Тем не менее существует, по-видимому, случай, который не объясняется непосредственно теорией социальной структуры и аномии: «изворотливость» и «эпатаж», наблюдаемые у некоторых молодых людей, помогают им осуществлять девиантное поведение, поддерживаемое группой. Ибо причины этих свойств девиантного поведения необходимо предварительно искать в социальном взаимодействии этих сходно мыслящих людей с девиантным поведением, которые взаимно усиливают свои девиантные установки и поведение. Согласно теории, такое поведение является результатом более или менее общей ситуации, в которой они находятся. Именно к этой фазе всеобщего процесса поддержки бандой девиантного поведения Коэн в первую очередь применяет свой поучительный анализ. Но, как впоследствии показано в его книге, перед проведением анализа типов «решения» проблем, с которыми «несовершеннолетние правонарушители»
31 В своем комментарии именно по этому вопросу Герман Мангейм указывает, что теория «вполне способна объяснить намного больше, чем только утилитарные Формы выражения фрустрации стремлений», ор. с/7., 149. — Примеч. автора.
сталкиваются в своем непосредственном социальном окружении, нам необходимо объяснить различную частоту, с которой эти проблемы возникают. В этой части анализа Коэн действительно исследует социальные и культурные источники этих воздействий по большей части в тех же терминах, как те, которые рассматривали мы. Его тщательный социологический анализ значительно продвинул наше понимание определенных форм девиантного поведения, обычно встречающихся в преступных группах, и это было достигнуто благодаря расширению структурно-функциональной теории того типа, который мы сейчас рассматриваем.
В исследовании преступной субкультуры Коэн, конечно, непосредственно продолжает предшествующие исследования Шоу, Мак-Кея и особенно Трашера32. Тем не менее он отмечает, что эти исследования были принципиально связаны с проблемой, как преступная субкультура передается молодежи, аон обращается к связанной с ней проблеме, рассматривая причины этого культурного образца. Во многом таким же образом можно провести различие между теорией, которая относится только к реакциям людей на культурно-стимулируемое воздействие (такаятеория развивалась Карен Хорни, например), и теорией, которая относится также ^воздействиям совокупных и иногда социально организованных реакции на саму нормативную структуру.
Социальный процесс, связывающий аномию и девиантное поведение. Чтобы поставить эту проблему в ее ближайшем теоретическом контексте, мы должны рассмотреть возникновение и рост аномии как результат продолжающегося социального процесса, а не просто как состояние, которое случайно возникло33. В этом контексте процесс может быть предварительно изображен следующим образом. Имея объективно невыгодную позицию в группе, а также различные личные особенности34, некоторые люди более, чем другие, подвержены
32 Среди хорошо известных многочисленных публикаций этой группы социоло
гов см.: Clifford R. Shaw and Henry D. McKay, Juvenile Delinquency and Urban Areas
(University of Chicago Press, 1942); Frederic M. Thrasher, The Gang (University of Chicago
Press, 1936), 2nd edition. — Примеч. автора.
33 См.: Merton, «The social and cultural environment and anomie», op. cit. — Примеч.
автора.
34 С рассматриваемой теорией согласуется признание того, что различные семей
ные плеяды могут содействовать уязвимости для аномического воздействия. Напри
мер, Франц Александер пишет о своих пациентах, выходцах из «второго поколения
американцев, членов иммигрантских семей, и... из групп расовых меньшинств», что
роль отца заключается во внушении сыну сильного интереса к успеху. Он формули
рует это так: «Обычный результат таков, что у сына, занявшего место отца в материн
ской привязанности, а также во многих материальных отношениях, возникают ог
ромные амбиции. Он хочет оправдать все надежды и жертвы матери и таким образом
успокоить свою больную совесть по отношению к отцу. Есть только один способ до-
напряжению, возникающему из расхождения между культурными целями и эффективным способом их реализации. Они являются, следовательно, более восприимчивыми для девиантного поведения. В некоторой части случаев, зависящих еще и от управляющей структуры группы, эти отклонения от институциональных норм социально вознаграждаются «успешным» достижением цели. Но эти девиантные способы достижения цели происходят в социальной системе. Девиантное поведение, следовательно, влияет не только на людей, которые сами включаются в него, но некоторым образом также влияют на других людей, с которыми они взаимосвязаны в системе.
