Лекции.Орг


Поиск:




Первое великое открытие Маркса 2 страница




Весной и летом 1843 г. в Крейцнахе в обширной рукописи, впервые опубликованной только в 1927 г. под редакционным названием «К критике гегелевской философии права», Маркс параграф за параграфом подвергает критическому разбору ту часть книги Гегеля, в которой трактуется вопрос о государстве. В центре внимания Маркса на протяжении всей рукописи – вопрос о соотношении государства и гражданского общества. Критикуя гегелевскую философию права, Маркс вместе с тем, опираясь на работы Фейербаха, начинает здесь критическое «переворачивание» гегелевского идеализма и критику идеалистической основы гегелевской диалектики.

Говоря о главном результате, к которому Маркс пришел в ходе критики гегелевской философии права, важно учесть также суждения Энгельса: «Отправляясь от гегелевской философии права, Маркс пришел к убеждению, что не государство, изображаемое Гегелем „венцом всего здания“, а, напротив, „гражданское общество“, к которому Гегель относился с таким пренебрежением, является той областью, в которой следует искать ключ к пониманию процесса исторического развития человечества»[199].

В работе «К истории Союза коммунистов» (1885 г.) Энгельс, рассказав о том, как он сам переходил к материалистическому воззрению на историю, продолжает: «Маркс не только пришел к тем же взглядам, но и обобщил их уже в „Deutsch-Französische Jahrbücher“ (1844 г.) в том смысле, что вообще не государством обусловливается и определяется гражданское общество, а гражданским обществом обусловливается и определяется государство, что, следовательно, политику и ее историю надо объяснять экономическими отношениями и их развитием, а не наоборот»[200].

Итак, главный результат этой работы Маркса можно резюмировать следующим образом: в ходе критики гегелевской философии права Маркс в противоположность Гегелю пришел к выводу, что не государство определяет гражданское общество, а, наоборот, гражданское общество определяет государство.

Но эта критика была осуществлена в двух работах Маркса: в рукописи «К критике гегелевской философии права», написанной весной – летом 1843 г., и в статье «К критике гегелевской философии права. Введение», написанной в Париже в конце 1843 – начале 1844 г. и напечатанной в «Deutsch-Französische Jahrbücher». Где же Маркс пришел к указанному основному выводу своего критического исследования – в рукописи 1843 г. или во введении к ней, опубликованном в 1844 г.?

Энгельс в цитированном месте своей работы «К истории Союза коммунистов», а вслед за Энгельсом многие современные исследователи считают, что этот вывод был сделан в «Deutsch-Französische Jahrbücher». Другие, осторожности ради, называют обе работы вместе. К сожалению, и тот, и другой вариант интерпретации является неточным. В статьях Маркса, напечатанных в «Deutsch-Französische Jahrbücher», нет искомой мысли в явно выраженном виде. Видимо, Энгельс, не зная или не помня содержания рукописи 1843 г., не совсем точно передал смысл свидетельства, которое содержится в предисловии Маркса к «К критике политической экономии». Маркс там сообщает только, что введение к его критике гегелевской философии права появилось в указанном журнале. Но он вовсе не утверждает, что главный результат, к которому он пришел в ходе своих исследований, был впервые зафиксирован в этом введении.

Повторяем: искомой мысли в сколько-нибудь явном виде ни во «Введении», ни в других работах Маркса, напечатанных в «Deutsch-Französische Jahrbücher», нет. Зато в самой рукописи «К критике гегелевской философии права» мы находим несколько мест, где прямо или косвенно высказываются мысли, совпадающие с тезисом «гражданское общество определяет государство» или по крайней мере эквивалентные ему. Вот эти высказывания.

Уже в начале дошедшей до нас рукописи, подвергая критическому разбору § 262 гегелевской «Философии права», о котором в заключение Маркс скажет: «В этом параграфе дан сгусток всей мистики этой философии права и гегелевской философии вообще»[201], – Маркс делает выводы о соотношении гражданского общества и государства, диаметрально противоположные точке зрения Гегеля:

«Идея (у Гегеля. – Г.Б.) превращается в самостоятельный субъект, а действительное отношение семьи и гражданского общества к государству Превращается в воображаемую внутреннюю деятельность идеи. В действительности семья и гражданское общество составляют предпосылки государства, именно они являются подлинно деятельными; в спекулятивном же мышлении все это ставится на голову…

Семья и гражданское общество сами себя превращают в государство. Именно они являются движущей силой. По Гегелю же, напротив, они порождены действительной идеей…

Политическое государство не может существовать без естественного базиса семьи и искусственного базиса гражданского общества. Они для государства conditio sine qua non. Но условие превращается у Гегеля в обусловленное, определяющее – в определяемое, производящее – в продукт своего продукта»[202].

