Комбинации и нейтрализации

Кокетливая без кокетства.

I. КОМБИНАЦИЯ ОЗНАЧАЕМЫХ

14.1. Синтаксис семантических единиц

Обычная семантическая единица (впредь будет гово­риться лишь о ней) не только подвижна (может оказаться включенной в различные высказывания), но и самодоста­точна: она может в одиночку образовывать сегмент означа­емого (тюссор = лето) Это значит, что синтаксис семанти­ческих единиц - всегда лишь их комбинация¹: одно означа­емое никогда не требует другого означаемого, между ними всегда имеется лишь сочинительная связь; языковая форма такого паратаксиса не должна вызывать иллюзий - в язы­ковом плане слова могут соединяться не паратаксическими, а синтаксическими элементами (предлогами, союзами), но замещаемые ими семантические единицы остаются чисто комбинаторными (вечера • осень • уик-энд • в деревне = для осенних вечеров, когда вы проводите уик энд в деревне). Од­нако отношение комбинации может заполняться двумя разны­ми способами: либо скоплением элементов, дополнительных по смыслу (это платье из тюссора для Парижа летом), либо перечислением возможных означаемых одного означаю­щего (свитер для города или деревни); все комбинации се­мантических единиц, соединяющихся в одном высказывании, сводятся к одному или другому типу; первый тип комбинации будет называться отношением ЕТ, а второй - отношением VEL.

¹ Оригинальные единицы тоже могу г подвергаться комбинации (ком бинируясь с обычными), но их уникальность не позволяет вести анализ такой комбинации, как это возможно в случае обычных единиц, их можно опознавать, но не классифицировать

14.2. Отношение ЕТ

Отношение ЕТ кумулятивно: им устанавливается реаль­ная (а не формальная, как в случае VEL) дополнитель­ность между некоторым количеством означаемых, объеди­няемых в рамках одной актуальной, случайной, непосред­ственно переживаемой ситуации (в Париже летом). Фра­зеология этого отношения разнообразна, включает лю­бые синтаксические формы детерминации: прилагатель­ные-эпитеты (весенние каникулы), существительные-допол­нения (прохлада летней ночи), обстоятельственные детер­минанты (Париж, лето; прогулка по дамбеУ. Как далеко может простираться власть отношения ЕТ? Его область рас­пространения очень обширна; на первый взгляд может по­казаться, что в ней объединяются только родственные или, по крайней мере, непротиворечивые означаемые, посколь­ку они должны отсылать к таким ситуациям или состояни­ям, которые способны актуализироваться одновременно: уик­энд, вообще говоря, совместим с весной, и обычным режи­мом отношения ЕТ² действительно служит сродство; однако в этом отношении могут смыкаться и по видимости проти­воречивые смысловые единицы (дерзость и скромность); здесь просто нужно помнить, что правильность таких отно­шений зависит не от рациональных критериев, а от чисто формальных условий, - достаточно, чтобы данные семанти­ческие единицы управлялись одним и тем же означающим; оттого неудивительно, что область применения отношения ЕТ — практически безгранична, простираясь от чистой смыс­ловой избыточности (сдержанность и простота) до под­черкнутого парадокса (дерзость и скромность). ЕТ — отно­шение актуальности; оно позволяет извлекать из общего ре­зерва обычных функций речевое упоминание некоторого частного, случайного факта; Мода может путем простой

¹ Вариация является терминологической, когда она не поддается даль­
нейшей языковой редукции (Париж, лето), она является риторической,
когда представляет семантическую единицу в литературно-метафоричес­
кой форме (то есть с некоторой коннотацией), - весеннее здесь как бы
нечто большее, чем весна, дамба служит метафорой моря, то есть обычной
единицы, как правило упоминаемой в связи с тремя климатическими ме­
стами - пляжем (солнцем), дамбой (зветром) и портом (=дождем)

² Другие родственные означаемые классичность и удобство в носке,
молодость и раскованность, задор и практичность, молодость и женствен­
ность, простота и практичность, небрежность и уют, изысканность и
столичность, мягкость и непринужденность и т д

комбинаторной игры создавать богатые, редкостные и лич­ностные по облику означаемые, хотя их исходные элементы скудны и заурядны; тем самым она как бы приближается к hie et nunc¹ личной и мировой жизни, предлагая особую одежду для самых сложных обстоятельств и оригинальных темпераментов; кроме того, вовлекая в комбинаторику ори­гинальные единицы, ЕТ делает возможным и утопическое представление о мире, где возможно все - как уик-энд на Таити, так и строгая мягкость; благодаря ЕТ смыслы одеж­ды могут возникать из самых невообразимых горизонтов и обозначать ее уникально-необратимые применения; тем са­мым одежда превращается в чистое событие — не поддава­ясь никакому обобщению и повторению (даже если повто­ряются его элементы), вестиментарное означаемое позволя­ет ощутить встречу со столь насыщенным мгновением, что высказать его можно лишь накоплением единиц, ни одна из которых не уничтожает другой, сколь бы противоречивы они ни были. Поэтому можно сказать, что ЕТ - отношение непосредственного переживания, хотя бы и воображаемого.

