– На здоровье! – крикнул Алистер мне вслед.
Мы вышли на улицу, в серо‑стальной утренний свет. Я замерзла, но мне было наплевать.
– Куда пойдем? – спросил он. В его повадке было что‑то нервическое – плечи сгорблены, руки засунуты в карманы, локти прижаты к бокам.
Не придумав ничего лучшего, я предложила наш местный рынок, Спайталфилдс. Он большой, шумный, жизнерадостный, я хоть немного отвлекусь. Когда‑то там торговали овощами и фруктами. Теперь он превратился в галерею бутиков и салонов. В центре располагалось просторное помещение, наполовину отданное под рестораны, наполовину – под лотки, где торговали чем угодно, от сувенирной белиберды до самодельных украшений. Вокруг роем гудели покупатели. На прилавках грудами лежала всякая фигня для поклонников Джека Потрошителя – шляпы‑цилиндры, резиновые ножи, футболки с надписями «Я – ПОТРОШИТЕЛЬ» и «БЕГИ, ЗАРЕЖУ».
– Так что с тобой такое? – спросил наконец Джером.
Что со мной такое? Да такое, что Джерому не расскажешь. Теперь вообще никому нельзя рассказывать, что со мной такое, – за исключением разве что кузины Дианы, да и той вряд ли.
Мы прошли рынок насквозь и остановились сбоку в небольшом дворике. Сели на скамейку. Джером сел близко, почти касаясь меня ногой. Мне показалось, что он все‑таки сохраняет крошечный зазор – на тот случай, если крыша у меня съехала непоправимо. Однако предоставил же он мне вот этот шанс все объяснить. Придется как‑нибудь объяснить.
– С той самой ночи, ну, когда… Потрошитель… я… не в себе? Немножко?
– Ну, это‑то понятно, – сказал он, кивая.
Я почувствовала его готовность принять такое вот объяснение всех моих странностей. Нужно сделать так, чтобы он и дальше говорил на свою любимую тему.
– А кто он, Джек Потрошитель? – спросила я.
– В смысле? – переспросил Джером.
– В том смысле, что ты ведь перечитал все, что о нем написано, – так вот, кто он? Мне кажется, мне было бы легче, если бы я… понимала, кем он был. И что тут происходит.
Он придвинулся на пару миллиметров ближе.
– Ну, понимаешь ли, самое главное заключается в том, что Джек Потрошитель, скорее всего, легенда.
– Как это он может быть легендой?
– Доподлинно известно только следующее: осенью тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года в районе Лондона под названием Уайтчэпел произошла серия убийств. Кто‑то убивал проституток, примерно одним и тем же способом. Пять убийств, и вроде бы всюду единый почерк: ножом по горлу, изуродованное тело, в некоторых случаях – вытащенные и разложенные вокруг внутренности. Эти убийства приписывают Джеку Потрошителю, однако одни считают, что убийств было четыре, другие – что шесть, третьи – что еще больше. Самая распространенная версия гласит, что жертв было пять, на ней и основана легенда. Но ведь может оказаться, что все было совсем не так. Сходи, например, в паб «Десять колоколов» – у них на стене висит мемориальная доска с именами шести жертв. Словом, факты довольно расплывчаты, видимо, отчасти поэтому это дело и невозможно раскрыть.
– Выходит, нынешний убийца воспроизводит только одну из версий этой истории? – спросила я.
– Вот именно. При этом нельзя сказать, что это очень уж проработанная версия. Скорее та, которую можно вычитать в «Википедии» или увидеть в кино. Да, кстати, имя. Это отдельный вопрос. Джек Потрошитель сам никогда не называл себя Джеком Потрошителем. И тогда, как и сейчас, была целая груда фальшивок. Сотни человек посылали в газеты письма с уверениями, что они и есть убийцы. Лишь три из них приняли более или менее всерьез – а сейчас и их считают розыгрышами. Одним из них было то самое «Письмо из ада», вариацию на тему которого получил Джеймс Гуд. Под другим стояла подпись «Джек Потрошитель». Его, возможно, написал кто‑то из сотрудников газеты «Звезда». «Звезда» благодаря Джеку Потрошителю прославилась. Они воспользовались этими убийствами и создали своего рода первую медийную суперзвезду. И у них неплохо получилось, потому что вот уже сто с лишним лет прошло, а мы все не можем успокоиться.