Уже в первой из трех приведенных здесь цитат чувствуется влияние Фейербаха: его концепцию переворачивания идеалистического соотношения субъекта и предиката, развитую в работе «Предварительные тезисы к реформе философии» (1843 г.), Маркс успешно применяет в новой области – в критике гегелевского учения о государстве[203].

Более явно это влияние Фейербаха выступает дальше: «Если бы Гегель исходил из действительных субъектов в качестве базисов государства, то для него не было бы никакой надобности в том, чтобы заставить государство превратиться мистическим образом в субъект», и т.д.[204]

Влияние фейербаховской критики религии проявляется в следующем важном выводе Маркса: «Подобно тому как не религия создает человека, а человек создает религию, – подобно этому не государственный строй создает народ, а народ создает государственный строй»[205].

Во второй половине рукописи, которая, как показывает анализ, в отличие от первой половины, была написана после так называемых «Крейцнахских тетрадей», уже проявляются результаты, полученные в этих последних[206]. В «Крейцнахских тетрадях» Маркс путем анализа конкретного исторического материала исследовал соотношение собственности и политики, и сделанные там выводы нашли отражение в содержании второй половины рукописи «К критике гегелевской философии права»:

«К чему же сводится власть политического государства над частной собственностью? К собственной власти частной собственности, к ее сущности, которая доведена до существования. Что остается политическому государству в противоположность этой сущности? Остается иллюзия, будто оно является определяющим, в то время как оно является определяемым. Государство, конечно, ломает волю семьи и общества, но оно это делает для того лишь, чтобы дать существование воле частной собственности, которая неподвластна семье и обществу …»[207]

И, развивая эту мысль о связи между частной собственностью и государством, Маркс несколько дальше приходит к чеканной формуле:

«Государственный строй является здесь, таким образом, государственным строем частной собственности»[208].

Из всей совокупности приведенных высказываний Маркса ясно видно, что именно в 1843 г. в рукописи «К критике гегелевской философии права» он пришел к выводу: гражданское общество определяет государство. Вместе с тем эта мысль выступает здесь не так резко, как в том, приведенном выше, месте из предисловия к «К критике политической экономии», где Маркс ретроспективно излагает ее как результат, к которому он пришел в ходе критики гегелевской философии права. Сопоставление этого более позднего свидетельства Маркса с тем фактическим материалом, к которому оно относится, выявляет определенное «ретроспективное смещение». Но такое смещение позволяет нам более ясно и, так сказать, «контрастно» представить себе то специфически новое, что появилось в ходе эволюции взглядов Маркса только в 1843 г. Это принципиально новое есть вывод: гражданское общество определяет государство.

Чтобы понять смысл этого вывода, а тем самым и значение его в процессе формирования материалистического понимания истории, надо перевести его на современный, понятный нам язык, надо выразить его в терминологии зрелого, развитого марксизма, что и делает сам Маркс в том же месте своего предисловия к «К критике политической экономии».

Трудность сводится к пониманию того, что такое «гражданское общество». Маркс определяет его как «совокупность материальных жизненных отношений», указывает, что термин этот употребляли английские и французские писатели XVIII в.[209] и Гегель[210] и что анатомию, т.е. анализ, гражданского общества дает политическая экономия. Сопоставим с этим другие разъяснения Маркса и Энгельса.

Во «Введении к критике гегелевской философии права»[211] Маркс говорит о «классах гражданского общества» как о его частях[212].

В первой главе «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс прямо определяют, чтó такое гражданское общество: «Форма общения, на всех существовавших до сих пор исторических ступенях обусловливаемая производительными силами и в свою очередь их обусловливающая, есть гражданское общество …»[213] «Гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени… Выражение „гражданское общество“ возникло в XVIII веке, когда отношения собственности уже высвободились из античной и средневековой общности [Gemeinwesen]. Гражданское общество как таковое развивается только вместе с буржуазией; однако тем же именем всегда обозначалась развивающаяся непосредственно из производства и общения общественная организация, которая во все времена образует базис государства и прочей идеалистической надстройки»[214]. В этих определениях есть, с точки зрения данной стадии нашего исследования, один недостаток: они определяют одно для нас неизвестное – «гражданское общество» – через пока неизвестное другое – через «общение», «форму общения».

