Первое великое открытие Маркса 1 страница

(Формирование и развитие материалистического понимания истории) [177]

 

1

 

Если попытаться совершенно кратко определить главную теоретическую заслугу Маркса, то можно сказать так: он создал теорию научного коммунизма. Такое упрощение имеет определенное raison d’être. В системе взглядов Маркса теория научного коммунизма – это не просто одна из составных частей марксизма. Это та часть, которая служит как бы имманентной целью всей системы и которая увенчивает ее. По этой вершине можно в известной степени судить и о всей системе марксизма в целом.

Теоретический подвиг Маркса можно резюмировать и несколько иначе: он превратил социализм из утопии в науку. Но для этого, как неоднократно указывал Энгельс, необходимо было совершить два великих открытия: создать материалистическое понимание истории и теорию прибавочной стоимости. «Подобно тому как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории… Но это не все. Маркс открыл также особый закон движения современного капиталистического способа производства и порожденного им буржуазного общества». «Этими двумя великими открытиями – материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства посредством прибавочной стоимости – мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой…»[178]

Это принципиально важное указание Энгельса дает ключ к правильному пониманию структуры марксизма и периодизации его истории. Оно дает ключ и к правильному пониманию места материалистического понимания истории в системе теории марксизма.

Материалистическое понимание истории есть созданная Марксом наука об общих законах развития человеческого общества, подобно тому как марксистская политическая экономия, ядро которой составляет учение о прибавочной стоимости, есть прежде всего наука о законе движения капиталистического способа производства. Не касаясь пока вопросов о соотношении, с одной стороны, материалистического понимания истории и диалектико-материалистической философии в целом и, с другой стороны, материалистического понимания истории и марксистской политической экономии, отметим здесь лишь следующее. Материалистическое понимание истории и теория прибавочной стоимости выступают как необходимые теоретические предпосылки и основы научного коммунизма. Первое – это непосредственная общефилософская основа, а вторая – это конкретно-экономическая основа теории научного коммунизма. Поэтому в истории марксизма создание материалистического понимания истории выступает как исторически и теоретически первое, философское или социологическое, обоснование теории научного коммунизма. Таково в самой общей форме историческое место и значение первого великого открытия Маркса, место его в истории марксизма.

Совершенный Марксом революционный переворот в понимании истории имел своей имманентной конечной целью не чисто теоретическое познание законов истории, а познание их ради сугубо практической задачи изменить мир. Материалистическое понимание истории есть первое научное обоснование коммунистического мировоззрения.

 

Превращение социализма из утопии в науку – это весьма длительный и сложный процесс. Он охватывает период более чем в два десятилетия и, можно условно считать, завершается выходом в свет первого тома «Капитала»[179]. Выработка материалистического понимания истории – составная часть этого процесса. Но она имеет собственные, особые стадии формирования и развития, которые не вполне совпадают с периодизацией общего процесса. Вернее сказать, это совпадение осуществляется не непосредственно, а лишь в конечном счете.

Для того чтобы возможно было проследить процесс возникновения и развития какого-либо явления, необходимо предварительно иметь хотя бы самое общее представление об этом явлении. Значит, прежде всего необходимо определить, на что должна быть направлена наша «следящая система», процесс возникновения и развития чего должны мы прослеживать, что такое, в самом общем виде, материалистическое понимание истории.

Чтобы понять историю предмета, надо в определенной степени знать теорию предмета. И наоборот: понимание истории предмета приводит к более глубокому овладению теорией предмета. Здесь имеет место взаимодействие. Чтобы понять процесс становления материалистического понимания истории, необходимо ясно представлять себе, что такое это материалистическое понимание истории уже в развитом виде. «Анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намеки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно»[180].

Итак, необходимо прежде всего уяснить сущность той концепции, историю возникновения и развития которой мы намерены проследить. В какой же момент ее долгой истории необходимо наблюдать эту концепцию, чтобы схватить самые общие и самые существенные ее черты? По известному правилу диалектики – в тот момент, когда она выступает в классически чистом виде[181]. Для материалистического понимания истории такой момент в истории марксизма – датированное январем 1859 г.[182] предисловие Маркса к его книге «К критике политической экономии». Это – факт в сущности настолько очевидный, что он не требует доказательств. Он обладает, можно сказать, самоочевидностью аксиомы.

