В атаку машина шла на бреющем – просто так, на дурку, по такой скоростной цели не постреляешь, им из ложбинки высовываться надо – а не дают!
Вся группа вдарила так, что вокруг загудело! Со всех стволов запрессовали!
Плохо сейчас в колонне тем, кто без наушников. Даже пушка выстрелила, не пожалел Бероев дефицитного снаряда.
Самолет несся к ложбине, накрытой плотным огненным шквалом, ливнем свинца, – тут не то что высунуться, тут реально и рикошет словить, как ни гнись к земле. Рисковать и пролетать над мишенью Эльза не стала, непосредственно над целью заложила крутой вираж с резким набором высоты вправо‑вверх.
Мне не было видно, как там Демон‑бомбист манипулирует, мешало показавшееся брюхо аэроплана. Но все четко увидели, как от «Пайпера» отделились две тяжелые черные капли, стремительно несущиеся к земле.
Какой шикарный маневр, а – бомбардировка с виража, вот же насобачился экипаж!
Банц! Банц! Пятикилограммовые бомбы производства фабрики имени Гольдбрейха грохнули по сторонам оврага так, что под нами земля реально вздрогнула.
– Все, уходим по топливу… Удачи, мужики, СК.
– Зачет, летуны, до связи! – крикнул в эфир Бероев вслед удаляющемуся на запад «Пайперу».
И наступила тишина.
С двух сторон оврага поднималась желтоватая пыль, смешанная с черным дымом.
Глянув на Пакистанку, я увидел, что квадроцикл Эриха с Вальтером не просто приблизился к нам, а уже перебрался на эту сторону дороги, ребята готовы рвать к нам. Молодцы наши немцы, всегда повоевать готовы, упрашивать не приходится.
Через три минуты над краем вражеского оврага заполоскала условно белая тряпка, халат чей‑то, что ли?
– Ну как, Кастет, пошли скальпы брать?
– Да пошли…
И мы двинулись, не дожидаясь, когда колонна запустит двигатели и выстроится для движения по трассе.
Пш‑шш…
– «Кастет», «Гоблин» – «Броне», вы куда, ребята! Нас подождите!
– Девушки ждут, Гриша, – выдал Гоб любимое и отключился.
Из оврага вылезли всего шестеро, остальные, видать, уже наелись земли. Четверо живых, два подранены. Слева проревел двигатель квадра, подскочили немцы, Вальтер спрыгнул первым, страхуя нас с ПКМ в руках.
– Зитцен зи ауф по‑быстрому! – ассоциативно крикнул я, глядя на напарников. – Всем сесть!
Они поняли, сели все, кроме одного – типичный душман, таких в кино видел. Смотрит свирепо, весь наадреналиненный, яростный, что‑то зло бормочущий себе под нос.
– Боец, что ли? – обеспокоенно спросил Сомов, разглядывая басмача из‑под нахмуренных бровей.
– Ну, похоже на то.
Душман что‑то заорал, жестами обозначая свои кровавые желания, обещающе провел пальцем по горлу.
– Гоблин, он у тебя спрашивает, мужчина ли ты, честью на мозг давит.
– Ну а что же еще… Я бы в балду удивился, если б он меня в Макдоналдс пригласил, – со скепсисом ответил Сомов. – На ножиках, что ли, хочешь, карабас‑барабас?
Свирепый бородач осклабился, радостно закивал, забубнил неожиданно высоким гортанным голосом и тут же достал откуда‑то из‑за пазухи здоровенный, как в мультфильме про Али‑Бабу, кривой кинжал. Ужас!
– Ну что за народ… устал я.
Гоблин сделал два шага в сторону, вставая напротив противника, машинально почесал пальцем грудь, безуспешно пытаясь через бронежилет успокоить ушиб, легко и мягко выдернул вниз из ножен свой НРС[7] – раз, и он уже в руке! Продолжая слитное движение, Сомов по кривой поднял руку, в верхней же полусфере плавно переводя нож обратным хватом…
Бонц!
