ми были честные труженики, сознание которых, как и менталитет «простого советского человека», было глубоко мифологизировано.
Среди библиотечных интеллигентов-книжников героического поколения, вопреки давлению тоталитарной идеологизации, существовали носители гуманистической интеллигентности. Нет возможности назвать многих, ограничусь одним именем — Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990), директор Государственной (с 1948 г. — Всесоюзной) библиотеки иностранной литературы (ВГБИЛ). М. И. Рудомино — человек необыкновенный, недаром Д. С. Лихачев назвал ее «великим библиотекарем»'. Какие основания для столь высокого титула?
ВГБИЛ — библиотека уникальная, беспрецедентная, ни в одной стране мира нет ничего подобного, а М. И. Рудомино — единственный советский библиотекарь, имеющий право в условиях фактического огосударствления библиотечной сети в СССР называть ВГБИЛ «моя библиотека». В 1921 году «исхудавшая, иззябшая девочка с распухшими от холода пальцами» по собственной инициативе привезла в Москву из родного Саратова семейную коллекцию книг по лингвистике и методике преподавания иностранных языков, поместившуюся в одном шкафу. За 50 лет произошло чудо: семейная коллекция выросла до многомиллионного фонда всесоюзной библиотеки, а «иззябшая девочка» превратилась в «удивительную женщину удивительной судьбы», которую «создавала сама, своим умом, сердцем, руками, всей своей самоотверженной жизнью, отданной книгам, людям, семье», «легендарную личность», «добрую и светлую душу, пережившую злое и темное время».
М. И. Рудомино — героиня трех мемуарных сборников2. В контексте нашей книги важно подчеркнуть, что опубликованные воспоминания и размышления Маргариты Ивановны, ее современников и коллег позволяют уточнить пафосные слова Д. С. Лихачева: не «великий библиотекарь», а «великий библиотечный интеллигент». Высочайшая интеллигентность Рудомино становится очевидной, если соотнести ее личностные качества с составляющими формулы интеллигентности. Человек, свободно владеющий тремя европейскими языками и прекрасно знающий литературу разных стран, — безусловно, очень образован. Директор, более полувека руководивший единственной в своем роде библиотекой и в условиях советского тоталитаризма сумевший превратить ее в храм
1Лихачев Д. С. Великий библиотекарь // Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна Рудомино (1900-1990) / сост. и ред. Е. А. Азарова. М., 1991. С. 5-7.
2 Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна Рудомино...; Рудомино М. И. Моя биб лиотека / подгот. текста и коммент. А. В. Рудомино. М., 2000; Она же. Книги моей судьбы. Воспоминания ровесницы XX века. М., 2005.
580
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
581
общечеловеческой культуры, — несомненно, обладает выдающейся креа тивностью. Наконец, интеллигентский этос, заключающийся в альтруистическом служении своему долгу, гуманистической толерантности, благоговении перед Культурой и Книгой, бьш в высшей степени присущ М. И. Рудомино. Только интеллигент-книжник мог в минуту откровенности написать в своей записной книжке: «Судьба была исключительно благосклонна ко мне: всю мою сознательную жизнь я провела в мире книг. И это великое счастье».
Интеллигентность М. И. Рудомино, по воспоминаниям современников, ярко проявлялась в ее контактах с окружающими: «всегда улыбающееся, доброжелательное лицо, приветливость, уважение к чужому мнению, общительность, стремление к сотрудничеству, постоянная готовность оказать помощь тому, кто в ней нуждается». Она «обладала замечательным качеством никогда не говорить дурно о других и была верным другом тех, кто бьш ей близок по духу». «У нее бьш живой ум, организаторский талант, государственный подход к решению проблем и необычайная энергия». Поистине великий библиотечный интеллигент-гуманист! Но главным и удивительным достижением Маргариты Ивановны Рудомино является «островок гуманистической интеллигентности».
Появление подобного «островка» в жестокую пору «большого террора» и «усиления классовой борьбы» было чудом, не поддающимся рациональному объяснению. Я не думаю, что по своему гражданскому самоопределению М. И. Рудомино была искусно маскирующимся врагом советской власти, скорее она относилась к личностям «несмотря на», которые увлеченно служили своему призванию, а не партийной идеологии. Она была не номенклатурным функционером, а «стихийным демократом». В подборе кадров она руководствовалась деловыми, а не идеологическими соображениями. В Библиотеке находили приют и добросовестно трудились бывшие дворяне и буржуазные интеллигенты, прекрасно знавшие иностранные языки. В 1930 году в Библиотеке работал лишь один член ВКП(б) — заместитель директора С. А. Лопашов. Удивительно, что Библиотека иностранной литературы в 1930-е годы оказалась едва ли не единственным в Москве местом, в котором не обнаружили «вражеского гнезда». А ведь проверяли эту «иностранку» весьма придирчиво.
М. И. Рудомино вспоминала: «Середина и вторая половина 1930-х годов были тяжелыми. Чистки и аресты охватили все учреждения. Порой становилось жутко. Одна комиссия за другой. Почему, например, эта книга выдается? Вы протаскиваете буржуазные идеи? А другая комиссия, глядя на эту же книгу через месяц в закрытом фонде, обвиняла в том, что
мы лишаем народ хорошей, нужной книги... Аресты 1937-1938 годов меня лично обошли. Мне кажется, что меня спасло то, что я и мой муж не были в дружбе, как говорят, "домами" с известными людьми того времени, хотя мои возможности здесь были огромны. Жили мы довольно замкнуто»1. В 1940-е годы, во время борьбы с генетиками и космополитами, Рудомино охотно принимала на работу репрессированных ученых, которые шутливо называли себя «Маргариты Ивановны падшие ангелы». И вновь бдительные органы обошли ее стороной. Подозреваю, что дело не в аскетической скромности интеллигентного директора, а в политических расчетах власти, которая видела в уникальной библиотеке одно из впечатляющих завоеваний социалистической культуры2.
Благодарные читатели ощущали особенную духовную атмосферу ВГБИЛ, поэтому «ходили в Библиотеку не только для научных изысканий, но и потому, что в ней было хорошо. Изучение иностранных языков, овладение культурными богатствами других народов расширяло кругозор, учило думать. В результате происходило сотворение не только высококвалифицированного, но и высококультурного, интеллигентного человека»3. Превратить библиотеку в «фабрику интеллигенции» — кто, кроме «великого библиотечного интеллигента», смог бы сотворить это чудо? М. И. Рудомино смогла. И еще об одном чудесном, беспрецедентном явлении не могу не вспомнить: присвоение имени Рудомино ее Библиотеке. Опыт ВГБИЛ весьма значим, ибо он реабилитирует героическое поколение библиотечной интеллигенции от обвинений в раболепии перед деспотической властью.