Это предисловие Маркса, развитая в нем концепция и будет тем основным наблюдательным пунктом, с которого мы будем рассматривать весь процесс возникновения и развития материалистического понимания истории. Содержанием этого предисловия мы будем постоянно – явно или по существу – измерять степень зрелости тех или иных идей и высказываний, меру дальнейшего развития классической концепции образца 1859 г.

Концепция, классически сформулированная здесь Марксом, есть прежде всего концепция материалистического понимания истории. Это самоочевидно. Менее очевидна, но для исследования генезиса и развития этой концепции не менее, а быть может даже и более важна следующая, более конкретная характеристика этой концепции. Присматриваясь к содержанию ее, можно заметить, что это как бы двуплановая концепция. Материалистическое понимание истории – это одновременно и концепция общих закономерностей общества и концепция общих закономерностей истории. Это концепция того, как функционирует общество на данной ступени его развития и как развивается общество в ходе исторического процесса. Это одновременно теория общества и теория истории. Одним словом, ради наглядности и краткости несколько упрощая и схематизируя суть дела, можно сказать, что предмет материалистического понимания истории – это структура общества и периодизация истории [183]. Когда здесь, в рассматриваемом предисловии, Маркс определяет функциональные связи: производительные силы – производственные отношения – политическая надстройка – формы общественного сознания, – он формулирует одну сторону своей концепции. Когда здесь, в 1859 г., Маркс определяет понятие экономической общественной формации и выясняет последовательные ступени развития: азиатский, античный, феодальный, буржуазный способы производства, – он формулирует другую сторону той же концепции.

Об этих двух сторонах концепции материалистического понимания истории можно во всяком случае сказать, что, являясь как бы горизонтальным и вертикальным срезами единого процесса – истории человеческого общества, они органически взаимосвязаны друг с другом. Можно, пожалуй, без риска ошибиться добавить, что в этом взаимодействии определяющей стороной все-таки является понимание действительной структуры общества, его внутренних функциональных связей и зависимостей, а подлинно научная периодизация истории является в конечном счете производной стороной концепции. Что эти предварительные соображения не априорны, должен будет показать анализ конкретного материала.

Понимание этой двуплановости концепции Маркса есть одно из условий, позволяющих проследить основные этапы формирования и развития данной концепции. Причем, как показывает конкретный анализ, в ходе развития концепции Маркса происходят взаимосвязанные изменения в понимании структуры общества и в периодизации истории.

Предисловие Маркса к его «К критике политической экономии» содержит, однако, не только классическую формулировку сущности материалистического понимания истории, но и единственное в литературном наследии Маркса и Энгельса аутентичное изложение истории формирования данной концепции. Это собственное объяснение Марксом того, как возникло и сложилось материалистическое понимание истории, является руководящей нитью в исследовании данного процесса. И предпринимаемая далее попытка такого исследования есть не более как развернутый комментарий к собственному резюмирующему очерку Маркса.

Таким образом, Марксово предисловие 1859 г. в двух существенных отношениях является тем решающим узловым пунктом, из которого должно по существу исходить исследование процесса возникновения и развития материалистического понимания истории.

 

Прежде чем начать конкретный анализ истории материалистической концепции Маркса, необходимо еще ясно установить вот что.

Во-первых. Опираясь в исследовании истории марксизма на собственные, как правило ретроспективные, свидетельства и оценки Маркса и Энгельса, надо иметь в виду возможность «ретроспективных смещений» в оценках и датировках. Типичным в тех случаях, когда такие сдвиги действительно происходят (они, разумеется, возможны, но не неизбежны), является некоторое преувеличение степени зрелости идей, высказанных в тех или иных прошлых работах, что обусловливается как ретроспективным характером оценки, так и стремлением более резко выявить то новое, что было сделано в оцениваемой работе. Это вполне естественно, нормально и закономерно.

Поэтому каждое ретроспективное свидетельство может быть правильно понято и разумно использовано только в том случае, если это свидетельство сопоставляется с самим фактом, к которому оно относится. Ведь сам Маркс в том же предисловии к «К критике политической экономии», говоря об идеологии эпохи социальной революции, подчеркивал: «Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, чтó сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию»[184]. Возникновение марксизма – величайшая революция в общественном сознании человечества. Но об истории этого теоретического переворота тоже нельзя судить только на основании того, что о нем говорили сами его творцы. В исследовании истории марксизма должен быть применен принцип объективности (не объективизма!), который является, с точки зрения методологии, одним из важнейших результатов самого материалистического понимания истории.