Возрастающая частота девиантного, но «успешного» поведения стремится преуменьшить и (как крайняя возможность) отменить законность институциональных норм для других в системе. Таким образом, этот процесс расширяет степень аномии внутри системы настолько, что другие люди, которые не реагировали в форме девиантного поведения при относительно слабой аномии, сталкиваясь с первыми, начинают поступать таким же образом, так аномия распространяется и интенсифицируется. Это, в свою очередь, создает более острую анемическую ситуацию для остальных первоначально менее восприимчивых людей в социальной системе. Таким образом, аномия и возрастающая интенсивность девиантного поведения могут быть поняты как взаимодействие в процессе социальной и культурной динамики, с куму-
стичь этой цели. Он должен достичь успеха во что бы то ни стало. В иерархии ценностей успех становится важнейшим, затеняющим все остальные, а неуспех становится равным греху....Следовательно, все остальные пороки, такие как неискренность в человеческих отношениях, недобросовестность в конкуренции, предательство и пренебрежение к другим людям, кажутся в сравнении с ним ничтожными, и возникает ужасный феномен безжалостного карьериста, умом которого завладела единственная идея — самовозвышения, карикатура на «сделавшего себя человека», угроза для западной цивилизации, принципы которой он довел до абсурда». Franz Alexander, «Educative influence of personality factors in the environment», перепечатано в Clyde Kluckhohn, Henry A. Murray and David M. Schneider, editors, Personality in Nature, Society, and Culture (New York: A.A. Knopf, 1953, 2d ed.), 421-435, at 431-433.
Однако необходимо связать с социологическим анализом этот по существу психологический анализ формирования неправомочной и поэтому разрушающей нормы цели успеха (отдавая должное данным фактам). Хотя в каждой описываемой семье борьба за успех начинается заново и более или менее независимо, девиантное поведение возникает в социальной системе, которая объединяет эти различным образом возникшие образцы поведения. Таким образом, какова бы ни была первоначальная ситуация для каждого человека, девиантное поведение вне семьи имеет тенденцию и поддерживать, и разрушать установленные нормы. Аномия становится социальным феноменом, вне рамок, соединяющих отдельные и разные семьи. Анализ, относящийся к данному вопросу, см. Ralf Pieris, «Ideological momentum and soctal equilibrium», American Journal of Sociology, 1952, 57, 339—346. — Примеч. автора.
лятивно нарастающими разрушительными последствиями для нормативной структуры, если не введены в действие противостоящие механизмы контроля. В каждом изучаемом специфическом случае, следовательно, очень важно, как мы писали ранее, определить контролирующие механизмы, которые «снижают напряжение, возникающее из видимого (или реального) противоречия между культурными целями и социально ограниченным доступом» к ним.
Новые гипотезы
В предыдущем разделе этой главы рассмотрены данные, связанные с формами реакции на аномию, подведенными под эмоционально и этически нейтральное понятие «инновация»: использование институционально запрещенных средств для достижения культурно-ценной цели. Перед тем как обратиться к данным по другим основным типам реакции — ритуализму, бегству и мятежу, мы должны снова подчеркнуть, что общая теория связи социальной структуры и аномии не ограничена специфической целью денежного успеха и социальными препятствиями к ее достижению. Теория находила применение, например, для проблемы междисциплинарных исследований в науке, для проблемы массовой коммуникации35, для проблемы отступлений от религиозной ортодоксии36 и в случае конформности к социальным нормам и отклонений от них в военных тюрьмах37 — проблемы, которые, по крайней мере при первом взгляде на них, вне нашей теории показались бы имеющими мало общего и, конечно, мало общего с господствующей целью денежного успеха.