5.1.4. Homo soveticus — новый антропологический тип
Нас вырастил Сталин на верность народу, На труд и на подвиги нас вдохновил.
Гимн Советского Союза. 1943
Что же все-таки получилось в результате титанических трудов большевистской партии и ее «попутчиков» по коммунистическому воспитанию,
1Рудомино М. И. Книги моей судьбы. С. 189, 192.
2 Демократические взгляды М. И. Рудомино проявились в разработанной ею в 1989 году программе перестройки советского библиотечного дела. В эту программу вошли: библио течный закон, библиотечное общество, устранение ведомственных ориентации в библио течном образовании (Владимиров Л. И. Почетный вице-президент // Рудомино М. И. Книги моей судьбы. С. 461).
3 Великий библиотекарь. Маргарита Ивановна Рудомино... С. 181.
582
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
583
как выразился Ленин, «массового человеческого материала, испорченного веками и тысячелетиями рабства, крепостничества, капитализма»? В середине 1930-х годов почти одновременно СССР посетили два всемирно известных писателя — Андре Жид (1869-1951) и Лион Фейхтвангер (1884-1958). А. Жид прибыл в Москву 17 июня 1936 года и принял участие в траурной церемонии похорон М. Горького; Л. Фейхтвангер посетил СССР в январе 1937 года, он был принят Сталиным и присутствовал на втором московском процессе «троцкистско-зиновьевского центра». По прибытии домой А. Жид опубликовал небольшую книгу «Возвращение из СССР»; Л. Фейхтвангер также откликнулся книгой «Москва. 1937». Обе они были запрещены к обращению в Советском Союзе, а А. Жид был объявлен злейшим врагом страны социализма. Почему так случилось? Потому что наблюдательным писателям удалось распознать подлинные черты homo soveticus и изобразить духовную атмосферу, царившую в тоталитарном государстве1.
А. Жид писал о советских людях: «В СССР решено однажды и навсегда, что по любому вопросу должно быть только одно мнение... Каждое утро "Правда" им сообщает, что следует знать, о чем думать и чему верить. Получается, что когда ты говоришь с каким-нибудь русским, ты говоришь словно со всеми сразу». Сравнивая советский и французский образ жизни, Жид отмечает: «Почему-то при равных условиях жизни или даже гораздо более худших русский рабочий считает себя счастливым, он и на самом деле более счастлив, намного более счастлив, чем французский рабочий. Его счастье — в его надежде, в его вере, в его неведении». А. Жид удивительно точно формулирует источник «всеобщего счастья» в СССР: «Всеобщее счастье достигается обезличиванием каждого. Счастье всех достигается за счет счастья каждого. Будьте как все, чтобы быть счастливым».
Фейхтвангер соглашается с обезличением «нового советского человека», с унификацией образа жизни и мышления советских людей, но объясняет эти факты по-своему. Он утверждает, что столь заметный кон формизм советского народа обусловлен всеобщим убеждением, что в недалеком будущем Советский Союз станет «самой счастливой и самой сильной страной в мире». Фейхтвангер не осуждает, а приветствует единообразие мышления советских людей, видя в нем проявление советского патриотизма.
А. Жид замечает, что в сталинском СССР «нужны только соглаша тельство, конформизм. Хотят и требуют только одобрения всему, что
1 Обе книги были изданы в СССР в 1990 году: Два взгляда из-за рубежа: переводы. М., 1990.
происходит в стране. Пытаются добиться, чтобы это одобрение выражалось с энтузиазмом. И самое поразительное — этого добиваются. Малейший протест, малейшая критика могут навлечь худшие кары. Не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено». Фейхтвангер согласен с тем, что в СССР нигде не услышишь критики «генеральной линии», и объясняет это тем, что «генеральная линия» очень правильная, а когда всех вынуждают идти по правильному пути, то это равносильно всеобщему признанию здравого смысла.
Итак, несмотря на различие в конечных оценках и объяснениях причин, А. Жид и Л. Фейхтвангер согласны в том, что в СССР в 1930-е годы действительно выращен особый сорт людей, отличающихся от западных обывателей во многих отношениях. Военный опыт и послевоенные испытания, казалось бы, наглядно подтвердили неодолимую силу советских людей. Советский человек стал героем многочисленных апологетических и разоблачительных мифов.
Типичный апологетический миф 1970-х годов. В изданной массовым тиражом книге утверждается, что Советский Союз стал родиной «нового, высшего типа человека разумного — хомо советикус»1. Перечислены отличительные черты homo soveticus: «Первым важнейшим качеством советского человека следует назвать его коммунистическую идейность, партийность... Независимо от того, является ли он членом КПСС или нет, партийность его проявляется во всем мироощущении, в ясном видении идеала и беззаветном служении ему». Отмечается трудолюбие советского человека — он относится к труду как к главному в жизни; коллективизм — «это человек коллектива»; советский патриотизм — «человек, беспредельно преданный социалистической многонациональной отчизне», и интернационализм (с. 4—5). Решительно отвергается христианский гуманизм и утверждается гуманизм социалистический, суть которого формулируется так: «Любовь к людям и ненависть к врагам человечности — это две диалектически взаимосвязанные стороны социалистического гуманизма»2.
1 Советские люди. М, 1974. С. 3.
2Глезерман Г. Е. Рождение нового человека. Проблемы формирования личности при социализме. М., 1982. С. 244. Данная диалектическая формула восходит к известным мак симам М. Горького «Если враг не сдается, его уничтожают» и «Не умея ненавидеть, невоз можно искренне любить». Горький убежденно настаивал, что работа чекистов в исправи тельно-трудовых лагерях представляет собой подлинный гуманизм, подлинную любовь к человеку.