14.3. Отношение VEL

Отношение VEL одновременно дизъюнктивно и инклю­зивно (в отличие от дизъюнктивно-эксклюзивного AUT): дизъ­юнктивно потому, что связанные им единицы не могут быть актуализированы одновременно, инклюзивно потому, что они принадлежат одному классу, который шире их и имплицитно является глобальным смыслом вещи: в высказывании свитер для города и деревни между городом и деревней имеет место альтернативная актуальность, так как нельзя быть сразу и там и там; однако свитер неким вневременным или по край­ней мере последовательным образом означает и то и другое, а следовательно отсылает к некоему единому классу, включаю­щему и город, и деревню (хотя такой класс и не наименован в языке). Разумеется, отношение здесь инклюзивно не в силу каких-либо внутрисмысловых причин, а просто потому, что образуется, так сказать, под присмотром одного-единственно-го вестиментарного означающего: с точки зрения свитера город и деревня находятся в отношении эквивалентности, точнее даже индифферентности²; в самом деле, если бы эти две се-

¹ Здесь и сейчас (лат) - Прим перев

² Поэтому отношение VEL вполне может выражаться союзом и сви­
тер для моря и гор О соотношении и/или см RJakobson, Essais, p 82

мантические единицы управлялись не одним, а двумя озна­чающими, то их отношение из инклюзивного сделалось бы эксклюзивным, из VEL превратилось бы в AUT {свитер или блузка, в зависимости от того в деревне вы или в городе); у нас было бы тогда два знака. Какова психологи­ческая функция VEL? Как мы видели, в отношении ЕТ ак­туализируются возможности, сколь бы далекими они ни казались одна от другой {.дерзость и скромность); это как раз и значит, что в нем возможность прекращается и пре­вращается в реальность, и именно поэтому оно и является отношением непосредственного, пусть и утопического, пе­реживания. Напротив того, отношение VEL ничего не акту­ализирует и сохраняет за соединяемыми им терминами (не­редко противоречивыми) характер возможности; одежда, к которой оно отсылает, носит довольно общий характер - не для выполнения какой-либо редкостной и интенсивной фун­кции, а для последовательного исполнения нескольких фун­кций, каждая из которых тем самым остается отмечена вир­туальностью; точно так же, в противоположность отноше­нию ЕТ, означающему некую сиюминутную одежду, отно­шение VEL предполагает длящееся время, в течение кото­рого предмет одежды может поменять несколько смыслов, ни на миг не утрачивая свою единичность знака; при этом происходит любопытный перекрестный обмен — одежда, к которой отсылает отношение ЕТ, тяготеет к утопии постоль­ку, поскольку ее означаемое во всем притворяется реально­стью (правда, редкостной); это и есть настоящая одежда Моды, тем более воображаемая, чем детальнее она как буд­то бы описана'; грезить о свитере для осенних вечеров, для уик-энда в деревне, если вы небрежны и строги — столь же легко, сколь трудно располагать им в реальном, то есть экономическом плане; и наоборот, отношение VEL предпо­лагает реальную вещь именно постольку, поскольку его означаемое всего лишь возможно; каждый раз, когда жур­нал использует отношение VEL, можно быть уверенным, что это он смягчает свою утопичность и обращается к ре­альной читательнице, — ведь одежда для моря или гор (VEL) правдоподобнее, чем одежда для уик-энда у моря (ЕТ). А поскольку приравнивать друг к другу взаимно удаленные

' «Деталь» - это основополагающий элемент воображения; как часто та или иная эстетика оказывается фантастической именно благодаря сво­ей точности.

функции {город и деревню, море и горы) нелегко, если не восходить к общему понятию, отменяющему различия меж­ду ними, то VEL требует некоторой интеллектуализации мира; нельзя одинаково одеваться для театра и для кабаре, не обращаясь имплицитно к более абстрактному понятию вечернего спектакля; в отличие от ЕТ, обозначающего вооб­ражаемое переживание, VEL обозначает ителлигибельную реальность¹.

II. НЕЙТРАЛИЗАЦИЯ ОЗНАЧАЕМОГО

14.4. Нейтрализация

Поскольку все семантические единицы могут соединять­ся либо отношением ЕТ, либо отношением VEL, невзирая на логические неувязки в виде некоторых парадоксов (ко­кетливая без кокетства) или же плеоназмов (сдержан­ность и скромность), - лишь бы эти единицы зависели от одного и того же означаемого, - то бесполезно было бы опре­делять для означаемого гнезда синтагматической сочетаемос­ти², то есть перечислять для каждой единицы те дополнитель­ные к ней единицы, с которыми она может соединяться: в принципе не исключается ни одно сочетание. Но поскольку при синтагматической развертке терминов, нормально состав­ляющих релевантную оппозицию («уик-энд» / «будни»), эта релевантность неизбежно стирается (одежда как для буд­ней, так и для уик-энда), то комбинации семантических элементов под присмотром одного означающего соответству­ют явлению нейтрализации, уже описанному для означаю­щего³, и анализ семантических единиц следует вести имен­но с точки зрения их нейтрализации. Мы уже видели, что отношение AUT (фланель в полоску для утра или саржа в горошек — для вечера) есть отношение значимого отличия, или сигнификации; в высказываниях такого рода «утро» и «вечер» - два альтернативных термина одной и той же си­стемы; чтобы нейтрализовать эту оппозицию, достаточно, чтобы оба ее члена зависели не от двух означающих (фла-

¹ Само собой разумеется, что ЕТ и VEL могут встречаться в одном
высказывании:

\3TQT свитер = спортивный или светский у ик-энд /
(1 VEL 2) ЕТ 3

² См. выше, 12, II.

³ См. выше, И, III.

