Поиск: Рекомендуем: Почему я выбрал профессую экономиста Почему одни успешнее, чем другие Периферийные устройства ЭВМ Нейроглия (или проще глия, глиальные клетки) Категории: Астрономия Биология География Другие языки Интернет Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Механика Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Транспорт Физика Философия Финансы Химия Экология Экономика Электроника

Главная О нас Популярное ТОП Новые страницы Случайная страница Контакты FAQ ЗАКАЗАТЬ РАБОТУ Жандармская полуинтеллектуальность и сановная интеллигентность 13 страница ⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

ми были честные труженики, сознание которых, как и менталитет «про­стого советского человека», было глубоко мифологизировано.

Среди библиотечных интеллигентов-книжников героического поко­ления, вопреки давлению тоталитарной идеологизации, существовали носители гуманистической интеллигентности. Нет возможности назвать многих, ограничусь одним именем — Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990), директор Государственной (с 1948 г. — Всесоюзной) биб­лиотеки иностранной литературы (ВГБИЛ). М. И. Рудомино — человек необыкновенный, недаром Д. С. Лихачев назвал ее «великим библиоте­карем»'. Какие основания для столь высокого титула?

ВГБИЛ — библиотека уникальная, беспрецедентная, ни в одной стра­не мира нет ничего подобного, а М. И. Рудомино — единственный совет­ский библиотекарь, имеющий право в условиях фактического огосудар­ствления библиотечной сети в СССР называть ВГБИЛ «моя библиотека». В 1921 году «исхудавшая, иззябшая девочка с распухшими от холода пальцами» по собственной инициативе привезла в Москву из родного Саратова семейную коллекцию книг по лингвистике и методике препо­давания иностранных языков, поместившуюся в одном шкафу. За 50 лет произошло чудо: семейная коллекция выросла до многомиллионного фонда всесоюзной библиотеки, а «иззябшая девочка» превратилась в «удивительную женщину удивительной судьбы», которую «создавала сама, своим умом, сердцем, руками, всей своей самоотверженной жизнью, отданной книгам, людям, семье», «легендарную личность», «добрую и светлую душу, пережившую злое и темное время».

М. И. Рудомино — героиня трех мемуарных сборников². В контексте нашей книги важно подчеркнуть, что опубликованные воспоминания и размышления Маргариты Ивановны, ее современников и коллег позво­ляют уточнить пафосные слова Д. С. Лихачева: не «великий библиотекарь», а «великий библиотечный интеллигент». Высочайшая интеллигентность Рудомино становится очевидной, если соотнести ее личностные качест­ва с составляющими формулы интеллигентности. Человек, свободно владеющий тремя европейскими языками и прекрасно знающий литера­туру разных стран, — безусловно, очень образован. Директор, более полувека руководивший единственной в своем роде библиотекой и в условиях советского тоталитаризма сумевший превратить ее в храм

¹   Лихачев Д. С. Великий библиотекарь // Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна
Рудомино (1900-1990) / сост. и ред. Е. А. Азарова. М., 1991. С. 5-7.

²   Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна Рудомино...; Рудомино М. И. Моя биб­
лиотека / подгот. текста и коммент. А. В. Рудомино. М., 2000; Она же. Книги моей судьбы.
Воспоминания ровесницы XX века. М., 2005.

580

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

581

общечеловеческой культуры, — несомненно, обладает выдающейся креа­ тивностью. Наконец, интеллигентский этос, заключающийся в альтру­истическом служении своему долгу, гуманистической толерантности, благоговении перед Культурой и Книгой, бьш в высшей степени присущ М. И. Рудомино. Только интеллигент-книжник мог в минуту откровен­ности написать в своей записной книжке: «Судьба была исключительно благосклонна ко мне: всю мою сознательную жизнь я провела в мире книг. И это великое счастье».

Интеллигентность М. И. Рудомино, по воспоминаниям современников, ярко проявлялась в ее контактах с окружающими: «всегда улыбающееся, доброжелательное лицо, приветливость, уважение к чужому мнению, общительность, стремление к сотрудничеству, постоянная готовность оказать помощь тому, кто в ней нуждается». Она «обладала замечательным качеством никогда не говорить дурно о других и была верным другом тех, кто бьш ей близок по духу». «У нее бьш живой ум, организаторский талант, государственный подход к решению проблем и необычайная энергия». Поистине великий библиотечный интеллигент-гуманист! Но главным и удивительным достижением Маргариты Ивановны Рудомино является «островок гуманистической интеллигентности».

Появление подобного «островка» в жестокую пору «большого терро­ра» и «усиления классовой борьбы» было чудом, не поддающимся рацио­нальному объяснению. Я не думаю, что по своему гражданскому само­определению М. И. Рудомино была искусно маскирующимся врагом советской власти, скорее она относилась к личностям «несмотря на», которые увлеченно служили своему призванию, а не партийной идеоло­гии. Она была не номенклатурным функционером, а «стихийным демо­кратом». В подборе кадров она руководствовалась деловыми, а не идео­логическими соображениями. В Библиотеке находили приют и добросовест­но трудились бывшие дворяне и буржуазные интеллигенты, прекрасно знавшие иностранные языки. В 1930 году в Библиотеке работал лишь один член ВКП(б) — заместитель директора С. А. Лопашов. Удивитель­но, что Библиотека иностранной литературы в 1930-е годы оказалась едва ли не единственным в Москве местом, в котором не обнаружили «вражеского гнезда». А ведь проверяли эту «иностранку» весьма придир­чиво.

М. И. Рудомино вспоминала: «Середина и вторая половина 1930-х годов были тяжелыми. Чистки и аресты охватили все учреждения. Порой ста­новилось жутко. Одна комиссия за другой. Почему, например, эта книга выдается? Вы протаскиваете буржуазные идеи? А другая комиссия, гля­дя на эту же книгу через месяц в закрытом фонде, обвиняла в том, что

мы лишаем народ хорошей, нужной книги... Аресты 1937-1938 годов меня лично обошли. Мне кажется, что меня спасло то, что я и мой муж не были в дружбе, как говорят, "домами" с известными людьми того времени, хотя мои возможности здесь были огромны. Жили мы довольно замкнуто»¹. В 1940-е годы, во время борьбы с генетиками и космополи­тами, Рудомино охотно принимала на работу репрессированных ученых, которые шутливо называли себя «Маргариты Ивановны падшие ангелы». И вновь бдительные органы обошли ее стороной. Подозреваю, что дело не в аскетической скромности интеллигентного директора, а в полити­ческих расчетах власти, которая видела в уникальной библиотеке одно из впечатляющих завоеваний социалистической культуры².

