчего?!

– Попробую, – пробормотал Карандаш. На секунду прикрыл глаза и негромко начал: – Ты сказал – это портрет твоей мачехи?

– Точно.

– Давно ты ее знаешь?

– Около шести месяцев.

– А отец?

– Как вам сказать, – пожал плечами Сергей. Но Карандаш по‑прежнему смотрел на него вопросительно, и он неохотно пояснил: – Понимаете, папина фирма объявила конкурс. Ну, им секретарь‑референт срочно понадобился. Знающий языки. Вот Эльвиру и взяли, когда она по объявлению пришла. И с отцом она тогда же познакомилась. По‑моему. И тогда же – примерно – уволилась. Если честно, она всего‑то две недели и поработала секретарем. А что?

– Ничего, – хмуро буркнул старый художник. – Не забывай, вопросы задаю я.

– Да пожалуйста!

Карандаш немного помолчал, напряженно о чем‑то думая, и спросил:

– Сколько ей лет?

– Откуда мне знать? Не я же на ней жениться собираюсь!

– Хотя бы примерно.

– Ну… лет двадцать пять, наверное. А может, и все тридцать. – Сергей пожал плечами.

– Какие языки она знает?

– Английский – точно. И немецкий. Еще латынь, кажется.

– Латынь? – растерялся Карандаш. – Почему – латынь?

– Эльвира рецепты всякие читает – тетрадь у нее старая есть. Пухлая‑препухлая, вот‑вот рассыплется. Листы желтые, по краям истрепанные, тронь их только пальцем…