Джаза не выпускала прутьев, пока костяшки пальцев не побелели, а потом закрыла окно.
– Ненавижу ее, – сказала она.
Даже я не рискнула бы обвинить Шарлотту в том, что это она доложила про решетку. Но Джазе необходимо было обвинить Шарлотту. Это требовалось ей для душевного равновесия. Раз уж мы сюда притащились, нужно было кого‑то обвинить, а я тихонько порадовалась, что этим кем‑то оказалась не я.
– Будем пить чай, – произнесла Джаза ровным голосом. – И не станем расстраиваться по этому поводу. Я сейчас заварю чай.
С этими словами она зашагала наверх. Взяла две кружки с полки у нее над столом, два пакетика из банки, где хранились особые пакетики. Я оставила ее за этим делом, набросила поверх одежды халат и подошла к окну. Шеренга из полицейских продолжала маршировать по лужайке. Они растянулись из конца в конец на расстоянии не больше полуметра друг от друга. Обходили только тот участок, где стояла белая палатка, – вокруг нее землю обыскивали другие люди. Похоже, они в буквальном смысле прочесывали каждый сантиметр.
Теперь мне казалось, что вчерашнюю ночь от нас отделяют долгие годы.
А потом я заметила, что прямо возле нашего корпуса, на вымощенной булыжником улице, стоит тот самый молодой полицейский. И смотрит на мое окно, прямо на меня. Джаза не ошиблась. Не мог он быть полицейским. Слишком молодо выглядел. И вот, стоит‑таки там, среди чуть не половины остальных лондонских полицейских. Они вроде бы должны были заметить самозванца.
Я встретилась с ним взглядом, убедилась, что он это заметил. После этого он стремительно зашагал прочь.
15
Белая палатка простояла на лужайке все воскресенье. Она сияла в темноте – на нее был направлен свет десятков мощных прожекторов. Вокруг шныряли газетчики – таились у школьной ограды, приглядывались. Школьное начальство разослало всем электронное письмо как в Вексфорде невероятно безопасно, хотя прямо у нас под носом расследуют убийство, а еще к нам отрядили нескольких психологов – любой желающий мог обратиться к ним за помощью.
У многих действительно поехала крыша, правда довольно странным образом. У нас дома были бы сплошные коллективные рыдания и показные объятия у всех на виду. В Вексфорде многие чуть ли не яростно делали вид, что ничего не произошло. Элоиза, например, сидела у себя в комнате, курила и читала французские романы. Шарлотта патрулировала коридоры, засовывала огромную рыжеволосую голову в комнаты. Анджела и Гаэнор расправлялись с ящиком вина, который как‑то умудрились заныкать, и время от времени прибредали к нам с полными кружками красного. Кто‑то из них повесил нам на люстру розовый лифчик. Я не стала снимать. Лифчик был красивый.
По вечерам в коридорах стоял гул от нервической, визгливой болтовни. Спать никто не мог, поэтому все общались. Полагаю, что в Олдшоте происходило примерно то же самое. Почти все мальчишки выходили к завтраку с покрасневшими глазами, обведенными темными кругами, – значит, они тоже слишком много читали и слишком много квасили.
Родители попытались запихать меня в бристольский поезд, но я смогла их переубедить, заявив, что у нас совершенно безопасно. Да так оно и было. Полиции вокруг было по самое дальше некуда, все наши передвижения фиксировались. Родители в конце концов смирились и все же звонили каждые два часа. Собственно, звонила вся моя родня. Дядя Вик и кузина Диана звонили по нескольку раз. Позвонила мисс Джина. А еще на меня сыпались электронные письма. Все жители Бенувиля хотели знать подробности. Почти все воскресенье я держала в одной руке телефон, а другой стучала по клавишам.
О том, что я, собственно, видела убийцу, я никому не обмолвилась. Молчать было нелегко. Такая обалденная новость – а ты тут молчи. Я по‑прежнему оставалась Единственной Свидетельницей в Деле об Убийстве, сотрудники Скотленд‑Ярда могли в любой момент умыкнуть меня на многочасовой допрос. Тогда все узнают, кто я такая. Я попаду во все сводки новостей.