35 Warren G. Bennis, «Some barriers to teamwork in social research», Social Problems,
1956, 3, 223—235; Matilda White Riley and Samuel H. Flowerman, «Group relations as a
variable in communications research», American Sociological Review, 1951, 16, 174—180;
Leonard 1. Pearlin, The Social and Psychological Setting of Communications Behavior (Columbia
University, unpublished doctoral dissertation in sociology, 1957). Пирлин обнаружил силь
ную тенденцию к использованию телевизора как «бегства» среди тех людей, кто, с од
ной стороны, заинтересован в социальной мобильности, а с другой стороны, находит
ся в положении, которое не позволяет реализоваться данному мотиву. Один из прин
ципиальных выводов этих эмпирических исследований состоит в том, что «телевиде
ние представляет собой средство, благодаря которому люди могут уйти от конфликтов
и стрессов, которые имеют свою этиологию в социальной системе». — Примеч. автора.
36 Celia Stopnicka Rosenthal, «Deviation and social change in the Jewish community
of a small Polish town», American Journal of Sociology, 1954, 60, 177—181. — Примеч.
автора.
37 Richard Cloward, The Culture of a Military Prison: A Case Study of Anomie (Glencoe:
The Free Press, to be published); и частичный итог этих исследований Кловарда в Witmer
and Kolinsky op. cit., 80—91. — Примеч. автора.
Как было сказано при первоначальном описании теории, «денежный успех рассматривается как основная культурная цель» только «ради упрощения проблемы... хотя, конечно, существуют альтернативные цели в хранилище общих ценностей». С точки зрения общей теории, любые культурные цели, которые получают чрезвычайное и лишь незначительно смягчаемое акцентирование в культуре группы, будут служить ослаблению акцентирования институциональной практики и вызовут аномию.
Также необходимо повторить, что типология девиантного поведения далека от того, чтобы ограничиться поведением, которое обычно описывают как криминальное или преступное. С точки зрения социологии, в других формах отступления от регулирующих норм нет ничего или почти ничего, что сталкивалось бы с установленным в стране правопорядком. Простая идентификация некоторых типов девиаций сама по себе сложная проблема для социологической теории, которая разрешается постепенно. Например, значительный теоретический прогресс был осуществлен с помощью концепции Пар-сонса, согласно которой болезнь в одном из ее принципиальных аспектов необходимо «определить как форму девиантного поведения и что элементы мотивации для девиации, которые выражены в роли больного, можно дополнить другими, иначе выраженными, включая типы вынужденной конформности, которые не считаются девиант-ными в обществе»38.
Есть и другой пример: поведение, которое описано как «сверхконформизм» или «сверхуступчивость» по отношению к институциональным нормам, было проанализировано в социологии какде-виантное, даже если оно на первый взгляд кажется проявлением сверхконформизма39. Как видно ттипологии реакций на аномию, они являются особыми видами поведения, которое в противоречии с их очевидным проявлением (конформность к институциональным ожидай иям) представляет отклонение от этих ожиданий, что может быть обнаружено в дальнейшем социологическом анализе.
В заключение в качестве преамбулы к данному обзору типов девиантного поведения следовало бы отметить еще раз, что с точки зрения социологии не все подобные отклонения от господствующих норм группы являются неизбежно дисфункциональными для основных ценностей и адаптации группы. Соответственно строгая и несомненная приверженность всем преобладающим нормам может быть функциональной только в группе, которой никогда не было: а именно в
58 Parsons, The Social System, 476—477, and the whole of ChapterX. — Примеч. автора. я См. дальнейшее обсуждение этого вопроса в следующем разделе, посвященном образцу «бегства» как реакции на аномию. — Примеч. автора.
такой группе, которая сама абсолютно статична и неизменна и при этом находится в таком социальном и культурном окружении, которое также является статичным и неизменным. Некоторая (неизвестная) степень девиации от современных норм, вероятно, является функциональной для основных целей во всех группах. Определенная степень «инновации», например, может иметь своим результатом формирование новых институционализированных образцов поведения, которые являются более подходящими, чем старые для реализации основных целей.
Более того, мы считаем недальновидным взглядом и скрытой этической оценкой допущение, что девиантное поведение, которое дисфункционально для насущных ценностей группы, является также этически несовершенным. Ибо, как мы могли часто заметить в этой книге, понятие социальной дисфункции не является современной терминологической заменой для «безнравственности» или «внеэтичес-кой практики». Особый образец поведения, который отличается от господствующих в группе норм, может быть дисфункциональным, снижая стабильность группы или уменьшая ее надежды на достижение целей, которые имеют для нее ценность. Но, судя по тому или иному ряду этических стандартов, такими могут быть нормы группы, которая находится в затруднительном положении, а не инноватора, который отрицает их. Один из действительно великих людей нашего времени изложил это с характерной проницательностью и красноречием.