Благодарные читатели ощущали особенную духовную атмосферу ВГБИЛ, поэтому «ходили в Библиотеку не только для научных изысканий, но и потому, что в ней было хорошо. Изучение иностранных языков, овладение культурными богатствами других народов расширяло круго­зор, учило думать. В результате происходило сотворение не только высококвалифицированного, но и высококультурного, интеллигентного человека»³. Превратить библиотеку в «фабрику интеллигенции» — кто, кроме «великого библиотечного интеллигента», смог бы сотворить это чудо? М. И. Рудомино смогла. И еще об одном чудесном, беспрецедент­ном явлении не могу не вспомнить: присвоение имени Рудомино ее Библиотеке. Опыт ВГБИЛ весьма значим, ибо он реабилитирует герои­ческое поколение библиотечной интеллигенции от обвинений в раболепии перед деспотической властью.

5.1.4. Homo soveticus — новый антропологический тип

Нас вырастил Сталин на верность народу, На труд и на подвиги нас вдохновил.

Гимн Советского Союза. 1943

Что же все-таки получилось в результате титанических трудов боль­шевистской партии и ее «попутчиков» по коммунистическому воспитанию,

¹   Рудомино М. И. Книги моей судьбы. С. 189, 192.

²   Демократические взгляды М. И. Рудомино проявились в разработанной ею в 1989 году
программе перестройки советского библиотечного дела. В эту программу вошли: библио­
течный закон, библиотечное общество, устранение ведомственных ориентации в библио­
течном образовании (Владимиров Л. И. Почетный вице-президент // Рудомино М. И. Книги
моей судьбы. С. 461).

³   Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна Рудомино... С. 181.

582

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

583

как выразился Ленин, «массового человеческого материала, испорчен­ного веками и тысячелетиями рабства, крепостничества, капитализма»? В середине 1930-х годов почти одновременно СССР посетили два все­мирно известных писателя — Андре Жид (1869-1951) и Лион Фейхтван­гер (1884-1958). А. Жид прибыл в Москву 17 июня 1936 года и принял участие в траурной церемонии похорон М. Горького; Л. Фейхтвангер посетил СССР в январе 1937 года, он был принят Сталиным и присут­ствовал на втором московском процессе «троцкистско-зиновьевского центра». По прибытии домой А. Жид опубликовал небольшую книгу «Возвращение из СССР»; Л. Фейхтвангер также откликнулся книгой «Москва. 1937». Обе они были запрещены к обращению в Советском Союзе, а А. Жид был объявлен злейшим врагом страны социализма. Почему так случилось? Потому что наблюдательным писателям удалось распознать подлинные черты homo soveticus и изобразить духовную ат­мосферу, царившую в тоталитарном государстве¹.

А. Жид писал о советских людях: «В СССР решено однажды и на­всегда, что по любому вопросу должно быть только одно мнение... Каж­дое утро "Правда" им сообщает, что следует знать, о чем думать и чему верить. Получается, что когда ты говоришь с каким-нибудь русским, ты говоришь словно со всеми сразу». Сравнивая советский и французский образ жизни, Жид отмечает: «Почему-то при равных условиях жизни или даже гораздо более худших русский рабочий считает себя счастливым, он и на самом деле более счастлив, намного более счастлив, чем фран­цузский рабочий. Его счастье — в его надежде, в его вере, в его неведении». А. Жид удивительно точно формулирует источник «всеобщего счастья» в СССР: «Всеобщее счастье достигается обезличиванием каждого. Счастье всех достигается за счет счастья каждого. Будьте как все, чтобы быть счастливым».

Фейхтвангер соглашается с обезличением «нового советского чело­века», с унификацией образа жизни и мышления советских людей, но объясняет эти факты по-своему. Он утверждает, что столь заметный кон­ формизм советского народа обусловлен всеобщим убеждением, что в недалеком будущем Советский Союз станет «самой счастливой и самой сильной страной в мире». Фейхтвангер не осуждает, а приветствует еди­нообразие мышления советских людей, видя в нем проявление советско­го патриотизма.

А. Жид замечает, что в сталинском СССР «нужны только соглаша­ тельство, конформизм. Хотят и требуют только одобрения всему, что

¹ Обе книги были изданы в СССР в 1990 году: Два взгляда из-за рубежа: переводы. М., 1990.

происходит в стране. Пытаются добиться, чтобы это одобрение выража­лось с энтузиазмом. И самое поразительное — этого добиваются. Ма­лейший протест, малейшая критика могут навлечь худшие кары. Не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено». Фейхтвангер согласен с тем, что в СССР нигде не услышишь критики «генеральной линии», и объясняет это тем, что «генеральная линия» очень правильная, а когда всех вынуждают идти по правильному пути, то это равносильно всеобщему признанию здравого смысла.

Итак, несмотря на различие в конечных оценках и объяснениях причин, А. Жид и Л. Фейхтвангер согласны в том, что в СССР в 1930-е годы действительно выращен особый сорт людей, отличающихся от западных обывателей во многих отношениях. Военный опыт и послевоенные ис­пытания, казалось бы, наглядно подтвердили неодолимую силу советских людей. Советский человек стал героем многочисленных апологетических и разоблачительных мифов.