Зато через год, в известном письме Анненкову, датированном 28 декабря 1846 г., Маркс определяет гражданское общество уже во вполне привычной для нас системе категорий. «Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, – пишет Маркс, – и вы получите определенный общественный строй, определенную организацию семьи, сословий или классов, – словом, определенное гражданское общество. Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества»[215].

Наконец, наиболее наглядно и популярно определяет категорию гражданского общества Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»: «Итак, – резюмирует Энгельс свое изложение, – несомненно, что, по крайней мере в новейшей истории, государство, политический строй, является подчиненным, а гражданское общество, царство экономических отношений [216], – решающим элементом. По старому взгляду на государство, разделявшемуся и Гегелем, оно считалось, наоборот, определяющим, а гражданское общество – определяемым элементом. Видимость этому соответствует… Все потребности гражданского общества – независимо от того, какой класс в данное время господствует, – неизбежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов получить всеобщее значение… Государственная воля определяется в общем и целом изменяющимися потребностями гражданского общества, господством того или другого класса, а в последнем счете – развитием производительных сил и отношений обмена… Государство и… право определяются экономическими отношениями»[217].

Из всех этих определений следует, что гражданское общество есть исторически определенная (на каждой данной ступени развития общества) совокупность материальных отношений между людьми, определенная организация общества, общественный строй, классовая, экономическая структура общества, исторически определенная совокупность экономических, следовательно, производственных отношений. Гражданское общество определяется развитием производительных сил и, в свою очередь, определяет государство и право, т.е. выступает как базис, определяющий эту политическую и прочую, т.е. идеологическую, надстройку. Одним словом, в конечном счете, понятие гражданского общества эквивалентно понятию базиса, который в том же предисловии к «К критике политической экономии» Маркс определяет как совокупность производственных отношений [218].

Теперь можно сделать вывод, что положение «гражданское общество определяет государство» примерно соответствует положению «производственные отношения определяют государство» и что результат, к которому пришел Маркс в рукописи «К критике гегелевской философии права», эквивалентен утверждению «экономический базис определяет политическую надстройку».

Таким образом, если взглянуть на этот результат с высоты развитой марксистской концепции, как она была классически сформулирована Марксом в 1859 г., то дело представляется в следующем виде. С точки зрения развитой, вполне зрелой концепции, структура общества имеет четыре основных звена: производительные силы – производственные отношения – политическая надстройка – формы общественного сознания. Значит в 1843 г. Маркс в какой-то степени выяснил (лучше сказать, нащупал) соотношение второго и третьего звеньев этой цепи.

В этом – самая суть открытия 1843 г.

Но это только суть, притом в упрощенном виде. Абстракция, позволяющая и помогающая понять самое главное. В действительности дело обстояло сложнее.

Ведь в самом деле, как мы получили этот результат? Сначала мы сопоставили Марксову оценку 1859 г. с содержанием рукописи 1843 г. и убедились, что с поправкой на ретроспективность открытие 1843 г. можно формулировать так: гражданское общество определяет государство (вслед за Энгельсом мы абстрагировались от права). Затем, опираясь на определения гражданского общества в позднейших произведениях Маркса и Энгельса, мы выяснили содержание этой категории. Наконец, это содержание мы подставили в указанную формулу и чисто силлогистическим путем получили вывод, что в 1843 г. Маркс выяснил соотношение экономического базиса и политической надстройки.

Но ведь элементарным правилом всякого силлогизма является неизменность содержания его терминов, т.е. понятия не должны изменяться. Однако в нашем случае они как раз изменяются. Понятие гражданского общества, каким оно было у Маркса в 1843 г., каким оно стало в 1845 – 1846 гг. и каким оно является в 1859 г. и в последующие годы, – это все различные ступени понимания одного и того же предмета. Если на определенной стадии развития материалистического понимания истории содержание понятия «гражданское общество» сводится в сущности к понятию совокупности производственных отношений, то это более позднее понимание неправомерно подставлять без всяких оговорок в концепцию 1843 г. уже по той простой причине, что в 1843 г. у Маркса еще не было ни термина, ни понятия «производственные отношения». В 1843 г. Маркс еще не знал, чем определяется само гражданское общество (производительные силы), еще не понимал общего соотношения между базисом и надстройкой (этих категорий тоже еще не существовало).