нель в полоску / саржа в горошек), а от одного (например: фланель в полоску для утра и вечера); иными словами, при любом переходе от AUT к ЕТ или VEL происходит нейтрализация значимой оппозиции, члены которой в ока­менелом состоянии присутствуют в сегменте означаемого уже как чисто комбинаторные семантические единицы; та­ким образом, нейтрализующим контекстом или доминаци-ей, как это называется в лингвистике, служит здесь сама единичность вестиментарного означающего'.

14.5. Архисемантемы, функтивы и функции

Итак, единицы, в принципе отличные и противопос­тавленные друг другу (вечер / утро, спортивное / светс­кое), иногда, при доминации общего означающего, подвер­гаются нейтрализации, которая либо сливает их воедино (ЕТ), либо уравнивает их между собой (VEL); но в ходе своего слияния или обезразличивания эти единицы с неиз­бежностью порождают вторичный семантический класс, вби­рающий их в себя; в одном случае это будет ситуация доста­точно широкая, чтобы включать в себя как спортивные, так и светские обстоятельства, в другом случае — временная единица, покрывающая как вечер, так и утро (например, сутки); такой новый класс или синкретическое означаемое mutatis mutandis эквивалентны архифонеме, возникающей при фонологической нейтрализации, или архивестеме, воз­никающей при вестиментарной нейтрализации²; их можно было бы назвать архисемантемой; но мы ограничимся тер­мином функция, которым лучше выражается сходящееся движение нейтрализации, а «покрываемые» функцией чле­ны - это функтивы; нередко у подобной функции, или со­единения функтивов, имеется обобщенное название - так, утро и послеобеденное время суть функтивы функции день; но бывает и так, что функции не соответствует никакое сло­во в языке, - например, никакое слово французского язы­ка не выражает понятие, покрывающее собой как спортив­ное, так и светское; в таком случае функция дефектна в терминологическом плане, но это не мешает ей быть полной в плане вестиментарного кода, поскольку ее правильность

¹ О распространении понятия нейтрализации на лексику и морфо­
логию см исследования, проведенные по инициативе А Мартине (Trav
Inst ling, II)

² См выше, 11, 9

зависит не от языка, а от единичности означающего¹; поэто­му, вне зависимости от того, есть у функции имя или нет, из нейтрализованного высказывания все равно можно вы­делить функциональную клетку, образуемую функцией и ее функтивами:

14.6. Смысловые ряды

Образуясь из нейтрализации своих терминов-функти-вов, каждая функция, разумеется, получает свой смысл в оппозиции какому-то новому, виртуальному термину, кото­рый также принадлежит системе (даже если и не имеет на­звания в языке), поскольку любой смысл порождается не­которой оппозицией; чтобы день обладал вестиментарным смыслом, он должен быть простым функтивом какой-то виртуальной функции, чтобы он сам входил в какую-то но­вую парадигму - например, в парадигму день / ночь. А поскольку каждая функция может стать функтивом², то тем самым во всем множестве означаемых Моды выстраивается система нейтрализации, сходная с пирамидой, основание которой образуется из многочисленных значимых оппози­ций (утро / послеобеденное время; лето / зима / весна / осень; город / деревня / горы; спортивное / светское; дерзкое / скромное³ и т.д.), на вершине же обнаруживает­ся всего несколько оппозиций (день / вечер; выходное / домашнее); основание соединяется с вершиной целой лест­ницей последовательных нейтрализации, или, если угодно, промежуточных клеток - то функтивов, то функций, в за­висимости от того, соответствует ли им двойное или оди­нарное означающее. В конечном счете любые переходы от AUT к VEL или ЕТ - это лишь моменты одного постоянного

¹ Терминологически дефектные функции связаны главным образом с
характерологическими, психологическими, эстетическими означаемыми, то
есть с означаемыми идеологического порядка, подчиненными понятию
противоположностей

² Некоторые разделы общеязыкового словаря могут описываться в
терминах функций и функтивов

¹ Как видно, оппозиции означаемых носят далеко не бинарный характер

движения, когда семантические единицы Моды лишаются своих различий в новом, высшем состоянии, утрачивают свои частные смыслы в новом, все более и более обобщен­ном смысле. Конечно, на уровне самих высказываний это движение вполне обратимо: с одной стороны, пары (вообще группы) функтивов, вовлекаясь в функцию, оказываются окаменело-безжизненными оппозициями, обладающими лишь риторическим существованием, позволяющими лишь выразить некую литературную интенцию через игру анти­тез (текстильные изделия как для города, так и для дерев­ни); ас другой стороны, Мода всегда может вновь преобра­зовать VEL или ЕТ в AUT, от дня вернуться к оппозиции послеобеденного времени и утра, - достаточно сделать двой­ственным их означающее. Таким образом, любая функция есть совмещение (ЕТ) или обезразличивание (VEL), имею­щие неустойчиво-обратимый характер, обозначаемые конт­рольными терминами; каждую однородную серию нейтра­лизации, от частных оппозиций у основания пирамиды до обобщенной функции, где все они поглощаются, можно на­звать смысловым рядом. В Моде процесс нейтрализации идет столь мощно, что сохраняются всего несколько редких рядов - то есть всего несколько глобальных смыслов. В общем и целом эти ряды соответствуют известным катего­риям - таким как темпоральность, место, климат; так, для темпоральности ряд включает в себя промежуточные функ­ции «утро», «вечер», «послеобеденное время», «ночь», кото­рые поглощаются конечной функцией «любое время суток»^и, так же и в случае места («куда бы вы ни шли») или клима­та («брюки для любой погоды»).