Нож разведчика звонко выстрелил, пуля, вылетев из рукояти, влепилась прямо в лоб душмана. Бородач повалился на землю, так и не выпустив из рук кривого «живореза».
– Говорю же, устал.
Двое заорали, вскочили на ноги.
Туку‑тум! Рядом коротко прогрохотал ПКМ Вальтера – с рук стрелял. Очередь над головами опять усадила всех.
– Hande hoch, – громко, но спокойно объявил Эрих, подходя к уже плененным басмачам с пучком пластиковых наручников.
С дороги в нашу сторону, поднимая пыль, катил БТР, остальные машины остались стоять на трассе.
Пш‑шш…
– «Броня» – общий вызов!
Народ защелкал тангентами, кнопками и тумблерами.
– Всем полчаса на перекус, кухня подошла с Дальнего! Всем сюда. Быстро давайте, парни.
Это приемлемо.
Осталось‑то всего ничего, пройти те самые холмы – и можно спокойно катить на Шанхай, – почему‑то нам с Мишкой хочется попасть именно туда, погулять после войны. Но у холмов нас точно ждут. Ничего, и на них найдутся ключики.
Вот так и работаем… – Хроники Пустошей.
Потапов, командир засадного полка, сегодня морпех
В спокойную бухту Балаклавы Маурер входил, как в дом родной: и погудел, и музыку по трансляции завел, и в рубке попрыгал. Потом, оставив окончательный подход на Сашку, выскочил на палубу, жадно разглядывая столь памятную каменную чашу.
Мы втроем тоже стояли на палубе, наслаждаясь ностальгией. Времени‑то прошло всего ничего, а такое чувство, что год тут не были. Мне с Ленни несколько проще, мы не так давно ходили сюда на «Нерпе», проверяли, разведывали, готовили площадку.
Сашок, стоя в рубке, уверенно заводил дизель‑электроход к крошечному пляжику, стараясь встать поближе к крепким стальным тумбам, навечно вбитым в грунт.
Подход, реверс винтов, мягкий толчок… и еще раз ревуном, чтобы чаек поднять, – ишь, успокоились.
Прибыли.
На берегу заметны изменения.
Во‑первых, тут живут. Здесь обосновался старый знакомый – Автандил Узарашвили; дальнейшее пребывание егеря в устье Сены после известных политических событий было признано не совсем целесообразным – перебросили сюда, в Балаклаву. Думали, временно – похоже, капитально.
Во‑вторых, рядом с родным домиком встал еще один, половина жилая, в другой мастерская, по правую сторону – скромненький дощатый хозблок, в нем же и генераторная. Во дворе появились два сарая, подсобка и солидная летняя кухня. И небольшой прямоугольный огородик, для начала с национальными травами‑специями. Солидный навес с глухими боковыми стенками, под которыми ничего не стоит, а подальше, ближе к входному краю бухты, оборудован склад ГСМ.
На берегу напротив бани грустит серая с красной полосой автандиловская RIB‑моторка, рядом с ней небольшой весельный ялик местного производства, наши пока опробуют судостроение чуть большее разрядом, чем мальчишеское судомоделирование лобзиком, но получается хорошо, такие скорлупки – пройденный этап, теперь они вместе с мастером‑французом строят яхту.
А на купленной Сотниковым учатся ходить под парусами.
Кстати, на борту «Клевера» пополнение: матросом у нас Денис, он с «мореходки», так называют старшеклассников, проходящих по профобразованию специализацию речника‑моряка. Сашка гордый – он теперь старший матрос, рядом не сплюнешь.
Автандил встречал нас на берегу, у ноги «спрингфильд» с оптикой – тут никто без оружия и шагу не сделает. Рядом с ним возбужденно гавкал Анчар, крепенький «коллированный эрдельтерьер», пес свободных нравов, живой, независимый. Стоит ли говорить, что и в самом доме, и на летней кухне все дымилось, парилось и запекалось.
Поздоровавшись, я поинтересовался, нравится ли ему на новом месте, и вот что услышал:
– Там беспокойней, знаешь. Вокруг снуют, снуют… А ты как в витрине сидишь, несерьезно, понимаешь. И река! Такая река – это не грузинское. А тут море! Море – это хорошо, – мечтательно ответил этот необычный сорокалетний мужик, толстенными руками с подпаленными волосами доставая из жаровни большой черный противень с каким‑то национальным пирогом.
– Хозяйка тебе нужна, Автандил, такое хозяйство… – заметила Zicke, вполне очевидно ожидая услышать отмазывающий ответ.
«Себастьян Перейра» внимательно посмотрел на нее, сделал шутливо‑свирепое лицо и неожиданно для нас согласился:
– Нужна, ты права, сестра. Думаю я. И родня думает, весь клан думает, уже и варианты подобрали, понимаешь… У них одно, у меня другое, как считаешь, кто победит?
Из этого я сделал вывод, что он тут намерен обосноваться надолго, теперь вряд ли куда Автандила перебросишь.
Первым делом мы разгрузились – первой спустили технику: три мотоцикла, на которых мы пойдем в рейд, потом скатили по доскам квадроцикл, предназначенный Автандилу. Елки‑палки, так вот для какого «зверя» навес приготовлен… Туплю перед боем.
Стандартные бочки с топливом и поменьше – с маслом. Мешки с продуктами, в основном длительного хранения, пиломатериалы и стекло, ящики и баулы, какой‑то тяжеленький блок для радиостанции, навороченный тепловизор в футляре, коробки с мелочовкой. Отдельно поставили ящик с боеприпасами и пиротехникой: «сигналки» грузину явно понадобятся, если вспомнить, что некие изыскатели посещали это место еще до первого нашего захода сюда.
Анчар помогал, чем мог, всюду совал мокрый нос, все старался погрызть, попробовать, пытался даже ящики зубами тянуть.
– Когда коня подковывают, и осел свою ногу сует, – недовольно констатировал пока что еще отшельник и звонко шлепнул пса тяжелой ладонью по заднице, да так, что зверь присел. – На тропу иди! Наблюдать! Выполняй!
Удивительно, но Анчар спокойно послушался, потрусил наверх.
Радио у Автандила имеется, антенна стоит на вершине внешнего скального «кольца». Но связь очень специфична: связаться можно лишь с Морским Постом (не всегда) и с Маяком – это почти надежно. Ни до Дальнего Поста, ни тем более до Замка дотянуться невозможно – горы перекрывают радиосигнал.
Хорошо в Балаклаве, уютно.
Ужин оказался шикарным настолько, насколько это может организовать солидный грузинский мужчина, решивший произвести на гостей неизгладимое впечатление. Получив массу удовольствия – эмоционального и кулинарного, – мы легли спать, кто на судне, кто в гостевой половине второго домика… Ночью, говорят, сильно шумел океанский прибой и долго кричала какая‑то скандальная ночная птичка. Я ничего не слышал, уснул раньше всех, спал как убитый.
Уходили с рассветом, еще темно было – на трех машинах, все мотоциклы ямаховские, я на своем любимом всепонтовом круизере XV1900A Midnight Star, Джай с Ленни – на внедорожных байках XT1200Z.
Все собрано, заправлено, багажники укомплектованы, набиты под завязку, особенно на круизере, места много, двигатель мощный. У меня стоят четыре канистры с топливом, на байках еще по одной имеется – такого запаса хватит, чтобы до самого Замка доехать. Вода питьевая – немного, будем идти вдоль русла, наберем по факту, сухпаи, на всякий случай тент – это вместо палатки, немного компактной котловой посуды.
И конечно же оружие, уже привычный набор: я и Джай с винтовками, ребята еще и со своими «томми». «Хаудахи» и гладкая «беретта» в креплениях впереди, на случай лобовой пальбы по дурному зверю. Так что с этим все нормально и понятно.
Гораздо сложнее дело обстояло со связью. Для переговоров между экипажами предусмотрены компактные рации ближнего боя, а вот сможет ли «Северок‑К», установленный на заднем багажнике круизера, дотянуться в окружении таких гор до мобильного пункта связи на Пакистанке – это большой вопрос.
По плану операции Юра Вотяков должен до завершения силовой фазы встать где‑то на сотом километре дороги. А вот мне бы надо начать вентилировать обстановку как можно раньше – будем пробовать дотягиваться до сорокового километра. А как с Пакистанки сигнал пройдет, сможем хоть что‑то услышать, если сами онемеем, горы не помешают ли? И хватит ли дальности у радиоузла? В армии, помню, на старенькой Р‑111 давали дальность 220–250 километров на V‑образную антенну. А у Вотякова аппаратура еще мощней, должно получиться.
Первые тридцать километров предстоящего пути нам уже известны, мы с Ленни прошли их еще в прошлое посещение – это и была основная цель предварительной экспедиции. Дальше начнутся настоящие Дикие Земли, неизведанные, опасные, непредсказуемые, и что нас там ждет, одни лишь Писатели знают.
После довольно крутого подъема в гору тропа, вдоль которой, перескакивая по камням, стремился к Балаклавской бухте небольшой ручеек – Балаклавка, – вышла на скальную полку шириной метров пятнадцать, проходящую вдоль пугающего отвесного обрыва, потом пошла по вытянутой горной долинке, по геодезической сути – это и есть перевал.
С перевала широкая тропа, превращаясь в этом месте в нормальную, хоть и не торную дорогу, на которой и две машины разминуться смогут, спускалась в длиннющую долину среди гор, где начиналась другая речка, текущая на север, к Пакистанке. Вот вдоль нее и пролегает пока наш долгий путь.
Лежащая внизу зелено‑желтая осенняя долина – огромный вытянутый горный каньон с высокими, до километра в начале, бортами, однако стенки не отвесные, пологие, подобные нормальны для Путоран, например. Благодаря этому обстоятельству солнечный свет в достатке проникает в долину – две широкие пестрые ленты высокогорного разнотравья тянутся вдоль всей грунтовки и ручья, в меру меандрирующего среди скальных выступов.
Красно‑коричневые скалы, а на них невысокие хвойные деревья, поднимающиеся до четверти высоты склонов. Странный разлом. Ручеек невелик, лишь постепенно он начинает превращаться в реку, по мере вбирания в себя столь же крошечных боковых притоков. Однако ширина ущелья впечатляет: в самом широком месте она достигает километров четырех, пожалуй. Не по речке горки. Точно, Смотрящие выпилили, итог «ручного управления».
А нам все едино, не привередливые – что дали, по тому и катим.
Каньон мы прошли быстро, хотя скорость маленькой колонны была невелика, в среднем километров 25–30 в час. Предпосылок для разведдеятельности практически не было: люди тут не жили.
Что для меня странно: зверовому охотнику тут самые угодья, непуганого зверя много, есть места для засад и удобных позиций для стрельбы сверху. Вряд ли в речушке на этом участке водится форель, впереди наверняка есть сливы и водопадики, но чуть дальше уже можно будет пробовать. А вот на обильную боровую дичь рассчитывать не приходится – редкие рощицы, разбросанные по долине, к тому не располагают.
И тем не менее люди этот оазис для жизни не определили. Почему?
Гаруд мы не видели ни разу, а пещерник по‑настоящему страшен и опасен лишь в первый раз, при должном спокойствии и опыте два стрелка с гладкоствольными ружьями вполне способны справляться с этим чудовищем.
Идущая первой Ленни внезапно остановилась, опустила ногу, достала бинокль. Рядом встал Джай, а потом и я подкатил.
– Что тут у вас?
– Бараны горные стоят! Как игрушечные. Смотри, чувак, справа на гребне, за длинным распадком. Да нет, выше, выше, под останцем!
– О! Вижу. Красавцы!
Баранье стадо, которое не сразу и отыщешь – окрас под цвета окружающих скал, – заметив внизу непонятные движущиеся предметы, как всегда в таких случаях, стояло неподвижно, у них адреналиновая подпитка работает по‑другому, на скалах прыгать от испуга – верная смерть. Застыли. А довольно далеко до рогатых, хорошее зрение у сильфиды.
Я громко хлопнул в ладоши, свистнул.
– Зачем!
Группа горных баранов, высматривающих нас с крутого склона горы, сразу пришла в движение, траверсом убегая в ущелье, на задницах сверкнули белые пятна, а я в очередной раз удивился удивительной сенсорике диких животных – человек ни за что не услышит такой звук и на таком расстоянии.
– Наверное, вкусные, – предположил индус, откладывая бинокль.
– А что, у вас в высокогорье таких нет? Или подобных.
– Даже в тех краях, Тео, живет такое количество голодных людей…
По мере нашего продвижения по каньону горы понижались, причем с левой, западной стороны быстрей, чем справа от нас, – там, вдали, даже просматривались вершины с белыми шапками не растаявших и к осени снежников. Дорога постепенно прижималась к левому склону. Еще немного, и началась широкая подошва, поросшая густым высоким лесом: высокие чинары и вязы, буки и сосны. Вот тут всего доброго хватает. Здесь бы и встать селением. Но не тут‑то было.
Первой движение опять заметила Ленни… ну, она ж впереди идет, я тоже смог бы, уверяю.
– Парни, там обезьяны! – задыхаясь от волнения, объявила нам Zicke, когда мы подъехали к ее байку.
Пожалуй, это не дело, когда она настолько отрывается вперед, надо прекращать, впредь тесней пойдем.
Она не ошиблась, это были павианы.
Здоровенные такие павианищи… И на земле, и на деревьях. Их было много, даже очень много, сначала мы начали считать, но плюнули. Штук тридцать, пожалуй. Из рассказов обитателей Промзоны все отлично представляли, что это за твари и каких бед от них можно ожидать. Бодсингх достал лазерный дальномер. Да что его доставать, тут четыреста метров без малого…
– Триста восемьдесят, – сообщил он. – Что делаем, командир?
– Надеюсь, обезьянье мясо мы не едим? – язвительно спросила подруга, но причина‑то в другом: не хочет сильфида «зверушек губить».
Индус же был явно иного мнения.
– Много не набьем, и опасности для нас нет, сюда не кинутся. Ну а если и кинутся… Если нескольких снять, то на запах подойдут хищники, – рассудил индус, все боевики мировых спецслужб быстро учатся.
– Район будут осваивать, – поддержал я друга. – И чем быстрей они свалят подальше отсюда, тем лучше.
Неприятный сюрприз. Но даже это не объясняет цивилизационной пустоты огромной горной долины. Там хозяйничают волчьи стаи, гоняющие копытных. Повыше по склонам, в поясе грызунов властвует рысь или горный лев, еще выше может быть ирбис. Нет, в долине обезьянкам никак не манежка, не их зона, не по возможностям.
Патронов много, а бездумно расходовать их группа не приучена. Можно.
– Бьем штук семь, если успеем. Джай, бери свою винтовку.
Вытащив ствол из чехла, Бодсингх быстро проверил свой «гаранд», из числа новых трофеев. Пока только так, призов за присоединение монокластеров, говорят, давно уже не было, настали времена «этнических каш», как говорит Вотяков; не угадаешь, когда прозвучит знаменитый призовой сигнал, в любое время может зазвенеть. Вот и на Пакистанке такое ожидается, даже после принятия нужных людей в анклав, поощрение от Писателей может сработать на вдруг оказавшегося в тейпе таджика…
Оптику Джай пока не ставит, я его понимаю: и сам люблю пострелять через открытый, есть в этом правда жизни, чувство цели. И не расслабляет, глазомер тренирует. Хотя по факту чаще оперирую оптикой, увы, что‑то все так пока складывается.
Подумал, отстегнул свой.
Потренируемся на точность и скорость! Не люблю я стенды и фанерные мишени, хотя и практикую. Охота – самая лучшая тренировка и мудрый опыт. Там факторы есть.
– Ленни, контроль тыла и флангов, Джай, работаем.
С руки, без упора.
Загромыхали выстрелы. Ничего, выше по ущелью погромче было бы, здесь звук уже раскидывается, почти без отражений.
Стрелять приходилось точно, но быстро.
– Пустой, – выдохнул я, и не пытаясь перезаряжаться: не успеть, стая уже дернула.
– Закончил, – крикнул Джай с задержкой – у него патронов больше.
Взяли бинокль. Ну… штук восемь положили, а то и все десять. Хорошо, план выполнен. Надеюсь, платформенные павианы не настолько умны, чтобы утащить в глубину леса трупы сородичей, объявятся хищники, объявятся.
– Продолжаем движение.
Грунтовка выползла в долину, горы остались позади.
Скорость колонны от этого не увеличилась: нам нужно хоть в какой‑то степени глазомерно снимать местность, наносить рельеф на карту, подолгу вглядываться, искать подозрительное. Порой приходилось останавливаться и просто слушать. Что поделаешь, мы тут первые из России, пионеры прерий.
Река с новым немудрящим названием Каньонка начала петлять по равнине, а мы все на левом берегу, притом что нам бы нужно забирать правее, к северо‑востоку – там наша цель. Опять подумалось о странных несоответствиях долины ущелья. В принципе по весне и в периоды проливных предзимних дождей полноводность потока резко вырастет, даже в саванне речушки приобретают свирепый нрав. Сам не видел, но Монгол рассказывает, что все насыпные мосты на Пакистанке в своей основе каменные, арочные, сложены из крупных блоков и явно предназначены для пропуска больших водных потоков.
Но все равно что‑то не сходится. А вот подобный мост нас вполне может ждать впереди, как же иначе. Авиаразведка, захватившая, в силу объективных причин, данный участок лишь краем, показывает, что дальше к северу Каньонка уходит туда, куда нам и нужно, дорога в конечной своей точке смыкается с Пакистанкой.
Я дал по рации команду на остановку, вытащил прикидочную карту‑схему и фотоснимок, сделанный из самолета. Ну да, все вроде так и есть…
Проехали мы еще немного, и тут я начал подумывать о том, что пора бы организовать первую связь, пока мы еще находимся на высоте – подошва понижается очень полого, удобный момент.
Щелк! Опять Ленни! Но в этот раз мне было уже не до зависти…
– К бою, парни! Впереди деревня.
На моей машине глушители с завода зверские, звука почти не слышно. А на байки мы перед рейдом поставили глушаки помощней. Звук идущей техники глушится горной рекой, хотя опытный человек различит. Просто я искренне надеюсь, что таковых тут пока нет.
Впереди был мост – из тех, о которых я лишь недавно вспоминал.
По ту сторону моста на небольшой плоской площадке, окруженной крошечными рощицами «листвянки», стояли низкие круглые домики с конусными соломенными крышами. И одно бревенчатое здание по центру.
– Ле Калка, – со знанием дела горделиво произнес индус по‑французски.
Точно, она, родимая.
– Смотрим. Пятнадцать минут.
Лучше сразу задать время, чтобы азарт не мешал. Береженому Учитель пятерки ставит.
Поставив мотоциклы за кустами, мы наблюдали с земли, стволы рядом.
– Никого не вижу, – наконец шепотом сказала Ленни.
– Я тоже. Смотрим дальше, Джай, правый фланг внимательно, Ленни – левый.