Итак, осуществленную нами подстановку нельзя делать без оговорок. Но с учетом поправки на историзм, т.е. на развитие самих исследуемых понятий, такая подстановка допустима и даже необходима, если мы хотим понять определенный теоретический факт не сам по себе, а как момент в историческом развитии теории. Ведь понятие гражданского общества, каким оно выступает в 1843, 1845 – 1846 и 1859 гг., это же не три разных понятия, не имеющих ничего общего между собой. Ведь уже в единстве термина выражается тот факт, что это три ступени развития одного и того же понятия.

Как же в свете всех этих оговорок следует скорректировать наш общий вывод? Очевидно, следующим образом. В ходе критики гегелевской философии права, а именно в 1843 г. в рукописи «К критике гегелевской философии права», Маркс, в противоположность Гегелю, пришел к выводу, что не государство определяет гражданское общество, а, наоборот, гражданское общество определяет государство. Правда, в то время в самой рукописи этот вывод не был еще осознан и сформулирован в такой ясной форме. Этот вывод потенциально означал выяснение соотношения между экономическим базисом и политической надстройкой общества. Через два года эта возможность превратилась в действительность.

Таким образом, в ходе критики гегелевской философии права, опираясь на свои первые специальные исследования исторического процесса в «Крейцнахских тетрадях», Маркс в 1843 г. пришел к исторически первому, отправному положению своего будущего материалистического понимания истории. С этого момента и начинается длительный и сложный процесс выработки новой исторической концепции.

Первое фундаментальное положение будущей теории, выработанное в 1843 г., относилось к той стороне материалистического понимания истории, которую мы условно определили как понимание структуры общества. Но в рукописи 1843 г., притом уже в ее первой половине, можно обнаружить и первые следы нового понимания периодизации истории. Правда, пока это только зародыш, лишь первый намек, попытка новой интерпретации общепринятых представлений. Маркс связывает с различными историческими эпохами различные типы взаимоотношения между гражданским обществом и государством[219]. Уже в этом случае ясно различается отмеченный выше примат понимания структуры общества в отношении периодизации истории, которая выступает как производная сторона общей концепции.

 

4

 

Следующий существенный шаг вперед Маркс сделал через год, уже в Париже, летом 1844 г. в «Экономическо-философских рукописях».

Вывод об определяющей роли гражданского общества означал, что законы, управляющие развитием всего общества в целом, следует искать именно в этой фундаментальной области. Если же анатомию гражданского общества следовало искать в политической экономии, значит необходимо было заняться критическим изучением этой последней.

Такова была неизбежная логика перехода от критики гегелевской философии права к критике политической экономии. Ключ к пониманию этой логики Маркс сам дал в приведенном уже выше месте из его предисловия к «К критике политической экономии».

Экономические исследования Маркса, которые, как уже указывалось, он начал в Париже, по мнению Энгельса – в 1843 г., явились прямым следствием первого существенного достижения в области материалистического понимания истории. Эти экономические исследования в свою очередь оказали затем решающее влияние на дальнейший процесс формирования материалистического понимания истории. Период 1843 – 1844 гг. не является в этом отношении каким-либо исключением. Как показывает вся история марксизма, между развитием материалистического понимания истории и развитием марксистской политической экономии на протяжении всей жизни Маркса существовало отношение самого глубокого взаимодействия. В этом мы еще неоднократно сможем убедиться.

Крейцнахские исследования нашли отражение в двух статьях Маркса, опубликованных весной 1844 г. в Париже в «Deutsch-Französische Jahrbücher»: «К еврейскому вопросу» и «К критике гегелевской философии права. Введение»[220]. Если в статьях Маркса, опубликованных в 1842 – 1843 гг. в «Rheinische Zeitung», наметился переход от идеализма к материализму и от революционного демократизма к коммунизму, то здесь этот переход совершается окончательно[221].

Во «Введении к критике гегелевской философии права» Маркс пришел к выводу о всемирно-исторической миссии пролетариата – к первому, отправному положению будущей теории научного коммунизма. Будущей, потому что и материализм, и коммунизм, к которым пришел Маркс к весне 1844 г., правильно было бы характеризовать как потенциально диалектический материализм и потенциально научный коммунизм. Но процесс превращения этих возможностей в действительность еще предстоял. Строго говоря, собственно процесс формирования марксизма только начался.