Типичный апологетический миф 1970-х годов. В изданной массовым тиражом книге утверждается, что Советский Союз стал родиной «нового, высшего типа человека разумного — хомо советикус»¹. Перечислены отличительные черты homo soveticus: «Первым важнейшим качеством советского человека следует назвать его коммунистическую идейность, партийность... Независимо от того, является ли он членом КПСС или нет, партийность его проявляется во всем мироощущении, в ясном видении идеала и беззаветном служении ему». Отмечается трудолюбие советского человека — он относится к труду как к главному в жизни; коллективизм — «это человек коллектива»; советский патриотизм — «че­ловек, беспредельно преданный социалистической многонациональной отчизне», и интернационализм (с. 4—5). Решительно отвергается христи­анский гуманизм и утверждается гуманизм социалистический, суть кото­рого формулируется так: «Любовь к людям и ненависть к врагам чело­вечности — это две диалектически взаимосвязанные стороны социали­стического гуманизма»².

¹ Советские люди. М, 1974. С. 3.

² Глезерман Г. Е. Рождение нового человека. Проблемы формирования личности при
социализме. М., 1982. С. 244. Данная диалектическая формула восходит к известным мак­
симам М. Горького «Если враг не сдается, его уничтожают» и «Не умея ненавидеть, невоз­
можно искренне любить». Горький убежденно настаивал, что работа чекистов в исправи­
тельно-трудовых лагерях представляет собой подлинный гуманизм, подлинную любовь
к человеку.

584

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНОИИ

5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

585

В те же 1970-е годы философ и диссидент А. А. Зиновьев в самизда-товском негативном мифе «Гомо советикус» рисовал иными красками социальный портрет воспитанного большевиками советского человека (гомососа). «Гомосос приучен жить в сравнительно скверных условиях, готов встречать трудности, постоянно ожидает еще худшего, покорен распоряжениям властей... Стремится помешать тем, кто нарушает при­вычные формы поведения, холуйствует перед властями, солидарен с большинством граждан, одобряемых властями... Он обладает стандартным идеологизированным сознанием, чувством ответственности за страну как за целое, готовностью к жертвам и готовностью других обрекать на жер­твы... Гомососы не злодеи. Среди них много хороших людей. Но хороший гомосос — это такой, который не имеет возможности причинить другим людям зло, или для него в этом нет особой надобности. Но если он по­лучает возможность или вынуждается творить зло, он это делает хуже отпетого злодея»¹.

Если отбросить словесную шелуху, легко увидеть, что мифический homo soveticus и мифический гомосос — один и тот же персонаж, и речь идет об одних и тех же его качествах. Причем (Зиновьев это специально подчеркивает) образ гомососа относится не к простому народу, а к совет­ской интеллигенции, «людям со сравнительно высоким уровнем культу­ры и образования». Зиновьевский гомосос — прямой потомок (сын) мифического «веховского» интеллигента начала века. Их роднят партий­ная фанатичность, интолерантность, коллективизм, мужество и сила духа. Но у сына нет отцовской оппозиционности по отношению к власти и культурной беспочвенности. Наоборот, гомосос — советский патриот и послушный советской власти гражданин.

Если же выйти за пределы мифологии и обратиться к реальному homo soveticus, воспитанному большевиками жителю тоталитарного общества, нужно отметить два его отличительных качества. Первое: по интеллект-но-этическому развитию советский человек — полуинтеллигент или полуинтеллектуал, он относится не к высшему диапазону интеллектно-этического континуума, а к среднему диапазону, где представлены типо­вые фигуры фанатика, хама, холуя, деспота и др. (см. рис. 1.2). Второе: простодушная инфантильность, которая проявляется в следующих качествах:

— очарованность большевистской идеологией; безусловное доверие вождю—таинственному чудотворцу; отношение к нему как к отцу — доб­рому и всесильному;

' Зиновьев А. А. Гомо советикус. Мой дом — моя чужбина. М., 1991. С. 310, 312.

— послушное подчинение призывам власти («Сталин дал приказ...»); отказ от критической рефлексии;

— преданность «своим», своему коллективу, своей стране, осуждение индивидуальных привилегий, утверждение равенства и правды-справед­ливости;

— удаль молодецкая: «смело мы в бой пойдем...»; готовность к са­мопожертвованию;

— примитивные эстетические вкусы, отсюда популярность деревен­ских мотивов в городской среде («На закате ходит парень...», «Расцвета­ли яблони и груши...» и т. п.);

— нетребовательность, выносливость, терпеливость;

— вера в чудесное светлое будущее, гарантированное партией.

Простодушная инфантильность была свойственна не только полуин­теллигентам, но и образованным интеллигентным людям. Многие интел­лигенты-гуманисты шли в партию и служили делу коммунизма не из страха, не из подлости, а из идейных побуждений, будучи очарованы чудесными и таинственными далями коммунистической утопии.

Особого рассмотрения заслуживает аналогия между homo soveticus, продуктом русского большевизма, и авторитарной личностью, порож­денной фашистским рейхом. После Второй мировой войны авторитарная личность стала предметом социально-психологического исследования под руководством Теодора Адорно (1903-1969)¹. По мнению некоторых социологов, группа Адорно выявила характерные черты личности, проду­цируемые тоталитарными режимами вообще. Действительно, у фашист­ской личности обнаружились: агрессивность — стремление к поиску и наказанию инакомыслящих, отказ от гуманизма, антиинтеллектуализм — враждебность к интеллигенции, склонность к традиционным суевериям и стереотипам, некритическое восприятие этических норм, принятых в группе, демонстрация силы и твердости², — черты характера, не чуждые советским людям. Особенно узнаваем портрет конформиста — человека, перенимающего предрассудки и ходячие суждения у других, не затруд­няясь самостоятельно вникнуть в суть дела, постоянно боящегося «вы­делиться», быть не таким, как все. Всем тоталитарным режимам свой­ственна фигура функционера-манипулятора, который рассматривает всех и вся как объект управления, манипулирования в определенных теорети­ческих или практических целях, предписанных властью³. Таким образом,

¹   Адорно Т. Указ. соч. М., 2001.

²    Дмитриев А. С. «Число зверя»: к происхождению социологического проекта «Авто­
ритарная личность // Социологические исследования. 1993. № 3. С. 66-74.

³   Адорно Т. Типы и синдромы. Методологический подход // Там же. С. 75-85.

