– А голову обязательно надо побрить.
– Кому?! – Влад представил себя бритоголового и вздрогнул от такой перспективки. Ребята поймут (в смысле посмеются и перестанут), а вот Поезд «Сапсан» будет ездить по ушам до тех пор, пока волосы не отрастут и не выпадут снова лет через тридцать. Тогда Влад сможет отмазаться: «Лысина – моя собственная, отвали». Хотя к тому времени бабка может совсем ослабнуть зрением и попросту не поверить ему.
Васечка, важный, как продюсер, сидел по‑турецки на трубе в подвале. У его колена, как верный Мухтар, пристроился Одноухий и как будто тоже рассуждал на своем кошачьем, что делать с ведьмами.
Когда потомок Жана Бодена сказал: «Ищи того, кто тебя инициировал», – Влад поначалу и подумал на кота. В крайнем случае на Елену. Он ведь первый раз увидел ведьму именно здесь, в подвале. Они шли втроем: Влад, Елена, Васечка. Потом выскочил Одноухий, забрался Владу на плечи, и появилась чудо‑санитарка… Но Васечка первый сказал: «Ведьма». Васечка видел ее, даже когда никто, кроме Влада, не видел. Вот же подкинула судьба подарочек!
И сейчас этот великий инквизитор, которого до семи лет учили штаны надевать, сидел на трубе и рассказывал Владу, как бороться с ведьмами. Со стороны послушать – бред сумасшедшего. А может, и правда бред.
– Ведьме, конечно! Обязательно надо побрить голову…
– Чтобы раскрылись чакры… Что ты несешь? Я поверить не могу, что с тобой связался, а это, оказывается, ты…
– Нет, не чакры. Просто так положено. Побрить голову, а потом крестить. Только ночью обязательно, а то не подействует.
Это Влад уже слышал. Васечка все время, как увидит математичку, Войтекову или чудо‑санитарку, повторяет: «Ее нужно крестить, ее нужно крестить».
Математичку, кстати, что‑то не видно. Экзамены закончились и, если повезло и никто не остался на переэкзаменовку, она должна была уже улететь в свою Турцию. Елена Влада избегала, поняла, должно быть, что не права. Или, наоборот, еще сердится, что не признался ей неизвестно в чем. Так что узнать у нее о планах математички было невозможно.
– Может, у тебя и священник знакомый есть?
Васечка покачал головой. Вот и приплыли. Кто ж их ночью в церковь‑то пустит?! Влад вспомнил, где провел минувшую ночь (а кажется, что целая вечность прошла, забыть успел) и полез в карман за бумажкой Игоря. Небось приехал уже в свой монастырь.
…И не так далеко этот монастырь, судя по адресу. Километров тридцать отсюда… Телефончик тоже был, и Влад поспешил на улицу, на ходу набирая номер. Васечка плелся за ним и вразумлял:
– Не ловит же в подвале! Выйти надо!
У знакомой исписанной двери Игорь наконец‑то ответил. Он удивился звонку, как будто успел забыть Влада. А может, просто не думал, что он позвонит, да еще так скоро. Долго выспрашивал, кто такой, пока Владу не надоело и он не перешел сразу к делу:
– Мне нужно кое‑кого крестить ночью. Поможешь?
Тишина в трубке. Владу казалось, что Игорь истово крестится и бормочет молитвы. Уж очень просьба неожиданная.
– Кого? Зачем ночью? Ты в порядке?
– Сам знаешь, кого. Мне рассказали рецепт. Их надо просто крестить, только обязательно ночью.
– А! Так ты инквизитор тот… Ненормальный… – Когда такое говорят, как‑то неумно ждать помощи. Но других знакомых в церкви у Влада нет.
– Помоги, а? Мы в санатории, недалеко от твоего монастыря.
– Да не могу я! Нет у меня таких полномочий, я всего лишь трудник. Мне не положено! – Опять это положено – не положено. Как Васечка прям.
