См.: Лотман Ю.М. Устная речь в историко-культурной перспективе. Текст как семиотическая проблема // Избранные статьи: В 3 т. Т. 1. Таллин, 1992-С. 188

ления. Если "архаические структуры мышления в современном сознании утратили содержательность и в этом отношении впол­не могут быть сопоставлены с грамматическими категориями языка"', то и утрата непосредственного содержания граммати­ческими категориями затрудняет прямое выведение юридиче­ских или иных содержательных понятий из обнаруженного ус­тойчивого соотношения таких категорий, но взамен этого дает подтверждение древнего и тем самым естественного, не слу­чайного их происхождения.

' Лотмоп Ю.М. Происхождение сюжета в типологическом освещении // Избранные статьи. С. 233. В том же смысле можно, видимо, понимать и заме­чание А.А. Потебии, что грамматика и вообще язык не объясняются с пози- Uini логики (см.: Потебня А.А. Слово и миф. С. 37—38).

Глава 7

Проблема триады

В нашей литературе проблема триады имеет чрезвычайно боль­шое значение. Она воспроизводится практически во всех ле­гальных дефинициях собственности*. Многие ученые ищут в ней смысл собственности. Часто цитируется и высказывание А.В. Бенедиктова: традиционный перечень правомочий собст­венника по владению, пользованию и распоряжению его иму­ществом представляет выражение того общего, что свойствен­но праву собственности... во всех формациях³.

Между тем следует согласиться с А.А. Рубановым в том, что "этот перечень не имеет универсального значения"³, что если бы "рассматриваемый компонент полностью отсутство­вал, нарушений в сфере потребления и обращения не насту­пило бы"⁴. ^t\

Хотя последний довод несколько страдает излишним эко­номическим детерминизмом, А.А. Рубанов компенсирует егс достаточно убедительными аргументами исторического поряд-

' Под триадой понимаются правомочия владения, пользования, распо­ряжения. Право владения (ius possidendi) означает возможность фактическо­го обладания вещью, удержания ее в своей власти; право пользования вещыо и извлечения из нее полезных свойств (ius utendi el ius fruendi) — это воз­можность эксплуатации вещи и получения от нее плодов и доходов; право распоряжения вешью (ius disponendi) — это возможность собственника по своему усмотрению совершать действия, определяющие юридическую судьбу веши: продавать, закладывать и др. Право распоряжения включает и npaed уничтожения вещи (ius abutendi).

² См.: Венедиктов А.В. Государственная социалистическая собственность;

М.; Л., 1948. С. 17.

¹ Рубанов А.А. Проблемы совершенствования теоретической модели npai собственности // Развитие советского гражданского права на современно этапе / Отв. ред В.П. Мозолин. М.: Наука, 1986. С- 105-

* Там же. С. ЮО. Е.А. Суханов также указывает на "недостаточность" триа­ды для характеристики содержания права собственности (Гражданское правой Т. 1.М.: ВЕК, 1994. С. 203).

ка. Коротко суть его рассуждений можно изложить так: в Граж­данском кодексе Наполеона с целью преодоления средневеко­вого дробления права собственности было одновременно упот­реблено и указание на правомочия собственника, и на абсолютный характер самого права с упором, конечно, на по­следнее- В дальнейшем М. Сперанский, желая позаимствовать либеральную модель французского Гражданского кодекса, вос­произвел ее, для маскировки подчеркнув правомочия собст­венника (триаду)'.

Рассуждения А.А. Рубанова позволяют сделать вывод о слу­чайном в значительной мере появлении триады в нашем за­конодательстве. В принципе это недалеко от истины. Однако нельзя отбросить те вопросы, которые обязательно встают пе­ред каждым, кто желает покуситься на авторитетную тради­цию. Во-первых, она не имеет исключительно русского ха­рактера и не коренится только в средневековье. Еще Гегель, как отмечалось, опирался на логику триады (владение—поль­зование—договор), раскрывая суть собственности вполне в ан­тифеодальном духе. Нужно быть очень большим оригиналом, чтобы не возразить, что Гегель любую проблему раскрывает только через триаду, но такой аргумент сам по себе явно не­достаточен, а гегелевская концепция остается, как уже гово­рилось, одной из наиболее универсальных. Во-вторых, по мнению многих юристов, триада имеет и доктринальную, и практическую незаменимость.