586

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

587

homo soveticus — типичное порождение тоталитарного режима, новый антропологический тип, разумеется, с учетом исторических особенностей советского тоталитаризма и национального характера русского народа.

Чтобы проиллюстрировать этот вывод, обращусь к профессиональной библиотечной интеллигенции — одному из отрядов идеологических бой­цов, выращенных сталинским тоталитаризмом. Советские писатели в повестях и рассказах раскрывали душевную красоту простых библиоте­карей, поднимающихся до героического служения своему долгу¹. В мно­гочисленных журнальных и газетных статьях, воспоминаниях и офици­альных документах рассеяны удивительные свидетельства мужества и героизма библиотечных интеллигентов-книжников в суровые годы Ве­ликой Отечественной войны. Приведу несколько примеров из истории ленинградских библиотек.

В первую блокадную зиму, когда в библиотеках не было света и отоп­ления, библиотекари массовых и школьных библиотек шли со своими книгами в бомбоубежища и красные уголки в жилых домах, куда тепло «буржуйки», огонек и кипяток манили школьников и взрослых. Сотруд­ники Центральной городской библиотеки открывали входную дверь на набережную реки Фонтанки и, пользуясь светом короткого зимнего дня, выдавали книги на улице в 30-градусный мороз, сменяя друг друга каж­дый час. Библиотека Дома техники не прекращала свою работу ни на один день, обслуживая инженеров, приходящих пешком из разных райо­нов города. Ее библиографы составили подборки литературы по проек­тированию, конструированию и ремонту танков, которые пользовались большим спросом на заводах блокадного Ленинграда. Зимой и летом не пустовали читальные залы Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и Библиотеки Академии наук. Невероятно, но в осажденном городе продолжалась работа над репертуаром русской книги². Библиоте­кари постоянно посещали госпитали и «стационары» для обессилевших ленинградцев, читали книги раненым и больным, иногда сами становились пациентами «стационаров». Зимой 1943 года библиотека комбината «Красный треугольник» организовала первый за время блокады вечер читателей, посвященный теме «Битва за Ленинград», привлекший более

¹  Куделина А. Библиотекарь в художественной литературе // Красный библиотекарь. 1930.
№ 4. С. 55-58; Первушина Л. Образ библиотекаря в художественной литературе // Библио­
текарь. 1966. № 9. С. 42^6; Галкина Н. Люди высокого призвания: Образ библиотекаря в
советской литературе // Клуб и художественная самодеятельность. 1970. № 12. С. 30-31.

²  Аргутинская Н. К., Парийский В. Л. Отдел обработки и каталогизации ГПБ в годы
Великой Отечественной войны // История библиотек. Исследования, материалы, докумен­
ты: сб. науч. тр. / сост. И. Г. Матвеева, Б. Ф. Володин. СПб., 2004. Вып. 5. С. 164-202.

300 человек. Впоследствии такие встречи стали регулярными, на них выступали Ольга Берггольц, Вера Инбер, Александр Прокофьев. В осаж­денном Ленинграде книга спасала от страха смерти, поддерживала жиз­ненный тонус, помогала сопротивляться голодному угасанию¹.

В 1943 году в блокадном Ленинграде не прекращала свою работу библиотека Выборгского дома культуры. Однажды в библиотеку пришел 16-летний паренек, слесарь одного из заводов Юра Семенов и стал ее постоянным читателем. Много лет спустя он написал в автобиографии: «В тяжелые дни блокады, когда умер от голода отец, книги вдохновляли меня к жизни, к труду. Библиотека была для меня тем местом, где я от­дыхал. Читая выступления товарища Сталина и других государственных деятелей СССР, я верил в победу, зная, что она придет. В библиотеке я консультировался по общеобразовательным предметам и подготовился к поступлению в школу рабочей молодежи. С помощью книг я смог при­обрести квалификацию электромонтера. Читая книги о нашей партии, я подготовился к вступлению кандидатом в члены КПСС. Всем этим я в большой мере обязан библиотеке»². Этот пример показывает, что даже в жесточайших условиях войны и тоталитарного гнета библиотеки были больше, чем идеологические учреждения, и их сотрудники, несомненно, это понимали.

Вместе с тем они не забывали про должностные обязанности совет­ских библиотекарей. В той же брошюре можно прочитать: «Работа с об­щественно-политической литературой занимает центральное место во всей деятельности библиотеки. В отделе собрано 30 тысяч экземпляров книг (более четверти библиотечного фонда), в том числе 530 экз. "Крат­кого курса истории ВКП(б)", 50 комплектов сочинений В. И. Ленина (4-е издание), 25 комплектов сочинений И. В. Сталина. Отдельные про­изведения классиков марксизма-ленинизма представлены в количестве от 50 до 300 экз. каждого названия; имеются 30 комплектов книги "КПСС в резолюциях"». Приведу характерные случаи руководства чтением из опыта библиотеки Выборгского дома культуры: «Читатель И. Макарьев интересуется литературой о США, и библиотекарь, в первую очередь, рекомендует ему работы В. И. Ленина "Письмо к американским рабочим", "Система Тейлора — порабощение человека машиной" и др. Работнице 3. Васильевой библиотекарь при первом посещении рекомендовала книгу С. Мстиславского "Грач — птица весенняя". Книга понравилась.

¹   Бронштейн М. Героические страницы из истории ленинградских библиотек // Библио­
текарь. 1946. № 2-3. С. 24-31.

²    Стратановская Е., СоколоваН. Библиотека Выборгского дома культуры. М., 1955.
С. 61.

588

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

589

В дальнейшем читательница с удовольствием прочла книги о деятелях нашей партии Бабушкине, Свердлове, Дзержинском. Прочитав книгу И. В. Сталина "О Ленине", она взяла "Историю ВКП(б). Краткий курс"». Вывод авторов: «путем индивидуальных бесед и умелого руководства чтением библиотекарю удается увеличить число читателей, занима­ющихся политическим самообразованием». Эти примеры демонстри­руют, так сказать, механизм тоталитарной книжной системы в действии. Не в каждой массовой библиотеке работа с читателями велась так энер­гично и столь продуктивно, как в Выборгском доме культуры, но поло­жительных примеров было немало, опыт передовых коллективов широко пропагандировался в печати, обобщался и распространялся методиче­скими отделами центральных библиотек.