584
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНОИИ
5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
585
В те же 1970-е годы философ и диссидент А. А. Зиновьев в самизда-товском негативном мифе «Гомо советикус» рисовал иными красками социальный портрет воспитанного большевиками советского человека (гомососа). «Гомосос приучен жить в сравнительно скверных условиях, готов встречать трудности, постоянно ожидает еще худшего, покорен распоряжениям властей... Стремится помешать тем, кто нарушает привычные формы поведения, холуйствует перед властями, солидарен с большинством граждан, одобряемых властями... Он обладает стандартным идеологизированным сознанием, чувством ответственности за страну как за целое, готовностью к жертвам и готовностью других обрекать на жертвы... Гомососы не злодеи. Среди них много хороших людей. Но хороший гомосос — это такой, который не имеет возможности причинить другим людям зло, или для него в этом нет особой надобности. Но если он получает возможность или вынуждается творить зло, он это делает хуже отпетого злодея»1.
Если отбросить словесную шелуху, легко увидеть, что мифический homo soveticus и мифический гомосос — один и тот же персонаж, и речь идет об одних и тех же его качествах. Причем (Зиновьев это специально подчеркивает) образ гомососа относится не к простому народу, а к советской интеллигенции, «людям со сравнительно высоким уровнем культуры и образования». Зиновьевский гомосос — прямой потомок (сын) мифического «веховского» интеллигента начала века. Их роднят партийная фанатичность, интолерантность, коллективизм, мужество и сила духа. Но у сына нет отцовской оппозиционности по отношению к власти и культурной беспочвенности. Наоборот, гомосос — советский патриот и послушный советской власти гражданин.
Если же выйти за пределы мифологии и обратиться к реальному homo soveticus, воспитанному большевиками жителю тоталитарного общества, нужно отметить два его отличительных качества. Первое: по интеллект-но-этическому развитию советский человек — полуинтеллигент или полуинтеллектуал, он относится не к высшему диапазону интеллектно-этического континуума, а к среднему диапазону, где представлены типовые фигуры фанатика, хама, холуя, деспота и др. (см. рис. 1.2). Второе: простодушная инфантильность, которая проявляется в следующих качествах:
— очарованность большевистской идеологией; безусловное доверие вождю—таинственному чудотворцу; отношение к нему как к отцу — доброму и всесильному;
' Зиновьев А. А. Гомо советикус. Мой дом — моя чужбина. М., 1991. С. 310, 312.
— послушное подчинение призывам власти («Сталин дал приказ...»); отказ от критической рефлексии;
— преданность «своим», своему коллективу, своей стране, осуждение индивидуальных привилегий, утверждение равенства и правды-справедливости;
— удаль молодецкая: «смело мы в бой пойдем...»; готовность к самопожертвованию;
— примитивные эстетические вкусы, отсюда популярность деревенских мотивов в городской среде («На закате ходит парень...», «Расцветали яблони и груши...» и т. п.);
— нетребовательность, выносливость, терпеливость;
— вера в чудесное светлое будущее, гарантированное партией.
Простодушная инфантильность была свойственна не только полуинтеллигентам, но и образованным интеллигентным людям. Многие интеллигенты-гуманисты шли в партию и служили делу коммунизма не из страха, не из подлости, а из идейных побуждений, будучи очарованы чудесными и таинственными далями коммунистической утопии.
Особого рассмотрения заслуживает аналогия между homo soveticus, продуктом русского большевизма, и авторитарной личностью, порожденной фашистским рейхом. После Второй мировой войны авторитарная личность стала предметом социально-психологического исследования под руководством Теодора Адорно (1903-1969)1. По мнению некоторых социологов, группа Адорно выявила характерные черты личности, продуцируемые тоталитарными режимами вообще. Действительно, у фашистской личности обнаружились: агрессивность — стремление к поиску и наказанию инакомыслящих, отказ от гуманизма, антиинтеллектуализм — враждебность к интеллигенции, склонность к традиционным суевериям и стереотипам, некритическое восприятие этических норм, принятых в группе, демонстрация силы и твердости2, — черты характера, не чуждые советским людям. Особенно узнаваем портрет конформиста — человека, перенимающего предрассудки и ходячие суждения у других, не затрудняясь самостоятельно вникнуть в суть дела, постоянно боящегося «выделиться», быть не таким, как все. Всем тоталитарным режимам свойственна фигура функционера-манипулятора, который рассматривает всех и вся как объект управления, манипулирования в определенных теоретических или практических целях, предписанных властью3. Таким образом,
1Адорно Т. Указ. соч. М., 2001.
2 Дмитриев А. С. «Число зверя»: к происхождению социологического проекта «Авто ритарная личность // Социологические исследования. 1993. № 3. С. 66-74.
3Адорно Т. Типы и синдромы. Методологический подход // Там же. С. 75-85.
586
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.1. ГЕРОИЧЕСКОЕ СОВЕТСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
587
homo soveticus — типичное порождение тоталитарного режима, новый антропологический тип, разумеется, с учетом исторических особенностей советского тоталитаризма и национального характера русского народа.
Чтобы проиллюстрировать этот вывод, обращусь к профессиональной библиотечной интеллигенции — одному из отрядов идеологических бойцов, выращенных сталинским тоталитаризмом. Советские писатели в повестях и рассказах раскрывали душевную красоту простых библиотекарей, поднимающихся до героического служения своему долгу1. В многочисленных журнальных и газетных статьях, воспоминаниях и официальных документах рассеяны удивительные свидетельства мужества и героизма библиотечных интеллигентов-книжников в суровые годы Великой Отечественной войны. Приведу несколько примеров из истории ленинградских библиотек.
В первую блокадную зиму, когда в библиотеках не было света и отопления, библиотекари массовых и школьных библиотек шли со своими книгами в бомбоубежища и красные уголки в жилых домах, куда тепло «буржуйки», огонек и кипяток манили школьников и взрослых. Сотрудники Центральной городской библиотеки открывали входную дверь на набережную реки Фонтанки и, пользуясь светом короткого зимнего дня, выдавали книги на улице в 30-градусный мороз, сменяя друг друга каждый час. Библиотека Дома техники не прекращала свою работу ни на один день, обслуживая инженеров, приходящих пешком из разных районов города. Ее библиографы составили подборки литературы по проектированию, конструированию и ремонту танков, которые пользовались большим спросом на заводах блокадного Ленинграда. Зимой и летом не пустовали читальные залы Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина и Библиотеки Академии наук. Невероятно, но в осажденном городе продолжалась работа над репертуаром русской книги2. Библиотекари постоянно посещали госпитали и «стационары» для обессилевших ленинградцев, читали книги раненым и больным, иногда сами становились пациентами «стационаров». Зимой 1943 года библиотека комбината «Красный треугольник» организовала первый за время блокады вечер читателей, посвященный теме «Битва за Ленинград», привлекший более
1Куделина А. Библиотекарь в художественной литературе // Красный библиотекарь. 1930. № 4. С. 55-58; Первушина Л. Образ библиотекаря в художественной литературе // Библио текарь. 1966. № 9. С. 42^6; Галкина Н. Люди высокого призвания: Образ библиотекаря в советской литературе // Клуб и художественная самодеятельность. 1970. № 12. С. 30-31.