– У тебя целый монастырь. Неужели никого не уговоришь? – Влад ходил туда‑сюда у дверей корпуса и умолял телефонную трубку. Жирный Дима и компания сидели поодаль на лавочке. Разговора они толком не слышали, но прекрасно видели Владькины гримасы и дружно хихикали.
– Второй такой ночи я не переживу! – Влад вдохновенно орал в трубку, и ему было плевать. – Он должен был грохнуть меня еще вчера! У тебя там кто, монахи или звери?!
Пять минут стенаний и позора, и трудник обещал подумать. Влад уже собрался нажимать «отбой», когда Васечка выдернул трубку и радостно проорал:
– Мы приедем ночью!
Что там ответил Игорь, Влад не слышал. Теперь трудник точно держит его за психа! Если Влад еще и завалится ночью с бритым Аликом в мешке… Ну и пусть. Лишь бы помог.
Влад показал неприличный жест Жирному Диме, приобнял за плечо Васечку. Ему было плевать, что подумает бомонд.
– Пойдем, что ли, в компьютерный класс, постреляем, а? Нового старосту еще не выбрали?
– Не… Елена хотела, но никто не соглашается.
– Значит, нас пустят без очереди. – Влад обернулся и еще раз показал неприличный жест Жирному Диме:
– Привет Ленчику!
Сон затягивал, как болото. Влад бегал умываться каждые пять минут, пока не столкнулся в коридоре с Еленой и не получил нагоняй, который слышал весь этаж. Если ты собрался ночью в монастырь, о конспирации забывать не стоит. Пускай все уснут да покрепче. Сегодня придется много шуметь.
Васечка безмятежно дрых, положив ноги на подушку. Попросил разбудить, когда начнется, и уснул. У дураков крепкие нервы. Влад стоял у окна и смотрел на крыши частного сектора. То и дело он оборачивался на дверь: казалось, Алик вот‑вот возникнет у него за спиной. Или все‑таки не возникнет? Математичка же не поехала за ним в Москву, да и сейчас что‑то не торопится. Этот Алик здорово Влада напугал, откуда иначе такая уверенность, что он непременно явится? Ах да, газета! «Школьника убили за телефон». Впрочем, убить его должны были еще вчера, а он…
В дверь постучали. Влад вцепился в подоконник и прислушался, хотя надо было уже трясти Васечку и прятаться, дверь‑то не заперта! Через секунду она шумно распахнулась, ударилась о стену и двинула Алика по носу. Влад только и успел шмыгнуть под стол и оттуда толкнуть Васечку. Дурачок всхрапнул и сел на кровати, сонно уставившись на Алика. Тот приложил палец к губам: «молчи», – и подошел к Владькиной кровати.
Свернутая куртка под одеялом сработала: Алик достал свой топор, замахнулся…
– Пора! – Васечка мартышкой скакнул со своей кровати прямо Алику на спину. Влад из‑под стола бросился врагу под ноги: боднул, толкнул…
Визгнули пружины. Казалось, Алик продавил кровать своей массой. Главное, он упал! Васечка достал из‑под подушки моток клейкой ленты, как кролика из шляпы.
– Заговоренная! – похвастался дурачок неизвестно кому.
Влад весь вечер приматывал эту ленту к своей кровати. Для полноценного бутерброда недоставало Алика.
Раз – и Васечка обмотал его ногу, два – протянул ленту через спину и кинул ролик Владу под кровать. Три – Влад получил такой удар в челюсть, что чуть не забыл, зачем он здесь. Но обошлось.
Следующими по плану были руки, но Васечка плохо справлялся один, пришлось вылезти помочь. Влад достал второй ролик из‑под матраса и хорошенько примотал сломанную руку к решетке кровати. Работала она не хуже здоровой, а ужаса наводила, как две. Васечка кое‑как примотал вторую к поясу и занялся последней ногой.