Во-вторых. В истории марксизма, прослеживая развитие того или иного теоретического факта, необходимо различать: момент, когда по существу возникает данная мысль, и момент, когда она впервые высказывается; фактическое, но не явно выраженное и, быть может, еще не вполне осознанное, изложение новой идеи и ее прямую формулировку; момент, когда новая мысль впервые объективируется, фиксируется на бумаге, и время, когда она впервые публикуется; первое изложение и классическую формулировку того или иного теоретического положения; наличие еще только представления или понятия и наличие уже вполне адекватного термина; степень осознания как открываемой закономерности, так и значения самого открытия; степень устойчивости терминологии и ряд других моментов. Кроме того, в теоретических воззрениях Маркса следует различать правильные, но выработанные еще домарксистской наукой элементы и элементы специфически марксистские. Без всех этих различений невозможно правильно понять сложный процесс формирования и развития марксизма.

Приведем в пояснение сказанного некоторые примеры.

Классическая формулировка исторической необходимости периода диктатуры пролетариата дана Марксом в его «Критике Готской программы» (1875 г.). Термин «диктатура пролетариата» появляется у Маркса в его работе «Классовая борьба во Франции» (1850 г.). В печати марксистская концепция диктатуры пролетариата появляется с выходом в свет «Манифеста Коммунистической партии» (1848 г.). А сама идея диктатуры пролетариата по существу впервые высказывается в рукописи «Немецкой идеологии» (1845 г.). И можно считать, что не позднее 1845 г. эта идея уже была в сознании, «в голове», Маркса и Энгельса[185].

Другой пример. Классическая формулировка учения о двух фазах коммунизма содержится в той же «Критике Готской программы». Но ошибочно было бы думать, что только здесь, в 1875 г., и возникает эта концепция. Уже в «Капитале» (I том вышел в 1867 г.) есть все предпосылки для вывода, сделанного несколько лет спустя. Более того, исследование показывает, что еще в 1850 г., обобщая опыт революции 1848 – 1849 гг., в борьбе против фракции Виллиха – Шаппера в Союзе коммунистов Маркс дополнил и увенчал теорию непрерывной революции идеей о фазах перехода к чисто коммунистическому обществу[186].

Теперь два примера из истории материалистической концепции Маркса. В «Немецкой идеологии», где эта концепция получила первую всестороннюю разработку, почти не встречается термин «производственные отношения», но само понятие их по существу уже есть. Здесь же совершенно отсутствует понятие «экономической общественной формации», но именно здесь и начинается учение о ней и впервые появляется вытекающая из этого понятия научная периодизация истории.

Одним словом, учитывая органическое единство содержания и формы в каждом элементе теории, все-таки для правильного понимания всей сложности, всей диалектичности процесса становления и развития теории необходимо постоянно учитывать возможные различия, несоответствия между содержанием и формой того или иного элемента теории в каждый данный момент ее истории.

В-третьих. Выработка материалистического понимания истории – это весьма сложный и многосторонний процесс. Историческая концепция Маркса явилась результатом взаимодействия многих исторических и теоретических факторов. Необходимыми предпосылками этого результата были: определенный уровень развития человеческого общества, достигнутый в передовых странах Европы к середине XIX в., соответствующая степень зрелости капитализма и классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией; определенная классовая и партийная – пролетарская и коммунистическая – позиция, с которой ведется разработка теории; применение диалектики как единственно возможного метода для изучения самого сложного объекта – законов развития человеческого общества[187]; разработка политической экономии как науки о материальном производстве – основе человеческого общества; овладение высшими достижениями исторической науки и углубленное исследование самого исторического процесса; объективная историческая необходимость в создании общей научной теории развития общества и личная гениальная одаренность будущего творца этой теории.