В первобытном племени каждый класс имеет свою определенную Мойру, или удел, свою Эргон, или обязанность, и все идет как следует, если каждый класс и каждый человек осуществляет свою Мойру, исполняет свой Эргон и не нарушает или не злоупотребляет Эргоном и Мойрой других. На современном языке, у каждого есть своя социальная обязанность для исполнения и свои последующие права. Это древняя Фемида (закон или правосудие персонифицированные и воплощенные в то, что «сделано»); но Фемида благодаря воображению расширяется и делает больше положительного. Фемида, которая может призвать не просто умереть за свою страну — старые племенные законы подразумевают это, — но умереть за правду, или, как он объясняет на прекрасных страницах во второй книге, игнорировать полностью конвенциональный закон вашего общества ради истинного закона, от которого отреклись и который забыли. Ни один из читателей не сможет легко забыть отношение к праведному человеку в злом и ошибочном обществе: он должен был подвергнуться бичеванию, ослеплен й, наконец, посажен на кол или распят; общество, которое приговорило его к такому наказанию, не понимает его, поскольку он является праведным и выглядит полной противоположностью обще-
ства, и, несмотря на это, для него лучше так страдать, чем следовать за толпой в неправедных поступках40.
Не стоило бы повторять все это, если бы не столь частое допущение, что девиантное поведение является неизбежно эквивалентным социальной дисфункции, а социальная дисфункция, в свою очередь, нарушает этический кодекс. В истории каждого общества, вероятно, есть свои культурные герои, которые считаются героями именно потому, что они имели мужество и проницательность отойти от норм, которые признаются в группе. Как мы хорошо знаем, мятежники, революционеры, нонконформисты, индивидуалисты, еретики и отступники прежнего времени часто становятся героями современной культуры.
Следует также еще раз повторить, поскольку это легко забывается, что, сосредоточив эту теорию на культурных и социальных источниках девиантного поведения, мы не предполагаем, что подобное поведение является типичной или даже единственной реакцией на воздействие, которое мы рассматривали. Это анализ различных типов и интенсивности девиантного поведения, а не эмпирическое обобщение ради вывода, что все, кто подвержен этому давлению, реагируют через девиацию. Теория только полагает, что именно люди, локализованные в тех участках социальной структуры, которые в наибольшей мере испытывают это давление, вероятнее всего продемонстрируют девиантное поведение. Однако в результате действия компенсирующих социальных механизмов даже наиболее напряженные положения не всегда вызывают девиацию; конформность стремится сохранить формальную реакцию. Среди компенсирующих механизмов, как предполагалось в предшествующей главе, — доступ к альтернативным целям в хранилище общих ценностей. В той степени, в какой культурная структура придает ценность этим альтернативам, а социальная структура дает доступ к ним, система остается чем-то стабильным. Потенциальные девиации могут все же адаптироваться с помощью дополнительного ряда ценностей. Исследование было начато с изучения таких альтернатив как препятствий для девиантного поведения403.
40 Gilbert Murray, Greek Studies (Oxford: Clarendon Press, 1946), 75. Упоминается вторая книга Платона «Государство». Прекрасный вопрос для обсуждения — соответствуют ли оригинальные формулировки Платона пересказу Гилберта Муррея. — Примеч. автора.
40а См.: Ruth В. Granick, Biographies of popular Negro heroes. Используя методы, разработанные Лео Ловенталем в его исследовании известных биографий, Граник анализирует социальную принадлежность негров-героев в двух популярных журналах, предназначенных главным образом для читателей-негров, в контексте, соответ-
В кратких итогах, таким образом, следует подчеркнуть, что (1) данная теория относится к целям различных видов, предпочитаемым в культуре, а не только к цели денежного успеха, которая рассматривалась в качестве иллюстрации; (2) что в теории выделены формы де-виантного поведения, которые могут быть далеки от тех, которые представляют нарушение закона; (3) что девиантное поведение не обязательно является дисфункциональным для эффективной деятельности и развития группы; (4) что понятие социальной девиации и социальной дисфункции не служит прикрытием для этических предпосылок; и (5) что альтернативные культурные цели дают основу для стабилизации социальной и культурной системы.