2Аргутинская Н. К., Парийский В. Л. Отдел обработки и каталогизации ГПБ в годы Великой Отечественной войны // История библиотек. Исследования, материалы, докумен ты: сб. науч. тр. / сост. И. Г. Матвеева, Б. Ф. Володин. СПб., 2004. Вып. 5. С. 164-202.
300 человек. Впоследствии такие встречи стали регулярными, на них выступали Ольга Берггольц, Вера Инбер, Александр Прокофьев. В осажденном Ленинграде книга спасала от страха смерти, поддерживала жизненный тонус, помогала сопротивляться голодному угасанию1.
В 1943 году в блокадном Ленинграде не прекращала свою работу библиотека Выборгского дома культуры. Однажды в библиотеку пришел 16-летний паренек, слесарь одного из заводов Юра Семенов и стал ее постоянным читателем. Много лет спустя он написал в автобиографии: «В тяжелые дни блокады, когда умер от голода отец, книги вдохновляли меня к жизни, к труду. Библиотека была для меня тем местом, где я отдыхал. Читая выступления товарища Сталина и других государственных деятелей СССР, я верил в победу, зная, что она придет. В библиотеке я консультировался по общеобразовательным предметам и подготовился к поступлению в школу рабочей молодежи. С помощью книг я смог приобрести квалификацию электромонтера. Читая книги о нашей партии, я подготовился к вступлению кандидатом в члены КПСС. Всем этим я в большой мере обязан библиотеке»2. Этот пример показывает, что даже в жесточайших условиях войны и тоталитарного гнета библиотеки были больше, чем идеологические учреждения, и их сотрудники, несомненно, это понимали.
Вместе с тем они не забывали про должностные обязанности советских библиотекарей. В той же брошюре можно прочитать: «Работа с общественно-политической литературой занимает центральное место во всей деятельности библиотеки. В отделе собрано 30 тысяч экземпляров книг (более четверти библиотечного фонда), в том числе 530 экз. "Краткого курса истории ВКП(б)", 50 комплектов сочинений В. И. Ленина (4-е издание), 25 комплектов сочинений И. В. Сталина. Отдельные произведения классиков марксизма-ленинизма представлены в количестве от 50 до 300 экз. каждого названия; имеются 30 комплектов книги "КПСС в резолюциях"». Приведу характерные случаи руководства чтением из опыта библиотеки Выборгского дома культуры: «Читатель И. Макарьев интересуется литературой о США, и библиотекарь, в первую очередь, рекомендует ему работы В. И. Ленина "Письмо к американским рабочим", "Система Тейлора — порабощение человека машиной" и др. Работнице 3. Васильевой библиотекарь при первом посещении рекомендовала книгу С. Мстиславского "Грач — птица весенняя". Книга понравилась.
1Бронштейн М. Героические страницы из истории ленинградских библиотек // Библио текарь. 1946. № 2-3. С. 24-31.
2 Стратановская Е., СоколоваН. Библиотека Выборгского дома культуры. М., 1955. С. 61.
588
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
589
В дальнейшем читательница с удовольствием прочла книги о деятелях нашей партии Бабушкине, Свердлове, Дзержинском. Прочитав книгу И. В. Сталина "О Ленине", она взяла "Историю ВКП(б). Краткий курс"». Вывод авторов: «путем индивидуальных бесед и умелого руководства чтением библиотекарю удается увеличить число читателей, занимающихся политическим самообразованием». Эти примеры демонстрируют, так сказать, механизм тоталитарной книжной системы в действии. Не в каждой массовой библиотеке работа с читателями велась так энергично и столь продуктивно, как в Выборгском доме культуры, но положительных примеров было немало, опыт передовых коллективов широко пропагандировался в печати, обобщался и распространялся методическими отделами центральных библиотек.
Были ли в советской интеллигентской среде критически мыслящие личности, о которых можно было бы сказать «они не молчали». Да, были большевики-интеллигенты, которые мужественно обличали сталинский режим, например М. Н. Рютин (1890-1937), Ф. Ф. Раскольников(1892-1939), еще несколько человек, но организованного сопротивления, подобного дореволюционной Подпольной России, не было1. Высший диапазон интеллектного слоя, «мозг нации», не протестовал. Как ни странно, в качестве борца со сталинизмом выступил полуинтеллектный слой в лице выращенного большевиками homo soveticus.
Н. С. Хрущев не обладал интеллигентностью в силу недостаточной образованности. Он был типичный homo soveticus, полуинтеллектуал-фанатик, большевистский «выдвиженец» 1930-х годов. Внешне простоватый, но расторопный и сообразительный активист сумел завоевать доверие вождя и вошел в узкий круг его приближенных. Он стал свидетелем, а иногда и вынужденным соучастником сталинских преступлений, против которых восставала его альтруистическая натура. Постепенно из полуинтеллектуала-фанатика он переродился в полуинтеллигента-еретика, скрытого критика сталинизма. После смерти Сталина ему удалось встать во главе партии и выполнить чрезвычайно сложную, исторически беспрецедентную задачу: дискредитировать квазирелигиозный культ вождя и реабилитировать его жертвы. Можно сказать, что полуинтеллигентный homo soveticus нанес поражение непобедимому интеллектуальному большевизму.
Это поражение не было концом большевистского тоталитаризма. Тоталитаризм и большевизм покинули Россию только в начале 1990-х годов. После XX съезда КПСС (1956) большевизм сменил имидж: вместо ре-
1 Разрушает легенду о всеобщей покорности, конформизме и казенном единомыслии интеллигенции сборник «Они не молчали».