В данной статье не ставится цель исследовать процесс возникновения и развития материалистического понимания истории во всей его сложности и многоплановости. Это – задача, решение которой возможно осуществить только в ряде работ и только совместными усилиями многих исследователей. Здесь же преследуется значительно более ограниченная цель: попытаться проследить, как складывались основные элементы исторической концепции Маркса, и выделить основные этапы ее истории. Внешне это может выглядеть как чистая история идей (пресловутая «филиация идей»), но в действительности – это не более как допустимая и на определенном этапе исследования даже необходимая абстракция от всей многосложности процесса в целом – абстракция, с одной стороны, от ряда обусловливающих обстоятельств и от деталей самой истории идей – с другой. Но, чтобы не впасть в ложную иллюзию, будто к прослеживанию только этой линии развития и сводится вся история исследуемой концепции, весь сложный действительный процесс в целом, говоря словами Маркса, «должен постоянно витать в нашем представлении как предпосылка»[188].

После этих предварительных соображений мы переходим к рассмотрению самого исследуемого процесса.

 

2

 

Предыстория материалистического понимания истории, если оставить в стороне предшественников Маркса в этой области, охватывает период сознательной жизни Маркса до 1843 г. Если опираться на дошедшие до нас письменные источники, это – период от юношеского сочинения на аттестат зрелости до рукописи «К критике гегелевской философии права», т.е. восемь лет – от лета 1835 до весны 1843 г. Основные документальные вехи этого периода: «Размышления юноши при выборе профессии» (1835 г.), письмо к отцу 10 ноября 1837 г., докторская диссертация о «Различии между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» и подготовительные материалы к ней (1839 – 1841 гг.) и статьи периода «Rheinische Zeitung» (1842 – 1843 гг.), в особенности две из них: «Дебаты по поводу закона о краже леса» и «Оправдание мозельского корреспондента».

Весной 1843 г. после закрытия этой газеты работой над рукописью «К критике гегелевской философии права» начинается качественно новый этап в эволюции взглядов Маркса – собственно история его материалистической концепции.

Период до весны 1843 г., поскольку его можно считать периодом предыстории, мы не будем рассматривать специально. Отметим только некоторые симптоматические моменты.

Уже у Маркса-юноши (1835 г.) можно констатировать исключительную теоретическую трезвость, своеобразный теоретический реализм. «Мы не всегда можем избрать ту профессию, к которой чувствуем призвание, – писал он, оканчивая гимназию, в сочинении „Размышления юноши при выборе профессии“, – наши отношения в обществе до известной степени уже начинают устанавливаться еще до того, как мы в состоянии оказать на них определяющее воздействие»[189]. Здесь, в этом высказывании, возможно, сказалось уже какое-то влияние французских просветителей-материалистов.

Два года спустя (1837 г.) в Берлинском университете Маркс, после кратковременного увлечения Кантом и Фихте, примыкает к самой передовой тогда философии Гегеля. Это – идеализм, но идеализм объективный и диалектический. Объективность этого мировоззрения проявится потом, например в таком положении упомянутой уже статьи «Оправдание мозельского корреспондента»: «При исследовании явлений государственной жизни слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и все объяснять волей действующих лиц»[190]. Объективность и диалектика гегелевской философии помогут Марксу преодолеть ее идеализм.

В последние годы пребывания в университете (1839 – 1841 гг.) Маркс работает над философской диссертацией на тему «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура». Диссертация еще в целом идеалистическая, гегельянская. Но детальный анализ ее содержания позволяет выявить некоторые уже потенциально материалистические тенденции во взглядах ее автора: выбор темы, подчеркнутый атеизм и т.д. И дело не просто в том – как это кажется на первый, наивный взгляд, – что Маркс выбирает предметом своего исследования философию древнегреческих материалистов. Ведь его интересует не их материализм, а действенный характер философии Эпикура. В центре внимания Маркса – проблема взаимодействия философии и действительности, в сущности – проблема теории и практики. Маркс исходит здесь из той действенной (в противоположность созерцательности всей существовавшей материалистической философии) стороны гегелевской философии[191], которая, как и две другие ее прогрессивные стороны – диалектичность и объективность, – имманентно противоречила идеалистической основе этой системы и тем самым открывала возможность выхода за ее пределы. Вполне закономерно поэтому, что первые следы критического отношения Маркса к идеализму гегелевской философии относятся уже к университетскому периоду его жизни. Чистым гегельянцем в полном смысле этого слова Маркс никогда не был.