14.7. Универсальная одежда

Кажется, в какой-то момент эти разнообразные ряды должны прерваться, - когда их конечные функции в после­дний раз вступают в оппозицию друг с другом: «любое вре­мя суток» / «куда бы вы ни шли» / «для любой погоды» / «для любого занятия». И все же нейтрализации возможны даже на вершине пирамиды. Сразу же можно привести об­щее вестиментарное означающее для таких семантических единиц, как сутки и год: платьице из джерси, которое можно носить весь год с утра до вечера. Можно также комбинировать отдельные функтивы одного ряда с конеч-

¹ «Накидка для любого времени суток*.

ной функцией другого ряда (для уик-энда, для отпуска и для всей семьи — миткаль) или же конечные функции не­скольких рядов между собой (для любого возраста, для любого случая и на любой вкус). Более того, журнал мо­жет нейтрализовать даже и эти последние функции, созда­вая тотальный ряд, который включает уже все возможные смыслы одежды: вещь, подходящая ко всему, вещь универ­сального применения. При этом единичность означающего (эта вещь) отсылает к универсальному означаемому, по­добная вещь означает буквально все. Такая окончательная нейтрализация чревата двойным парадоксом. Во-первых, это содержательный парадокс: может показаться странным, что Мода оперирует универсальной одеждой, которая обык­новенно известна лишь в самих обездоленных обществах, где человек так беден, что только и имеет одну одежду; но, говоря в чисто структурных терминах, между одеждой ни­щеты и одеждой Моды есть фундаментальная разница: пер­вая является всего лишь индексом - признаком абсолютной нищеты, вторая же является знаком - знаком суверенной власти над любыми применениями одежды; собирая в од­ной вещи все многообразие возможных функций, Мода от­нюдь не стирает различий, а, напротив, утверждает, что одна и та же вещь чудесно приспосабливается к любому применению, по первому требованию обозначая каждое из них; универсальность здесь - не отмена, а сложение част­ных особенностей; это поле бесконечной свободы; при этом функции, предшествовавшие конечной нейтрализации, про­должают имплицитно присутствовать как «роли», которые может играть одна уникальная вещь: по сути, универсаль­ный костюм означает не индифферентность, а эквивалент­ность применений, то есть неявным образом их различие. Это подводит нас ко второму (формальному) парадоксу универсальной одежды. Коль скоро смысл возможен толь­ко в рамках некоторого различия, то для сигнификации нужно, чтобы универсальность противопоставлялась какой-то другой функции, - что, по-видимому, противоречие в терминах, ведь универсальность вбирает в себя все возмож­ные применения одежды. Однако на самом деле, с точки зрения Моды, универсальность остается смыслом среди других смыслов (подобно тому как в реальности универ­сальная одежда соседствует в платяном шкафу с другими вещами, имеющими каждая свое определенное назначение);

достигнув высшего уровня последних оппозиции, универ­сальность включается в него, а не господствует над ним; это одна из конечных функций, подобно времени, месту, занятию; формально она не закрывает собою общую систе­му семантических оппозиций, а дополняет ее, так же как нулевая (или смешанная) степень дополняет собой поляр­ную оппозицию¹. Иначе говоря, содержание и форма уни­версального означаемого не соответствуют друг другу: фор­мально универсальность всего лишь функтив, на тех же правах и в тех же рамках, что и последние функции основ­ных рядов; за этим пределом больше нет оппозиций, а значит и смысла; процесс сигнификации обрывается (видимо, так и происходит с нищенской одеждой); пирамида смысла - это усеченная пирамида².

14.8. Почему происходит нейтрализация?

Нейтрализация, непрестанно работающая в корпусе означаемых, делает иллюзорным любой лексикон Моды; означаемым «утро» и «вечер» не соответствует никакого надежного знака, поскольку они могут иметь то различные означающие, то одно-единственное; все происходит так, слов­но в лексиконе Моды есть какой-то подвох, словно в конеч­ном счете он состоит из сплошной серии синонимов (или, если угодно, из одной огромной метафоры). Тем не менее такой лексикон, по-видимому, существует, и в этом — пара­докс Моды. На уровне каждого высказывания сохраняется кажущаяся полнота смысла, фланель словно искони связа­на с утром, а саржа с вечером; мы получаем и читаем как будто бы полный, устойчивый и дискретный знак; то есть в плане синтагматики (чтения) кажется, что Мода-описание

¹ В самом деле, основные смысловые ряды можно распределить в
рамках таблицы регулярно образованных оппозиций:

		смешанное	нейтральное
домашнее	выходное	подходящее	день, когда
труд	праздник	ко всему	вам нечего
город	природа		делать
спортивное	классическое
день	год
	и т.д.

1 2 смешанное нейтральное
домашнее выходное подходящее день, когда
труд праздник ко всему вам нечего
город природа делать
спортивное классическое
день год
и т.д.

² Вот несколько головных терминов смысловых рядов, в той форме,
как они содержатся в журнальных высказываниях: вся семья; весь день,
даже вечером; города и моря, горы и деревня; все пляжи, даже не только
южные; любой возраст; дождь и солнце и т.д.