– Но с тех пор было множество всяких убийц, – заметила я. – Я бы сказала, целая куча.
– Джек Потрошитель в своем роде уникален. Понимаешь, он появился в те времена, когда полиция только‑только создавалась, да и психология как наука возникла совсем недавно. Все понимали: можно убить ради наживы, или в порыве гнева, или из ревности. А тут появился человек, который убивал вроде как без всякой причины, выслеживал беззащитных, безответных женщин и резал их на куски. Этому не было объяснения. Страх он нагонял именно тем, что ему не требовалось повода, чтобы убить. Убивал, потому что ему нравилось убивать. Газеты раздували эту историю, пока все не затряслись от ужаса. Он был первым убийцей современного толка.
– Так кто убивал‑то? – спросила я. – Должны же были докопаться.
– Не докопались, – ответил Джером, откидываясь назад. – Это так и осталось тайной. Да и останется. Улик не сохранилось. Подозреваемые и свидетели давно умерли. Большая часть материалов по делу Потрошителя пропала. Тогда же никто не считал нужным хранить архивы. Все выбрасывали. Растаскивали на сувениры. Бумаги перемещали с места на место, теряли. Многие материалы погибли во время войны. Маловероятно, что когда‑нибудь всплывут факты, которые позволят идентифицировать Джека Потрошителя. Но это не значит, что никто не пытается это сделать. Вот так и пытаются с самого тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года. Таинственное дело, которое очень многие пробовали раскрыть, но никому это не удалось. Если вам пришла мысль всех напугать, самое милое дело – прикинуться Джеком Потрошителем, потому что у него фактически нет лица. Он сумел уйти от правосудия. Ну что, тебе полегчало?
– Вообще‑то, нет, – сказала я. – Вот разве что…
На сей раз начала все‑таки я. Я прижалась к нему, он обнял меня за плечи. Потом я уткнулась лицом ему в голову, его кудри защекотали мне щеку. После этого – медленный поворот головы, и вот лица наши соприкоснулись. Я слегка надавила губами на его щеку – намек на поцелуй, так, посмотреть, что из этого выйдет. Почувствовала, как плечи его обмякли, из горла вырвался звук – то ли стон, то ли вздох. Он начал целовать меня в шею – выше, выше, до самого уха. Я поняла, что утрачиваю контроль над своими мышцами, да и над чувством реальности тоже. Тело вбросило в кровь все полезные химические вещества, которые хранит про запас для таких случаев. От этих химикатов стремительно глупеешь. А еще теряешь равновесие. А еще тебе становится наплевать на Джека Потрошителя и призраков.
Я провела рукой по его шее, по волосам до самого затылка, притянула его еще ближе.
23
Да, похоже, между нами все‑таки происходило что‑то странное. Вот он напичкал меня всякими страшилками про Джека Потрошителя, а мне вдруг пришло в голову целоваться с ним до полной потери дыхания. Мы бы целовались и дальше, если бы на нас, точно очумевший щенок, не выскочила Бу. Мы с Джеромом так стремительно отпрянули друг от друга, что на один сверкающий миг между нами повис тонкий мостик слюны. Я разрушила его взмахом руки.
– Хей‑хо! – воскликнула Бу. – Прошу прощения! А я и не знала, что вы тоже здесь! Вот, пришла выпить кофе.
Она подняла повыше стаканчик в качестве доказательства.
Джером от неожиданности прямо‑таки зашелся кашлем.
– Это… – сказал он, отдышавшись. – Я… это. Привет.