Ритуализм
В соответствии с типологией ритуализм относится к образцу реакции, в которой определенные культурой стремления отвергаются, в то время как человек вынужденно продолжает придерживаться институциональных норм. Когда это понятие было введено, был задан вопрос, представлено ли здесь действительно девиантное поведение, так как это понятие является чем-то вроде терминологического каламбура. Поскольку адаптация является фактически внутренним решением и поскольку внешнее поведение является институционально допустимым, хотя и не предпочитаемым сточки зрения культуры, оно вообще не рассматривается как «социальная проблема». Друзья тех людей, которые адаптируются подобным образом, могут вынести суждение с точки зрения культурных предпочтений и могут испытывать к ним жалость, они могут в индивидуальных случаях чувствовать, что
ствующем рассматриваемой здесь теории девиантного поведения. Она видит различные нуги к успеху в мире предпринимательства для негров и белых, хотя, очевидно, ценимые статусы во многом похожи для этих двух подгрупп. Наиболее важно в ее предварительных выводах, что доступ к альтернативным целям успеха создает скорее возможности для конформного, чем для девиантного, поведения. Хорошо известное исследование Ловенталя «Биографии в популярных журналах» см. в P. F. Lazarsfeld and F.N. Stanton (editor), Radio Research, 1942-1943 (New York: Due», Sloan and Pcarce, 1944).
Были также отмечены образцы потребительского поведения (например, проникновение стилей и моды в системе стратификации), которые являются латентной функцией для создания системы, удовлетворяющей даже тех, кто недостаточно поднялся в ней. См.: Bernard Barber и Lyle S. Lobel, «Fashion in women's clothes and the American sociaal system», Social Forces, 1952, 31, 124—131, и статья Lloyd A. Falles, «A note on the «trickle effect», Public Opinion Quarterly, 1954, 18, 314—321.
Относящиеся к данному вопросу наблюдения различных символов, достижение которых служит смягчению ощущения личной неудачи, см.: Margaret M. Wood, Paths of Loneliness (New York: Columbia University Press, 1953), 212 ff. — Примеч. автора.
«старый Джонси, конечно, не может выбраться из привычной колеи». Описывается ли это как девиантное поведение или нет, оно, очевидно, представляет отклонение от культурной модели, согласно которой люди обязаны активно бороться, предпочтительно с помощью институционализированных методов, чтобы продвигаться вперед и вверх в социальной иерархии.
Таким образом, предполагалось, что острое беспокойство о статусе в обществе, которое акцентирует мотив достижения, может вызвать девиантное поведение «сверхконформности» и «сверхуступчивости». Например, подобная сверхуступчивость может быть обнаружена среди «бюрократических виртуозов»: некоторые из них могут чрезмерно приспосабливаться именно потому, что они испытывают чувство вины, вызванное их предыдущим нонконформистским отношением к правилам41. Кстати, существует очень мало систематических данных, подтверждающих эту гипотезу, разве что психоаналитические исследования двадцати «бюрократов», которые обнаружили, что они становятся вынужденными неврастениками42. Однако даже эти скудные данные не связаны напрямую с нашей теорией, которая должна иметь дело не с типами личности, что важно для других целей, но с типами исполнения ролей в реакции на социально структурированную ситуацию.
Более прямое отношение имеют исследования поведения бюрократов Питера М. Блау43. Он предполагает, что наблюдаемые случаи сверхконформизма «не вызваны тем, что ритуальная приверженность существующему способу действия должна стать неизбежной привычкой» и что «ритуализм происходит не столько от чрезмерной солидарности с инструкциями и сильной привычки к закрепившейся практике, сколько от недостатка уверенности в важных социальных взаимосвязях в организации». Короче, именно тогда, когда структура ситуации не уменьшает беспокойство о статусе и беспокойство о возможности соответствовать институционализированным ожиданиям, люди в этой организации реагируют со сверхподчиненностью.