Были ли в советской интеллигентской среде критически мыслящие личности, о которых можно было бы сказать «они не молчали». Да, были большевики-интеллигенты, которые мужественно обличали сталинский режим, например М. Н. Рютин (1890-1937), Ф. Ф. Раскольников(1892-1939), еще несколько человек, но организованного сопротивления, по­добного дореволюционной Подпольной России, не было¹. Высший диа­пазон интеллектного слоя, «мозг нации», не протестовал. Как ни странно, в качестве борца со сталинизмом выступил полуинтеллектный слой в лице выращенного большевиками homo soveticus.

Н. С. Хрущев не обладал интеллигентностью в силу недостаточной образованности. Он был типичный homo soveticus, полуинтеллектуал-фанатик, большевистский «выдвиженец» 1930-х годов. Внешне просто­ватый, но расторопный и сообразительный активист сумел завоевать доверие вождя и вошел в узкий круг его приближенных. Он стал свиде­телем, а иногда и вынужденным соучастником сталинских преступлений, против которых восставала его альтруистическая натура. Постепенно из полуинтеллектуала-фанатика он переродился в полуинтеллигента-еретика, скрытого критика сталинизма. После смерти Сталина ему удалось встать во главе партии и выполнить чрезвычайно сложную, исторически беспрецедентную задачу: дискредитировать квазирелигиоз­ный культ вождя и реабилитировать его жертвы. Можно сказать, что полуинтеллигентный homo soveticus нанес поражение непобедимому интеллектуальному большевизму.

Это поражение не было концом большевистского тоталитаризма. То­талитаризм и большевизм покинули Россию только в начале 1990-х годов. После XX съезда КПСС (1956) большевизм сменил имидж: вместо ре-

¹ Разрушает легенду о всеобщей покорности, конформизме и казенном единомыслии интеллигенции сборник «Они не молчали».

прессивного сталинизма он предстал в виде гуманного ленинизма. На­ступила «оттепель», которая взбодрила стареющее поколение героических интеллигентов. Культ Сталина сменил культ «самого человечного чело­века» В. И. Ленина, который начал «верный ленинец» Н. С. Хрущев и продолжил «верный ленинец» Л. И. Брежнев. На волне тяги к человеч­ности привлекательно выглядел хозяйственный полуинтеллигент Хрущев, близкий и понятный массам homo soveticus. Современники справедливо признают: «Он был, несомненно, самой характерной личностью эпохи, затмевая ярким своеобразием современных ему художников, ученых, артистов... трудно даже сказать, кто кого породил: Хрущев 60-е или 60-е — Хрущева»¹. Во всяком случае, очевидно, что интеллигентское поколение шестидесятников многим обязано полуинтеллигенту Н. С. Хрущеву.

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

Поколение шестидесятников является вторым поколением советских людей, воспитанных в советской школе в условиях советского социализ­ма. Время рождения этой демографической когорты — 1926-1945 годы, а фаза личностного формирования, восхода поколения ограничивается 1956-1968 годами. Первая дата — XX съезд КПСС, отвергнувший культ Сталина; вторая дата — подавление Пражской весны, знаменовавшее конец либеральных иллюзий и начало идеологических заморозков. Зре­лость поколения пришлась на 1970-1980-е годы, а фаза заката — на последнее десятилетие XX века.

Нелишне подчеркнуть, что нас интересует не все поколение советских шестидесятников, а его интеллектный слой, состоящий из квалифициро­ванных и креативных специалистов умственного труда. В послевоенные годы советское руководство, озабоченное обороноспособностью социали­стического лагеря, уделяло приоритетное внимание развитию научно-тех­нической сферы, особенно военно-промышленному комплексу. В этой сфере оказались сосредоточенными мощные интеллектуальные ресурсы, которые невозможно было изолировать от внешнего мира и оболванить идеологически. Несколько миллионов талантливых ученых и научных ра­ботников, осознающих себя интеллектуальным авангардом общества, бо­лезненно ощущали свою зависимость от бездарной и невежественной

¹ Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996. С. 220.

590

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

591

партийно-государственной номенклатуры. Именно научная среда стала выразительницей оппозиционных настроений и социальной базой дис­сидентства.

Для поколения шестидесятников характерен мощный образовательный порыв в 1950-1960-е годы. Благодаря вечернему и заочному обучению без отрыва от производства 40 % молодых рабочих получили высшее образование, а еще 40 % — среднее специальное. Таким образом, ин-теллектный слой пополнился энергичными и целеустремленными мо­лодыми специалистами. Если в 1950 году насчитывалось 1442,8 тысячи работников с высшим образованием, то в 1960-м их стало 3545,2 тыся­чи, а в 1970-м — 6852,6 тысячи (рост за 20 лет в 4,75 раза). Рост этот, кстати говоря, продолжался и в последующие годы, так что в 1989 году в стране насчитывалось 20,6 млн специалистов с высшим образованием, что означало кризис перепроизводства¹.

Трагедия шестидесятников в том, что, активно подталкивая нереши­тельного Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева к отказу от коммунистической идеологии, красноречиво ратуя за интеллектуальную свободу, демократию, гласность², они в 1992 году обнаружили себя не в царстве правды и справедливости, а в притоне стяжательства и насилия. Прорабы перестройки оказались невольными прорабами дикого капита­лизма. На их долю досталась горькая чаша разочарования и ощущение вины перед народом, перед своими дезориентированными сыновьями, перед Россией.

Затруднительно дать логически четкую дефиницию поколения ше­стидесятников. Александр Галич выразился витиевато: «Мы — цветы середины столетья». Евгений Евтушенко блеснул афоризмами: «Шести­десятники — это Маугли социалистических джунглей» или «Шестиде­сятники — это поколение генетически предрасположенных к страху, но начавших его побеждать»³. Попробуем присмотреться внимательнее к этому поколению русской интеллигенции, учитывая, что в разные фазы своего жизненного пути оно выглядело по-разному. В начале 1960-х, в период жизнерадостного восхода нового поколения советских людей, никто из шестидесятников не мог и предположить, что они, надежда своих героических отцов и наследники их всемирной славы, так бездар­но распорядятся своим драгоценным наследием.