Требуется самая изощренная и тем не менее всегда более или менее уязвимая аргументация, чтобы доказать возможность включения в право собственности правомочия, не отождеств­ляемого с одним из элементов триады; такие же проблемы ха­рактерны и для попыток доказать возможность наличия права собственности помимо триады (вспомним хотя бы начатый А.В. Бенедиктовым знаменитый спор о том, в чем суть остав­шегося после ареста вещи права собственности, когда все три правомочия утрачены)².

Рубанов А.А. Указ. соч. С. 105.

² Подробнее см.: Иоффе О.С. Развитие цивилисти ческой мысли в СССР. ⁴ П.Л.:Изд-воЛГУ, 1978. С-8-9.

Употребляемый О.С. Иоффе, как и другими цивилистами, оборот: "ло-^че утраты всей триады остается некий "сгусток" права собственности" кро- ^м^ не самых приятных химико-физиологических ассоциаций не вызывает ^мпатии и потому, что сохраняется инерция восприятия права собственно-^1:т" как набора, связки правомочий, которые можно если не вычерпать, то ^отя бы вычислить.

Однако здесь, кажется, юриспруденция попадает в собст-^ венную ловушку. На протяжении веков любое проявление соб- 'J ственности юристами — практиками и теоретиками ~ обла­мывалось, подстраивалось под одно из известных правомочий, к которому оно было ближе. Система права оказывала энергия- i ное воздействие на реальные отношения, так что ни одно из них не сохранило своей природной формы под страхом отказа? в правовой защите. Одновременно, конечно, расширялись, ино­гда утрачивая четкость очертаний, сами понятия владения, пользования, распоряжения. После этого поиски реальных прав,, не совпадающих с предписанными признаками, действитель-^! но весьма затруднительны.

Таким образом, проблема триады — проблема прежде всего истории права, и А.А. Рубанов совершенно справедливо указы­вает на средневековье как источник возникновения триады".

Есть смысл несколько подробнее остановиться на этом. Во­обще говоря, в римском праве мы найдем указания на отдель­ные полномочия, связанные с собственностью: uti, frui, habere, possidere и др.² Постепенно вырабатывались и понятия, под которыми понималось в том или ином контексте право, соот­носимое с собственностью, обозначаемое KaKdominium, рго-prietas, plena in re potestas. Кроме того, возникла уже и конст­рукция "голого права собственности" (nudum ius Quiritium), которая может казаться логически близкой к идее строения. права как набора правомочий³.

В связи с этим дойгое время бытовал взгляд, что римскому праву были известны определения собственности как uti frui habere possidere или ius utendi fruendi et abutendi, т.е. составлен-

¹ He случайно при принятии ГГУ, что единодушно воспринималось как. решительное избавление от юридических пережитков средневековья, было сформулировано категорическое заявление: "... собственность не является сум-' мой отдельных полномочий". Цит. по: Савельев В.А. Германское гражданское уложение. М.: Изд-во ВЮЗИ. 1983. С. 42.

² См.: Римское частное право / Под ред. И.Б. Новицкого и И.С. Перетер­ского. М., 194ii-С. 190.

* Если при этом правомочия одно за другим будут переданы, то останет­ся одно "голое право", как пустая обойма. Однако знакомство с контекстом, в котором возникло nudum ius. заставляет отказаться от каких-либо ассоциа­ций с идеей триады или иного перечня. Речь идет о противопоставлении бонмтарной и квмритской собственности, причем возникновение бонитар— ной хотя формально и не аннулирует квирнтскую, но фактически сводит ее к пустой, о чем и говорится в фрагменте (Римское частное право. С. 199; см. также: Смирин В.М. Римская famitia и представления римлян о собственности / Быт и античность в истории. М., 1998. С. 26). Как известно, Юстиниан при кодификации просто упразднил квиритскую собственность по этим причи­нам (как излишнюю).

