Постструктурализм архитектуры Пьера Бурдье

В постструктурализме Пьера Бурдье нашлось ме­сто для детального анализа архитектуры традиционно­го кабильского дома. Основу построения социального пространства Бурдье составляет реляционный способ мышления, который опи сывает каждый элемент через «отношения, объединяющие его с другими элементами в систему, где он имеет свой смысл и функцию» [18. –

C. 12]. Социальное пространство, по Бурдье, связано с фи­зическим и образуется системой базовых оппозиций.

Бурдье отмечает, что «Платон в десятой книге «Государства» ассоциировал справедливых с правыми, с их движением вверх, к небу, вперед, а злодеев – с левы­ми, со спуском, с землей, с задним краем» [18. – C. 42].

Многие свои выводы Бурдье делает по результатам тщательного этнографического анализа ритуальной практики на примере кабильского общества. Приме­ром очеловечивания физического пространства может служить описание Бурдье перекрестков и развилок до­рог. Перекресток – «опасное место, точка, где сходятся, переплетаются, удваиваются два противоположных на­правления: Восток, мужское, сухое, и Запад, женское, влажное… Так, в противоположность развилке, которая «является местом, где дорога разделяется, расходится» (anidha itsamfaraqen ibardhan), т.е. пустым местом (по типу thigejdith, центрального разветвления в доме, которое должно быть заполнено asalas – главной опорой дома), перекресток утверждается как место, «где все дороги сходятся» (anidha itsamyagaran ibardhan), т.е. полное ме­сто; в противоположность дому как полному и женско­му (laämarа) и полю или лесу как пустому и мужскому (lakhla) – он [перекресток] оказывается определенным как полный и мужской...» [18. – C. 20].

Архитектура кабильского дома связана с базовы­ми оппозициями между мужским и женским началом и включенa в систему разделения труда по половому признаку. Бурдье отмечает три таковые основные оп­позиции: «оппозицию между движением внутрь (а так­же вниз) и движением вовне (или вверх), оппозицию между влажным и сухим и, наконец, оппозицию между непрерывными действиями, направленными на дли­тельное поддержание противоположностей и распоря­жение ими в их единстве, и краткими, прерывистыми действиями, направленными на объединение существу­ющих противоположностей или разделение соединив­шихся». Первая оппозиция – это оппозиция «между внутренним, домом, кухней, или движением внутрь (на­копление запасов) и внешним, полем, базаром, сходом, или движением вовне, между невидимым и видимым, личным и общественным и т.д. Оппозиция между влаж­ным и сухим дает женщине все то, что имеет отношение к воде, зелени, траве, саду, овощам, молоку, дереву, кам­ню, земле (женщина пропалывает огород босиком, она лепит глиняные горшки и внутренние стены голыми ру­ками). Третья оппозиция отделяет «мужские действия: непродолжительные и опасные столкновения с погра­ничными силами (пахота, жатва, заклание быка), для ко­торых требуются инструменты, сделанные с помощью огня, и соответствующие предохранительные ритуалы от женских действий: от вынашивания и ведения хозяй­ства, постоянных забот, направленных на обеспечение непрерывности, приготовления пищи (аналогичного вынашиванию), ухода за детьми и животными.., тканья, заготовки продуктов или просто сбора плодов, а также других видов деятельности…» [18. – C. 417].

Кабильский дом – это перевернутый мир. Внешний мир противопоставляется дому, как мужское – женскому, день – ночи, огонь – воде и т.д.

«Жизненное пространство, и в первую очередь дом, есть… противопоставление сакрального правого сакральному левому; оппозиция между nif и h'аrаm; меж­ду мужчиной, посвящающим себя добродетелям защиты и оплодотворения, и женщиной, одновременно священ­ной и наделенной пагубными достоинствами; оказыва­ется материализованным, с одной стороны, в простран­ственном делении на мужское пространство (nif): место собраний, рынок или поле, и пространство женское: дом и сад при нем – убежище h'аrат, а с другой стороны – в оппозиции внутри самого дома, где различаются части пространства дома, вещи и виды деятельности в зависи­мости от их принадлежности мужскому универсуму (су­хое, огонь, верх, готовое, день) или женскому (влажное, вода, низ, сырое, ночь)» [18. – C. 150].

«Дом – этот микрокосм, организованный в соответ­ствии с теми же оппозициями, которые организуют уни­версум, находится последним в отношении гомологии. С другой точки зрения, мир дома, взятый в его целост­ности, оказывается с остальным миром в отношении оп­позиции, основания которой совпадают с основаниями, организующими как внутреннее пространство дома, так и остальной мир и – шире – все сферы существования. Итак, оппозиция между миром женской жизни и миром мужского поселения (cite) основывается на тех же прин­ципах, что и две системы оппозиций, которые она про­тивопоставляет» [18. – C. 528].

«Если теперь вновь обратиться к внутренней ор­ганизации дома (кабильского), можно увидеть, что ориентация дома прямо противоположна ориентации внешнего пространства, как если бы она получилась в результате поворота на 180° по оси фасадной стены или по оси порога. Если, перешагнув порог, встать ли­цом к ткацкому станку, то стена, у которой он стоит, освещаемая прямыми лучами утреннего солнца, будет