Я все ждала, когда они явятся и продолжат меня расспрашивать. Никто не являлся. В новостях ни разу не упомянули ни об одном свидетеле. И Клаудия ни словом не обмолвилась о том, чем там положенным или неположенным мы занимались в ночь убийства. Вексфорд держал свое слово. Если они и пронюхали, что мы лазали на крышу, они решили спустить это на тормозах.
В понедельник утром уроки отменили, и к этому времени воздух в Готорне был уже с откровенным душком. Я не хочу сказать, что в здании воняло, но там стояла странная духота. Отопление работало на полную мощность, воздух загустел от влажности и гормонов стресса. В середине дня нас пустили в учебный корпус и в библиотеку, однако следили при этом за каждым шагом. Ходить разрешалось только по мощеным тротуарам. Лужайку огородили нейлоновыми щитами, чтобы нам было даже толком не разглядеть палатку, – и все равно с третьего этажа ее было видно совершенно отчетливо.
У меня было «окно», и я пошла в библиотеку – только ради того, чтобы выбраться из здания. Мне казалось, что я спешу, но, когда я туда добралась, все кабинки уже были разобраны, а все стулья заняты – равно как и все места на полу около розеток.
Я решила подняться наверх, пробралась в раздел книг по литературе. Обследовала ряд за рядом, пока не отыскала Алистера. Он был на месте – та же роскошная прическа, тот же безразмерный тренч и ботинки «Док Мартинс».
Он разве что переместился немного. На сей раз он сидел на подоконнике, опять практически в полной темноте.
– Можно, я здесь устроюсь? – спросила я. – Внизу все занято.
– Как знаешь, – ответил он, не поднимая глаз.
Я повернула выключатель в конце ряда и уселась на пол. Пол был холодный, но тут хотя бы было где присесть, а еще очень хотелось побыть одной. Через десять минут свет автоматически выключился. Я посмотрела – не встанет ли Алистер и не включит ли его, но он продолжал читать. Я отлепилась от пола и повернула выключатель.
– Глаза испортишь, – сказала я, – если будешь читать в темноте.
Алистер усмехнулся. Я не поняла почему. Перенапряжение глазной мускулатуры – это совсем не смешно. Через некоторое время в конце ряда появился Джером с компьютером под мышкой.
– Джаза сказала, что ты здесь, – сообщил он. – Есть время поговорить? Мне нужно тебе кое‑что показать.
Джером был так поглощен своими мыслями, что никак не отреагировал на присутствие Алистера.
Он отвел меня в один из крошечных учебных кабинетиков на первом этаже. Все они были заняты, но Джером отыскал тот, в котором трое оболтусов младше нас на год дулись в видеоигры.
– Давайте отсюда, – скомандовал он, распахивая дверь. – Нам нужно помещение.
Те попробовали разораться, но Джером распахнул дверь еще шире.
– Эти помещения – для учебы, – напомнил он. – Давайте.
– Злоупотребляешь властью? – осведомилась я, когда оболтусы побрели прочь. Один из них был ростом повыше Джерома и посмотрел на него с откровенной неприязнью, но Джером сделал вид, что не видит. Он уже включил компьютер.
– Закрой дверь, – сказал он. – И садись.
В кабинетике было три стула и малюсенький стол. Для четвертого стула просто не оставалось места. Собственно, и для стола места не было. Я пристроилась рядом с Джеромом, который уже подключился к Интернету и открывал какую‑то страницу.
– Предупреждаю, зрелище не из приятных, – сказал он. – Но я не мог тебе не показать. Да и все это скоро увидят.
Он зашел на сайт, называвшийся «Ripperfiles». На экране появилось окно просмотра видеофайлов. Джером нажал на «Просмотр».
Съемку производили в инфракрасном освещении, в итоге изображение получилось зеленовато‑серым с яркими белыми пятнами. Сперва на экране возник сад и помост, на котором стояло несколько пустых столиков. Я сразу же сообразила, что это, должно быть, «Цветы и стрелы».