Ситуации, сформированные социальной структурой, которая провоцирует ритуалистическую реакцию сверхконформизма на нормативные ожидания, были экспериментально и, конечно, только гомоло-
41 См. обсуждение «структурных источников сверхконформности» в главе VIII и
«отступников» и «обращенных» в главах X и XI этой книги; атакже замечание Парсонса
и Бейлса: «Наиболее важное представление в этой связи (относительно их независимо
разрабатываемых теорий) состоит в том, что сверхконформность следует определить как
девиацию». Parsons at at. Working Papers, 75. — Примеч. автора.
42 Otto Sperling, «Psychoanalytic aspects of bureaucracy», Psychoanalytic Quarterly, 1950,
19, 88—100. — Примеч. автора.
43 P.M. Blau, The Dynamics of Bureaucracy, глава XII, с. 184—193. — Примеч. автора.
гично воспроизведены среди козлов и овец. (Читатель, конечно, не поддастся искушению сделать вывод, что нет более символически подходящих животных, чтобы выбрать их для этой цели.) Ситуация, провоцирующая ритуализм, мы напомним это, включает либо постоянную фрустрацию из-за важных целей, либо длительный опыт, в котором награда не пропорциональна конформизму. Психобиолог Говард С. Лиддел фактически воспроизвел оба этих условия в серии экспериментов44. Среди этих примеров следующий:
Каждый день приведенный в лабораторию козел подвергается простому тесту: каждые две минуты стук телеграфа от секунды до десяти секунд предшествует воздействию электричества на переднюю ногу. После двадцатикратного повторения комбинации «сигнал—шок» козла возвращают на пастбище. Вскоре достигается удовлетворительный уровень моторного навыка, и, очевидно, животное хорошо адаптируется к этой конвейерной процедуре. В течение шести или семи недель наблюдатель отмечает, что постепенно возникают изменения в поведении животного, которое охотно приходит в лабораторию, но при входе демонстрирует определенную заученную осмотрительность, и его условные реакции являются крайне точными. Кажется, будто он старается «совершать только правильные поступки». Несколько лет назад наша группа стала называть подобных животных «пер-фекиионисты»... Мы обнаружили, что в лаборатории Павлова выражение «правильное поведение» использовалось для характеристики такого поведения у собак.
По-видимому, здесь есть нечто большее, чем мимолетное сходство с тем, что мы описали как «синдром социального ритуалиста», который «реагирует на ситуацию, которая кажется угрожающей и вызывает недоверие» с помощью «все более тесной привязанности к спасительной рутине и институциональным нормам»45. И действительно, Лиддел далее сообщает, что «мы можем предположить сходное поведение у человека при угрожающих обстоятельствах, что можно найти у Мира в описании шести стадий человеческого страха (первая из которых описана следующим образом):
Предусмотрительность и самоограничения. При внешнем наблюдении субъект проявляет скромность, предусмотрительность и непритязательность. Посредством добровольного самоограничения он ограничивает свои цели и амбиции и отвергает все те удовольствия, которые влекут за собой риск или неблагоприятные последствия. Человек на этой стадии
44 Условно подведен итог в Howard S. Liddell, «Adaptation on the threshold of
intelligence», Adaptation, edited by John Romano (Ithaca: Cornell University Press, 1949),
55—75. — Примеч. автора.
45 Глава VI этой книги. — Примеч. автора.
уже под подавляющим влиянием страха. Он реагирует с предупреждающим уклонением от надвигающейся ситуации. Интроспективно субъект даже не осознает наличие страха. Напротив, он скорее доволен собой и горд, поскольку он считает, что ведет себя более предусмотрительно, чем другие люди46.
Этот характерологический портрет вынужденного конформиста, который благодарит Бога, что он отличается от других людей, изображает существенные элементы реакции ритуалистического типа на угрожающую ситуацию. Социологическая теория обязана определить структурные и культурные процессы, которые создают высшую степень таких состояний угрозы в определенных частях общества и ничтожную степень в других. Именно к этому типу проблем обращается теория социальной структуры и аномии. Таким образом, рассматривая примеры ритуализма, мы продемонстрировали объединение «психологических» и «социологических» объяснений наблюдаемых образцов поведения.