¹  Волков С. В. Указ. соч. С. 30.

²  Нельзя не вспомнить замечательный памятник эпохи перестройки — сборник статей
интеллектуальной элиты того времени: Иного не дано. Судьбы перестройки. Вглядываясь
в прошлое. Возвращение к будущему / под ред. Ю. Н. Афанасьева. М, 1988.

³  Евтушенко Е. Волчий билет. М., 1998. С. 7, 148.

5.2.1. Суть шестидесятничества — возрождение интеллигентности

Есть русская интеллигенция! Вы думали — нет? Есть! Не масса индифферентная, А совесть страны и честь.

А. Вознесенский

О чем мечталось молодым шестидесятникам в 1960-е годы, на этапе своего духовного формирования? В начале 1961 года недавно созданный Институт общественного мнения при газете «Комсомольская правда», который возглавил молодой и энергичный социолог-шестидесятник Б. А. Грушин, провел анкетный опрос читателей газеты на тему: «Что Вы думаете о своем поколении?» Анкета была небольшой, всего 12 вопросов, но респонденты по собственной инициативе часто предлагали информа­цию о себе и своих жизненных планах, делились раздумьями о своем поколении и будущем страны. В общей сложности было получено 19 тысяч анкет, из которых 17,5 тысяч были отобраны для изучения. Кроме того, был проведен дополнительный опрос 100 авторитетных в стране госу­дарственных и общественных деятелей, ученых, писателей, педагогов, представлявших героическое поколение советской интеллигенции, отно­сительно их мнения о молодежи 1960-х годов. Полученные данные были первоначально опубликованы в 1962 году¹, а почти 40 лет спустя в не­сколько отредактированном виде включены в сборник социологических исследований².

Социально-демографические характеристики респондентов выгляде­ли следующим образом: возрастные границы 15-30 лет (юноши и девуш­ки комсомольского возраста); род занятий: рабочие, служащие, военно­служащие, студенты, школьники и другие; образование: незаконченное среднее, среднее специальное, высшее; 65,4 %—жители средних городов, 16,6 % — жители крупных городов; 11,1 % — сельские жители; 6,9 % — москвичи. Из 17,5 тысяч опрошенных 10,3 % были студентами, 8,9 % имели высшее образование и 23,3 % профессионально занимались ум­ственным трудом. Между различными группами респондентов расхож­дения были незначительны, поэтому будем оперировать общими резуль­татами.

¹ Грушин Б. А., Чикин В. В. Исповедь поколения. М., 1962.

² Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь
1-я. Эпоха Хрущева. М., 2001. С. 159-222.

592

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

593

Более 95 % опрошенных заявили, что имеют определенную жизненную цель. На вопрос: «В чем состоит цель вашей жизни?» было получено следующее распределение ответов (в %):

— служить народу, приносить пользу Родине — 33,5;

— стать первоклассным специалистом, в совершенстве овладеть профессией -— 33,2;

— стать настоящим коммунистом, всесторонне развитым, высоко­моральным человеком — 15,6;

— стать деятелем литературы и искусства — 5,9;

— создать хорошую семью, воспитать достойных детей — 4,2;

— совершить открытие, сделать что-либо выдающееся — 2,6;

— выгодно вступить в брак — 2,3;

— стать знаменитым спортсменом — 1,3;

— совершить дальнее путешествие — 0,7;

— иметь много денег, проводить жизнь в развлечениях и удоволь­ствиях — 0,1, то есть один человек на 1 тысячу опрошенных.

На вопрос: «Что вы должны сделать для достижения своей цели?» были получены ответы (в %):

— продолжать образование — 63,4;

— упорно, творчески трудиться — 29;

— совершенствовать свои личные качества — 21,6;

— копить деньги — 0,4.

Почти 82 % опрошенных выразили уверенность в том, что они обяза­тельно добьются своей цели. Целеустремленность, гражданская и идео­логическая выдержанность сочетаются с высокой самооценкой советской молодежи. 78,7 % респондентов заявили, что им нравится их поколение, что они гордятся его делами. Критически настроенных оказалось всего 13,7 %, а 7,6 % не дали определенного ответа. Более того, обнаружилось сверхъестественное самодовольство: 20 % молодых людей студенческого возраста 18-22 года заявили, что у советской молодежи вообще нет ши­роко распространенных отрицательных черт! Правда, 23,4 % самокри­тично признали увлечение спиртными напитками, 16,6 % осудили под­ражание западной моде и стиляжничество, 14,7 % — невоспитанность чувств в этическом и эстетическом планах. Менее 10 % встревожены недостаточной культурой поведения, пассивностью, иждивенчеством, несамостоятельностью и всего только 2,4 % отметили у некоторых моло­дых людей мещанские ориентации, корыстолюбие, стремление к обога­щению.

Перечисленные недостатки нельзя считать пороками, толкающими на путь разврата и девиантного поведения; скорее — это простительные

слабости, недоработки в коммунистическом воспитании. Зато какими положительными чертами блещет советская молодежь! По мнению сту­дентов и дипломированных специалистов, их сверстникам свойственны (в %): целеустремленность — 85; патриотизм, любовь к Родине — 32; высокие моральные качества (воля, мужество, правдивость, чуткое отно­шение к людям и пр.) — 31; преданность партии, идеям коммунизма — 22,1; стремление к знаниям —20,3; сознательное отношение к труду, трудолю­бие— 19,8; коллективизм— 14,9; жизненная активность, энтузиазм— 12; стремление к новому — 6,2; миролюбие, стремление к миру — 6. Вели­колепные показатели! Они хорошо коррелируют с ценностными ориен-тациями и жизненными планами молодежи, отраженными в других от­ветах на вопросы анкеты.