Примерно через полминуты отворилась калитка. Показалась фигура – она приближалась, выпрямив спину, и выглядела какой‑то неестественно‑одеревеневшей. Женская фигура. В юбке и пальто. Она пересекла экран слева направо и очутилась практически перед объективом камеры. Потом медленно повернулась.
Все было видно по ее глазам. Огромные точки белого света. Она стояла не шевелясь, лишь грудь слегка вздымалась от сдерживаемых криков. Казалось, все ее внимание сосредоточено на чем‑то, находившемся перед ней, за пределами видимого. А потом она дернулась в сторону, зацепилась за ограду, рухнула на землю. Принялась отбиваться, размахивая руками. И только тут я поняла, что смотрела она не на кого‑то, оставшегося за кадром. Никакого убийцы там попросту не было. Жертва находилась и самом центре двора, по идее, нападавший должен был быть на виду. И все же его не было. Она молотила руками в пустом воздухе. А потом – вспышка, блестящая черта, пролетевшая через весь экран, – и женщина обмякла. Ноги ее взлетели вверх, колени согнулись, пятки встали на землю. Потом их резко раздвинули. Еще одна вспышка.
Джером протянул руку и нажал на паузу.
– Дальше не надо, – сказал он. – Я и сам жалею, что посмотрел.
– Не понимаю, – сказала я. – Что это было?
– Запись, сделанная от входа в паб. Не было там никакого сбоя.
– Но такого не может быть.
– Может. Один из подписчиков сайта получил ее прямо с сервера, куда сливают все дубли. Вот так.
– Я уверена, что это какой‑то розыгрыш.
– Поверь мне, – сказал он, – это все правда. Этот сайт… тут люди серьезные. Судя по всему, убийца что‑то нахимичил, чтобы удалить себя с записи, но пока никто не может понять, как именно это было сделано. Эту штуку уже просмотрела куча технических экспертов, никто из них не может понять, что произошло. А это видео? Его скоро растиражируют по всему Интернету. Приверженцы теории всемирного заговора просто обалдеют от счастья.
Картинка застыла на экране – женщина, лежащая на спине, странная черта в воздухе. Джером наклонил экран пониже.
– Вчера вечером, – сказала я. – Когда мы возвращались обратно. Я видела человека.
– Так ты – свидетельница? – удивился он.
– Да, – ответила я. – Они попросили меня составить такую штуку, которая называется фоторобот.
– Ты составляла фоторобот?
Я рассказала Джерому про мужчину – как он вышел из‑за угла, как увидел меня под окном. Джерома это просто сразило. Челюсть у него отвисла. У него и так‑то рот немаленький – отсюда способность объявлять еде войну до полного уничтожения, улыбка от уха до уха и умение болтать целыми часами. Может быть, нам и раньше случалось сидеть так близко, где‑нибудь на скамейке в столовой, но тут я вдруг остро почувствовала, что мы одни в этой крошечной комнатенке. Этаком учебном чуланчике. И мы были ближе, чем когда бы то ни было. Видимо, придвигались друг к другу, пока я смотрела видео.
– Какая‑то странная история, – сказала я. – Джаза его не видела. Она уже влезла внутрь. А я осталась на тротуаре, так что… расспрашивали они только меня. И кажется, приняли за ненормальную. Или решили, что я вру. С тех пор никто ко мне больше не обращался.
– Обратятся, когда поймают его, – заверил Джером. – Наверное, пригласят тебя на опознание.
Это было похоже на правду. Какой смысл со мной связываться, пока ко мне нет никаких вопросов.
Мы сидели так близко, что я не могла посмотреть на него в упор и уж всяко не могла заглянуть в глаза. И вот тут‑то до меня наконец дошло, что притащил он меня сюда не только затем, чтобы вдвоем поглазеть, как кого‑то убивают (хотя, пожалуй, отчасти и за этим тоже).
А еще в кабинетике было очень тепло.
Скажу вам честно, не знаю, кто из нас начал первым, но когда я перевела взгляд с его подбородка на глаза, обратного пути уже не было.