– Ты чего, пацан?! – подал голос Алик. – Ты думаешь, я завтра не приду? Думаешь, если однажды справился, то все?! Ха! Да я таких, как ты, пачками хоронил…
Влад слушал и покрепче приматывал Алика к кровати. Васечка закончил с ногой, оценил работу Влада и скомандовал:
– Бритву давай!
Если бы кто‑нибудь это видел, Влад бы умер от позора. Но побежал, как миленький, к тумбочке за тупой бритвой, пожертвованной кем‑то из охраны. Жить хотелось.
Васечка уже полил Аликову голову пеной для загара и, приговаривая: «Не вертись», – пошел скрести тупым станком. Влад извлек из тумбочки приготовленную миску с водой и встал рядом, как верный ученик парикмахера. Этот Васечка все предусмотрел, даром что дурак. И миску, и станок, и скотч, и куртку под одеялом – он придумал. Вот только не сказал, как они повезут Алика в монастырь.
Алик между тем понял, что проигрывает, и сыпал угрозами:
– Ты чего, пацан, думаешь, справился? Думаешь, эта хиромантия твоя сработает? Да я завтра все равно приду, и тогда тебе не жить, понял? Я таких, как ты, в девяностые в бетонные ботинки закатывал. Много их в Москве‑реке лежит, скоро сам познакомишься!
Васечка невозмутимо работал станком. Он улыбался, как положено дурачку, и, кажется, даже пел. Влад в стотысячный раз усомнился: тому ли он доверил свое спасение? Держится парень уверенно, но потому ли, что знает свое дело, или потому, что дурачок?
– Ты слышал? – Алик дотянулся и погладил Влада кроссовкой, пнуть, как следует, не позволял скотч. – В бетонных ботинках, говорю, стоять будешь.
Васечка заинтересованно поднял брови:
– Что такое «бетонные ботинки»?
Влад поспешно объяснил. Он боялся, что Алик начнет сам рассказывать, что за ботинки и с чем их едят. Этого Владькины нервы могут не выдержать. Васечка слушал внимательно и, кажется, ни черта не понял:
– Как же в воду‑то? А если раствор затвердеть не успеет?
Влад тихонько взвыл и уселся на пол. Алик заржал и обещал дождаться, пока затвердеет раствор. В такой непринужденной обстановке они закончили бритье.
– И что теперь?
– Взяли, понесли. – Васечка отложил станок и приподнял свою сторону кровати. – Ну?
Все‑таки дурак есть дурак. Ну как они потащат эту скрипучую железяку, да еще с довеском, по коридору, мимо охранника, по улице? Какой грузовик согласится их везти в первом часу ночи? Как…
– Идем! – Васечка нетерпеливо толкнул кровать, и Влад молча подчинился. А кто его разберет, инквизитора‑инициатора, может, он и правда знает, что делает?
В коридоре Алик начал петь. Он лежал, как упал: лицом в подушку, от этого звук получался какой‑то жеваный, как будто губы дверью прищемило:
– А не шпеши ты наш хоронит! А у нас ишо…
Влад испугался, но вовремя вспомнил: его же никто не слышит, кроме инквизиторов, ну и своих, наверное. Значит, Войтекова слышит. Проснется же, перебудит полсанатория!
Васечка уверенно пятился по коридору. Алик распевал, иногда для разнообразия покрикивая что‑нибудь вроде: «Ого‑го, залетные!» или «Тпру, не дрова везешь!» Под этот аккомпанемент они спустились на первый этаж, тут‑то Алик и подкинул подлянку. Он поднял голову, насколько позволял скотч, просканировал холл подбитым глазом (охранник уже ушел спать) и завопил:
– Марьсергевна! Казенное имущество уносят! Будь человеком, Марьсергеевна, не губи! Из тебя же вычтут потом!
Васечка сделал круглые глаза и прибавил ходу. Ясно, что встреча с неведомой Марьсергевной в его планы не входила. Осталось‑то несколько шагов, они успеют!
Влад закусил губу и вспомнил чудо‑санитарку. Ну да, кто здесь еще может слышать Алика и бояться за казенное имущество!
Сальные кудри нависли прямо перед лицом, на плечо легла рука, бледная, сухая, в трещинах, такие бывают только у старух и уборщиц. Перебирая ворот пальцами, санитарка придушила Влада его собственной рубашкой и заглянула в глаза. Лицо у нее было такое, как будто им она тоже моет полы: сероватое, в мелких трещинах от сухости… Влад никогда ее близко не рассматривал, а теперь как будто увидел заново и заново испугался. Она перекрутила ворот рубашки, потянула на себя и сказала:
– Не пущу!
Васечка уже возился с замком. Кровать он придерживал коленом, опираясь спиной на дверь, и тревожно поглядывал на Влада, но не вмешивался.
– Не пущай, Марьсергевна! – вопил Алик. – Если каждый будет по кровати с собой уносить, за месяц в голых стенах останешься!
Санитарка едва заметно кивнула, рванула на себя ворот Владькиной рубашки, так, что перед глазами забегали цветные пятнышки, и рявкнула:
– А ну оставь казенную кровать!
Влад уже разжимал пальцы, но тут впереди лязгнул замок, Васечка рванул кровать на себя, выбегая на улицу, и Влад поскакал за ним, как миленький, волоча на воротнике прицепившуюся санитарку.
– Стоя‑а‑ть! – Бесплотная, она развевалась на ветру, как шарф, но воротника не отпускала. Васечка резво бежал спиной вперед, а Влад все думал, как покороче ему крикнуть, чтобы он развернулся и перехватил койку поудобнее. «Перевернись»? – не поймет. Остановится и будет думать, а Влада тем временем придушит чудо‑санитарка. «Перехвати»? Кого? Что? Откуда? Эх, не привык Влад разговаривать с дурачками! Он бежал за Васечкой, потрясая санитаркой на воротнике, и только рулил: «Правее!» «Левее!» «Быстрее!»
Они обежали корпус, выскочили за проходную, и тут санитарка отвалилась сама. Владу показалось, что она зацепилась за калитку, так резко это произошло, а Васечка как будто того и ждал.
Он затормозил, отдышался, кивнул на санитарку, подмигнул типа: «Как мы ее!» – развернулся, наконец, лицом вперед и пошел не спеша в сторону шоссе.
– Справились, да?! Марьсергевна – лицо ответственное, рабочее место так просто не оставит. Ребят, а куда вы меня везете?
– В монастырь, – ответил простодушный Васечка и поднял руку.
На шоссе было темно и тихо. Влад думал, они тут до утра проторчат, но через секунду, как по заказу, подъехал грузовик. Васечка запрыгнул на колесо и начал что‑то быстро говорить водителю. Влад так и не отпустил свою половину кровати, и Алик неудобно лежал, задрав ноги выше головы.
– Ну хоть в женский?
Влад и отвечать не стал: кто их туда пустит? У него и насчет мужского большие сомнения. Алик не унимался:
– Ничего: вот будет осень…
– И что?
– Да ничего! Осенью тебя во дворе поймаю и так отделаю, не дожидаясь ночи.
– Грузим! – Васечка спрыгнул с колеса и побежал опускать борта кузова.
За это время Алик успел поведать Владу всю свою тяжелую жизнь, спеть весь свой нехитрый репертуар и пригрозить, наверное, всеми возможными расправами, до которых когда‑либо додумалось человечество. Влад ехал в кузове вместе с кроватью (в кабине ему не хватило места) и, когда приехали, с облегчением откинул борт и спрыгнул в лужу:
– В другой раз ты с ним поедешь!
Васечка хихикнул и отправил Влада обратно: кровать‑то надо выгрузить!
Ворота монастыря, почти не подсвеченные, если не считать несерьезных фонарей на солнечных батарейках, были в двух шагах – удачно подъехали. На шум мотора тут же выскочила сутулая фигура, хлопнула калиткой – Игорь!
– Здорово! – Влад обрадовался ему, как родному. Хорош бы он был, если бы навстречу им вышел кто‑то другой! – Ты не передумал? А то он меня уже четвертовать грозился!
Игорь осовело уставился на Васечку, потом на кровать, пустую, на его взгляд:
– А это зачем приволокли?
– А это мы и будем крестить. – Васечка без церемоний приобнял его за плечи и повел в сторону калитки, что‑то объясняя. Уже за воротами он спохватился, вернулся и помог Владу втащить кровать.
– Не сюда, не сюда! – засуетился Игорь. – В огород тащите, тут мигом заметят!
– В огород?
– Какая тебе разница?! Ты хотел крестить, будет тебе крещение. А духовное лицо подставлять необязательно. Знаешь, сколько здесь народу? Если заметит кто?
Территория монастыря и правда была огромной, насколько хватало глаз в этом полумраке. Далеко впереди торчала длинная одноэтажная постройка (жилой корпус), а прямо перед ней – кусок земли за забором (огород, туда‑туда тащите). Влад подхватил свой конец кровати и пошлепал по грязи за Васечкой. В темноте ему было не видно, что делает Алик, но он притих, и то хорошо. Игорь тоже притих. Он шел рядом и с любопытством разглядывал кровать.
– Неужели она и правда здесь?
– Не сомневайся! – заверил Васечка. – Только это он.
– Как он? А я читал…
– Плохая экология, тяжелое детство, неправильное питание… Вот и он.
Игорь хмыкнул, как человек, понимающий шутку, но, кажется, не поверил.
В огороде, прямо за калиткой, стояла здоровенная железная бочка для полива. Рядом с ней шевельнулась черная тень, и Влад разглядел священника в рясе. Ну да, Игорь говорил, что сам не имеет права никого крестить. Выходит, нашел добровольца?
Доброволец погладил бороду и шагнул к ребятам:
– Который из них? Здрасьте… За какие ж грехи вас, детей, дома‑то крестить отказываются? – Он разглядывал Влада и Васечку, как будто пытался определить грехи на глазок. – Ладно, давайте живее, нам тоже спать надо. Раздевайтесь, кто там, и… – Он кивнул на бочку.
Пока Влад прикидывал, как запихнуть туда Алика, не отвязывая, Игорь и Васечка с двух сторон нашептывали священнику страшную правду. Даже в темноте было видно, как округляются глаза у служителя культа. Он только кивал, повторял: «Вот оно что!» – странно поглядывая на Влада. Выслушав, он обошел кровать, перекрестил ее несколько раз, чем вызвал у Алика очередной приступ болтливости:
– Не губи, начальник! Я еще такой молодой! Не бери греха на душу! – Было непонятно, паясничает он или правда молит о пощаде. Священник (неужели он это слышал?) удивленно вскидывал брови:
– Ишь как завывает! Ладно, погуляйте пока, ребятки, только тихо. Вон, морковки погрызите. – Он кивнул на какие‑то грядки в дальнем конце огорода и повернулся спиной, показывая, что занят.
Было страсть как любопытно посмотреть на крещение Алика, но Васечка потащил Влада в огород, как трактор, не оставив никакой возможности остановиться и подсмотреть. До ребят доносились только вопли угрозы:
– Ааааааа!
– Буйный попался. – Васечка буркнул это с таким удовлетворением, но быстро изменился в лице и уставился за забор: – Ой! На зов сбежались… К забору не подходи…
Влад проследил за его взглядом и увидел свой ночной кошмар всех последних недель. Из‑за забора, по всей длине, как головы врагов на частоколе, торчали ведьмы. Красивые и страшные, молодые и старые, мужчины и женщины…
– Хана. Придется здесь ночевать.
– Чтобы у Игоря твоего неприятности были? Монастырь большой, вдруг нас кто увидит? Лучше попросим его нас отвезти. У них там грузовичок есть…
– А из‑за грузовичка неприятностей не будет? Только в кузове сам поезжай.
– Поместимся.
Ведьмы торчали над забором, да в нем же метра два! Они махали, тянули руки, что‑то выкрикивали. В многоголосом хоре Влад не разбирал слов, но мотивчик получался заунывный. Он стоял и слушал, как под гипнозом. А Васечка уже тянул его за рукав:
– Зовут. Идем, до утра управиться надо.
Влад с трудом отвернулся от забора, но звук‑то, звук не делся никуда, он закладывал уши все двадцать длинных шагов, пока они шли к бочке, где оставили Алика…
Алика там больше не было. Священник был, Игорь, кровать была, и даже заговоренный скотч еще бугрился, как будто им что‑то примотано.
– Ушел? – глупо спросил Влад.
– Человеком стал, – уточнил Васечка. – Чистая работа. – Он поблагодарил священника, так, будто он его, Васечкин, ученик‑отличник. Влад так и не понял, откуда взялась у дурачка эта харизма, но уже не сомневался, что Игорь их отвезет.
Как они ехали, разглядывая за окном пролетающих ведьм; как триумфально появились в санатории с кроватью и затаскивали ее на этаж, стараясь не перебудить всех; как уснули под утро, обсуждая свое ночное приключение, Влад почти не помнит. Потому что утром Васечки не стало.
Эпилог
Влад проснулся в палате с незнакомым мальчиком. Тот божился, что живет здесь с начала смены и никакого Васечки знать не знает. Елена все еще не разговаривала с Владом из‑за математички, значит, было все, не приснилось! И Войтекова продолжала двоиться в глазах. Только Васечка исчез, как не было. Жирный Дима и компания по‑прежнему смеялись над Владом, так что поспрашивать их не было никакой возможности. Да и что бы они сказали! То, что Васечка необыкновенный, Влад и так знал.
Два дня он искал и думал, что сошел с ума. Позвонил Игорю, тот все помнил, и Васечку тоже. А в санатории дурачка будто и не было. Помаявшись, Влад решил, что так надо. Захотелось необыкновенному Васечке исчезнуть без следа, и он исчез.
Исчез и московский Невидимый друг. Влад больше не видел ни света дурацкого торшера, ни силуэта потомка Жана Бодена. Поначалу одному было страшно: ведьмы‑то никуда не делись. Но Влад думает, что справится. Справился же когда‑то с Лизой! И от чудо‑санитарки не раз уходил живым.
Лиза – Черный монах до сих пор является по ночам. Она висит над бабкиной кроватью, не решаясь ничего ей сделать. Но и не приходить совсем, кажется, не может, иначе давно бы оставила это дело. Влад больше не гоняет ее огнем, даже здоровается.
Математичка больше не появлялась, наверное, починила уже свой дом.
Алик однажды пришел, не призрачный, а настоящий, с монтировкой. Но он был настолько пьян, что даже не мог сформулировать свои претензии к Владу. Так и ушел со своей монтировкой и заплетающимся языком.
Нашлась Пашкина овчарка. Влад не чаял уже увидеть ее живой, но она действительно была в бегах, а мусорный мешок оказался просто мусорным мешком. Инквизиторы тоже ошибаются.
Игорь пишет из своего монастыря, зовет в компанию через несколько лет, когда Влад подрастет. Спрашивает, не надо ли еще кого крестить ночью в огороде. Влад пока не решается. Одному без Васечки все‑таки боязно, да и многого еще не умеет инквизитор Влад Воробьев. Он оправдывается перед собой, что ведьмы, как люди, разные. Спасла же его Лиза в ту ночь, не трогает же математичка, хоть и грозилась. В конце концов, не так уж и донимают его эти ведьмы. Хотя Влад не забывает посмотреть в зеркало и забежать в пустую квартиру потомка Жана Бодена почитать газету. Когда‑нибудь ему придется действовать самому.
