Глава 8. Страдание и Сострадание 189

покорно и с облегчением принимает страдание, но даже стремится к нему как единственно возможному способу искупления и наказания -за преступление.

Если же человек принимает страдание во имя веры или идеи, то он

тем более не просто героически претерпевает все муки, но и сознательно идет на них, так как в этом случае страдание обретает для него смысл. А страдать, зная, что это не бессмысленно, страдать во имя, ради кого-то или чего-то — значит победить страдание. Так жертвенно и самоотверженно шли на страдание убежденные поборники религиозной веры (первые христиане, русские старообрядцы и др.), той или |иной политической идеологии (народовольцы в дореволюционной России) или определенных научных взглядов (алхимики средневековья, советские генетики). Когда Джордано Бруно предоставили возможность купить жизнь ценою отречения от своих идей, он, уже зная приговор инквизиции (смерть на костре), ответил: «Я умираю мучеником добровольно». Мученичество — одна из форм добровольного принятия страдания и, в то же время, противостояния ему.. Но подлинный способ преодоления страдания — это любовь и творчество, ибо они не только приносят забвение от мук страдания, но и помогают находить в нем источник радости. Так, не только страдание, но и наслаждение приносят муки неразделенной любви: страдая, я упиваюсь собственным чувством, я благословляю любимого человека, я счастлив, что он есть. И возможно, именно из страдания неразделенной любви рождается у А.С. Пушкина альтруистическое, самозабвенное пожелание счастья любимой женщине: Я Вас любил так искренне, так нежно, Как дай Вам Бог любимой быть другим... Наверное, не многие способны на подобное величие души.

Физические страдания, осознание собственного несовершенства или несовершенства мира порождают у творческой личности стремление выразить и компенсировать это несовершенство в творчестве — стремление, воплощающееся в настоящих шедеврах философии (Ницше), поэзии (Байрон, Лермонтов), музыки (Бетховен, Скрябин), пронизанных болью всего человечества.

Когда Бетховен, отличавшийся, как известно, совершенным музыкальным слухом, стал чувствовать признаки надвигающейся глухоты, страданию его не было предела. В своих письмах он писал: «Такие случаи

190 Раздел III. Высшие моральные ценности

доводили меня до отчаяния; еще немного, и я покончил бы с собой. Меня удерживало только одно — искусство. Мне казалось немыслимым покинуть свет раньше, чем исполню все, к чему я чувствовал себя призванным». И далее: «Человек обязан жить, пока может совершить что-либо хорошее... Я схвачу судьбу за глотку, совсем согнуть меня ей не удастся». Французский писатель Ромен Роллан, который называл Бетховена «героической силой современности», писал, что он победу «чеканит из своего несчастья, как он сам сказал в гордом слове, которое подводит итог жизни и становится девизом всякой героической души: «Радость через страдание».

Радость через страдание... В конце XIX в. английский писатель Г.К. Честертон разработал философию радости. Она была основана не на равнодушии к человеческим страданиям, а на том, что «...все прекрасно в сравнении с небытием». Честертон считал, что: во-первых, есть страдание и есть мода на страдание. У человека со здоровой душой должна быть «трагедия в сердце и комедия на уме»; во-вторых, радость не унижает страдание, не умаляет его значения, но помогает его преодолевать. Радость, а не страдание соответствует природе человека; она помогает ему выжить и жить.

Это особенно важно иметь в виду в наш век торжества пессимизма и скепсиса, когда осознание глобальности человеческих страданий должно быть уравновешено честертоновским оптимизмом: «...все прекрасно в сравнении с небытием...» И еще: не в утешение страдающим, но как стратегию выживания рекомендуем помнить другое изречение — царя Соломона: «Все проходит — и это пройдет...»

Итак, отношение к страданию может быть разным: бежать от него, прятаться или принимать, использовать во благо и даже испытать «радость через страдание» — каждый человек должен решать эту проблему самостоятельно, руководствуясь собственными ценностями, идеалами и жизненными целями.

8.4. Сострадание - страдание с Другим

Отдельный вопрос, также относящийся к проблеме страдания, — это вопрос о том, как оно сказывается на отношении человека к другим людям. По мнению Э. Фромма, всеобщий характер страдания

Глава 8. Страдание и Сострадание _____________ Ш

в XX веке привел к тому, что в современном обществе выработался синдром привыкания к страданию — как собственному, так и чужому, и, как следствие, значительно снизилась способность человека к сопереживанию.

Об этом же, только более резко и эмоционально, говорит в книге «Это я, Эдичка» писатель Э. Лимонов: «...я ненавижу цивилизацию, породившую монстров равнодушия, цивилизацию, на знамени которой я бы написал самую убийственную со времен зарождения человечества фразу — «Это твоя проблема...» «Это твоя проблема!» произносится, чтобы откреститься от чужих проблем, поставить границу между собой и беспокоящим...»

Но не только равнодушие к чужому страданию может стать негативной реакцией на свое собственное страдание. Еще более опасными являются озлобленность, агрессивность, жестокость, мстительность, выражающиеся формулой: «Если я страдал, то пусть пострадают и другие». Подобное отношение к страданию сегодня довольно широко распространено.

К счастью, именно «всеобщий характер страдания» дает человеку надежду на достойный выход. Как отмечают многие философы и писатели, страдающий человек находит утешение в человеческой солидарности: он может облегчить собственные страдания, испытывая сострадание к другим. Поэтому Ф.М. Достоевский считал сострадание главнейшим и, может быть, единственным законом всего человечества, а Н.А. Бердяев писал, что новая этика должна сделать сострадание наряду со свободой и творчеством одним из краеугольных своих камней.

Столь высокую роль сострадания в человеческой жизни в работе «О назначении человека» он объясняет несколькими причинами. Во-первых, способность к состраданию наиболее полно выявляет нравственный облик человека, ибо в ней проявляется умение жить чувствами и мыслями других людей, бороться с различными формами жестокости. Людей, способных к полному и деятельному состраданию, можно назвать носителями абсолютного и высшего добра. Во-вторых, сострадание относится к сущностным чертам славянского национального характера. Н.А. Бердяев писал: «Изоляция и самодовольство индивидуумов, семейств, профессий, классов, наций чуждо русскому нравственному сознанию, и в этом раскрывается русское этическое призвание. Именно русское этическое сознание ставит любовь и сострадание к человеку выше любви к государству, к нации, к отвлеченной морали, к семье, к науке, к цивилизации и пр.»