Возможно, что социально-психологические качества молодежи были идеологически подретушированы в угоду времени, но все-таки этот ма­кияж не может скрыть антропологические черты homo soveticus, а имен­но: простота интеллектуальных и эстетических запросов и вкусов, ин­фантильность (преданность «своим» и нетерпимость к «чужим», несамо­стоятельность мышления, отказ от критики), соборность (коллективизм, стремление быть «как все»), непритязательность (осуждение мещанства, корыстолюбия и т. п.), простодушный сервилизм — готовность само­отверженно служить народу, Родине, партии. Молодые шестидесятники хорошо помнили героику Великой Отечественной войны, участвовали в послевоенном строительстве, на их счету были целина и комсомольские стройки, спортивные победы и немало других героических свершений. Гордость за свою Родину и патриотическое служение ей были искренним переживанием и жизненным стимулом для миллионов молодых людей. Бескорыстный коммунистический труд, субботники и воскресники, де­журства и рейды, третий трудовой семестр, десятки тысяч комсомольцев-добровольцев — разве было где-нибудь когда-нибудь нечто подобное? Романтика дальних странствий и трудовых будней вытесняла семейную идиллию и расчетливую предусмотрительность, а мещанские солидные добродетели презирались и отвергались, как смертный грех.

Сказанное свидетельствует о духовной преемственности, о родствен­ной близости между сыновьями-шестидесятниками и героическим поко­лением их отцов. Не случайно героические отцы единодушно и востор­женно приветствовали своих сынов и внуков. Анкетирование читателей «Комсомольской правды», как уже говорилось, сопровождалось опросом авторитетных людей старшего поколения. Мнение умудренных тотали­тарным опытом экспертов выражают реплики: «никогда ни в какой стра­не не было такой замечательной молодежи», «чудесная молодежь!»,

594

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНиИИ

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

595

«люблю, горжусь и уважаю» и т. п. Правда, есть немногочисленные ворч­ливые реплики о неоднородности, о расслоении, о презренных «тунеяд­цах», но они тонут в хвалебном хоре. Приведу несколько высказываний.

Поэт М. В. Исаковский (1900-1973): «Подавляющим большинством нынешней советской молодежи я безусловно и вполне доволен. Это все молодежь здоровая, чистая в своих помыслах и стремлениях, талантли­вая, — одним словом, хорошая или даже отличная». Педагог В. А.Сухо-млинский (1918-1970): «Нынешнее поколение советской молодежи до­рого мне, я влюблен в него; глубоко верю в его чистое сердце, ясный ум, трудолюбивые руки». Министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский (1898-1967) был по-военному лаконичен: «Нашей молодежи даю самую высокую оценку. Сегодняшнее поколение советской молодежи отличает высокое чувство ответственности за судьбы Родины, трудовой героизм, готовность к подвигу, коллективизм и товарищество». Академик С. Л. Со­болев (1908-1989) с присущей математикам однозначностью заявил, что «сегодняшнему поколению советской молодежи принадлежит будущее, и оно сумеет правильно построить его». Лирико-патетические компли­менты в адрес молодых шестидесятников хорошо дополняет трогательное стихотворение Леонида Мартынова (1905-1980):

Какие

Хорошие

Выросли дети!

У них удивительно ясные лица!

Должно быть, им легче живется на свете,

Им проще пробиться, им легче добиться.

Положим, они говорят, что труднее: Экзамены, всякие конкурсы эти. Быть может, и верно. Им, детям, виднее, Но очень хорошие выросли дети.

Восторги героических отцов объясняются тем, что молодежь 1960-х обладала поистине экзотической чертой — почитание ценностей стар­шего поколения как своих собственных. Обычный для прогрессивно развивающихся обществ конфликт отцов и детей в данном случае отсут­ствовал. Дети охотно и безоговорочно в массе своей принимали культур­ное наследие отцов, вставали под их знамена, повторяли их символ веры: коммунизм — светлое будущее всего человечества. Как же не восхищать­ся «удивительно ясными лицами» таких детей! Беда в том, что репроду­цирование мировоззрения дедов в сознании внуков означает духовный застой. Поэтому никак нельзя разделить радостный энтузиазм Героя

Социалистического Труда П. Ф. Кривоноса, провозглашавшего: «Сего­дняшнее поколение советской молодежи стоит на правильном, ленинском пути; мы можем спокойно доверить ему дело завершения строительства коммунизма в нашей стране». Увы, не сбылись надежды героев-отцов.

Социологи 1960-х годов не ставили и не могли ставить задачу выявить вариации в морально-политическом единстве советской молодежи. Од­нако в позднейшей публикации Б. А. Грушин пишет, что им удалось об­наружить «глубокие разрывы в отношении к базовым принципам, лежа­щим в основании общества», что «наряду с отрядами молодых людей, выступавших опорой партии и государства, удалось зафиксировать и первых скрытых и явных, осознающих и не осознающих себя в подобном качестве диссидентов»¹. Получилась галерея социальных портретов, сгруппированных по трем классам:

A. Активные адепты существующего в стране строя: А. 1 «активные
продолжатели революции, начатой отцами и дедами»; А.2 «романтики,
видящие смысл жизни в служении народу, людям»;

Б. Безразличные конформисты, вполне лояльные по отношению к власти, но замкнутые в своих частных интересах; их типичные пред­ставители: Б. 1 «специалисты, ориентированные на высокий профессио­нализм, в том числе сохранявшие идеологический нейтралитет и чувство собственного достоинства»; Б.2 «скромные трудяги-середняки», жела­ющие «жить, как все» и «не высовываться»;

B. Нонконформисты, несогласные с наличным социально-политиче­
ским бытием и критикующие его: В.1 «приобретатели, карьеристы, ме­
щане», жизненная цель которых в том, чтобы «меньше работать и иметь
как можно больше денег, чтобы жить в свое удовольствие», «найти со­
стоятельного жениха», «строить карьеру»; В.2 «скрытые диссиденты»,
не приемлющие коммунистических идеалов и советской практики в силу
личных, глубоко продуманных, но не афишируемых убеждений.