^bie по принципу исчерпывающего перечня. Сейчас этот взгляд поставлен под сомнение'.

Действительно, римские юристы употребляли эти терми­ны, а также другие: mancipium, possessio usufructus, usufructus, (jominium, proprietas в разные часто не совпадающих и взаи­моисключающих значениях для различных ситуаций. Под эти­ми терминами понимались: владение; владение, соединенное с пользованием; собственность; неполная собственность; заве­домо ограниченное право и др.³ При этом, например, владе­ние (possessio) определялось как "некое пользование" (quidam usus)³, что при ортодоксальном понимании триады просто бес­смысленно (какой смысл в перечне, если его элементы не раз­граничены даже друг от друга?).

Еще труднее будет совладать с другим выражением из Ди-гест; habere possidere (в отрыве от контекста получаем "обла­дать и владеть"), причем, если обсуждать фактическую и юри­дическую стороны владения, "habere ближе к констатации факта, чем possidere"⁴.

Показательно, что мнение Павла, согласно которому пра­во пользования и извлечения плодов (usufructus) составляет часть собственности (pars dominii), было отвергнуто тогда же Ульпианом, считавшим недопустимым "всякие попытки част­ных перечислений состава собственности"⁵. С учетом этого мне­ния Ульпиана следует оценивать в изобилии встречающиеся в историко-юридической литературе сентенции типа: "Римские юристы разработали основные правомочия собственника. Они говорили, что собственнику принадлежит право пользования вещью, право получения плодов, право распоряжения вещью"⁶. Лишено каких-либо сомнений и такое уверенное суждение:

"Основные элементы права собственности: владение, пользо­вание и распоряжение, обоснованные еще в римском праве,

' Смирин В.М, РиНккая fairulia и представления римлян о собственности. С. 25.

² Там же. С. 25-28.

³ Там же. С. 30.

"ДождевД. В. Основания защиты владения в римском праве. С. 183. Ворипи-ч;1лыюм тексте имеется противопоставление держания и владения, чем в пер­вую очередь и вызвано такое словоупотребление, но для нас здесь важно от­сутствие даже намека на то строгое разграничение правомочий, которое неизбежно возникает при введении логики триады или любого иного линей­ного расщепления собственности.

-' Римское частное право. С-192.

" Медведев С.И. Вестготское законодательство V—V1 веков. Ставрополь, 1992,С. 84.

остаются принципиальной основой современного законодатель ства"'.

Однако детальное исследование источников приводи В.М. Смирика к хорошо им обоснованному выводу, что pnh ляне не только не выработали единого понятия собственж сти, четкой юридической терминологии в сфере права cooci венности, но и не стремились к этому. При этом он приводи действительно великолепную сентенцию Яволена: "Всякая д< финиция в гражданском праве опасна, ибо мало такого, что н могло бы быть опровергнуто"².

Нельзя считать простым совпадением, что и в упомянуто| работе Гегеля в связи с теми же проблемами точно так же ци тировался Яволен.

С заключением В.М. Смирина вполне согласуется и замена ние В.А. Савельева, исследовавшего тот же предмет: "Римско му праву не присуще понимание права собственности посред ством перечисления его основных правомочий"³.