– Приветик, – откликнулась Бу. Она так и стояла на месте, перекатываясь с пяток на носки.
– Ну да, – сказал Джером. – Мне, пожалуй, пора. Нужно доделать лабораторную по физике.
Он резко поднялся и ушел.
– Ты уж прости, – сказала Бу. – Работа такая – ходить за тобой. Я бы не стала вам мешать, но мне пришла в голову одна мысль. Тебе нужно поднабраться опыта. Я тебе в этом помогу. А поскольку сочинение тебе писать не нужно, да и вообще, сегодня воскресенье, пойдем погуляем.
У Бу была редкостная способность вцепляться в меня и вести куда вздумается. Хватка у нее была железная. Она вытащила меля из здания рынка и потащила к метро. Минут через сорок пять, уже второй раз за сутки, я оказалась на Гудвинз‑Корт. Бу чуть не силком проволокла меня по переулку и нажала серебристый звонок на знакомой входной двери.
– Почему ты думаешь, что они дома? – осведомилась я.
– Просто знаю, – ответила она. – Один из них всегда дома.
Никакой реакции. Бу позвонила еще раз. Изнутри долетел грохот, потом какой‑то электрический писк.
– Чего надо? – проорал мужской голос.
– Это я! – проорала в ответ Бу. – Со мной Рори!
– С тобой что?
Мне показалось, что это Каллум, но сказать наверняка было трудно.
– Впусти нас! – крикнула Бу.
На другом конце что‑то пробормотали, и интерком отключился.
– Кажется, они мне не очень рады, – заметила я.
– Да ну, перестань.
– А по‑моему, не рады.
За дверью тишина. Бу еще раз нажала переговорную кнопку, на сей раз дверь, зажужжав, отворилась. Мы опять поднялись по лестнице, где автоматически включался свет. Было видно, что о лестнице заботятся – по стенам развешаны черно‑белые фотографии в элегантных рамках, серебряные перила начищены. На дверях квартиры первого этажа висела небольшая стеклянная табличка: «Динамический дизайн». Наверху, у самой двери, нас встретил Каллум, одетый в ту же домашнюю рубашку и шорты. В руке он держал кружку с чем‑то горячим, из нее шел пар.
– Ты чего творишь? – спросил он у Бу сонным голосом.
– Просто привела Рори.
– Зачем?
Бу проигнорировала это замечание и прошла мимо, волоча меня за собой.
– Где Стивен? – осведомилась она, снимая пальто и вешая его на колченогую вешалку у двери.
Каллум плюхнулся на коричневый диван и уставился на нас осоловелым взглядом.
– Пошел купить газеты.
– А ты чем занимаешься? – поинтересовалась Рори.
– Чем мы всегда занимаемся?
Он указал на груду бумаг и папок, раскиданных по столу и по полу вокруг стола. Бу кивнула, быстренько обошла комнату по кругу, села рядом с Каллумом. Стивен вернулся через минуту. Одет он был в потертые, слегка мешковатые джинсы. Впрочем, вряд ли они были мешковатыми по замыслу, просто он был очень худым. Черный свитер в полоску, красный шарф, очки – он выглядел как обычный студент, какой‑нибудь там филолог. Из тех, кто ради забавы цитирует Шекспира и называет обычные вещи латинскими словечками. На кого он совсем не походил, так это на копа. Однако едва он нас увидел, на лице у него появилось то самое выражение – он мгновенно собрался.
– Что случилось? – спросил он.
– Ничего, – ответила Бу. – Я просто привела Рори.
– Зачем?
Да уж. Они мне тут точно не рады. А до Бу это пока просто не дошло.
– Я вот подумала, – сказала она, – что неплохо бы нам устроить охоту на призраков. Рори еще никогда не пробовала.
Стивен постоял минутку, сжимая в руке газету.
– Пойдем‑ка в ту комнату, переговорим, – сказал он наконец.