внутренним светом (подобно тому, как женщина явля­ется внутренней лампой), т.е. востоком внутреннего, симметричным востоку внешнего, от которого свет от­ражается и падает на внутреннее (как уже отмечалось, хозяин принимает гостя со стороны ткацкого станка). Внутренняя и темная сторона фасадной стены пред­ставляет запад дома, место сна, которое оставляют по­зади себя, когда проходят от двери к kanum, т.к. дверь символически соответствует «воротам года», началу влажного сезона и сельскохозяйственного года. Точно также две несущие стены – стена хлева и стена очага – приобретают два противоположных смысла в зависи­мости от того, какую из двух сторон каждой стены рас­сматривать: внешнему северу соответствует внутренний юг (и лето), т.е. сторона дома, которая оказывается по правую руку, если входить лицом к ткацкому станку. Внешнему югу соответствует внутренний север (и зима), т.е. хлев, находящийся сзади и по левую руку, если идти от двери к очагу. Деление дома на темную часть (запад­ная и северная стороны) и светлую часть (стороны вос­тока и юга) соответствует делению года на влажный и сухой периоды. Одним словом, каждой внешней сто­роне стены (essur) соответствует область во внутреннем пространстве (то, что называют словом «tharkunt», что приблизительно означает «сторона»), которая приоб­ретает в системе внутренних оппозиций симметричный и обратный смысл. Таким образом, каждое из двух про­странств может быть получено одно из другого путем его поворота на 180° по оси порога. Нельзя понять пол­ностью весомость и символическую значимость, припи­сываемые порогу в этой системе, если не учитывать, что своей функцией магической границы порог обязан тому факту, что он является местом объединения противопо­ложностей и одновременно местом логической инвер­сии, и что, являясь обязательной точкой перехода или

встречи двух пространств, определяемых через движе­ния человеческого тела и социально определенные тра­ектории», порог оказывается местом, где мир перевора­чивается [18. – C. 538].

«В центре разделительной стены, между «домом лю­дей» и «домом животных» (хлевом), возвышается глав­ная колонна, поддерживающая несущую балку («asalas alemmas» – обозначение мужского рода) как и всю осталь­ную конструкцию дома. Таким образом, несущая балка, которая распространяет свою защиту от мужской части дома к женской, прямо отождествляется с хозяином дома, стражем семейной чести, тогда как центральная колонна, ее раздвоенное окончание («thigejdith» – обо­значение женского рода), на котором держится балка, ассоциируется с женой (согласно Монье Бени Келлили, ее называют «Masâuda» – словом женского рода, означа­ющим «счастливая»), поскольку их стыковка обозначает совокупление, которое в настенной живописи изобра­жается как союз балки и колонны двумя перекрестьями (Devulder, 1951) [18. – C. 524]. Эта точка в архитектуре дома, «где мужское вступает в союз с женским,… – един­ство женской распорки и мужской балки, которую та поддерживает, как земля – небо» [18. – C. 469].

Важное значение имеет мысль о единстве противо­положных оппозиций.

«Магическое нарушение границы, установленной в соответствии с магической логикой, не навязыва­лось бы с такой обязательностью, если соединение про­тивоположностей не было бы самой жизнью, а их разъ­единение путем убийства – условием жизни, если бы они не представляли собой воспроизводство, сущность, существование, оплодотворение земли и женщины, ко­торые именно с помощью соединения освобождаются от смертоносной бесплодности, каковой является жен­ское начало, предоставленное самому себе. В действи­

тельности соединение противоположностей не унич­тожает оппозицию, а противоположности, когда они соединены, все же противостоят, но совершенно иначе, являя двойную истину отношения, которое их объеди­няет: одновременно антагонизм и взаимодополнитель­ность, neikos и philia – отношения, которые могут пока­заться их двойственной «природой», если рассматривать их каждое в отдельности. Так, дом, который обладает всеми негативными характеристиками женского мира, темного, ночного, и который с этой точки зрения экви­валентен могиле или девственнице, меняет свой смысл, когда становится тем, чем он также является, а именно: идеальным местом сосуществования и союза противо­положностей, которое, подобно жене, «внутренней лам­пе», несет в себе собственный свет: когда заканчивают настилать кровлю нового дома, именно к супружеской лампе обращаются с просьбой дать первый свет. Таким образом, любая вещь приобретает различные свойства в зависимости от того, воспринимается она в состоянии соединения или разъединения, при том, что ни одно из этих состояний не может считаться истиной вещи, поскольку в таком случае иное будет искажено или ис­калечено» [18. – C. 412].

Далее Бурдье обобщает и переносит базовые оппо­зиции на современное общество. «Противопоставление центробежной мужской ориентации центростремитель­ной женской, лежащее в основе организации внутренне­го пространства дома, несомненно является фундамен­том и для отношения со стороны каждого пола к своему телу, а точнее, к половым функциям. Как в любом обще­стве, где доминируют мужские ценности, а европейские страны не составляют исключения, мужчине отводятся политика, история или война, а женщине – дом, романы и психология. Сугубо мужское отношение к телу и сексу­альности заключается в сублимации, символике чести,

стремящейся одновременно отвергнуть какое-либо пря­мое выражение естества и сексуальности и поддержи­вать ее преображенные проявления в форме мужских подвигов» [18. – C. 151].

Анализируя мужское господство в современном об­ществе в другой своей работе, Бурдье отмечает, что все вещи мира и все практики сводимы к оппозиции муж­ского и женского. Данная система постоянно подтверж­дается теми практиками, которая сама же определяет и легитимизирует. «Поскольку в рамках официальной таксономии женщинам атрибутируются такие свойства как внутреннее, влажное, низкое, согнутое, постоянное, постольку они воспринимают как свои все домашние ра­боты…, но также и большую часть внешних работ…, са­мых грязных, самых монотонных, самых тяжелых и са­мых унизительных. Что касается мужчин, то занимая полюс внешнего, официального, публичного, правого, сухого, высокого, прерывистого, они присваивают себе все действия, одновременно быстрые, рискованные и зрелищные» [19. – С. 294].

Отсюда можно сделать следующий вывод: если в архитектуре преобладают мужчины – то и интерпрети­ровать, следуя данной логике, ее следует с учетом муж­ского начала, их ценностей и их оппозиций.