Время прошло, движения нет. Никакого. Ни людей, ни зверей. И дымом не пахнет, как и готовой едой, и тем более отбросами – при должной тренировке этот характерный запах чувствуешь немногим хуже, чем изголодавшийся медведь.
– Садимся, на технике пойдем, – решил я.
Явной опасности нет, а при неожиданности, в том числе природного характера, мы сразу свалим на колесах – дорога проходила прямо через центр селенья.
Люди в этом чудесном месте жили, но недолго и несчастливо к финишу.
– Чуваки, их всех убили, – прохрипела Zicke, доставая фляжку. Выпила, откашлялась.
Никто и никогда уже не узнает в подробностях, что тут произошло. Ясно одно: кто‑то налетел на мирную деревню и прекратил ее существование. Жечь не стали, возможно, собирались сами обосноваться. Квартирной материальной культуры практически не осталось, нападавшие вывезли все целое и неповрежденное. А вот людей хоронить не стали: оглоданные и обклеванные кости белым хворостом лежали ближе к кустам, куда тела стаскивало зверье. Жутковато. Кастет говорил, что кости всегда остаются, земля богатая, идеально голодные хищники не встречаются, сушняк звери не грызут.
Тем страшней итог.
– Будем надеяться, что женщин и детей увели с собой, – вздохнул многое повидавший на индо‑пакистанских войнах Бодсингх.
– Быстренько смотрим избы на признаки нападавших – и уходим дальше, – приказал я. – Начали.
Потратив еще пятнадцать минут, мы поняли, что ни фига не знаем о местных раскладах. Хрен тут что определишь. Единственное, место известно, может, по слухам в дальнейшем раскопаем мрачную историю.
А что, это убитое селенье вполне может быть еще одним фактором, почему люди не стоят в каньоне, – плохая репутация у дороги, кровавая.
Плохие тут места, скажу я вам, дикие тут земли, правильно Штабом «Рассвет» запланирован – первобытный беспредел! Из арабов такие привычки вышибли, вот и из аборигенов саванны будем вышибать. И стратегия выбрана правильная: не ставить по цепочке свои блоки, забившись под мешки с песком и бетонные плиты, а поставить на трассе ее Величество Экономику. Это уже второй этап «Рассвета», организационно‑коммерческий. Штаб решил, что четырех опорных точек с крепкими поселками, трактирами или заправками пока хватит, там и встанут союзные главари тейпов. Вот пусть и усмиряют оставшихся дурных, если таковые останутся после силовой фазы, получив такой бизнес и доступ к безопасной магистрали: ни один вменяемый вождь ништяка не упустит, пасть порвет за попытки помешать.
Но будет и еще один смотритель за трассой, а заодно и за вождями в «опорках».
Шериф Магистрали, или дорожный шериф, – на эту роль выбран бывший пакистанский полицейский, активно сотрудничающий с Замком с самого начала всей этой эпопеи. В его ведении будет поддержание правопорядка по всему протяжению Пакистанки до поста «Нью‑Дели», а это без малого вся трасса – объект совершенно стратегический, Сотников его никому отдавать не собирается. Интересный способ, если учесть, что расстановка граждан анклава по дороге вообще не планируется, все на самообеспечении, так сказать. Только временные блоки, на месяц‑два – так Штаб планировал. Гражданство России первично получит лишь трасс‑шериф. А вот налоги будут у всех.
Новая модель, хотя ничто не ново в подлунном мире…
– «Эфир», «Эфир», вызывает «Тунгус»… «Эфир», зараза, будь человеком, ответь…
Я уже устал бубнить, а все никак, одно шипение. И ведь передачи не слышу, а у Вотякова станции мощные, антенны солидные.
Подошел Джай, сочувственно посмотрел, но не спросил – видит, что я уже на взводе. Мы стоим на окраине того самого разгромленного селенья, отошли чуть дальше и встали на обед – давно пора, проголодались. Пока Zicke колдует над приготовлением похлебки из подстреленной собственноручно цесарки, я решил узнать первые новости и оперативную обстановку вообще.
– «Эфир», «Эфир», вызывает «Тунгус»…
Джай не выдержал. Отошел к выносной антенне, потом посмотрел рацию.
– Че ты?
Не отвечая, индус выключил все, что‑то подоткнул, переключил, запустил.
– Пробуй.
Откуда у него практика работы с нашими радиостанциями?
Пш‑шш… Сразу послышались обрывки переговоров; на этой, неосновной частоте, кроме нас, оказывается, еще кто‑то работает, много сегодня онлайн‑абонентов в Диких Землях, однако!
Пш‑шш…
– «Эфир», ответь «Тунгусу», прием…
– «Эфир» на связи, слышу хорошо. Привет, Федя! Ты где? Прием.
Пошла мазута!
Я коротко доложил об итогах, обозначил примерное местонахождение.
– Работаем, «Тунгус», работаем! Сейчас еще один пост тебя послушает, пеленг возьмем, прикинем, где ты.
Потом я начал принимать свежие фронтовые новости, их было очень много, как и самых разных событий, операция «Рассвет» идет полным ходом. Джай стоял рядом и тоже слушал, понимая лишь частично, даже не знаю, втыкается он хотя бы в основное, фразы рваные, короткие, часто жаргонные или ассоциативные, полевой эфир – не трибуна.
Но тут прибежала Zicke, взволнованная, в руке поварешка. И передник поверх камуфла: вот что значит культура – анекдот, пародия. Очно явилась, гарнитуры в группе отключены, батареи не вечны, так на основное не хватит.
– Чуваки, там кошка пришла!
– Че, большая? – не отрываясь от рации, спросил я.
– Я думаю, да! – с вызовом продолжила Zicke. – Вас это не волнует, парни?
– Ну так пальни по ней, какие проблемы… – Юра в это время рассказывал мне про рождение названия Санта‑Барбара.
– Вы тут с ума сошли! – крикнула подруга. – Там лев бродит, а они замерли! Мужчина тут есть?
Мы с Джаем стали нарочито оглядываться, поднимать брови: прикалываться так прикалываться.
– Какой? Не видим…
– Сволочи!
– Большой лев? – поинтересовался я. – Здоровый?
– Ну, не очень, – призналась паникерша, – худой какой‑то, облезлый.
– Голоден, наверное, – понимающе отреагировал индус, – пошли посмотрим.
Пока я слушал явно перевозбужденного Вотякова, лишь изредка успевая вставлять уточняющие вопросы, перезревший львиный вопрос, похоже, решился: неподалеку простучали две автоматные очереди.
– «Тунгус», что там у вас? – встревожился Вотяков.
– Да львы тут бродят, понимаешь…
К моменту получения всей нужной мне информации, полному уточнению задач и завершения связи Воины Степей явились с докладом.
– Убивать не стали – отогнали подальше, в степь ушел.
– Хорошо, что в группе все‑таки нашелся мужчина, – значительно пробурчала Zicke. – Ладно, командир, сейчас принесу, тогда и расскажешь.
За обедом я довел до личного состава текущую ситуацию. Две «опорки» уже стоят, эта часть зачищена, можно сказать. Именно сейчас начался этап плотных огневых контактов, но, как говорит Юра, проходить стало парадоксальным образом проще – люди набрали опыт, поняли тактические мелочи, распознали повадки и привычки противника. Кстати, первые раненые появились на условно «спокойном» участке магистрали.
Серьезный бой шел на сто пятнадцатом километре, теперь наши воюют еще дальше, уперлись пока, противника много, теперь там сталкеры что‑то затевают. А вообще все ждут авиации: ударная поддержка с воздуха, осуществляемая экипажем «Пайпера», оказалась очень эффективным средством.
Новых ранений пока нет, но уже есть убитый, Леха Зорин, боец второго взвода: снайпер снял. И один бельгиец тяжело ранен, его подстрелили на той же 115‑й отметке.