«Экономическо-философские рукописи», написанные летом (точнее они датируются апрелем – августом) 1844 г., явились первой попыткой, с одной стороны, обобщить начатые уже исследования в области политической экономии, а с другой стороны, научно обосновать коммунистические воззрения, высказанные в «Deutsch-Französische Jahrbücher» пока в сущности еще только в виде гипотезы и декларации.

Это сложнейшее и богатейшее по содержанию произведение, вызвавшее за последние годы острые дискуссии и породившее огромную литературу, интересует нас здесь только в плане материалистического понимания истории. Да и в этих пределах – только в одном аспекте: чего достиг здесь Маркс в понимании структуры общества и теории исторического процесса, что нового дал он здесь, вырабатывая центральную концепцию своего материалистического понимания истории.

Центральной проблемой «Экономическо-философских рукописей» является, как известно, отчуждение труда. Как и в рукописи «К критике гегелевской философии права», так и здесь основная концепция Маркса выступает в определенном отношении как результат критической переработки того теоретического материала, который был накоплен в философии Гегеля и Фейербаха. В первом случае – это проблемы соотношения гражданского общества и государства (Гегель, «Философия права»), субъекта и предиката (Фейербах, «Предварительные тезисы к реформе философии»), во втором – это проблемы теоретического (Гегель, «Феноменология духа») и религиозного (Фейербах, «Сущность христианства») отчуждения. Новую постановку и новые решения этих проблем Маркс осуществляет, опираясь в первом случае на свои исторические исследования, во втором – на свои экономические исследования. В обоих случаях Маркс подвергает критике и переработке гегелевскую диалектику.

«Экономическо-философские рукописи» по своей цели не философское или социологическое, а экономическое исследование. Их следовало бы назвать «Критика политической экономии» (или «К критике…»), ибо таково именно название этого произведения, подразумеваемое самим Марксом в его предисловии[222]. В сущности начиная с этого момента, с 1844 г., на протяжении всей жизни Маркса «Критика политической экономии» была неизменной темой и стабильным наименованием его главного труда на всех стадиях работы над ним[223]. Но, будучи по своей «имманентной цели» экономическим произведением, эти рукописи по своему «наличному бытию» являются скорее произведением философским и социологическим. Проще говоря, значение этих рукописей как экономического произведения значительно уступает их философскому значению. Новое в отношении политической экономии здесь еще не столь существенно, новое в философском отношении – принципиально важно. Но поскольку произведение задумано как критика политической экономии (в сущности это лишь общетеоретическое введение к такой критике, своеобразная «философия политической экономии» – аналогично первой, вводной главе «Немецкой идеологии» и, более близкая аналогия, «Введению» из экономической рукописи 1857 – 1858 гг.), постольку многие важнейшие философские положения высказываются и развиваются здесь как бы попутно с основным ходом изложения.

И все-таки сам факт центрального положения здесь проблемы отчуждения труда выдает важнейшее философское достижение этих рукописей. Ведь категория труда в некотором отношении эквивалентна категории производства. И она занимает такое место в рукописях не просто потому, что производство есть предмет политической экономии. В одном месте 3-й, наиболее поздней рукописи Маркс как бы мимоходом высказал положение, дающее ключ к пониманию той социологической концепции, которая стояла уже в это время за, казалось бы, чисто экономическими особенностями этой работы. Вот это важнейшее место: «Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т.д. суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону»[224].

И далее прямо раскрывается связь этого фундаментального положения с проблемой отчуждения, с необходимостью упразднения всех форм отчуждения путем уничтожения частной собственности и тем самым – определяющего все другие виды, экономического отчуждения, т.е. с необходимостью коммунистического преобразования общества: «Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию. Религиозное отчуждение как таковое происходит лишь в сфере сознания, в сфере внутреннего мира человека, но экономическое отчуждение есть отчуждение действительной жизни, – его упразднение охватывает поэтому обе стороны»[225].

Таким образом, в «Экономическо-философских рукописях» Маркс впервые формулирует мысль об определяющей роли производства в жизни общества. Производство настолько определяет и подчиняет себе все другие стороны общества, что они выступают уже как всего лишь особые виды самого производства.

В чем же заключается здесь шаг вперед по сравнению с рукописью 1843 г.? Прогресс произошел в двух направлениях.

Во-первых, в 1843 г. в качестве определяющего фактора было выделено гражданское общество, в 1844 г. – производство. Гражданское общество – это совокупность материальных, в конечном счете экономических, производственных отношений. Производство – это сам процесс, при котором складываются эти, прежде всего производственные, отношения. Каково производство (способ производства, по более поздней терминологии), таково и гражданское общество (форма общения, сказали бы Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии»; экономическая структура общества, сказал бы Маркс в 1859 г.). Производство выступает, таким образом, как фактор, определяющий гражданское общество, как более глубокая основа всего общества в целом. Следовательно, по сравнению с 1843 г. Маркс в 1844 г. вскрыл более глубокую основу общества, углубил свое понимание его структуры.

Возможно и несколько иное представление о различии между концепциями 1843 г. и 1844 г. Гражданское общество, указанным выше способом, может быть сведено к производственным отношениям. Производство, аналогичным образом, можно рассматривать как «процессирующее» (это выражение в другой связи Маркс употребляет в «Капитале») единство производительных сил и производственных отношений. В таком случае различие между гражданским обществом и производством, если отвлечься от момента движения (ибо первое есть состояние, а второе – движение), подобно различию между производственными отношениями и единством производительных сил и производственных отношений. Но так как производительные силы определяют производственные отношения, то переход Маркса от концепции 1843 г. к концепции 1844 г. есть все-таки переход к более полному и глубокому пониманию движущей силы развития всего общества в целом. Одним словом, и та, и другая интерпретации этого перехода во всяком случае едины в одном: концепция «Экономическо-философских рукописей» глубже, чем концепция рукописи «К критике гегелевской философии права».

Во-вторых, в 1843 г. Маркс понял гражданское общество как фактор, определяющий государство и право, т.е. политическую надстройку; в 1844 г. он уже установил, что производство определяет все другие стороны общества, в том числе и формы общественного сознания (религия, наука, искусство и т.д.).

Правда, один факт как будто противоречит такому пониманию. В «Святом семействе» Маркс указывает, что еще в «Deutsch-Französische Jahrbücher» «живучесть еврейской религии была объяснена практическими основами гражданского общества, находящими себе фантастическое отражение в еврейской религии… Доказано было, что задача преодоления еврейской сущности на самом деле есть задача упразднения еврейского духа гражданского общества, бесчеловечности современной жизненной практики»[226]. Обратимся к самому тексту статьи «К еврейскому вопросу», на которую ссылается Маркс. Там было сказано: «Религия для нас уже не причина мирской ограниченности, а лишь ее проявление. Поэтому мы объясняем религиозные путы свободных граждан государства их мирскими путами. Мы не утверждаем, что граждане государства должны покончить со своей религиозной ограниченностью, чтобы уничтожить свои мирские путы. Мы утверждаем, что они покончат со своей религиозной ограниченностью только тогда, когда уничтожат свои мирские путы»[227]. Как видим, здесь нет прямо выраженной мысли, что гражданское общество определяет религию или что религия есть фантастическое отражение практических основ гражданского общества. Мысль Маркса сформулирована здесь менее определенно, чем можно было бы судить на основании его собственного свидетельства. Так, уже в «Святом семействе», написанном всего через год после этой статьи, можно наблюдать определенное «ретроспективное смещение» в оценке степени ее зрелости. Но, даже если отвлечься от этого, пусть тонкого, различия, все-таки мысль о том, что гражданское общество определяет религию, и мысль о всеопределяющей роли производства – далеко не равноценны ни по глубине, ни по универсальности.

Таким образом, между уровнями 1843 г. и 1844 г. можно констатировать существенное различие. Если еще раз сопоставить понимание функциональной структуры общества, достигнутое Марксом в это время, с развитой концепцией 1859 г.: производительные силы – производственные отношения – политическая надстройка – формы общественного сознания, – то с высоты 1859 г. первые две концепции можно определить так. 1843 год: II звено определяет III звено. 1844 год: нерасчлененная совокупность I и II звеньев определяет совокупность III и IV звеньев.





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-10; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 207 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Что разум человека может постигнуть и во что он может поверить, того он способен достичь © Наполеон Хилл
==> читать все изречения...

958 - | 872 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.011 с.