Паб «Десять колоколов», Уайтчэпел 1 страница

Ноября

20.20

 

Черт, а здорово все‑таки быть рипперологом[1].

Впервые за всю свою жизнь Ричард Иклз смог произнести это вслух – а до того и думать‑то так не смел. Раньше жизнь рипперолога была довольно тоскливой. Ричард с пятнадцати лет был одержим Джеком Потрошителем. Перечитал все посвященные ему книги. Облазал все связанные с ним места. Тусовался на всех форумах. К семнадцати начал ездить на конференции. А теперь, в двадцать один год, он стал администратором сайта ripperfiles.com – по мнению многих, это был лучший сайт, посвященный Джеку Потрошителю, с самым полным собранием материалов. Да, попадались люди – называть их поименно не стоит, – которые подшучивали над его хобби. Теперь шутки смолкли. Теперь он стал важной фигурой. Если от кого и ждали помощи, так только от рипперологов. Рипперологи уже сто лет расследовали дело Джека Потрошителя.

Собственно, сегодняшнее сборище придумал и организовал именно он. Вывесил объявление на форуме. А что, если собрать конференцию, обсудить версии? Идея лесным пожаром распространилась по всему сообществу. А потом вклинилось телевидение – все хотели получить доступ на мероприятие. Би‑би‑си. Си‑эн‑эн. «Фокс». «Скай ньюз». «Японский канал новостей». Агентство «Франспресс». «Рейтер». Список был бесконечный. Заинтересовалась не только пресса. Собирались присутствовать представители Скотленд‑Ярда, а кроме того, поговаривали, и МИ‑5. «Рипперкон» был в этот вечер самым громким событием в Лондоне, а он – его главной звездой.

Место они выбрали самое подходящее: «Десять колоколов», знаменитый паб, расположенный ровнехонько в центре того района, где когда‑то орудовал Джек Потрошитель, паб, куда в 1888 году регулярно наведывались несколько будущих жертв. Нынче в «Десяти колоколах» было не продохнуть от учащейся молодежи и туристов, которые только что завершили экскурсию «По следам Джека Потрошителя». Молодежь ходила сюда ради дешевой выпивки, продавленных стульев и диванов. Туристы притаскивались посмотреть на изысканную старую плитку на стенах и выпить настоящего английского пива в настоящем английском баре, где, возможно, бывал сам Джек Потрошитель.

Впрочем, сегодня прорваться внутрь было и подавно не просто. Улицу загромоздили съемочные фургоны со спутниковыми тарелками. Полиция, толпы зевак, журналисты с фотоаппаратами. Снаружи торчало штук десять телекорреспондентов – они вели прямые репортажи. Мостовая так и блестела в свете софитов. Ричарду пришлось поднять повыше бляху, которую он носил на шее, и прокладывать себе путь сквозь толпу.

Внутри оказалось не легче. «Десять колоколов» был пабом скромных размеров, а вовсе не тем местом, где впору проводить международную конференцию. Пространство за стойкой превратили в помост для телекамер – все они были нацелены на столик у самых дверей, а также на небольшой экран и на доску, которые он попросил установить для презентации. Окна были завешены плотными шторами, чтобы никто при всем желании не мог заглянуть внутрь.

Ричард немного покопался в Интернете и выяснил, что в цветистой одежде лучше не появляться на экране. У камеры ум заходит за разум или что‑то в таком духе. Поэтому он надел черную рубашку строгого покроя поверх черной же футболки с надписью «Помни 1888 год». Приостановившись, чтобы поздороваться с несколькими видными рипперблоггерами, которым, так и быть, продали несколько оставшихся билетов, он сел за стол. Собрание действительно оказалось весьма представительным – ведущие рипперологи со всего мира. Трое англичан, двое американцев, один японец, один итальянец, один француз – все признанные специалисты в своей области.

Поскольку именно Ричард организовал конференцию, ему первому дали слово. Доклад его не отличался глубиной, но лишь потому, что аудитории необходимо было сообщить основные факты.

Убедившись, что все на месте, Ричард встал лицом к толпе. Господи, ну и жарища. С него уже начал капать пот. Он стиснул в ладони маркер, которым собирался писать на доске.

– Добрый вечер, – начал он, стараясь не выдать волнения. – Речь сегодня, по большей части, пойдет о пятом каноническом убийстве тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Начнем с общего обзора событий той ночи, потом перейдем к подробностям, рассмотрим несколько версий, воспроизведем несколько пространственных реконструкций. Итак, я начинаю…

Сколько камер. Сколько на него направлено камер. Вся его жизнь была подготовкой к этой минуте.

– Пятой жертвой, – продолжал он, – стала Мэри‑Джейн Келли. Живой ее в последний раз видели вскоре после двух часов ночи девятого ноября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Тело было обнаружено в ее комнате примерно в десять сорок пять утра того же дня домохозяином, который пришел получить арендную плату. Келли стала единственной, кого убили в помещении, тело ее было довольно сильно изуродовано, скорее того, потому, что у Потрошителя было время на то, чтобы… чтобы поступить, как ему хотелось; кроме того, он не боялся быть застигнутым. Одежда жертвы была аккуратно сложена на стуле, башмаки стояли у камина. Из всех мест преступления Потрошителя только это было сфотографировано. Сейчас мы покажем вам фотографии. Хочу предупредить, что, хотя, по нынешним стандартам, снимки чрезвычайно низкого качества, они носят крайне натуралистический характер.

Ричард подал знак погасить свет. Он видел эти фотографии сотни, а может, и тысячи раз, но внутри по‑прежнему пробегал холодок. Снимки наглядно демонстрировали жестокость и безжалостность Потрошителя, лучше всяких слов убеждали в том, что личность его установить необходимо, пусть даже его давно нет в живых. Потрошитель срезал кожу с бедер своей жертвы и положил на прикроватный столик. Из тела были извлечены внутренние органы, некоторые разложены вокруг в виде некоего узора. Мэри Келли взывала к отмщению. Возможно, теперь, когда та же история повторилась вновь, она наконец‑то его дождется.

Зрители, набившиеся в «Десять колоколов», таращились на фотографию. В последние недели она часто появлялась на экранах. Ричард перечислял многочисленные ужасы, но ожидаемых охов зрителей не последовало. Некоторые репортеры и видные блоггеры что‑то записывали. Полицейские сидели, сложив руки, и просто слушали.

– Хорошо, – сказал Ричард. – Дайте, пожалуйста, свет.

Свет не зажегся.

– Хорошо, – повторил он немного громче. – Попрошу включить свет.

Никакой реакции. Собственно, в зале отключилось вообще все освещение. Огоньки на камерах, диод на адаптере его компьютера. Вот тогда раздались испуганные, изумленные голоса – десятки подключенных к сети камер одновременно перестали работать, люди заметались в темноте, натыкаясь друг на друга.

Ричард остался стоять у доски, соображая, что предпринять дальше. Продолжать доклад? Подождать, пока камеры включат снова? Непросто принять решение, когда ты находишься в центре главной международной новости часа.

А потом он почувствовал, как фломастер выдернули у него из руки, и он тихо заскрипел по доске. Кто‑то что‑то писал, но Ричард не мог разглядеть кто. Он шагнул ближе к доске, туда, где должен был стоять писавший, ощупал темноту. Никого, точно никого.

Потом фломастер осторожно вложили ему обратно в руку.

– Кто вы? – прошептал Ричард. – Я вас не вижу.

В ответ невидимка резко толкнул его к доске, впечатав в нее физиономией. После чего вспыхнул свет.

Ричард услышал, как по залу пронесся растерянный гул, – все увидели, что он стоит, прижавшись к доске и раскинув руки. А потом он чуть отступил назад, попытался снова принять достойную позу – и тут заметил слова, написанные твердой рукой, крупными буквами:

 

ДА УБОИТЕСЬ ИМЕНИ ЗВЕЗДЫ

 

Тайная злоба

 

Ужели мы желаем, чтобы

Они являлись средь живых?

Как скрыть грехи свои от них?

Как избежать их тайной злобы?

 

Альфред Теннисон. In memoriam А.Н.Н., строфа 51

 

25

 

Стивен вел машину с мрачным, сосредоточенным напряжением. Мы пронеслись мимо школы, мимо скопления телевизионных фургонов и полицейских машин в районе рынка Спайталфилдс. Мне пришлось сесть сзади, потому что сидеть на переднем сиденье полицейской машины разрешается только полицейским, – так что прохожие, вероятно, принимали меня за правонарушительницу. Юная рыдающая правонарушительница, раскрашенная под зомби.

– Откуда ты узнал, где мы находимся? – спросила я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Она позвонила, сказала, что ты куда‑то исчезла с вечеринки, а потом еще раз позвонила с улицы, доложила, что нашла тебя.

– Отвези меня в больницу.

– Куда угодно, только не туда, – сказал Стивен, глянув на меня в зеркало заднего вида. – Ты уже в поисковике.

– Где?

– В поисковике. В главной поисковой системе министерства внутренних дел. В смысле, в полицейской базе данных. Ты – свидетель по делу Потрошителя, ты под нашей защитой. Но в других подразделениях полиции, собственно, не до конца осведомлены о нашем статусе. Ситуация некоторым образом усложнилась.

– Усложнилась? – выпалила я. – Бу валяется на дороге, то ли живая, то ли мертвая, а ты это называешь «усложнилась»?

– Я пытаюсь обеспечить твою безопасность – собственно, безопасность вас обеих. Ей мы ничем не могли помочь. «Скорая» ехала следом за нами. Лучшим выходом было увезти тебя оттуда.

Он снял полицейскую фуражку и утер лоб.

– Скажи мне одну вещь, – добавил он. – С Потрошителем что‑нибудь случилось?

– В смысле?

– После аварии с ним что‑нибудь случилось?

– Он куда‑то ушел, – ответила я.

– Не было вспышки света? – продолжал допытываться он. – Звуков? Еще чего‑нибудь? Ты уверена, что он ушел?

– Он ушел, – повторила я.

Стивен издал громкий досадливый звук, а потом включил мигалку и сирену. Ударил по газам, машина рванула так, что меня отбросило на спинку сиденья. Я примерно представляла, что мы едем на запад, в сторону центра. Через несколько минут до меня дошло, что цель наша – Гудвинз‑Корт. Когда мы доехали, Стивен резко затормозил. Мне пришлось дождаться, пока он выпустит меня с заднего сиденья, потом он поволок меня по переулку к своему дому. Автоматически загорелся свет – он потащил меня вверх по лестнице.

– Мне нужно сделать один звонок, – сказал он, включая верхний свет. – Посиди тут.

Стивен скрылся в коротком коридоре, который вел в соседнюю комнату, ненадолго оставив меня одну. В квартире было темно, воздух застоялся. У двери лежал мешок с упаковками из‑под готовых обедов и всякими объедками – китайская еда, рыба с картошкой. По диванам и стульям была раскидана одежда. У окна, видимо, случился бумажный взрыв: груды распахнутых картонных папок, ворохи, кучи и веера страниц. Заметки на стене, похоже, успели полностью обновиться.

Через тонкую перегородку до меня долетал голос Стивена. Он что‑то напряженно втолковывал собеседнику.

– Как Бу? – спросила я, когда он вернулся.

– Пока не знаю. Там в больнице наш сотрудник, он мне доложит, когда будет что. Твоим учителям сообщили, что ты в полиции, даешь показания. Присядь‑ка. Нам нужно поговорить.

– Я не хочу садиться. Я хочу видеть свою соседку.

– Она не твоя соседка, – сказал Стивен. – Она сотрудник полиции. И помочь ей ты можешь только одним способом: рассказать мне все, что знаешь.

– И все‑таки она моя соседка, – воспротивилась я.

Вот ведь странное дело. Совсем недавно я бы с радостью уступила Бу любому желающему за самую бросовую цену. А сейчас для меня не было ничего важнее ее благополучия.

– Хочешь ей помочь? – сказал Стивен. – Тогда рассказывай все в подробностях.

Он указал на диван. Я села. Он пододвинул один из стульев, сел прямо напротив меня и нагнулся вперед, чтобы смотреть мне в глаза: можно подумать, с близкого расстояния по моим зрачкам видно, вру я или нет. Я же уже побывала на полицейском допросе. И опыт не прошел зря – теперь я была готова.

– У нас в школе были танцы… – начала я.

– Знаю, – прервал меня Стивен.

– Ты велел рассказывать все, – огрызнулась я. – Как, будешь слушать или будешь мне говорить, что именно ты уже знаешь?

Стивен вскинул руки, признавая мою правоту.

– Продолжай, – сказал он.

– У нас были танцы, – повторила я. – И мы там… танцевали. Все было замечательно. А тут – он. Просто появился…

– Он?

– Ну, этот тип, этот мужчина. Потрошитель. – От слова «Потрошитель» мне сделалось не по себе. Я утерла нос тыльной стороной ладони. – Он встал прямо передо мной. В смысле… я чувствовала его. Что‑то такое чувствовала. Потом он велел выйти с ним на улицу. Я не хо тела, но…

Только тут я вдруг сообразила, как бы могли развиваться события, если бы я с ним не пошла. Возможно, он бы просто ушел, и с Бу ничего бы не случилось. Но возможно и другое – что он просто всадил бы нож Джазе в шею. Я мысленно просмотрела оба этих варианта, и тогда меня тоже затрясло.

– Он спросил, помню ли я нашу первую встречу. Я подумала – он про ту, в школе, но он сказал, что мы виделись в «Цветах и стрелах» в ночь второго убийства…

– Ты была в «Цветах и стрелах» в ночь второго убийства?

– Мой… знакомый. Джером. Он уговорил меня пойти с ним. Мы были на улице, не в самом пабе. К пабу вообще было не подойти.

– Я там был, – сообщил Стивен. – Говоришь, и он тоже?

– Так он сказал. Сказал, что мы там виделись, но я его не помню.

– А вот он тебя запомнил, – проговорил Стивен. – Значит, ты как‑то отреагировала на него. Может, просто посмотрела или обошла. Он понял, что ты его видишь.

– А, ну да. Он знает, что я его вижу. Знает, что мне это дано. Ну, это. Что и всем нам. Он и сам был таким.

– Он умел видеть?

У Стивена в одежде что‑то запиликало. Он хлопал себя но карманам, пока не отыскал телефон, потом прочитал эсэмэску. Схватил пульт, включил телевизор. На экране засветился знакомый красный логотип Би‑би‑си.

Репортер стоял на улице возле какого‑то здания, залитый светом от десятков прожекторов и окруженный десятком камер.

– Здесь, в «Десяти колоколах», где проходила международная конференция специалистов по Потрошителю, вечер выдался крайне странный. Когда организатор конференции Ричард Иклз начал свой доклад, в здании, по словам очевидцев, отключилось электричество. Иклз утверждает, что, пока в комнате было темно, кто‑то ударил его головой о доску и написал на ней следующую фразу…

На экране появилось изображение доски, на которой твердой рукой заглавными буквами было выведено: «ДА УБОИТЕСЬ ИМЕНИ ЗВЕЗДЫ».

– Суть послания пока не ясна, – продолжал репортер, – но уже отмечено то, что эта фраза отсылает к цитате из Библии…

– Это из Апокалипсиса, – сказала я. – У нас дома в одном рыбном ресторане каждую неделю вывешивают новую цитату из Апокалипсиса. Мы называем это местечко Рыбокалипсис. Там говорится про третьего ангела, который явится перед концом мира. И про звезду, которая как‑то связана с полынью.

Вдоль всех стен громоздились книги. Некоторое время Стивен обшаривал их взглядом и наконец обнаружил нужную в высокой стопке. Выхватил, хотя при этом пять‑шесть верхних книг попадали на пол. Не обратив на это внимания, он принялся перелистывать странички из папиросной бумаги.

– Так, так, так… вот. «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь"; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

На экране опять появилась студия новостей, ведущий разговаривал с гостем передачи:

– …Большинство наших соотечественников полагают, что это происшествие было обычным розыгрышем, однако существуют определенные опасения, что это странное послание все‑таки оставил сам Потрошитель. Если так, из этого следует сделать самые серьезные выводы. Сэр Гай, каково ваше мнение?

– Ну, – сказал гость, – я полагаю, что мы не можем полностью исключить террористическую угрозу. В цитате из Библии упомянуто отравление вод. По моему мнению, будет преступной халатностью полностью исключить возможность того, что вся эта история является замаскированной террористической атакой, призванной довести Лондон до…

Стивен выключил телевизор, в комнате повисла тишина.

– Так, – сказал он, чуть помедлив. Вышел, отправился в дальний конец коридора. Вернулся с охапкой одежды и грубоватым красным полотенцем. – Переоденься‑ка вот в это. Так тебе будет удобнее.

Ванная у них оказалась без всяких украшательств: две зубные щетки, два полотенца, две бритвы. Я долго терла лицо крошечным кусочком мыла, косметика превратилась в сероватое месиво, которое щипало глаза и отмылось только минут за десять. На всех полотенцах остались длинные серые полосы. Я посмотрела на себя в зеркало: бледная нездоровая кожа, покрасневшие глаза, влажные волосы, перемазанные косметикой и мыльной пеной. Собственное отражение по неявной причине едва не довело меня до слез. Пришлось сесть на край ванны и несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть. Потом я скинула свой маскарадный костюм и разобрала выданные Стивеном шмотки. Там нашлась пара спортивных брюк с надписью «ИТОН» на лампасах. Буквы почти стерлись от многочисленных стирок и длительной носки; слово перекосилось. Название «Итон» мне было знакомо. Там также имелась здоровенная застиранная фуфайка, изготовленная по случаю некоего события под названием «Уоллингфордская регата». Стивен был ростом за метр восемьдесят, я же едва доросла до метра шестидесяти, пришлось здорово подвернуть штаны, чтобы не спотыкаться.

Собирая свои вещички, я нащупала в кармане телефон. Вытащила и обнаружила несколько сообщений от Джазы и Джерома – оба хотели знать, все ли со мной в порядке. Потом отвечу. Я вышла из ванной – Стивен сидел на кухне и смотрел на закипавший чайник. Смотрел так пристально, что я подумала: наверное, мысленно помогает ему кипеть.

– Я готовлю чай, – сообщил Стивен, не отрывая глаз.

Простотой кухня оказалась под стать всему остальному в этой квартире, вот только встроенная техника была высшего качества – блестящая нержавеющая сталь. (Столешницы из блестящего гранита, шкафчики из тонированного стекла. Обстановка как‑то не вязалась с крошечным ломберным столиком, приспособленным для еды, складными пластмассовыми стульями и разномастными кружками.

– Звонили из больницы, – сказал Стивен. – Она очнулась. Сейчас делают рентген. Похоже, у нее перелом, причем не один. Насколько все серьезно, они еще не решили, однако она очнулась. Это уже немало.

Я села к столу, подобрала ноги, поставила их на край стула. Чайник заурчал и отключился. Стивен бросил по пакетику в две кружки.

– Симпатичная кухня, – сказала я, чтобы хоть чем‑то нарушить молчание.

– Нам она досталась по дешевке. – Он взял кружки и подошел к столу. У моей был скол на бортике. – Нам бы никогда не хватило денег на такое жилье, но… тут был еще один обитатель, который досаждал жильцам. Никто не хотел снимать эту квартиру. А мы с ним разобрались.

– Призрак?

Стивен кивнул.

Я обхватила лодыжки руками, положила подбородок на колени.

– Из всей полиции только вы и ловите этого Потрошителя, да? – спросила я. – Остальные полицейские его просто не видят. А если вы его не поймаете?

– Поймаем, – ответил Стивен.

Он поставил передо мной пакетик с молоком длительного хранения, будто поставил точку в ответе. Он сказал все, что собирался сказать по этому поводу. Некоторое время мы сидели молча, смотрели на кружки с чаем, но пить не пили. Чай заваривался, делался все темнее – как и наши мысли. Освещение на кухне было слабое, сгущалась тьма, все вокруг мрачнело на глазах.

– Что с тобой случилось? – спросила я. – Почему ты стал таким?

Он позвенел ложкой в чае, обдумывая ответ.

– Несчастный случай во время гребной тренировки. В школе.

– В Итоне, – уточнила я, показывая на свою штанину. – Так ты там учился?

– Да.

– И давно ты работаешь… вот так? Ну, полицейским, или как это называется.

– Два года.

Стивен вытащил пакетик из кружки и положил на крышку от пластикового контейнера. Похоже, он что‑то взвешивал в уме. Глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

– Всем известно, что в Лондоне особенно много призраков, – сказал он. – Это такой город с привидениями. И общем русле наведения порядка и сохранения власти над империей было принято решение – в узких кругах, – что необходимо что‑то предпринять, создать какую‑то организацию. Но вера в призраков, с одной стороны, и наука, закон, порядок – с другой, они плохо сочетаются. В тысяча восемьсот восемьдесят втором году группа видных ученых создала Общество психических исследований; пожалуй, то была самая серьезная и научно обоснованная попытка взяться за изучение потустороннего. Именно в тот период возникли и настоящая полиция, и органы госбезопасности. Полицейская система ведь сложилась не так уж давно. Лондонское полицейское управление было создано в тысяча восемьсот двадцать девятом году, органы и вутренних дел – я имею в виду МИ‑4 и все такое – в тысяча девятьсот девятом. А в тысяча девятьсот девятнадцатом, при помощи Общества психических исследований, были образованы «Духи».

– «Духи»?

– Этим словом иногда называют призраков. Про МИ‑5 иногда говорят, что это «призрачная» структура, мы же гораздо меньше размером, но при этом куда более странные. Крошечный, малозаметный отряд. Нас еще иногда называют «кладбищенской полицией». Как бы то ни было, наш отряд существует уже давно. В полнейшей тайне. Сотрудников немного. Но во времена Тэтчер… кто‑то пронюхал о нашем существовании, и им это не понравилось. Не знаю точно, что там произошло… что‑то связанное с политикой. Словом, в начале девяностых отряд расформировали. А два года назад решили создать заново. Вышли на меня. Я стал первым.

– А как тебя нашли?

– Сложная история, – ответил он. – И не подлежащая разглашению.

– Так ты – полицейский? Настоящий?

– Да, – ответил он. – Прошел стандартный курс под готовки. Форма у меня настоящая. Служебная машина – тоже.

В двери звякнул ключ, вошел Каллум в форме сотрудника метрополитена.

– Что случилось? – спросил он. – Получил твою эсэмэску.

– Несчастный случай, – ответил Стивен.

– Какой еще несчастный случай?

– Бу…

– Бу попала под машину, – сказала я. – Ко мне явился Потрошитель. Бу попыталась мне помочь, и он швырнул ее под колеса.

Поначалу у Каллума отнялся язык. Он прислонился к столешнице, поднес руку ко лбу.

– Она…

– Травмирована, – сказал Стивен, – но жива. Мне пришлось забрать оттуда Рори.

– Жива? Жива и в сознании? Насколько жива?

– Там, на месте, она была без сознания.

Каллум вытаращился на меня.

– Она тут ни при чем, – заметил Стивен.

– Да знаю я, – отмахнулся Каллум, хотя, судя по виду, не знал и знать не хотел. – Ну скажи же, что она его чпокнула. Скажи же, пожалуйста. И пусть на этом все это закончится…

– Судя по всему, она пыталась, – сказал Стивен. – По не смогла.

– Зря ты послал ее туда одну, – рявкнул Каллум. – Я тебе говорил, что зря. Говорил, что нам обоим нужно дежурить в школе.

– Мы должны были вести расследование.

– Какое расследование? И чего мы там такого нарасследовали?

– Он заговорил с Рори, – продолжал, повысив голос, Стивен. – Кое‑что мы выяснили. Мы выяснили, что при жизни он обладал нашим даром. Видимо, именно поэтому он и следит за Рори. Поэтому совершил убийство именно в Вексфорде. Он нашел человека, который видит его и слышит.

– А, ясно, – сказал Каллум. – Ну, ладушки. Выходит, мы что, все разгадали?

– Каллум! – Рык у Стивена получился поразительной глубины. Я почувствовала, как он отозвался эхом у меня в желудке. – От тебя один деструктив. Давай завязывай или иди прогуляйся и соберись с мозгами.

На какой‑то миг мне показалось, что сейчас будет драка – настоящая, с рукоприкладством. Потом Каллум поднялся, выпрямил спину и ринулся прочь. Я услышала, как где‑то в дальнем конце квартиры хлопнула дверь.

– Прости, – сказал Стивен негромко. – Он скоро успокоится.

Я слышала, как в другой комнате швыряют на пол вещи. Потом дверь снова отворилась, Каллум вошел и плюхнулся на стул с такой силой, что сотряс ломберный столик и расплескал наш чай.

– Итак, что нам известно? – осведомился он.

– Пока утрясаются бюрократические вопросы. Мне позвонят и скажут, когда можно будет отвезти Рори обратно в Вексфорд. А до тех пор оставайся здесь, с ней.

– По‑моему, мы должны быть там и заниматься расследованием.

– Я тоже так считаю, – ответил Стивен, – но мы не имеем никакого понятия, где он теперь. Пока же надо разобраться с тем, что мы узнали от него сегодня вечером. Он вступил в контакт.

Стивен быстро рассказал Каллуму, что сказал и написал Потрошитель, – я пила чай и сидела тихо. Собственно, в тот момент я побаивалась их обоих. Ведь Бу попала в беду из‑за меня.

– После одного из убийств, совершенных Потрошителем в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, на стене обнаружили надпись, – сказал Стивен. – Это было после четвертого убийства, надпись носила антисемитский характер. Многие считают, что это был ложный след, что надпись сделал кто‑то другой, – а если и сам Потрошитель, то с одной целью: сбить следствие со следа. Вот и сейчас что‑то в этом его послании не так…

– Может, он просто искал повод забрести на этот «Рипперкон», – предположил Каллум. – Раздать поклонникам автографы.

– Не исключено, – подтвердил Стивен. – Все его действия вообще свидетельствуют об одном: он ищет внимания. Даже сама затея поиграть в Джека Потрошителя направлена на то, чтобы привлечь внимание и посеять страх. Он совершает убийства прямо под объективом камер видеонаблюдения. Он отправляет записку на Би‑би‑си, чтобы ее зачитали на всю страну. Правда, Рори он сегодня отвел в сторонку. А теперь пишет это послание перед журналистами со всего мира, цинично отсылая к Библии. Все явно продумано и рассчитано на театральный эффект.

– Да все решат, что эту фразу написал сам Ричард Иклз, – заметил Каллум. – Кроме нас, ни одна душа не поверит, что его отпихнул невидимка и написал какую‑то странную фразу, похожую на библейское пророчество. По крайней мере, в этой его фразе про Рори все понятно.

– Это где там и что про Рори? – осведомилась я.

Каллум чуть отъехал от стола и принялся перебирать край полиэтиленовой скатерти. Стивен выдохнул, долго и медленно.

– Об этом мы тебе пока не говорили, – сказал Стивен, пристально глядя на Каллума. – Не хотели лишний раз тревожить. Все у нас под контролем.

– Что еще за фраза про Рори? – не отставала я.

– В письме к Джеймсу Гуду, – сказал Стивен, – была еще одна фраза, для нас она стала подтверждением того, что ты его действительно видела. В эфире ее так и не прочитали. Фраза такая: «Скоро я приду к той, которая видит меня, и вырву ей глаза».

Оба молчали, пока я переваривала эту новость. Я уставилась на самое дно своей кружки. Я из Луизианы. Из города Бенувиль в штате Луизиана. Я не здешняя. Я из края жаркого зноя, внезапных бурь и оптовых магазинчиков, из края чудиков, медуз и индивидуальных коттеджей, выстроенных по типовому проекту. Там мой дом. Я хочу домой.

– Ты – наша единственная зацепка, – сказал Стивен. – Мы уже испробовали все остальные возможности. Письмо и посылку, которые прислали на Би‑би‑си… уже исследовали со всех сторон. И бумагу, и коробку купили в одном из канцелярских магазинов «Райман» – их продают тысячами штук. Это не сильно нам помогает, поскольку он, понятное дело, их не покупал: не может невидимка войти в магазин и купить коробку, – так что где именно он их приобрел, установить не удастся. На записи с камер видеонаблюдения, как теперь уже ведомо всем, ничего нет. Ни на одном месте преступления не обнаружено физических следов убийцы – опять же, для нас это самоочевидно, а криминалистов ставит в тупик. Все, чем мы располагаем, – это ты. С твоих слов, по крайней мере, стало ясно, что это не тот самый, первый, Джек Потрошитель, поскольку его внешность…

Тут он, видимо, понял, что мне все это не очень помогает, и умолк.

– Наш план очень прост, – добавил он. – Ты остаешься в Вексфорде, мы находимся поблизости. Совсем рядом. Если он вдруг к тебе приблизится…

– Он сегодня уже приблизился, – напомнила я.

– Именно поэтому мы удваиваем охрану, – сказал Стивен. – Такое больше не повторится. Но теперь ты все знаешь, ты должна нас слушаться и доверять нам.

– А что вы можете сделать? – спросила я – голос дрожал. – Если он ко мне приблизится, что вы можете сделать?

Каллум открыл было рот, но Стивен покачал головой.

– Мы тебя защитим, – сказал он. – Как именно – это государственная тайна. Можешь, конечно, злиться. Можешь обижаться. Как тебе угодно. Но факт остается фактом: только мы можем обеспечить твою безопасность. И мы ее обеспечим. Это не совсем наша работа, но он напал на нашу подругу, и нам это, видишь ли, совсем не безразлично.

– Я могу уехать домой, – предложила я.

– Бежать от него бесполезно. Собственно, даже если ты уедешь, это вряд ли его остановит – раз уж он всерьез взялся за дело. По нашему опыту, призраки перемещаются в пространстве примерно так же, как и люди. И хотя, по большей части, они привязаны к конкретному месту, многие способны удаляться от него на значительные расстояния. Потрошитель, судя по всему, свободно передвигается по всему Ист‑Энду. Нет оснований предполагать, что что‑то помешает ему пересечь океан.