прессивного сталинизма он предстал в виде гуманного ленинизма. Наступила «оттепель», которая взбодрила стареющее поколение героических интеллигентов. Культ Сталина сменил культ «самого человечного человека» В. И. Ленина, который начал «верный ленинец» Н. С. Хрущев и продолжил «верный ленинец» Л. И. Брежнев. На волне тяги к человечности привлекательно выглядел хозяйственный полуинтеллигент Хрущев, близкий и понятный массам homo soveticus. Современники справедливо признают: «Он был, несомненно, самой характерной личностью эпохи, затмевая ярким своеобразием современных ему художников, ученых, артистов... трудно даже сказать, кто кого породил: Хрущев 60-е или 60-е — Хрущева»1. Во всяком случае, очевидно, что интеллигентское поколение шестидесятников многим обязано полуинтеллигенту Н. С. Хрущеву.
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
Поколение шестидесятников является вторым поколением советских людей, воспитанных в советской школе в условиях советского социализма. Время рождения этой демографической когорты — 1926-1945 годы, а фаза личностного формирования, восхода поколения ограничивается 1956-1968 годами. Первая дата — XX съезд КПСС, отвергнувший культ Сталина; вторая дата — подавление Пражской весны, знаменовавшее конец либеральных иллюзий и начало идеологических заморозков. Зрелость поколения пришлась на 1970-1980-е годы, а фаза заката — на последнее десятилетие XX века.
Нелишне подчеркнуть, что нас интересует не все поколение советских шестидесятников, а его интеллектный слой, состоящий из квалифицированных и креативных специалистов умственного труда. В послевоенные годы советское руководство, озабоченное обороноспособностью социалистического лагеря, уделяло приоритетное внимание развитию научно-технической сферы, особенно военно-промышленному комплексу. В этой сфере оказались сосредоточенными мощные интеллектуальные ресурсы, которые невозможно было изолировать от внешнего мира и оболванить идеологически. Несколько миллионов талантливых ученых и научных работников, осознающих себя интеллектуальным авангардом общества, болезненно ощущали свою зависимость от бездарной и невежественной
1Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1996. С. 220.
590
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
591
партийно-государственной номенклатуры. Именно научная среда стала выразительницей оппозиционных настроений и социальной базой диссидентства.
Для поколения шестидесятников характерен мощный образовательный порыв в 1950-1960-е годы. Благодаря вечернему и заочному обучению без отрыва от производства 40 % молодых рабочих получили высшее образование, а еще 40 % — среднее специальное. Таким образом, ин-теллектный слой пополнился энергичными и целеустремленными молодыми специалистами. Если в 1950 году насчитывалось 1442,8 тысячи работников с высшим образованием, то в 1960-м их стало 3545,2 тысячи, а в 1970-м — 6852,6 тысячи (рост за 20 лет в 4,75 раза). Рост этот, кстати говоря, продолжался и в последующие годы, так что в 1989 году в стране насчитывалось 20,6 млн специалистов с высшим образованием, что означало кризис перепроизводства1.
Трагедия шестидесятников в том, что, активно подталкивая нерешительного Генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева к отказу от коммунистической идеологии, красноречиво ратуя за интеллектуальную свободу, демократию, гласность2, они в 1992 году обнаружили себя не в царстве правды и справедливости, а в притоне стяжательства и насилия. Прорабы перестройки оказались невольными прорабами дикого капитализма. На их долю досталась горькая чаша разочарования и ощущение вины перед народом, перед своими дезориентированными сыновьями, перед Россией.
Затруднительно дать логически четкую дефиницию поколения шестидесятников. Александр Галич выразился витиевато: «Мы — цветы середины столетья». Евгений Евтушенко блеснул афоризмами: «Шестидесятники — это Маугли социалистических джунглей» или «Шестидесятники — это поколение генетически предрасположенных к страху, но начавших его побеждать»3. Попробуем присмотреться внимательнее к этому поколению русской интеллигенции, учитывая, что в разные фазы своего жизненного пути оно выглядело по-разному. В начале 1960-х, в период жизнерадостного восхода нового поколения советских людей, никто из шестидесятников не мог и предположить, что они, надежда своих героических отцов и наследники их всемирной славы, так бездарно распорядятся своим драгоценным наследием.
1Волков С. В. Указ. соч. С. 30.
2 Нельзя не вспомнить замечательный памятник эпохи перестройки — сборник статей интеллектуальной элиты того времени: Иного не дано. Судьбы перестройки. Вглядываясь в прошлое. Возвращение к будущему / под ред. Ю. Н. Афанасьева. М, 1988.
Есть русская интеллигенция! Вы думали — нет? Есть! Не масса индифферентная, А совесть страны и честь.
А. Вознесенский
О чем мечталось молодым шестидесятникам в 1960-е годы, на этапе своего духовного формирования? В начале 1961 года недавно созданный Институт общественного мнения при газете «Комсомольская правда», который возглавил молодой и энергичный социолог-шестидесятник Б. А. Грушин, провел анкетный опрос читателей газеты на тему: «Что Вы думаете о своем поколении?» Анкета была небольшой, всего 12 вопросов, но респонденты по собственной инициативе часто предлагали информацию о себе и своих жизненных планах, делились раздумьями о своем поколении и будущем страны. В общей сложности было получено 19 тысяч анкет, из которых 17,5 тысяч были отобраны для изучения. Кроме того, был проведен дополнительный опрос 100 авторитетных в стране государственных и общественных деятелей, ученых, писателей, педагогов, представлявших героическое поколение советской интеллигенции, относительно их мнения о молодежи 1960-х годов. Полученные данные были первоначально опубликованы в 1962 году1, а почти 40 лет спустя в несколько отредактированном виде включены в сборник социологических исследований2.
Социально-демографические характеристики респондентов выглядели следующим образом: возрастные границы 15-30 лет (юноши и девушки комсомольского возраста); род занятий: рабочие, служащие, военнослужащие, студенты, школьники и другие; образование: незаконченное среднее, среднее специальное, высшее; 65,4 %—жители средних городов, 16,6 % — жители крупных городов; 11,1 % — сельские жители; 6,9 % — москвичи. Из 17,5 тысяч опрошенных 10,3 % были студентами, 8,9 % имели высшее образование и 23,3 % профессионально занимались умственным трудом. Между различными группами респондентов расхождения были незначительны, поэтому будем оперировать общими результатами.
1Грушин Б. А., Чикин В. В. Исповедь поколения. М., 1962.
2Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 1-я. Эпоха Хрущева. М., 2001. С. 159-222.
592
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
593
Более 95 % опрошенных заявили, что имеют определенную жизненную цель. На вопрос: «В чем состоит цель вашей жизни?» было получено следующее распределение ответов (в %):
— служить народу, приносить пользу Родине — 33,5;
— стать первоклассным специалистом, в совершенстве овладеть профессией -— 33,2;
— стать настоящим коммунистом, всесторонне развитым, высокоморальным человеком — 15,6;
— стать деятелем литературы и искусства — 5,9;
— создать хорошую семью, воспитать достойных детей — 4,2;
— совершить открытие, сделать что-либо выдающееся — 2,6;
— выгодно вступить в брак — 2,3;
— стать знаменитым спортсменом — 1,3;
— совершить дальнее путешествие — 0,7;
— иметь много денег, проводить жизнь в развлечениях и удовольствиях — 0,1, то есть один человек на 1 тысячу опрошенных.
На вопрос: «Что вы должны сделать для достижения своей цели?» были получены ответы (в %):
— продолжать образование — 63,4;
— упорно, творчески трудиться — 29;
— совершенствовать свои личные качества — 21,6;
— копить деньги — 0,4.
Почти 82 % опрошенных выразили уверенность в том, что они обязательно добьются своей цели. Целеустремленность, гражданская и идеологическая выдержанность сочетаются с высокой самооценкой советской молодежи. 78,7 % респондентов заявили, что им нравится их поколение, что они гордятся его делами. Критически настроенных оказалось всего 13,7 %, а 7,6 % не дали определенного ответа. Более того, обнаружилось сверхъестественное самодовольство: 20 % молодых людей студенческого возраста 18-22 года заявили, что у советской молодежи вообще нет широко распространенных отрицательных черт! Правда, 23,4 % самокритично признали увлечение спиртными напитками, 16,6 % осудили подражание западной моде и стиляжничество, 14,7 % — невоспитанность чувств в этическом и эстетическом планах. Менее 10 % встревожены недостаточной культурой поведения, пассивностью, иждивенчеством, несамостоятельностью и всего только 2,4 % отметили у некоторых молодых людей мещанские ориентации, корыстолюбие, стремление к обогащению.
Перечисленные недостатки нельзя считать пороками, толкающими на путь разврата и девиантного поведения; скорее — это простительные
слабости, недоработки в коммунистическом воспитании. Зато какими положительными чертами блещет советская молодежь! По мнению студентов и дипломированных специалистов, их сверстникам свойственны (в %): целеустремленность — 85; патриотизм, любовь к Родине — 32; высокие моральные качества (воля, мужество, правдивость, чуткое отношение к людям и пр.) — 31; преданность партии, идеям коммунизма — 22,1; стремление к знаниям —20,3; сознательное отношение к труду, трудолюбие— 19,8; коллективизм— 14,9; жизненная активность, энтузиазм— 12; стремление к новому — 6,2; миролюбие, стремление к миру — 6. Великолепные показатели! Они хорошо коррелируют с ценностными ориен-тациями и жизненными планами молодежи, отраженными в других ответах на вопросы анкеты.
Возможно, что социально-психологические качества молодежи были идеологически подретушированы в угоду времени, но все-таки этот макияж не может скрыть антропологические черты homo soveticus, а именно: простота интеллектуальных и эстетических запросов и вкусов, инфантильность (преданность «своим» и нетерпимость к «чужим», несамостоятельность мышления, отказ от критики), соборность (коллективизм, стремление быть «как все»), непритязательность (осуждение мещанства, корыстолюбия и т. п.), простодушный сервилизм — готовность самоотверженно служить народу, Родине, партии. Молодые шестидесятники хорошо помнили героику Великой Отечественной войны, участвовали в послевоенном строительстве, на их счету были целина и комсомольские стройки, спортивные победы и немало других героических свершений. Гордость за свою Родину и патриотическое служение ей были искренним переживанием и жизненным стимулом для миллионов молодых людей. Бескорыстный коммунистический труд, субботники и воскресники, дежурства и рейды, третий трудовой семестр, десятки тысяч комсомольцев-добровольцев — разве было где-нибудь когда-нибудь нечто подобное? Романтика дальних странствий и трудовых будней вытесняла семейную идиллию и расчетливую предусмотрительность, а мещанские солидные добродетели презирались и отвергались, как смертный грех.
Сказанное свидетельствует о духовной преемственности, о родственной близости между сыновьями-шестидесятниками и героическим поколением их отцов. Не случайно героические отцы единодушно и восторженно приветствовали своих сынов и внуков. Анкетирование читателей «Комсомольской правды», как уже говорилось, сопровождалось опросом авторитетных людей старшего поколения. Мнение умудренных тоталитарным опытом экспертов выражают реплики: «никогда ни в какой стране не было такой замечательной молодежи», «чудесная молодежь!»,
594
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНиИИ
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
595
«люблю, горжусь и уважаю» и т. п. Правда, есть немногочисленные ворчливые реплики о неоднородности, о расслоении, о презренных «тунеядцах», но они тонут в хвалебном хоре. Приведу несколько высказываний.
Поэт М. В. Исаковский (1900-1973): «Подавляющим большинством нынешней советской молодежи я безусловно и вполне доволен. Это все молодежь здоровая, чистая в своих помыслах и стремлениях, талантливая, — одним словом, хорошая или даже отличная». Педагог В. А.Сухо-млинский (1918-1970): «Нынешнее поколение советской молодежи дорого мне, я влюблен в него; глубоко верю в его чистое сердце, ясный ум, трудолюбивые руки». Министр обороны СССР маршал Р. Я. Малиновский (1898-1967) был по-военному лаконичен: «Нашей молодежи даю самую высокую оценку. Сегодняшнее поколение советской молодежи отличает высокое чувство ответственности за судьбы Родины, трудовой героизм, готовность к подвигу, коллективизм и товарищество». Академик С. Л. Соболев (1908-1989) с присущей математикам однозначностью заявил, что «сегодняшнему поколению советской молодежи принадлежит будущее, и оно сумеет правильно построить его». Лирико-патетические комплименты в адрес молодых шестидесятников хорошо дополняет трогательное стихотворение Леонида Мартынова (1905-1980):
Какие
Хорошие
Выросли дети!
У них удивительно ясные лица!
Должно быть, им легче живется на свете,
Им проще пробиться, им легче добиться.