С 1841 г. существенное влияние на Маркса оказали работы Фейербаха. Но не это явилось решающей и тем более единственной причиной перехода Маркса от идеализма к материализму. Во-первых, еще и до появления материалистических работ Фейербаха в работах самого Маркса уже наметились определенные антиидеалистические, точнее говоря антиспекулятивные, и потенциально материалистические тенденции. Во-вторых, знакомство с первыми материалистическими выступлениями Фейербаха еще не привело Маркса непосредственно к материализму. Как показывают факты биографии Маркса, относящиеся к периоду 1841 – 1843 гг., не различные теоретические влияния, а именно первое серьезное столкновение Маркса с материальной действительностью во время его работы в качестве редактора «Rheinische Zeitung» явилось решающей причиной его перехода к материализму. Значит ли это, что работы Фейербаха не сыграли сколько-нибудь существенной роли в этой эволюции Маркса? Конечно, нет. Они сыграли в данном случае роль катализатора. Они облегчили Марксу процесс преодоления гегелевского идеализма, ускорили его переход к материалистическому мировоззрению.

Лишним доказательством этого служит тот факт, что, когда Маркс перешел к материализму, он стал материалистом как раз в той области, в которой Фейербах материалистом-то и не был, – в области понимания истории [192]. Иначе говоря, Маркс не был материалистом до того, как он стал историческим материалистом. Переход к материализму совершился именно в сфере социологии, а не только в сфере чистой философии. Это очень существенно.

Наконец, еще одна предпосылка будущего теоретического переворота, выявившаяся в период до 1843 г., – это высшая научная принципиальность Маркса. Уже в своей первой публицистической статье «Заметки о новейшей прусской цензурной инструкции» (начало 1842 г.), затем в одной из статей «Rheinische Zeitung» («Передовица в № 179 „Kölnische Zeitung“», июль 1842 г.) и, наконец, в письме к Руге, датированном сентябрем 1843 г. (напечатано в «Deutsch-Französische Jahrbücher»), Маркс страстно выступает за право и обязанность ученого осуществлять подлинно научное критическое исследование истины и в конечном счете прямо связывает это право и эту обязанность с необходимостью борьбы за революционное преобразование мира:

«То исследование истины, которому (согласно цензурной инструкции. – Г.Б.) цензура не должна препятствовать, характеризуется более конкретно – как серьезное и скромное. Оба определения относятся не к содержанию исследования, а скорее к чему-то такому, что лежит вне этого содержания. Они с самого начала отвлекают исследование от истины и заставляют его обращать внимание на какое-то неизвестное третье… Разве не первая обязанность исследователя истины прямо стремиться к ней, не оглядываясь ни вправо, ни влево?.. Истина так же мало скромна, как свет; да и по отношению к кому она должна быть скромна?.. Если скромность составляет характерную особенность исследования, то это скорее признак боязни истины, чем боязни лжи. Скромность – это средство, сковывающее каждый мой шаг вперед. Она есть предписанный свыше исследованию страх перед выводами, она – предохранительное средство против истины».

«Кто должен определять границы научного исследования, как не само научное исследование? По мысли данной передовой статьи, границы науки должны быть ей предписаны. Передовица, таким образом, признает существование „ официального разума “, который не учится у науки, а поучает ее и, как некое ученое провидение, устанавливает, каких размеров должен быть каждый волосок в бороде ученого мужа, чтобы он стал воплощением мировой мудрости. Передовица верит в научное вдохновение цензуры». «Философия спрашивает: чтó есть истина? – а не: чтó считается истиной?».

«Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир. До сих пор философы имели в своем письменном столе разрешение всех загадок, и глупому непосвященному миру оставалось только раскрыть рот, чтобы ловить жареных рябчиков абсолютной науки. Теперь философия стала мирской… Но если конструирование будущего и провозглашение раз навсегда готовых решений для всех грядущих времен не есть наше дело, то тем определеннее мы знаем, чтó нам нужно совершить в настоящем, – я говорю о беспощадной критике всего существующего, беспощадной в двух смыслах: эта критика не страшится собственных выводов и не отступает перед столкновением с властями предержащими»[193].

Много лет спустя Маркс повторит это определение: «Беспощадность – первое условие всякой критики»[194].

Так вырабатывалась одна из предпосылок новой формы материализма, который его творцы будут характеризовать потом как критический и революционный.

В заключительных словах своего предисловия к «К критике политической экономии» Маркс классически резюмировал это требование к подлинно революционной науке: «У входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование:

 

„Здесь нужно, чтоб душа была тверда;

Здесь страх не должен подавать совета“»[195].