отсылает к упорядоченному корпусу означаемых, к прочно институционализированному, едва ли не натурализованно­му миру. Но лишь только мы пытаемся из синтагмы означа­емых вывести их систему, эта система ускользает: саржа больше не означает ничего, а фланель начинает означать вечер (в высказывании фланель для утра и вечера), то есть, в субстанциальном плане, противоположность того, что она означала прежде. Таким образом, при переходе от синтагмы к системе с означаемыми Моды происходит ка­кой-то фокус, и необходимо выяснить, какова его цель. В любой знаковой структуре система - это упорядоченный запас знаков и тем самым предполагает затрату некоторого времени; система - это память; перейти от синтагмы к сис­теме - значит перевести фрагменты субстанции в план пре­бывания, длительности; и наоборот, перейти от системы к синтагме - значит, если угодно, актуализировать воспоми­нание. Но, как мы видели, система означаемых Моды явля­ется неустойчивой системой вследствие постоянно смещаю­щих ее внутреннюю структуру нейтрализации. При перехо­де от сильной синтагмы к слабой системе Мода как раз и утрачивает память своих знаков. Она словно заготавливает на уровне своих высказываний сильные, многочисленные, четкие и стойкие знаки, но, поместив их в свою переменчи­вую память, тут же о них забывает. В этом весь парадокс Моды: ее моментальное значение сильно, а в плане дли­тельности оно склонно распадаться; но все же оно не распа­дается окончательно - оно отступает. Это значит, что на самом деле Мода располагает двойным режимом означае­мых: на уровне синтагмы - разнообразные, особенные оз­начаемые, богатый мир, полный различных времен, мест, обстоятельств и характеров; на уровне системы - всего не­сколько редких означаемых с очень глобальным смыслом. Итак, синкретизм означаемых Моды предстает как диалек­тический процесс: он позволяет ей представлять (но не обо­значать по-настоящему) внешне богатый мир с помощью простой системы. А главное, если она так легко допускает нейтрализацию своих означаемых, рискуя лишить всякой строгости свой лексикон, то причина, должно быть, в том, что окончательный смысл ее высказывания - не на уровне вестиментарного кода (даже в его терминологической вер­сии), а на уровне риторической системы; между тем даже в случае комплексов А (означаемые которых и анализирова-

лись выше) первая из двух содержащихся в этих комплек­сах риторических систем¹ имеет своим глобальным означа­емым самое Моду; в конечном счете не так важно, что фла­нель безразлично означает вечер или утро, ведь настоящее означаемое образуемого при этом знака - Мода.

¹ См. выше, 3, 7.

I. ВЕСТИМЕНТАРНЫЙ КОД

3. СТРУКТУРА ЗНАКА

ВЕСТИМЕНТАРНЫЙ ЗНАК

Замечательный костюмчик, похожий на ко­стюм.

I. ОПРЕДЕЛЕНИЕ

15.1. Синтаксический характер вестиментарного знака

Знак - это соединение означающего с означаемым. Как принято в классической лингвистике, это соединение долж­но рассматриваться с точки зрения его произвольности и мотивации, то есть его двойного основания - социального и природного. Но прежде всего следует напомнить, что един­ство вестиментарного знака (то есть знака вестиментарного кода, освобожденного от риторических построений) опре­деляется единичностью знакового отношения, а не единич­ностью означающего или означаемого¹; иначе говоря, вес-тиментарный знак хотя и сводится к единству, но может включать в себя несколько фрагментов означающих (ком­бинаций матриц и элементов самой матрицы) и несколько фрагментов означаемых (комбинаций семантических еди­ниц). Поэтому не надо пытаться поставить в соответствие такую-то частицу означающего и такую-то частицу означае­мого; можно, конечно, предполагать, что в знаке кардиган с открытым воротником = спорт открытость (воротника) чем-то сродни спорту²; однако в смыслообразовании актив­но участвуют также и объект и суппорт - ведь спортив­ность создается не какой угодно «открытостью»; так же и с цепями матриц (платье из хлопка в красную и белую клет-

' См. выше, 4, V.

² Это формально подтверждается двойной сопутствующей вариаци­ей: кардиган с открытым или закрытым воротником = спортивное или нарядное.

ку): хотя острие смысла несет в себе окончательная матри­ца¹, а следовательно ее вариант (в данном случае - суще­ствование клеток), однако она, подобно поглощающему фильтру, вбирает в себя и знаковую силу промежуточных матриц; а в отношении означаемого уже говорилось, что своим единством оно обязано не себе самому, а единству означающего, под присмотром которого оно читается². Та­ким образом, отношение между означающим и означаемым должно рассматриваться во всей своей протяженности: вес-тиментарный знак — это полносоставная синтагма, образуе­мая синтаксисом элементов.

15.2. Отсутствие «значимости»

Такая синтаксическая природа знака делает лексикон Моды весьма непростым: Моду нельзя свести к номенкла­туре, задающей двусторонние и постоянные эквивалентнос­ти между означающим и означаемым, в свою очередь уже ни к чему не сводимыми. Конечно, язык тоже не представ­ляет собой простую номенклатуру; его сложность обуслов­лена тем, что знак в нем не может сводиться к отношению между означающим и означаемым, но представляет собой -и даже, пожалуй, в еще большей степени - некоторую «зна­чимость» [valeur]: языковой знак вполне характеризуется лишь по ту сторону своего значения, когда его удастся срав­нить со сходными знаками: согласно соссюровскому приме­ру, /mutton/ и /sheep/ имеют одинаковое значение, но неодинаковую значимость³. В Моде же знак, по-видимому, получает характеристику вне всякой «значимости»: ведь если означаемое является эксплицитным (мирским), то в нем никогда не может быть вариации значимости наподобие той, где противопоставляются «mutton» и «sheep»; высказыва­ние Моды никогда не извлекает никакого смысла из своего контекста; если же означаемое является имплицитным, то оно единственно (это сама Мода), что исключает вся­кую иную парадигму означаемого, кроме парадигмы мод-

² См. выше, 13, 3.

³ См. Saussure, Cours de linguistique, p. 154 sq.; R.Godel, Sources, p. 69,
90, 230 s.

ное / старомодное. «Значимость» - это фактор сложнос­ти; Мода не обладает им, но это не мешает ей быть сложной системой; ее сложность обусловлена ее неустойчивостью: во-первых, эта система обновляется каждый год и действу­ет лишь на коротком синхроническом отрезке; во-вторых, ее оппозиции подвержены общему и непрестанному процес­су нейтрализации. Вот по отношению к этой неустойчивос­ти и следует рассматривать произвольность и мотивацию вестиментарного знака.

II. ПРОИЗВОЛЬНОСТЬ ЗНАКА

15.3. Образование знака Моды

Как известно, в языке эквивалентность означающего и означаемого является (относительно) немотивированной (мы еще вернемся к этому), но не произвольной; после того как эта эквивалентность установлена (/кошка/ ц «кошка»), никто уже не может с ней не считаться, если желает полно­ценно пользоваться системой языка; именно в этом смысле и говорили, поправляя Соссюра, что языковой знак не про­изволен¹; возможности пользователей системы резко огра­ничены общим законом, их свобода проявляется в комбини­ровании, но не в изобретении. В системе Моды, напротив, знак (относительно) произволен: он вырабатывается каж­дый год, причем не массой своих пользователей (соответ­ствующей «массе говорящих», которая создает язык), а уз­кой инстанцией fashion-group или даже, в случае Моды-описания, редакцией журнала²; разумеется, как и любой знак, создаваемый внутри так называемой массовой культу­ры, знак Моды помещается как бы на пересечении индиви­дуального (или олигархического) замысла и коллективно­го образа, он одновременно и навязан и востребован. Но тем не менее в структурном отношении знак Моды произво­лен: он не является результатом ни последовательной эво­люции (не обусловлен никакой «генерацией»), ни коллек­тивного консенсуса; он рождается каждый год внезапно и целиком, властным декретом (в нынешнем году набивные ткани будут побеждать на скачках); произвольность зна­ка Моды проявляется именно в том, что он неподвластен

¹ E.Benveniste, «Nature du signe hnguistique», Prb. de ling gene., 1966

² Редакция разрабатывает основные темы Моды посредством при­
надлежащих ей знаков.

времени - Мода меняется, а не развивается, ее лексикон каждый год составляется заново, словно в языке, который сохранял бы все время одну систему, но резко и регулярно менял «мелкую монету» своих слов. Кроме того, у системы языка и системы Моды неодинаковые наказания за наруше­ние: отступив от системы языка, можно потерпеть неудачу в коммуникации, понести непосредственно-практическое на­казание; а нарушить закон (сегодняшний) Моды - значит не столько сорвать коммуникацию, так как старомодное входит в состав системы, сколько подвергнуться морально­му осуждению; можно сказать, что установление языкового знака - договорный акт (в масштабе сообщества и истории в целом), тогда как установление знака Моды - акт тирани­ческий: по отношению к языку бывают ошибки, а по отно­шению к Моде - прегрешения. Собственно, именно в силу своей произвольности Мода и развивает столь богатую ри­торику Закона и Факта' - тем более императивную, что произвольность, которую она призвана рационализировать и натурализовать, не сдерживается ничем.

III. МОТИВАЦИЯ ЗНАКА

15.4. Мотивация

Знак мотивирован, если его означающее имеет природ­ную или рациональную соотнесенность с означаемым, а сле­довательно, связывающий их «контракт» (слово Соссюра) уже не является необходимым. Самый обычный фактор мотивации - это аналогия, но возможны разные степени аналогии, от изобразительной копии обозначаемого пред­мета (в некоторых идеограммах) до абстрактного схематиз­ма некоторых сигналов (например, в коде дорожных зна­ков), от чистого звукоподражания² до частичных (относи­тельных) аналогий, известных в языке при образовании ряда слов по одной и той же модели (ротте - pommier, poire - poirier и т.д.)³. Но, как известно, в главном языковые зна­ки немотивированны - не существует никакого аналогичес­кого отношения между означающим «кошка» и означаемым /кошка/. Для всех знаковых систем очень важно выяс-

¹ См. ниже, гл. 19.

² См., впрочем, о пределах звукоподражательной мотивации: A.Martinet,
Economic des changements phonetiques, Bern, A.Francke, 1955, p. 157.

³ Яблоко ~ яблоня, груша (плод) - грушевое дерево (фр.). - Прим. перев

нять, какова их мотивация, - во-первых, потому, что от немотивированности знаков, по-видимому, в немалой сте­пени зависит совершенство или, по крайней мере, зрелость системы, то есть системы, функционирующие по цифрово­му (а не аналоговому) типу, считаются более эффективны­ми; во-вторых, потому, что в мотивированных системах аналогия между означающим и означаемым создает иллю­зию превращения системы в природу, освобождая систему от ответственности, свойственной чисто человеческим тво­рениям; мотивация, по-видимому, служит фактором «ове­ществления», развертывая идеологические алиби. В силу этих причин необходимо всякий раз строго определять гра­ницы мотивации знака: с одной стороны, знак образуется не мотивацией, а своей реляционно-дифференциальной при­родой; но, с другой стороны, мотивация подводит нас к этике знаковых систем, так как в этом пункте система абст­рактных форм смыкается с природой. Для Моды важность этой проблемы в полной мере выяснится после того, как будет проанализирован ее риторический уровень и придет время делать выводы об общем устройстве всей системы¹. Пока же, в рамках вестиментарного кода, вопрос о мотива­ции знака ставится по-разному в зависимости от того, явля­ется ли означаемое мирским (комплексы А) или модным (комплексы В).

15.5. Случай комплексов А

Когда означаемое является мирским (набивные ткани побеждают на скачках; благодаря аксессуару наступает весна; для лета — тюссор и т.д.), то с точки зрения моти­вации можно различать знаки трех режимов. Знаки перво­го режима открыто мотивированны, и поводом для мотива­ции служит функция; в высказывании идеальные туфли для ходьбы имеется функциональное соответствие между формой или материалом туфель и физическими требовани­ями ходьбы; мотивация здесь, собственно, не аналогичес­кая, а функциональная - функциональное происхождение одежды не вполне поглощено ее сигналетичностью, знак образуется функцией и сам передает свидетельство об этом своем происхождении; можно сказать чуть сильнее - чем более мотивирован знак, тем сильнее присутствует его фун-

¹ См ниже, гл. 20.

кция и тем слабее семиологичность знакового отношения; мотивация - это фактор десигнификации, если можно так выразиться; благодаря своим мотивированным знакам Мода погружается в функционально-практический мир, то есть, в общем и целом, в мир реальной одежды¹. При втором режиме мотивированность знака гораздо слабее; если жур­нал утверждает, что эта меховая шуба обретает свое при­менение в день отъезда, на вокзальном перроне, то здесь можно, конечно, отметить кое-какую остаточную функцио­нальность - соответствие защитного материала (меха) и открытого, продуваемого ветром пространства (вокзально­го перрона); однако знак здесь мотивирован лишь на самом неопределенно-общем уровне, постольку, поскольку холод­ная среда требует теплой одежды; никакой более конкрет­ной мотивации нет — вокзал вовсе не требует меха (а не твида), и мех никоим образом не требует вокзала (а не улицы); в сегментах означающего и означаемого как бы есть некое субстанциальное ядро (в одном - теплота одежды, в другом - холод внешнего мира), и значение идет прямо от ядра к ядру, невзирая на частные детали, содержащиеся в каждом сегменте. Наконец, при третьем режиме знак на первый взгляд предстает совершенно немотивированным; нет, кажется, никакого «мотива» в том, что плиссирован­ная юбка вступает в отношение эквивалентности со зрелым женским возрастом {.плиссированная юбка для зрелых дам), а декольте лодочкой как-то по природе или по логике соот­ветствует чайному вечеру с танцами в Жюан-ле-Пене; встре­ча означающего с означаемым кажется здесь абсолютно слу­чайной; однако, если приглядеться внимательнее, можно все же распознать в этом третьем режиме некоторое соот­ветствие по субстанции - правда, диффузное — между об­ластью означающего и областью означаемого; коль скоро гладкие или обрисовывающие ткани демонстрируют моло­дость форм, то по антиномии плиссировка может оказаться «предназначенной» для зрелого возраста; что же касается декольте лодочкой, то его соответствие чайному вечеру с

' Впрочем, следует оговориться: то, что кажется нам бесспорно фун­кциональным, то есть естественным, нередко является всего лишь куль­турным; как много есть костюмов других народов, чью «естественность» мы не понимаем. Если бы существовала одна общая для всех функцио­нальность, то был бы и всего один тип одежды (см. F.Kiener, Mode und Mensche, Munchen, 1956).

танцами в Жюан-ле-Пене образуется на уровне обычных знаков вечера с танцами - декольте по аналогии, а «лодоч­ная» форма по контрасту (это всего лишь чайный вечер); как мы видим, в этих примерах мотивация в конечном счете все же есть, но еще более диффузная, чем в случае с мехом на вокзале, а главное, она опирается на открыто культур­ные нормы; здесь в ее основе не физическая аналогия и не функциональная применимость, а отсылка к бытовым обы­чаям, которые, разумеется, относительны, но все же гораз­до шире и длительнее, чем актуализирующая их Мода (на­пример, соответствие между «оголенностью» и празднич­ностью); знаковое отношение образуется этой трансценден-цией Моды, сколь бы исторический характер она ни носи­ла. Ясно, что фактически три описанных режима знаков суть лишь разные степени мотивации: знак Моды (в комп­лексах А) всегда мотивирован, но его мотивация имеет два специфических свойства — во-первых, она зыбко-диффуз-на, затрагивая в большинстве случаев лишь субстанциаль­ное «ядро» двух комбинаций означающих и означаемых единиц, а во-вторых, она носит характер не аналогии, а просто «сродства»: это значит, что мотивом знакового от­ношения является либо утилитарная функция, либо имита­ция какой-либо эстетической или культурной модели.

15.6. Одежда-означаемое: игра и эффекты

Здесь следует рассмотреть один частный случай моти­вации - когда означаемым является сам предмет одежды; в высказывании пиджак, изображающий из себя пальто оз­начающее пиджак отсылает к формальному архетипу паль­то, который, таким образом, занимает в целом сегменте зна­чения обычное место означаемого; правда, это означаемое вестиментарное, а не мирское в точном смысле слова; и все же это не материальный объект, а лишь образ для сравне­ния; тем самым когерентность комплексов А (с мирскими означаемыми) соблюдается, поскольку пальто в данном случае представляет собой не более чем культурную идею, взятую из мира формальных моделей; итак, имеет место полноценное знаковое отношение — пиджак-вещь означает пальто-идею. Между означающим-пиждаком и означаемым-пальто есть, разумеется, фундаментальное отношение ана­логии, поскольку первое имитирует второе. Обычно такая аналогия содержит в себе следы темпоральности - нынеш-

няя одежда может означать другую, былую одежду, это реми­нисценция (плащ, напоминающий накидку или тогу); или же вещь обыгрывает собственное происхождение, то есть сигна­лизирует о нем (разумеется, не вполне следуя изначальному образцу); в высказываниях пальто, скроенное из мохерового покрывала или юбка из пледа со свисающей бахромой пальто и юбка служат означающими для мохера и пледа; плед и мо­хер не просто использованы, но и обозначены, то есть мани­фестируется не столько их субстанция, сколько их идея; плед представлен не через свою функцию (согревать), а через свою идентичность, в качестве которой вполне может выступать черта внешняя по отношению к его материи, - бахрома¹. Аналоги­ческая природа таких означающих-означаемых имеет свои пси­хологические последствия, которые явственно проявляются, если обратиться к риторическому означаемому данных выска­зываний; это означаемое - понятие игры²: одежда играет в одежду и тем самым опосредуется личностью, демонстрирует личность достаточно богатую, чтобы часто менять роли³; в конце концов, трансформируя одежду, человек трансформирует и свою душу; и действительно, в таком (аналогическом) раздво­ении одежды на означающее и означаемое присутствует одно­временно и соблюдение правил знаковой системы и стремле­ние из нее выйти, поскольку знак здесь проникнут мечтой о действии (об изготовлении одежды), словно образующая его мотивация - и аналогическая и каузальная сразу, словно оз­начающее само создает себе означаемое, в действительности лишь манифестируя его; это хорошо выражается двусмыслен­ным термином эффект — он имеет как каузальное, так и се-миологическое значение; в высказывании двойной ряд пуго­виц делает пальто глубоким глубина является эффектом-ре­зультатом двойного ряда пуговиц, но кроме того она им еще и обозначается; пуговицы несут идею глубины, какова бы ни

¹ Высказывание должно анализироваться так:

² Означаемое игра четко проступает в риторических означающих типа
играть своей блузкой, играя галстуками и поясами; еще юбка - и игра
сыграна, и т.д. (ср. такие термины, как делать вид, слегка притворяться,
хитрости, уловки и т.д.).

^J См. ниже, 18, 9. В высшей степени игровой мотив - мотив двулико­го Януса; какая-нибудь вещь может описываться как со спины - узкое платье с висящим хлястиком, а спереди - мягкий костюм-двойка, разде­ленный на уровне талии.

была ее реальность¹. Игровой характер таких высказываний явственно выступает, когда они принимают как бы экстре­мальную форму, самой своей чрезмерностью демонстрирую­щую пределы системы, то есть сигнификации; в высказыва­нии замечательный костюмчик, похожий на костюм (или же всем костюмам костюм) сигнификация сама осуществляет свой парадокс, становится рефлексивной; означающее означа­ет само себя.

15.7. Случай комплексов В

Вышеизложенные замечания касались комплексов А (с эксплицитными мирскими означаемыми). В комплексах В знак, разумеется, немотивирован, поскольку не существует субстан­ции Моды, с которой вещь могла бы соотноситься по аналогии или по сродству². Конечно, в Моде тоже действует тенденция, заставляющая любую знаковую систему (если только она не чисто искусственная) тянуться к какой-то (относительной) мотивированности или хотя бы, как обстоит дело в языке, включать кое-какую «мотивацию» в семантический контракт; «хорошая» система, пожалуй, возникает из напряжения (или равновесия) между изначальной немотивированностью и про­изводной мотивацией; так и в Моде базовая модель года³ дек­ретируется ex nihilo⁴, ее знаки абсолютно немотивированны; но по большей части высказывания Моды лишь развивают этот ежегодный приказ в форме «вариаций», а последние, разумеется, уже находятся в отношении мотивации с исход­ной темой (скажем, возникает согласованность между формой карманов и базовым «силуэтом»). Такая вторичная мотива­ция, производная от изначальной немотивированности, всеце­ло имманентна ей, не опираясь ни на что во «внешнем мире». Поэтому можно сказать, что в комплексах В знак Моды как минимум столь же немотивирован, сколь и языковой знак. Различие между знаками А (мотивированными) и знаками В (немотивированными) будет очень важно, когда мы станем анализировать «этику» общей системы Моды⁵.

1

² Знак Моды «тавтологичен», так как Мода — это просто вещи, кото­
рые в Моде.

³ См. выше, 12, 10.

⁴ Из ничего, на пустом месте (лат.).- Прим. перев.

⁵ См. ниже, гл. 20.

II. РИТОРИЧЕСКАЯ СИСТЕМА