Положим, они говорят, что труднее: Экзамены, всякие конкурсы эти. Быть может, и верно. Им, детям, виднее, Но очень хорошие выросли дети.
Восторги героических отцов объясняются тем, что молодежь 1960-х обладала поистине экзотической чертой — почитание ценностей старшего поколения как своих собственных. Обычный для прогрессивно развивающихся обществ конфликт отцов и детей в данном случае отсутствовал. Дети охотно и безоговорочно в массе своей принимали культурное наследие отцов, вставали под их знамена, повторяли их символ веры: коммунизм — светлое будущее всего человечества. Как же не восхищаться «удивительно ясными лицами» таких детей! Беда в том, что репродуцирование мировоззрения дедов в сознании внуков означает духовный застой. Поэтому никак нельзя разделить радостный энтузиазм Героя
Социалистического Труда П. Ф. Кривоноса, провозглашавшего: «Сегодняшнее поколение советской молодежи стоит на правильном, ленинском пути; мы можем спокойно доверить ему дело завершения строительства коммунизма в нашей стране». Увы, не сбылись надежды героев-отцов.
Социологи 1960-х годов не ставили и не могли ставить задачу выявить вариации в морально-политическом единстве советской молодежи. Однако в позднейшей публикации Б. А. Грушин пишет, что им удалось обнаружить «глубокие разрывы в отношении к базовым принципам, лежащим в основании общества», что «наряду с отрядами молодых людей, выступавших опорой партии и государства, удалось зафиксировать и первых скрытых и явных, осознающих и не осознающих себя в подобном качестве диссидентов»1. Получилась галерея социальных портретов, сгруппированных по трем классам:
A. Активные адепты существующего в стране строя: А. 1 «активные продолжатели революции, начатой отцами и дедами»; А.2 «романтики, видящие смысл жизни в служении народу, людям»;
Б. Безразличные конформисты, вполне лояльные по отношению к власти, но замкнутые в своих частных интересах; их типичные представители: Б. 1 «специалисты, ориентированные на высокий профессионализм, в том числе сохранявшие идеологический нейтралитет и чувство собственного достоинства»; Б.2 «скромные трудяги-середняки», желающие «жить, как все» и «не высовываться»;
B. Нонконформисты, несогласные с наличным социально-политиче ским бытием и критикующие его: В.1 «приобретатели, карьеристы, ме щане», жизненная цель которых в том, чтобы «меньше работать и иметь как можно больше денег, чтобы жить в свое удовольствие», «найти со стоятельного жениха», «строить карьеру»; В.2 «скрытые диссиденты», не приемлющие коммунистических идеалов и советской практики в силу личных, глубоко продуманных, но не афишируемых убеждений.
Методика, использованная коллективом Б. А. Грушина, небезупречна. Широкий охват респондентов не гарантировал репрезентативности, потому что в опросе участвовали главным образом читатели «Комсомольской правды», среди которых преобладали комсомольские активисты, а общественно пассивная молодежь осталась в стороне. Поэтому класс А оказался лучше представленным, чем классы Б и В, а галерею социальных портретов молодежи 1960-х нельзя считать завершенной. Например, в классе нонконформистов был бы уместен портрет В.З «саморазрушающийся интеллигент» — морально привлекательный и интеллектуально
1Грушин Б. Л. Четыре жизни России... С. 194.
596
Глава 5. ПОКОЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
5.2. ПОКОЛЕНИЕ СОВЕТСКИХ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ
597
развитый бродяга-выпивоха, протестующий против общественных устоев путем восторженного саморазрушения и гибели. Герой такого рода — главное действующее лицо в повести Венедикта Ерофеева (1938-1990) «Москва — Петушки» (1970).
В описанной галерее социальных портретов сделан акцент на политической позиции респондентов, на их отношении к советской власти: активные сторонники, нейтральные обыватели, скрытые противники. Не ставилась задача воспроизвести интеллектно-этический континуум шестидесятников, который существенно важен для оценки состояния интеллигентности в данную историческую эпоху. Поэтому отсутствуют фигуры интеллигентов и интеллектуалов с этическими моделями гуманизма, скептицизма, снобизма, квазигуманизма и другими, не говоря уже о представителях полуинтеллектного диапазона. Стало быть, эти портреты демонстрируют лики шестидесятников, но не суть шестидесятничества. Впрочем, это закономерно, ведь социологические опросы характеризуют внешние черты общественных явлений, но не их сокровенную сущность. Суть шестидесятничества заключается в пробуждении духа русской интеллигентности в этом поколении. Типичный homo soveticus героического поколения согласно критерию этического самоопределения был полуинтеллектуалом (приверженность коллективному эгоизму, склонность к насилию, потребительское отношение к культуре). Подлинный шестидесятник — это интеллигент, соответствующий формуле интеллигентности. Воспитанная в традициях Серебряного века Н. Я. Мандельштам заметила: «Люди, совершавшие революцию и действовавшие в двадцатые годы, принадлежали к интеллигенции, отрекшейся от ряда ценностей ради других, которые она считала высшими. Это был поворот на самоуничтожение. Что общего у какого-нибудь Тихонова или Федина с нормальным русским интеллигентом? Только очки и вставные зубы. А вот новые — часто еще мальчишки — их сразу можно узнать и очень трудно объяснить, каковы те признаки, которые делают их интеллигентами. Итак, они появились, и это процесс необратимый»1.
В 1960-е годы спонтанно образовалась не то чтобы этико-культуро-логическая субкультура (думаю, такая субкультура возможна лишь в монастырях со строгим режимом), а духовная почва для выращивания этической модели интеллигента-гуманиста, на худой конец — интеллигента-скептика или сноба. Появилось множество образованных молодых людей, чаще всего — гуманитариев, которые отвергали мещанские соблазны и расчетливый прагматизм, предпочитали жить духовными инте-
ресами, тратя последние деньги на книги, театры, выставки. Культуро-центричность образа жизни — отличительная черта интеллигентности (вспомним формулу интеллигентности), но есть и другие черты, которые делают книжников-шестидесятников похожими на классических русских интеллигентов. Прежде всего — альтруистическая озабоченность будущим русского народа. Они бесконечно спорили по своим маленьким московским кухням о «вечных вопросах» русской интеллигенции: «Откуда есть пошла Русская земля?», «Зачем пошла туда, почему не пошла сюда?», «В чем ее историческая миссия?», «Кто виноват?», «Что делать?» Может быть, это и есть те «труднообъяснимые признаки», о которых говорила Н. Я. Мандельштам?