 

Таковы некоторые особенности того периода в жизни Маркса, когда складывались необходимые предпосылки для грандиозного теоретического взлета, начавшегося весной 1843 г.

Период своей жизни, предшествовавший этому переломному моменту, сам Маркс в предисловии к «К критике политической экономии» описывает следующим образом:

«Моим специальным предметом была юриспруденция, которую, однако, я изучал лишь как подчиненную дисциплину наряду с философией и историей. В 1842 – 1843 гг. мне как редактору „Rheinische Zeitung“ пришлось впервые высказываться о так называемых материальных интересах, и это поставило меня в затруднительное положение. Обсуждение в рейнском ландтаге вопросов о краже леса и дроблении земельной собственности, официальная полемика, в которую г-н фон Шапер, тогдашний обер-президент Рейнской провинции, вступил с „Rheinische Zeitung“ относительно положения мозельских крестьян, наконец, дебаты о свободе торговли и покровительственных пошлинах дали первые толчки моим занятиям экономическими вопросами. С другой стороны, в это время, когда благое желание „идти вперед“ во много раз превышало знание предмета, в „Rheinische Zeitung“ послышались отзвуки французского социализма и коммунизма со слабой философской окраской. Я высказался против этого дилетантства, но вместе с тем в полемике с аугсбургской „Allgemeine Zeitung“ откровенно признался, что мои тогдашние знания не позволяли мне отважиться на какое-либо суждение о самом содержании французских направлений. Тем с большей охотой я воспользовался иллюзией руководителей „Rheinische Zeitung“, которые надеялись более умеренной позицией добиться отмены вынесенного ей смертного приговора, чтобы удалиться с общественной арены в учебную комнату»[196].

Итак, из этого автобиографического свидетельства следует: первое столкновение Маркса в 1842 – 1843 гг. с экономическими фактами порождает у него первое затруднение, а необходимость выяснить свое отношение к социалистическим и коммунистическим течениям вызывает еще одно затруднение. Маркс ясно осознает недостаточность своих знаний по важнейшим практическим и теоретическим проблемам общества, в котором он начинает свою деятельность. Газете выносят смертный приговор, и Маркс удаляется с общественной арены в учебную комнату. Период предыстории будущей концепции материалистического понимания истории завершился серьезными теоретическими затруднениями. С разрешения их и начинается теперь история этой концепции в собственном смысле слова.

 

3

 

Для чего же все-таки Маркс удалился в учебную комнату?

«Первая работа, которую я предпринял для разрешения обуревавших меня сомнений, – продолжает Маркс, – был критический разбор гегелевской философии права; введение к этой работе появилось в 1844 г. в издававшихся в Париже „Deutsch-Französische Jahrbücher“. Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет „гражданским обществом“, и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжал в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г-на Гизо о моей высылке из Парижа»[197].

В становлении материалистического понимания истории, как будет видно из дальнейшего, четко различаются три ступени: Крейцнах («К критике гегелевской философии права») – Париж («Экономическо-философские рукописи») – Брюссель («Немецкая идеология»). До брюссельского периода пока далеко, к рассмотрению парижского мы еще тоже не приступаем. Но отметим пока одну важную деталь. Маркс различает «первые толчки моим занятиям экономическими вопросами» и «начатое мною в Париже изучение» политической экономии. Это следует, очевидно, понимать так, что в Париже Маркс начал систематическое изучение политической экономии. Это подтверждает также и свидетельство Энгельса: «Свои экономические занятия Маркс начал в 1843 г. в Париже изучением великих англичан и французов»[198].

Теперь обратимся к рассказу Маркса.

Прежде всего он сообщает, что критический разбор гегелевской философии права он предпринял для разрешения обуревавших его сомнений. Мы уже знаем, что возникшие у него перед этим теоретические затруднения касались, очевидно, роли материальных интересов в жизни общества и значения социалистических и коммунистических теорий. Но работа, которую предпринял Маркс, и результат, к которому он пришел, ясно показывают, что прежде всего его обуревали сомнения относительно правильности гегелевской социологической концепции, квинтэссенция которой содержится в его «Философии права». При первом серьезном столкновении с материальными фактами Маркс понял, что гегелевская концепция «не работает», и он удалился в учебную комнату для того, чтобы подвергнуть критическому пересмотру эту идеалистическую концепцию.