Бу встала, и они скрылись в соседней комнате. Каллум продолжал прихлебывать чай и рассматривать меня. Из соседней комнаты доносились звуки оживленной беседы, один тихий голос (Стивена) и один относительно громкий (Бу). Я отчетливо расслышала фразу Стивена: «Мы тут не социальная служба». Голос погромче вроде как брал верх.
– Я к вам не напрашивалась, – сказала я. – В смысле, в эту квартиру. Сегодня.
– А я знаю.
Каллум лениво потянулся и повернулся к двери, за которой продолжался разговор. В прошлый раз я успела уяснить основные вещи про Каллума: он чернокожий, он ростом меньше Стивена, он очень крепко сложен и он не в восторге от моего появления. Все это оставалось в силе и сегодня. При свете дня и в более вменяемом состоянии я усекла кое‑что еще. Как и Бу, Каллум был спортивного склада – мускулатура не то чтобы очень могучая, скорее разработанная, причем прицельно. Лицо круглое, с широко раскрытыми оценивающими глазами, рот постоянно приоткрыт в незавершенной ухмылке. Очень густые, совершенно прямые брови, одна из них рассечена шрамом.
– Что это у тебя там на руке? – спросила я, указывая на татуировку. – Какой‑нибудь монстр?
– Лев Челси, – ответил он терпеливым голосом. – Герб футбольного клуба.
– А‑а.
Я честно не врубилась. Эта зверюга совсем не была похожа на льва. Больше на тощего дракона без крыльев.
– Ну и как тебе вообще в Англии? – осведомился Каллум.
– Странноватое местечко. Ну, сам понимаешь. Призраки. Джек Потрошитель.
Он кивнул.
– А ты сама откуда? – спросил он. – С таким акцентом?
– Из Луизианы.
– Это где?
– На Юге, – ответила я.
Разговор в соседней комнате понизился еще на тон.
– Я не понимаю, зачем он вообще тратит на это время, – сказал Каллум, снова потягиваясь. – Бу его все равно переупрямит. Пойду одеваться.
Он встал и вышел из комнаты, оставив меня в одиночестве. Квартира, как я заметила, сильно напоминала часть нашей комнаты, принадлежавшую Бу, – повсюду что‑то валялось. Похоже, если ты видишь призраков, то с уборкой уже не заморачиваешься. Я подметила, что комната как бы поделена на участки для разных занятий. На кофейном столике ели – он был забит упаковками из фольги, в которых продают готовую еду, и кружками. На письменном столе возле окна стоял компьютер и лежали папки, другие папки, в коробках, громоздились тут же на полу. Стены вокруг стола были увешаны заметками. Я пригляделась. Все, похоже, так или иначе имели отношение к Потрошителю – даты, места. Я узнала имена и фотографии некоторых подозреваемых 1888 года – их постоянно показывали в новостях. Необычным оказалось другое: тут были еще всякие данные об этих людях – место захоронения, место смерти, домашний адрес. Похоже, Стивен, Каллум и Бу не поленились съездить туда и посмотреть: там стояли всякие пометки вроде «необитаемо» или «признаков присутствия нет».
Услышав, что кто‑то возвращается, я отодвинулась от стены с заметками. Вошли Стивен и Бу, а вслед за ними Каллум, переодевшийся в джинсы.
– Пожалуй, стоит часик‑другой поохотиться на призраков, – сказал Стивен без особого энтузиазма в голосе.
Бу сияла и попутно выполняла упражнения на растяжку.
– Тогда стоит отвести ее в метро, – предложил Каллум. – Там все проще. Управимся за пять минут.
– Ну, в туннеле, может, и управимся, – возразила Бу, – а на платформах вряд ли.
– Я там работаю, нет? Я знаю, что говорю. Однажды мне встретилось штук пятьдесят за день.
– Заливаешь!
– Вот и нет. Не все вместе, но все в окрестностях одной станции.
– В окрестностях? То есть и в туннелях тоже.
– Некоторые в туннелях. А так – не вру. Пятьдесят.
– Выдумщик ты, – расхохоталась Бу.
– Есть одна, ошивается на «Чаринг‑Кросс», – продолжал Каллум. – Я ее сто раз видел. Пошли, повидаемся с ней и покончим с этим маразмом.
– Ладно, – сказал Стивен. – На «Чаринг‑Кросс».
Моего мнения никто даже не спросил.
День был прохладный. Вышло солнце, листья как раз начинали желтеть. Трое моих спутников были англичанами и привыкли к холодам, поэтому не стали надевать куртки, а я надела и завернулась в нее поплотнее; мы шагали по оживленным улицам, мимо центральных театров и дорогих пабов, потом обогнули какую‑то церковь и пересекли Трафальгарскую площадь. На площади было полно туристов – они фотографировали друг друга, забирались на постаменты к огромным львам и на пьедестал колонны Нельсона, верещали, когда огромные стаи голубей проносились прямо у них над головами. А я больше не ощущала себя туристкой. Я пока не понимала, кто я. Одно точно – я испытывала сильную неловкость перед своими спутниками, поскольку они не скрывали: я мешаю им спокойно жить и даже, пожалуй, вызываю раздражение; однако неловкость все же лучше, чем мысль о том, что ты сдвинулась. Да и, если вдуматься, они плевать хотели на мое присутствие, препирались из‑за какой‑то писанины.
– Итак, при заполнении формы П‑1… – говорил Стивен.
– Я одного не понимаю, – ответствовал Каллум. – С какой радости мы называем ее П‑1, если у нас всего одна форма? Почему не сказать просто «форма»?
– Это пока у нас только одна форма, – пояснил Стивен, не поднимая глаз. – А в дальнейшем, возможно, появятся и другие. Кроме того, П‑1 на письме короче, чем «форма».
– Тогда вот тебе вопрос на засыпку, – не отставал Каллум. – А на фиг нам вообще нужна форма? Кто нас будет проверять? Кому до нас какое дело? Никто вообще не знает о нашем существовании. Да и знать не хочет. Мы же не готовим материалы для суда.
– А на тот фиг, – ответила Бу, – что нам самим нужно вести учет. Мы должны знать, что уже сделали. Мы должны обучать новых сотрудников. Тем более что призраки тоже люди. В смысле, были людьми. И то, что они больше не живы…
– Знаешь что? По‑моему, именно то, жив ты или нет, и определяет, являешься ли ты человеком. Считаю, что этот вопрос должен стоять у нас на первом месте. Вы еще живы? Если да, переходим ко второму вопросу. Если нет – какого черта вы это читаете…
– Вот чухня! Между прочим, одна из моих лучших подруг давно мертва.
– Я вот что хочу сказать, – не повышая голоса, проговорил Каллум. – Мы ведь можем организовать работу, как нам вздумается, – а часто ли в жизни выпадает такое? Так зачем мы напридумывали эту писанину?
– Если хочешь, я разработаю П‑2, – предложил Стивен великодушно. – Специально для тебя. Особая форма для регистрации правонарушений на транспорте, предназначенная для служебного пользования. Назовем ее формой Каллума. Каллум‑2А будет для метро. Потом появится Каллум‑2Б для автобусов. Можно еще сделать Каллум 2Б‑2 для автобусных остановок.
– Рано или поздно я тебя угроблю.
– Только попробуй, – сказал Стивен с тенью улыбки. – Потому что, если я вернусь после смерти, я доведу тебя до кондрашки.
Мы дошли до спуска на станцию «Чаринг‑Кросс», Стивен обернулся ко мне, словно приглашая влиться в разговор.
– Важно, чтобы ты поняла одну вещь, – начал он тоном, похожим на лекторский. – Лондон – один из древнейших на Земле городов с непрерывной историей. Здесь были войны, эпидемии, пожары… но город снова и снова отстраивали поверх старых кладбищ. Очень многие здания стоят на местах, где во время эпидемии чумы находились места массовых захоронений. При одном только строительстве метро разворошили тысячи могил. По нашим наблюдениям, призраки чаще всего обитают поблизости от места, где их настигла смерть, или места, сыгравшего особую роль в их жизни, или, но это реже, места, где было погребено их тело. Плотность их присутствия варьируется. Но в метро их множество.
– Я бы сказал, чертова пропасть, – добавил Каллум, подходя к турникету.
Каллум показал пропуск и прошел бесплатно. Остальные приложили к турникетам проездные, и перед нами раскрылись воротца. Вслед за всеми я встала на эскалатор.
– Важно, чтобы ты запомнила одну вещь, – сказала Бу. – Призраки тоже люди. И все. Не надо их бояться. Они ни на кого не нападают. – (Каллум издал какой‑то странный звук.) – Никакие они не жуткие и не запредельные, они не летают по воздуху, завернувшись в простыню. Это просто мертвые люди, которые на некоторое время застряли на Земле. Обычно они очень милы, правда, немного застенчивы. И еще по большей части им скучно и они любят поговорить – если умеют.
– Если умеют?
– Чтобы во всем разобраться, нужно время, – сказал Стивен. – Они принимают множество разнообразных форм, разной степени телесности.
– А кто становится призраком? Все?
– Нет. Совсем не все. По нашим представлениям, призраки – это люди, которые… умерли, но не совсем. Процесс смерти не завершился, и они не могут покинуть Землю.
Это мне было худо‑бедно понятно. Мои родители работают в университете, я довольно много времени провела в кампусе. Бывает, что люди получают диплом и не могут покинуть кампус. Болтаются там годами, без всяких к тому оснований. Я подумала, что с призраками происходит примерно то же самое.
– Призраки очень похожи на людей, порой и не отличишь, продолжала Бу. – Если тебе дана способность их видеть, это еще не значит, что ты понимаешь, на что смотришь.
– Похоже на охоту, – вставил Каллум.
– Вовсе и не похоже на охоту. – Бу чувствительно двинула его локтем. – Они – люди. То есть в наших глазах они выглядят как живые люди, потому что мы привыкли видеть только живых людей. Трудно поверить, что не все, кого ты видишь, – живые. Нужно приучиться отличать живых от мертвых. Поначалу это непросто, а потом научаешься.
– Она где‑то здесь, – сказал Каллум. – Я видел ее на платформе линии Бейкерлу.
Вслед за ним мы спустились по лестнице на эту платформу. У лондонского метро такой умиротворяющий, почти больничный вид – стены из белого кафеля с черным бордюром, аккуратные, четкие указатели, веселенькие цветные карты… таблички с надписью «ВЫХОД» и ограждения, разделяющие пассажирские потоки… сотрудники в сиренево‑синей форме, мониторы, показывающие, когда прибудет очередной поезд… огромные рекламные плакаты и электронные щиты, на которых крутят рекламные ролики… Совсем это не походило на место бывшего массового захоронения. Скорее, создавалось впечатление, что метро было всегда, всегда прокачивало людские толпы через город, как кровь по артериям.
Как раз подошел поезд и платформа опустела, остались только мы и несколько зазевавшихся пассажиров. А потом я заметила темные арки по обоим концам платформы – входы в туннели – и почувствовала, как с прибытием каждого поезда оттуда налетает порыв ветра. А когда поезд ушел, я обратила внимание на одну пассажирку, стоявшую в конце платформы. Носки ее туфель чуть‑чуть свешивались за край. На ней был черный свитер с высоким глухим воротом, прямая серая юбка и простые серые туфли на танкетке. Длинные волосы двумя волнами обрамляли лицо. Кажется, я сообразила, что привлекло мое внимание – помимо того что она не села в поезд и одета была несколько старомодно: выражение ее лица. Это было лицо совершенно потерянного человека. Кожа у нее была не просто бледной, скорее бескровной, сероватой. Одна из тех, кого почти не замечаешь ни в жизни, ни в смерти.
– Она, – сказала я.
– Она, – подтвердил Каллум. – Похоже, из самоубийц. Прыгнула под поезд. У них это обычное дело – стоят на краю и смотрят на рельсы. Не вздумай кончать с собою в метро. Мой тебе добрый совет. А то потом целую вечность будешь таращиться тут на стены.
Стивен кашлянул.
– Да это просто совет, по дружбе, – пояснил Каллум.
– Иди поговори с ней, – предложила Бу.
– О чем?
– Да о чем хочешь.
– Мне что, подойти к ней и спросить: «Вы призрак?»
– Я так обычно и делаю, – ответствовала Бу.
– Самый писк, когда ты ошибаешься, – встрял Каллум.
– Один раз. Я ошиблась один раз.
– Два, – поправил Стивен, поднимая на нее глаза.
Бу покачала головой, поманила меня, а сама пошла в конец платформы. Чуть поколебавшись, я последовала за ней, держась в нескольких шагах сзади; вскоре мы подошли к незнакомке.
– Привет, – начала Бу.
Женщина обернулась, очень‑очень медленно, глаза у нее оказались печальными, широко раскрытыми. Она была молода, лет двадцать с небольшим. Теперь я смогла рассмотреть серебристые, будто подернутые инеем волосы и тяжелый серебряный медальон на шее. Он словно оттягивал ее голову вниз.
– Мы вас не обидим, – заверила Бу. – Я Бу. А это Рори. Я из полиции. Моя работа – помогать таким, как вы. Вы здесь умерли?
– Я…
Голос у незнакомки был таким слабым, что я его скорее почувствовала, чем расслышала, как будто и не звук вовсе. От этой неслышимости меня пробрала дрожь.
– Так что же? Говорите, не бойтесь.
– Я прыгнула…
– Такое бывает, – утешила ее Бу. – А у вас тут, на станции, есть друзья?
Женщина качнула головой.
– Тут всего через несколько улиц есть отличное бывшее кладбище, – поведала Бу. – Сходите туда, обязательно с кем‑нибудь познакомитесь и подружитесь.
– Я прыгнула…
– Да, конечно. Это не страшно.
– Я прыгнула…
Бу посмотрела на меня.
– Да, – сказала она. – Вы это уже сказали. Может, мы…
– Я прыгнула…
– Ну, ладно. Мы к вам как‑нибудь еще придем. Хорошо? Знайте, у вас есть друзья. Некоторые вас все‑таки видят.
Мы вернулись; у Каллума был страшно довольный вид.
– Самоубийца? – спросил он.
– Да, – ответила Бу.
Гони пять фунтов.
– Мы разве бились с тобой об заклад?
– Нет, но я заслужил пять фунтов. Самоубийц я вычисляю за тридцать шагов.
– Прекратите, – сказал Стивен. – Ну, Рори, как оно прошло?
– Да вроде нормально, – ответила я. – Странновато. Она все твердила: «Я прыгнула». И голос такой… холодный. Будто студеным ветром дунули в ухо.
– Она из тихих, – подтвердила Бу. – Слабенькая. И запуганная.
– А почему они в одежде? – спросила я.
Каллум с Бу засмеялись, а Стивен кивнул.
– Очень разумный вопрос, – сказал он. – Казалось бы, им положено быть голышом, да? Но они всегда возвращаются в одежде. По крайней мере, лично я других не видел. А это подтверждает гипотезу, что мы имеем дело со своего рода проявлениями остаточной памяти, с их собственными представлениями об их внешнем облике. То есть видим мы не столько то, какими они были, сколько то, какими себя представляли на момент своей смерти.
– Это можешь пропустить, – оборвал его Каллум и добавил, обращаясь ко мне: – Стивен любит иногда показать, кто тут самый умный.
Мы вернулись той же дорогой – вверх по эскалатору, потом на улицу, к свету дня.
– Ну вот, – сказал Стивен. – Надеюсь, посмотрев на нее, ты поняла, что они совсем не…
Но я думала совсем о другом.
– Одежда, – сказала я. – Этот тип, которого я видела, если он и есть Потрошитель, одет‑то был не в стародавнюю одежду. В смысле, не в викторианскую.
Похоже, до этих слов Стивен не особо вникал, что я собой представляю. А тут я заметила, как зрачки его мгновенно собрались в фокус.
– Верно, – сказал он.
– Я же тебе говорила, она здорово соображает, – добавила Бу.
– Выходит, этот призрак‑Потрошитель… не тот самый Потрошитель. Не Потрошитель тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года.
– Именно к этому выводу мы и пришли на основании твоего описания, – сказал Стивен – по голосу чувствовалось, что я произвела на него некоторое впечатление. – И прекратили разработку этой версии.
– Ну и кто он такой, по‑вашему?
Каллум хмыкнул, отвернулся и сцепил руки за головой.
– Ну, – сказал Стивен, – исходя из того, какие он выбирает места, и основываясь на твоем фотороботе…
– Как можно вычислить какого‑то никому неведомого покойника?
Тут даже Бу отвернулась.
– У нас свои методы, – сказал Стивен.
Глаза его потускнели, он смотрел на туристов, сидевших верхом на львах. Я задала вопрос, на который им явно не хотелось отвечать. Я сообразила, что, если надавлю, мне станет только хуже и я, чего доброго, спячу окончательно. Хотелось за что‑то уцепиться – за солнечный свет, за окружающую действительность.
– Ладно, – сказала я, обхватывая себя за плечи.
– Мы просто хотели показать, что дают твои новые способности, – сказал Стивен. – А теперь нам нора возвращаться к работе. Бу отведет тебя домой.
– Погодите.
Они уже собрались уходить, но я их остановила.
– У меня еще один вопрос. Если призраки существуют на самом деле, то существуют и вампиры? Оборотни?
Если предыдущим вопросом я погрузила их в пучину скорби, то этим успешно вытащила обратно. Все они расхохотались. Даже Стивен, а я думала, он вообще не умеет смеяться.
– Ну ты и дурища, – сказал Каллум.
24
Вот что пишут про призраков в Интернете: души умерших, привидения, духи, полтергейсты, видения. Общее представление – что это вернувшиеся на землю мертвецы, хотя существуют также призраки животных, призраки кораблей и даже призраки поездов, самолетов, предметов мебели и растений. Чаще всего обитают в тех местах, где жили или умерли, выглядят печальными. Видны или не видны на фотографиях – могут появляться в виде вспышки или круга света. Ученые подтверждают или отрицают их существование. Связь с призраками можно установить через медиумов, которые все жулики.
Другими словами, Интернет не сообщил мне ровным счетом ничего, разве только то, что и другие тоже интересуются призраками и всем мировым культурам всегда было что сказать по этому поводу. Кроме того, в Сети ошивается куча проходимцев, заявляющих, что они специалисты по призракам, причем с первого взгляда ясно, что все они повернутые похлеще обитателей моего городка, а это о чем‑то да говорит.
Утешало одно – количество людей, которые верят в призраков и утверждают, что видели их. Что‑что, а одиночество мне не грозит. Ведь не все же они до одного повернутые.
Еще существовало с полдесятка телешоу, посвященных охоте за призраками. Я посмотрела парочку. Группы людей шастают по улицам с ночными камерами, подпрыгивают при каждом шорохе и произносят: «Ты слышал?» Мотом звук проигрывают снова и снова, и каждый раз выясняется, что где‑то что‑то упало или кто‑то захлопнул дверь. Или еще есть у них специальная машинка, с которой они ходят по комнате, потом останавливаются и говорят: «Да, здесь был призрак».