Культурное наследие героических отцов презрительно отвергалось интеллигентными шестидесятниками, его заслонил блистательный Се ребряный век, восстановленный по крохам, сохранившимся в социальной памяти. Если в пору комсомольской юности шестидесятников действовала непосредственная преемственность «отцы-дети», то атмосфера духовной «оттепели» способствовала образованию парадоксальной, казалось бы, преемственной связи «деды-внуки». Книги в дедовской библиотеке, случайные находки на книжных развалах или в библиотечных фондах, семейные предания тревожили разум и воображение, словно приветы легендарной Атлантиды. Самое же главное — были живы еще старики, интеллигенты революционного поколения. Благодаря им любознательные внуки «привыкли легко перебегать из одной эпохи в другую и быть накоротке с культурой начала века и двадцатых годов, думать о ней, ценить ее не поверхностно и отчужденно, а изнутри, свободно и глубоко»1.
Нужно добавить еще один «труднообъяснимый признак» русской интеллигенции, возродившийся в 1960-е годы, — оппозиционность господствующему режиму, которая может принимать толерантные формы, вплоть до «непротивления злу насилием», а может выражаться в активных протестных акциях. Шестидесятничество — первая легальная, мягкая оппозиция советскому тоталитаризму. Эта оппозиция первоначально, в фазе восхода поколения, исходила не из общей порочности и полного отрицания советского строя, а бичевала нарушение ленинских норм и подлинной коммунистической этики вредными, подлыми и глупыми перерожденцами. Ранние шестидесятники — это романтики, относящиеся к классу А.2 в социологической классификации (см. выше). Творчество популярных поэтов-шестидесятников, выражавших духовность поколения,
1Мандельштам Н. Воспоминания. Нью-Йорк, 1970. С. 352-353.
1Кумпан Е. Наши старики // История ленинградской неподцензурной литературы: 1950-1980-е годы: сб. ст. СПб., 2000. С. 30.
Почему я выбрал профессую экономиста
Почему одни успешнее, чем другие
Периферийные устройства ЭВМ
Нейроглия (или проще глия, глиальные клетки)
Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника
общечеловеческой культуры, — несомненно, обладает выдающейся креа тивностью. Наконец, интеллигентский этос, заключающийся в альтруистическом служении своему долгу, гуманистической толерантности, благоговении перед Культурой и Книгой, бьш в высшей степени присущ М. И. Рудомино. Только интеллигент-книжник мог в минуту откровенности написать в своей записной книжке: «Судьба была исключительно благосклонна ко мне: всю мою сознательную жизнь я провела в мире книг. И это великое счастье».
как выразился Ленин, «массового человеческого материала, испорченного веками и тысячелетиями рабства, крепостничества, капитализма»? В середине 1930-х годов почти одновременно СССР посетили два всемирно известных писателя — Андре Жид (1869-1951) и Лион Фейхтвангер (1884-1958). А. Жид прибыл в Москву 17 июня 1936 года и принял участие в траурной церемонии похорон М. Горького; Л. Фейхтвангер посетил СССР в январе 1937 года, он был принят Сталиным и присутствовал на втором московском процессе «троцкистско-зиновьевского центра». По прибытии домой А. Жид опубликовал небольшую книгу «Возвращение из СССР»; Л. Фейхтвангер также откликнулся книгой «Москва. 1937». Обе они были запрещены к обращению в Советском Союзе, а А. Жид был объявлен злейшим врагом страны социализма. Почему так случилось? Потому что наблюдательным писателям удалось распознать подлинные черты homo soveticus и изобразить духовную атмосферу, царившую в тоталитарном государстве1.
В те же 1970-е годы философ и диссидент А. А. Зиновьев в самизда-товском негативном мифе «Гомо советикус» рисовал иными красками социальный портрет воспитанного большевиками советского человека (гомососа). «Гомосос приучен жить в сравнительно скверных условиях, готов встречать трудности, постоянно ожидает еще худшего, покорен распоряжениям властей... Стремится помешать тем, кто нарушает привычные формы поведения, холуйствует перед властями, солидарен с большинством граждан, одобряемых властями... Он обладает стандартным идеологизированным сознанием, чувством ответственности за страну как за целое, готовностью к жертвам и готовностью других обрекать на жертвы... Гомососы не злодеи. Среди них много хороших людей. Но хороший гомосос — это такой, который не имеет возможности причинить другим людям зло, или для него в этом нет особой надобности. Но если он получает возможность или вынуждается творить зло, он это делает хуже отпетого злодея»1.
homo soveticus — типичное порождение тоталитарного режима, новый антропологический тип, разумеется, с учетом исторических особенностей советского тоталитаризма и национального характера русского народа.
В дальнейшем читательница с удовольствием прочла книги о деятелях нашей партии Бабушкине, Свердлове, Дзержинском. Прочитав книгу И. В. Сталина "О Ленине", она взяла "Историю ВКП(б). Краткий курс"». Вывод авторов: «путем индивидуальных бесед и умелого руководства чтением библиотекарю удается увеличить число читателей, занимающихся политическим самообразованием». Эти примеры демонстрируют, так сказать, механизм тоталитарной книжной системы в действии. Не в каждой массовой библиотеке работа с читателями велась так энергично и столь продуктивно, как в Выборгском доме культуры, но положительных примеров было немало, опыт передовых коллективов широко пропагандировался в печати, обобщался и распространялся методическими отделами центральных библиотек.
партийно-государственной номенклатуры. Именно научная среда стала выразительницей оппозиционных настроений и социальной базой диссидентства.
Более 95 % опрошенных заявили, что имеют определенную жизненную цель. На вопрос: «В чем состоит цель вашей жизни?» было получено следующее распределение ответов (в %):
«люблю, горжусь и уважаю» и т. п. Правда, есть немногочисленные ворчливые реплики о неоднородности, о расслоении, о презренных «тунеядцах», но они тонут в хвалебном хоре. Приведу несколько высказываний.
развитый бродяга-выпивоха, протестующий против общественных устоев путем восторженного саморазрушения и гибели. Герой такого рода — главное действующее лицо в повести Венедикта Ерофеева (1938-1990) «Москва — Петушки» (1970).