Е.М. Штаерман указывает, что, "как известно, римские юри сты не дали однозначной дефиниции собственности и наибо;

лее близкого к собственности права на вещь — владения, дол гое время от собственности не отделявшегося". Следуя это| логике, Е.М. Штаерман далее сопоставляет и противолостад| ляет dominium и possessio, хотя и вынуждена отметить неясЗ ность и неопределенность "у современных исследователей" по? нятия dominium⁴. |

Более глубокой1проработке эти и иные юридические форз мы, соотносимые с собственностью, в римском праве в ад развитии подверг Д.В. Дождев, который отмечает, что "кон струкция dominium ex jure Quiruitum является результатом ин дивидуализации семейного имущества, когда potestas... стал! мыслиться как функция главы семьи, и сохраняет поэтом;

потестарные характеристики групповой формы принадлежно сти". Dominium — "власть-собственность", выражающая по зицию в семье и гражданском коллективе, а не "право само] ценного индивида".

В архаическую эпоху была выработана сравнительно пестро гая и ограниченная законом во времени форма принадлежно

Алехина Л.П.. Черевичко Т.В. Некоторые аспекты правовых рисков в о* кошениях собственности//Правоведение. 1998.№ 1.С. 152. 1 Цит. по: Смирин В.М. Указ. соч. С. 30—31. 1 Савельев ВА. Власть и собственность: юридические аспекты собственносп

в праве классического периода//Древнее право. 1996.№ 1-С- t20—|21.

⁴ См.: Штаерман Е.М. Римская собственность на землю- С. 331, 348 и с

сти вещи в коммерческом обороте, основанная на взаимном признании сторон, — usus auctoritas. "С оформлением институ­та владения позиция одной из сторон (приобретателя) полу­чила признание административной власти и стала отличаяъея исключительностью на уровне факта". Более высокая степень индивидуализации привела к образованию абсолютной связи лица с вещью, дающей возможность распоряжения в оборо­те, — in bonis. Отсюда возникает и бонитарная собственность, защищенная actio Pubbciana и actio Serviana (для залогового кре­дитора), ориентированная на собственность римских граждан (поскольку только им доступна usucanio) и тем самым соотне­сенная' с dominium ex ште Quiruitunr.

Что же касается известной формулировки lexagraria lllr. до н.э., упоминающего habere possidere frui, как будто следующей триаде, то описываемое ею право, равно как и mi frui habere possidere,"не означая Квиритскую собственность, тождествен­но фактическому пользованию"².

Можно, следовательно, сказать, что римское право не пе­редало средневековью ни понятия собственности как набора правомочий, ни тем более (как частный случай) идеи триады. Это всецело продукт европейской средневековойюриспруден­ции. Говоря об истоках этого феномена, можно указать как со­циальные, так и формальные культурные причины интерпре­тации собственности как перечня-правомочий. Средневековье считается "эпохой всеобъемлющего формализма и ритуала", страдающей "страстью к классификации"¹. Даже неполное и недостоверное знание обязательно разбивалось на детально разграниченные, иерархически выстроенные части, рубрика, разделы, определения.

"В период господства теологической мысли осознание со­циальных отношений могло означать только одно: изображе­ние их в соответствии с априорно заданными мифологемами", при этом весьма популярна идея "тройственного расчленения"⁴:

(Сам прием уходит глубоко в архаику, хорошо известно "обыч­ное утроение, при помощи которого первобытный человек вос­принимает единичность"⁵.)

' См.: Дождев Д.В. Римское частное право. М„ 1996. С. 397—399. ² Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. С. 206—207-* Гуревчч А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. С. 185.217.

^f fypeew А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большин­ства М.: Искусство, 1990. С. 27, 30.

^а Фрейденберг О.ЬЛ. Поэтика сюжета и жанра. С. 140.

- В этом смысле-обработка римского права и вообще сущесп вонание юридической мысли не мопздобойтиоь.без градаций;. классификаций, дефиниций и разделений- При. этом абсолют тизнроаались высказывания по частным:случаям классических юристов, им придавалось общее значение, а возникающие в результате этого противоречия, которые классиков, как было показано, нисколько не смущали, были устранены путем ка­зуистики и прекрасно разработанной схоластики. Именно так и возникли пресловутые ^владение, пользование, раепоряже^ ние" (триада) как содержание права собственности, i

• Другая причина идет не от схоластйц^ а имеет социальны* корни. И римское, и варварское общество; поскольку речышга о лицах (субъектах права),'имело в виду равных и свободных, понятие свободы было однозначным (фактическое имущест* венное неравенство никак не сказывалось на содержании сво­боды гражданина). ЭтаСвобода "заключается в полноправии и поэтому может быть обозначена как позитивная свобода", по­зитивная свобода является "однозначной"'. Развитие феода­лизма, как известно, происходило путем дробления статусов свободы. "Средневековое общество — общество, знающее ши­рокий диапазон градаций'свободы и зависимости. Для него не характерно единое и ясно.определенное понятие свободы. Эти понятия относительны, нет ни полной свободы, ни полной несвободы"². Поскольку в праве собственности в наибольшей', концентрированной форме выражены свойства лица, то со­вершенно естественно и неизбежно вместе с аналогичным:^ изменениями свободы происходило изменение от "позитивно­го",, "однозначного" права',собственности, одинакового для всех^ к дробному с множеством градаций и различий, к тако­му праву, которое "всегда относительно", когда "нет ни пол­ной" собственности, ни подной несобственности. Это бесспор­ное влияние изменений свободы на содержание собственности технически осуществлялось как предоставление отдельных пра­вомочий (также, как на место однозначной и полной свободы пришли предоставляемые сеньором, сувереном многочислен^-ные "свободы"); чем больше было этих правомочий^ тем "пол^ нее" получалась собственность..

А.П. Куницын писал: "Когда право владения, право насущ­ность и право пользования принадлежат одному лицу, то пра-

' См.: История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. 1: Формиро^ вание феодально-зависимого хрсстьянства / Под ред. З.В. Удальцовой и др. М.: Наука, 1985, С. 148, 149 (автор главы -^ А.И. Нсусыхнн).

¹ ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры. С. 206.

во собственности называется совершенным, когда же оное при­надлежит разным лицам, то право собственности называется несовершенным"'.

По всей видимости, с этой градацией перекликается и раз­деление Д.И. Мейером права собственности на "полное и не­полное"².

Но Д.И. Мейер сразу'корректирует это понятие законода­тельства, определяя "неполное" право как скорее вещное, аде вид собственности. В том, что не только и даже не столько опе­рирование триадой правомочий, сколько употребление "совер­шенного" и "несовершенного" модуса (а именно их импли­цитно содержит и концепция триацы, всегда сопровождаемая главными, к которым относится обычно распоряжение, и вто­ростепенными правами) всецело принадлежит средневековой системе знания, невозможно усомниться даже при самом по­верхностном знакомстве со схоластикой.

В действительности, конечно, сколько бы ни было дано правомочий собственнику,, его право никогда не будет пол­ным. поскольку всегда могут быть измышлены и обоснованы права и возможности, в "перечень" не вошедшие, а реализа­ция собственником своей власти над вещью с тех же позиций всегда может быть квалифицирована как выходящая за рамки перечня и потому неправомерная. Поэтому само определение собственности посредством любого перечня — это знак огра­ничения права, прямое обнаружение потенциальной, а чаще актуальной ущербности этого права. Тогда именно крушением идеи собственности можно объяснить торжество концепции триады по правилу, великолепно сформулированному Лао Цзы:

"Когда целое распалось— осколки требуют имен". Не случайно критика этой концепции стала заметно нарастать именно на почве возрождения собственности.

А.В. Венедиктов-приводит мнение Пухты, который возра­жал против перечисления правомочий собственника, поскольку о правомочиях можно говорить лишь постольку, "поскольку собственность подлежит... ограничениям, благодаря которым от нее отделяются известные правомочия". Здесь же приводится и высказывание Вольфа: только ограниченное вещное право "можно описать. Для собственности же нельзя исчерпать пере­числениями полноту возможного господства"³,