Методика, использованная коллективом Б. А. Грушина, небезупречна. Широкий охват респондентов не гарантировал репрезентативности, по­тому что в опросе участвовали главным образом читатели «Комсомольской правды», среди которых преобладали комсомольские активисты, а обще­ственно пассивная молодежь осталась в стороне. Поэтому класс А ока­зался лучше представленным, чем классы Б и В, а галерею социальных портретов молодежи 1960-х нельзя считать завершенной. Например, в классе нонконформистов был бы уместен портрет В.З «саморазруша­ющийся интеллигент» — морально привлекательный и интеллектуально

¹ Грушин Б. Л. Четыре жизни России... С. 194.

596

Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ

597

развитый бродяга-выпивоха, протестующий против общественных усто­ев путем восторженного саморазрушения и гибели. Герой такого рода — главное действующее лицо в повести Венедикта Ерофеева (1938-1990) «Москва — Петушки» (1970).

В описанной галерее социальных портретов сделан акцент на поли­тической позиции респондентов, на их отношении к советской власти: активные сторонники, нейтральные обыватели, скрытые противники. Не ставилась задача воспроизвести интеллектно-этический континуум ше­стидесятников, который существенно важен для оценки состояния интел­лигентности в данную историческую эпоху. Поэтому отсутствуют фигуры интеллигентов и интеллектуалов с этическими моделями гуманизма, скеп­тицизма, снобизма, квазигуманизма и другими, не говоря уже о предста­вителях полуинтеллектного диапазона. Стало быть, эти портреты демон­стрируют лики шестидесятников, но не суть шестидесятничества. Впрочем, это закономерно, ведь социологические опросы характеризуют внешние черты общественных явлений, но не их сокровенную сущность. Суть шестидесятничества заключается в пробуждении духа русской интеллигентности в этом поколении. Типичный homo soveticus герои­ческого поколения согласно критерию этического самоопределения был полуинтеллектуалом (приверженность коллективному эгоизму, склонность к насилию, потребительское отношение к культуре). Подлинный шести­десятник — это интеллигент, соответствующий формуле интеллигент­ности. Воспитанная в традициях Серебряного века Н. Я. Мандельштам заметила: «Люди, совершавшие революцию и действовавшие в двадцатые годы, принадлежали к интеллигенции, отрекшейся от ряда ценностей ради других, которые она считала высшими. Это был поворот на само­уничтожение. Что общего у какого-нибудь Тихонова или Федина с нор­мальным русским интеллигентом? Только очки и вставные зубы. А вот новые — часто еще мальчишки — их сразу можно узнать и очень трудно объяснить, каковы те признаки, которые делают их интеллигентами. Итак, они появились, и это процесс необратимый»¹.

В 1960-е годы спонтанно образовалась не то чтобы этико-культуро-логическая субкультура (думаю, такая субкультура возможна лишь в монастырях со строгим режимом), а духовная почва для выращивания этической модели интеллигента-гуманиста, на худой конец — интелли­гента-скептика или сноба. Появилось множество образованных молодых людей, чаще всего — гуманитариев, которые отвергали мещанские соб­лазны и расчетливый прагматизм, предпочитали жить духовными инте-

ресами, тратя последние деньги на книги, театры, выставки. Культуро-центричность образа жизни — отличительная черта интеллигентности (вспомним формулу интеллигентности), но есть и другие черты, которые делают книжников-шестидесятников похожими на классических русских интеллигентов. Прежде всего — альтруистическая озабоченность буду­щим русского народа. Они бесконечно спорили по своим маленьким московским кухням о «вечных вопросах» русской интеллигенции: «От­куда есть пошла Русская земля?», «Зачем пошла туда, почему не пошла сюда?», «В чем ее историческая миссия?», «Кто виноват?», «Что делать?» Может быть, это и есть те «труднообъяснимые признаки», о которых говорила Н. Я. Мандельштам?

Культурное наследие героических отцов презрительно отвергалось интеллигентными шестидесятниками, его заслонил блистательный Се­ ребряный век, восстановленный по крохам, сохранившимся в социальной памяти. Если в пору комсомольской юности шестидесятников действова­ла непосредственная преемственность «отцы-дети», то атмосфера духов­ной «оттепели» способствовала образованию парадоксальной, казалось бы, преемственной связи «деды-внуки». Книги в дедовской библиотеке, случайные находки на книжных развалах или в библиотечных фондах, семейные предания тревожили разум и воображение, словно приветы легендарной Атлантиды. Самое же главное — были живы еще старики, интеллигенты революционного поколения. Благодаря им любознательные внуки «привыкли легко перебегать из одной эпохи в другую и быть на­коротке с культурой начала века и двадцатых годов, думать о ней, ценить ее не поверхностно и отчужденно, а изнутри, свободно и глубоко»¹.

Нужно добавить еще один «труднообъяснимый признак» русской интеллигенции, возродившийся в 1960-е годы, — оппозиционность гос­подствующему режиму, которая может принимать толерантные формы, вплоть до «непротивления злу насилием», а может выражаться в активных протестных акциях. Шестидесятничество — первая легальная, мягкая оппозиция советскому тоталитаризму. Эта оппозиция первоначально, в фазе восхода поколения, исходила не из общей порочности и полного отрицания советского строя, а бичевала нарушение ленинских норм и подлинной коммунистической этики вредными, подлыми и глупыми перерожденцами. Ранние шестидесятники — это романтики, относящиеся к классу А.2 в социологической классификации (см. выше). Творчество популярных поэтов-шестидесятников, выражавших духовность поколения,

¹ Мандельштам Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 352-353.

¹ Кумпан Е. Наши старики // История ленинградской неподцензурной литературы: 1950-1980-е годы: сб. ст. СПб., 2000. С. 30.

598 ⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒ Поделиться с друзьями: Дата добавления: 2018-11-12; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 188 | Нарушение авторских прав Поиск на сайте: Лучшие изречения: Студенческая общага - это место, где меня научили готовить 20 блюд из макарон и 40 из доширака. А майонез - это вообще десерт. © Неизвестно ==> читать все изречения... 1607 - | 1564 - © 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление