Нравственный Закон и волшебная сказка 2 страница

Жрецы, пастухи и стадо были при капище и зимой и летом. Питались они дарами прихожан и жертвенным мясом. Поэтому мы легко можем представить себе постройки "Медвежьего Угла". Ближе к капищу должен был находиться не только дровяной сарай, но и жреческая изба с медушей, где жрецы и сам вещун спали, а в непогоду можно было людей принять и ритуальные предметы хранить. Так же где‑то рядом стоял второй дом со скотным двором. Там жили пастухи, и в зиму размещалось священное Велесово стадо. Эти пастухи, по логике вещей, оказывались жрецами и носителями велесова Слова для всех иных сельских и городских пастухов.

В священном стаде паслась священная Велесова корова. Отношение к ней должно было быть таким же, как к коню Святовита. О священной корове мы знаем немало народных сказок. Приведем связанный с этой темой фрагмент белорусского заговора: Стояла в поле богова стоянка, а у той стоянки богова коровка, а у той коровки золотые рожки, медные ножки, серебряный язык. Пойдиж, ты, богова коровка, к моей коровке. Полижи мою коровку, ножки, рожки и вымечко. Как в море водицы прибавляется, так, боже, у моей коровки молока прибавлялось бы…

В лесу, вокруг капища и поля, должны были располагаться бортные деревья. Но из за слабой производительности пчеловодства того времени, меда едва ли хватало на гостей. Поэтому естественно думать, что мед входил в число даров, приносимых на капище.

Большую часть времени велесовы жрецы проводили под открытым небом. Имея относительно много свободного времени, они с неизбежностью должны были заниматься каким‑то творческим угодным Велесу делом, например резьбой или песенным сочинительством.

7. Скажем слово о пастухах, поскольку их обрядовая практика сохранялась еще в первой половине двадцатого века. У землепашцев всегда была альтернатива: они могли пасти скот по очереди, посылая на эту работу старых и малых. Но опыт жизни показывал, что стадо оказывается сохраннее, когда его пасет профессионал. Этот факт является вневременным. Автор этих строк – бывший пастух. Пастушеское дело имеет не только магические, но и технические тонкости. Поэтому заявления отдельных этнографов, о том, что пастушество появилось лишь в девятнадцатом веке (С.Б, Веселовский) – лишены смысла, и очередной раз подтверждают лишь то, что этнографы грешат обсуждением вещей, которых не знают.

Все пастухи – слуги, в некотором смысле, жрецы Велеса. Издревле землепашцами считалось, что они не совсем люди, и как бы занимают промежуточное положение между человеком и лешим, который пасет лесное зверье. Действительно, по роду деятельности, пастухи входят в договор со зверьми и лешими, которые помогают пасти стадо, следят, чтобы оно не расходилось.

Пастушеская обрядность сложна, а как человек – пастух таинственен. Одно из необходимых условий для того, чтобы крестьяне вручили пастуху свою скотину, это наличие у пастуха заговорной книги, «отпуска». Такие книги с волшебным знанием передавались из рода в род. Основная задача священного действия пастуха состоит в сбережении стада – чтобы оно не разбрелось, и звери его не поели. В этом пастух подобен Велесу, который содержит души умерших и бережет их от происков Чернобога. К священным атрибутам пастуха относятся кнут и труба из бересты. Есть и другие предметы, многие из которых выполняют исключительно магические функции.

В трубу вкладывается заговор: "Так далеко уходи волк от моего стада, насколько слышен звук трубы". Со лба всех животных собиралась шерсть, запечатывалась в единый восковой шарик со словами: " Шерстинка к шерстинке собирайся, клубком завивайся, собирайся скот – велесов живот на единый луг, во единый круг". Или: " Угодник божий Власей! Не оставь скотину в пути и дороге, идти ей безо всякого препятствия. Ключ и замок – крепкие слова". При этом запирали настоящий замок, и прятали его под еловыми корнями, где всегда сухо, а ключ носили с собой.

В задачу пастуха входило не только уберечь стадо от зверья, но и "поставить ограды круг своего стада от беса и бесихи, полевого злого духа и пострела, от колдуна и колдуньи, от вещуна и вещуньи, от лихого глаза и лихия думы злого человека, от чернеца и черницы, от попа и попадьи худого глазу, от диакона и дьяконицы, от диячика и дячихи, от пономаря и пономарихи, от просвирни, от девки простоволоски, и т. д." Иначе говоря, весь церковный штат не менее опасен для стада, чем бесы.

В начале мая, при первом выгоне скота в поле, пастух с трубой, батогом, железом, камнем, водой, сеткой и другими предметами обходил стадо и читал отпускной заговор. И все лето скот ходил хранимый силой этого слова. Без такой отпускной книги пастуху скот не доверяли.

Эта книга дает нам очень ясный намек на то, что и у Велеса есть своя книга. В некоторых наших сказках, книга, которую обнаруживает солдат у змея или обворожительной волшебницы – есть книга знания и пророчества. Надо думать, что таковой является и книга Велеса.

После обхода, пастух все лето обязан был хранить ритуальную чистоту. Иначе обход терял свою силу. «Чистота» требовала, чтобы пастух не занимался никаким побочным делом, кроме пастьбы: не собирал грибов и ягод для продажи, не пил спиртного, не общался с женщинами. Даже в девятнадцатом веке на него налагались такие требования. Пастух рассматривался как человек нравственный, и существующий вне человеческого сообщества.

8. Подведем итог. Мы находим Велеса в целом ряде своих ипостасей:

Велес – хранитель душ предков, исторической памяти и договоров.

Велес – хозяин облаков, подземных и дождевых вод, питающих через Индрека‑зверя корни растений.

Велес решает исход торговли и накопления богатства.

Велес – творец и хозяин домашних и диких животных, главный хозяин леса.

Велес – бог мудрецов и боянов, которые были нашими жрецами, нашими шаманами. Он же божество пастухов.

Все это показывает, что Велес главный бог Севера Руси. Для полноты земледельческой и скотоводческой жизни, при нем должна быть и его божественная семья, о которой нам почти ничего не сказали предки. По крайней мере, при нем должны быть богини‑Роженицы или жены – Волосыни.

Согласно нашим сказкам, возле подобного Велесу персонажа однажды появляется дочь, но жены не оказывается. Если сравнить Велеса с карельским Веньямеином, то мы получим образ одинокого певца, который в общем‑то соответствует образу пастуха или бояна, но не согласуется с шумными отношениями торга, которые напрямую связаны с бренным семейным бытом.

В ситуации, когда Велес оказывается богом земледельцев, роль других богов, например, Перуна, оказывается второстепенной. Мы еще вернемся к этому вопросу.

В простонародном сознании, Велес фактически совмещался с первотворцом и богом богов Родом. Только жрецы высокого уровня понимали, что Велес слишком приближенный к человеку бог, и не усматривая за человеком венца творения, верно находили место Велеса в цельной картине Мироздания.

 

Див

 

1. Мы понимаем его как бога природных изменений. По его воле видоизменяются как малые духи, так и их материальные воплощения. По‑видимому, в другой ипостаси он и есть податель подземных вод Семаргал. По крайней мере, нашему сознанию Див представляется волшебным зверем.

На языке предков славян слово Дьяус означало Небо и бога неба. В то время Небо понималось как Отец, а земля как Мать. Эти представления сохраняются и ныне. Див, иначе небесный, должен пониматься как сын Матери‑Земли и Неба‑Отца.

С тех пор минули тысячелетия, и бог Неба разделился на столь же великих богов, а вытесненный с Неба Див ушел на Землю, где встретил своего дядьку – Велеса. Велес дал Диву в вотчину водные ключи и протоки. Видимо раньше Див ведал водами на Небе. Теперь же он стал владеть водами подземелья и носить имя Семаргал. Но поскольку на Небе Див вырос среди вечно изменяющихся облаков, то и на Земле он сохраняет свою изначальную сущность, и пребывает в постоянных превращениях.

Е силу этого, Семаргл, как и Велес, оказывается помошником всех преобразующих мир творцов. Всех производящих метаморфозы людей. Всех алхимиков и кудесников. Кудесники, опускающиеся в экстазе под землю, оказываются в гостях у Семаргла. В его власти не удержать их в толще земли от падения в пекло, которое располагается еще ниже. Чтобы избежать этого, кудесники обязаны соблюдать Нравственный Закон.

2. Власть богов проявляется через стихию духов. Духи, порождаемые и посылаемые великими богами, сотворяют и разрушают все в мире по установленным срокам. Духи растений, животных, духи человеческих деяний и даже духи ушедших в навь предков способны трансформироваться в разные формы. Эти изменения в Природе направляется волей Рода. Конкретные детали этого вечного перевоплощения – метаморфозы творит Див. Он сам участник этого процесса, он производит его сам над собой, и за ним в метаморфозу вступает все множество духов. Через это духи, воплощенные в камнях, травах, деревьях, духи птиц, зверей и духи человеческие ощущают свое родство.

3. Образ Дива запечатлен в тератологических инициалах древних книг Русского Севера. Согласно этим инициалам, языческое сознание в растительном мире усматривает формы живых существ, сохранившиеся после их метаморфозы. Глядя на них, нам понятно, что тело Дива способно стать стволом, лапы могут прирасти к земле кореньями, крылья переплестись. Вскоре из пасти его выйдут ростки, уши станут листьями. После новые ветви сложат его плоть, и все это уйдет в землю – дерево падет, превратится в прах, станет частью Матери‑Земли до последующего возрождения.

Изучая образ Семаргала, вырезанный в орнаменте на белом камне, руководитель московского культурного объединения «Слобода», Г.М. Стриженов указал, что имя Семаргал или Семаргал – это буквально рыгающий или изрыгающий семя, (семя‑рыгал). Стало быть, Семаргал – божество, дающее семя – начальный жизненный импульс, изначальный узел, в который заложена последующая жизнь и развитие.

В этом смысле, вечно преображающийся бог Див‑Семаргал приобретает не только аграрный, но и эротический аспект, ибо незримо присутствует при оргазме – при выбросе семени в тело женщины. Интересно, что и круг понятий: див, дива, дивный, дивная красавица – в значительной степени присущ той женской красоте, которая желанна.

Жертвованием Диву‑Семаргалу является полив дерева. Это соучастие в его работе и ее признание. Так ритуально поливается священный дуб во время русалий. Одновременно, полив есть магическое действие, зовущее дождь. Оставшуюся часть воды выпивают жрец и участники обряда. Чаша для воды не имеет подставки и хранится вверх дном, чтобы в ней не мог уместиться злой дух. Обряд полива и питья воды изображен на ритуальных браслетах для русальных игрищ и перстнях – печатях жрецов.

4. Див дважды упоминается в Слове о полку Игореве. Первый раз, когда войска идут в степь, он своим поведением отражает общее состояние возбуждения. Второй раз, после гибели полка, Див падает на землю. Как толковать такое поведение божества?

Всякое деяние человека порождает дух, который с участием Дива переживает ряд перевоплощений, отражая этим свои разные стороны. Игорева полка уже не воскресить. И Див упал на землю – бог метаморфозы кончил свой цикл. Это означает, что жертва, принесенная за землю Русскую, принята. Это означает и предстоящее воздаяние. Дух, воля и сила погибших воинов возродятся. Это возрождение проявилось уже в самом создании Слова. В язычестве нет бессмысленных жертв – безвестный подвиг героя через порожденный им дух воздастся его народу.

В творимом Родом цикле – круговороте утраты и возвращения духов растительного и животного мира, духов деяний и мыслей человеческих, в цикле, проходящем через Матерь‑Землю, где Дивом переплетаются все начала жизни, раскрывается тайна солидарности всякой живой твари. Эта тайна солидарности, интуитивно понятная каждому язычнику, была открыта Е.Трубецким в результате анализа русских волшебных сказок. Все живое оказывается солидарно перед лицом той силы, которая не хочет и не может войти в круг метаморфоз жизни.

 

Море и его царь

 

1. Велес – охранитель на водах, но именно охранитель. Велес родственен Воде, ибо рождение Земли, которую обустраивает Велес, произошло из Воды. Не случайно в имени Велеса слышны такие «водые» слова как волна, вольность, воля. В море располагались острова мертвых – действительные кладбища и мифологические места пребывания покойников, которые находятся во власти Велеса. Велес – это и высшая воля, возвращающая из смерти.

Вместе с этим, Вода – это та стихия, которая предшествовала Земле и всему, что на ней родилось. И все, что потом родилось на земле, как бы пребывало еще в мире не проявленной нави, в мире небытия, смерти. Потому мировая Вода, из которой вышла Земля, зовется морем. В древнерусском языке слово море имеет женский род.

Еще в петровское время, посылка дворянских детей учиться за море воспринималась как их смерть, посылка на тот свет к немцам. В «немцах» видели чертей. Движение кораблей в "немецкую сторону", на запад, понималось как движение вниз, а в восточную – как вверх, на Русь.

Когда же славяне выходили в море, то гнев и силу его определял Морской царь. А само море понималось ими как пустыня смерти. Плавание по морю относится к числу священнодействий, особенно по Балтийскому, Белому и всем северным морям, где холод воды и неожиданность ветров являют реальную опасность. Корабль всегда понимался храмом. Вдали от морского берега, наоборот, деревянные церкви зовутся кораблями. На Белом море судьбу решал северо‑восточный ветер, что дул со стороны «горла», с Океана. Порой туда уносило суда, потерявшие управление, и это было смертельно опасно. Там люди умирали от холода. Северяне верили, что далеко за горлом, на стеклянных горах, стоит дворец Кощея.

Море может переродить и исцелить человека. Море вершит суд. От слова суд корабль называют еще и судном. Море наказывает преступника и бестолкового человека, но награждает праведника. В слове праведник как бы сливаются два понятия: нравственное и организационное. Организованность означает следование традиции, потому организованность невозможна без нравственного начала. Правильная организация жизни на Севере значит много больше, чем в условиях щедрого Юга.

Не случайны поморские пословицы: "Кто в море не бывал, тот богу не молился". "Море – наше поле". Поле не только в том смысле, что его бороздят корабли, и оно дает улов‑урожай. Оно есть и поле испытания духа, подобно бранному полю.

2. Море понимается как пространство со своей характерной для воды святостью. Оно есть продолжение и главная часть вод земных. В силу этого, и бог Морской царь – моря хозяин, оказывался прямым родственникам тем водяным, что обитают в озерах и реках. В былине о Садко, мы находим хозяина озера Ильмень, который одновременно является и Морским царем. Надо понимать, что именно ему молились на священном полуострове, который позднее получил имя Перынь. Этот бог Ильменя звался Ящер – бог «крокодил», который воплотился в новгородском Волхе.

В сказках Морской царь описан как человек. В новгородской былине о Садко он назван чудом морским.

Стоит задуматься над тем, почему именно озеру Ильмень выпала такая честь – быть вотчиной Морского царя? Конечно, озеро велико, и почти на берегу этого озера стоит Новгород. Новгородцы ходили через Неву в Балтийское море, и им было удобно иметь у себя дома морское божество. И все же, психология новгородцев не «морская». Живут они в глубине материка, и странно, что они чувствовали своего ильменьского водяного Морским царем.

Проблема проясняется, если вспомнить, что Новгород был основан венедами примерно две тысячи лет назад. Венеды и принесли с собой культ бога моря. Они «отдали» ему Ильмень озеро, и через сохранение культа сохранили связь со своей первой родиной. Венеды оставили в наследство своим потомкам – новгородцам не только морского бога, но и вечевое устройство общества, и страсть к дальним путешествиям, которая для первых поселенцев означала ностальгию и мысль о возвращении.

3. Со временем, культ бога моря венедов претерпел изменения, приобрел особенности новой земли через свое перевоплощение в местных выдающихся людях, например в Волхе. Морского царя именовали так же Поддонным или Донским. Вспомним, что Волх именно залегал на дне Ильменя и ждал кораблей с жертвенными дарами. В склонности залечь ощущается естественность горизонтального положения, оправдывается его имя Ящер. В конечном итоге, культ Ящера был перекрыт культом Перуна. Это нашло свое фольклорное выражение.

Водная стихия оказывается одним из немногих мест, где может укрыться Ящер или Змей как противник Перуна. Надо думать, что это имеет прямое отношение к Перыни, но эта картина обязана была повториться и во многих других местах Древней Руси. Разговор Перуна и Ящера сохранился в белорусском фольклоре. Перун угрожает, а вовсе не злобный змееобразный бог – оборотень отвечает ему. Говорит Перун.

– Я тебя убью!

– Как же ты меня убьешь, я спрячусь?

– Куда?

– Под человека.

– Я человека убью, отпущу ему грехи и тебя убью.

– Я под дерево спрячусь, там ты меня не достанешь.

– Я дерево разобью и тебя убью.

– Я под камнем спрячусь.

– Я и камень разобью и тебя убью.

– Тогда я спрячусь в воду.

– Ну, там твое место и будет.

4. В романе А. Кодратьева "На берегах Ярыни" мы находим литературно воплощенную идею избранничества Морского царя, которая хотя и наполнена доброй авторской улыбкой, но выглядит мифологически достоверной. Приведем ее.

"…Водяному грезилось исполнение его заветной мечты. Узнав о мудрости и искусстве править властелина Ярыни, издалека приплыло к нему посольство из таких же как он водяных, лишь не столь сильных и умных, обвешанных красивыми цепями из серебра, золота и янтаря. Посольство это звало его на освободившейся престол Морского царя.

Сперва Водяник не соглашался во сне, уверяя, что слишком любит свою Ярынь, а равно живущих в ней утоплеников и русалок, которые лишатся в нем не только мудрого правителя, но благодетеля, супруга и как бы второго отца… Но затем слезные мольбы посольства и клятвы, что без него, Водяного с Ярыни, пропадет все царство морское, сделали свое дело, и тщеславный старик согласился. Он допустил надеть на себя драгоценную из крупных жемчужин с алмазами цепь и принял старинную серебряную с изумрудами и сапфирами, корону царей Варяжского моря. Приплывшие с водяными послами хвостатые полузвери‑полурыбы повезли его в большой перламутровой раковине к сказочному по пышности дворцу, построенному из хрусталя среди холмов и раковин донного царства. Там ожидал его янтарный, несколько потертый предшественником, освободившийся трон."

5. Рыболовы принесли в дар Морскому царю черную лошадь. Будучи доволен этим, он дал рыболовам улей. Рыболовы начали спорить – кому этот улей должен достаться. Один из них решил украсть матку. Когда он это сделал, то у пчел появились жала, и они начали жалить рыболова. Умирающий рыболов открылся волхвам в своем преступлении. Волхвы меж собою решили, что он должен съесть одну из маток, чтобы исцелиться от укусов. Рыболов съел и исцелился. Узнав об этом, Морской царь передал пчел навсегда в руки волшебного сословия. Получив в свое покровительство пчел, волхвы открыли способы их охранения. Всякий раз, создавая новую пасеку, пчельник‑ведун возвращает водяному долг – бросает улей с пчелами в воду.

6. Образ водяного, который одновременно оказывается и Морским царем, дан в нашей сказке "Василиса Премудрая". Есть так же сказка с близким сюжетом "Отдай то, что дома не знаешь". Сюжет этот хорошо известен.

Сказка "Василиса Премудрая" состоит как бы из трех частей, каждая из которых может пониматься как своя историческая эпоха.

Первая эпоха кончается разрушением изначальной мировой гармонии и битвой зверей и птиц. Второй эпохе принадлежит описание, как царь‑охотник вступает в договорные отношения с божественным Орлом, исцеляет его, получает в награду лучшее царство, но опрометчиво ставит его на берегу моря. Возможно, в истории славян, эта остановка у моря заняла века, но в сказке все происходит много быстрее. Морской царь, путем вероломного договора, временно исправляет положение. Охотник уходит в свои леса и ставит свой дворец‑царство у себя дома, (может быть, он ставит Новгород). Третья эпоха – эпоха его сына, который по обету уходит к Морскому царю, и по дороге обручается с его дочерью – русалией Василисой. Она выполняет данные Ивану сложные задания, в частности, строит из воска церковь. Вместе они убегают на родину Ивана.

Стоит обратить внимание на то, что хотя Василиса и жила вдали, у берега морского, она очень быстро приняла Ивана не только как мужа, но и как человека. Иван оказался своим! Русская сказка знает и обманщиц из царских палат, которые не хотят становиться женами "деревенщин".

Вероятно, сказка отражает не только мифологию, но и историю Руси, приходящей и уходящей от берега Балтийского моря. Нас здесь интересует образ Морского царя. Он вероломен, хитер, стар и нуждается в наследнике. У него двенадцать дочерей и ни одного сына.

Наследника он хочет видеть в лице Ивана, сына охотника. Об этом не говорится открыто, но это очевидно из сказочного сюжета. Почему так – не ясно. Сказка забыла или молчит о возможном племенном единстве царя моря и охотника. Морской царь знает, что добровольно люди не хотят жить в морском царстве. Поэтому он решил воспользоваться случаем.

Охотник опрометчиво открыл ларец, подаренный Орлом на берегу моря. Из ларца появился дворец, который он сложить обратно никак не мог, и от того ходил по берегу печальный. Вдруг появляется из воды человек: борода по пояс, волосы до пят. Стал на воде и говорит: соберу тебе дворец, только отдай мне то, что дома не знаешь.

7. Наконец, скажем несколько слов о не царственных водяных. Вульгарный и упрощенный вариант только что описанного сказочного сюжета сводится к тому, что водяной хватает за бороду царя, наклонившегося над водой для питья. Отпускает он ее только после обещания отдать то, что царь дома не знает.

Здесь мы уже видим не образ Морского царя, а образ водяного, который имеет склонность тащить людей в воду.

В образе Морского царя самое выразительное – это волосы, и есть в нем свое величие – он стоит на воде, сразу подтверждая этим свою волшебную природу и возможности.

По этнографическим данным, наш сельский водяной не творит чудес, и приближен к образу деревенского деда. На море его представляли огромного роста, зеленого цвета, с плавником на спине. Жителям озерных и речных берегов, он представлялся голым стариком с одутловатым брюхом и опухшим лицом. Может иметь перепонки между пальцами или плавники. Если даже он одевается и выходит на берег, то левая его сторона всегда мокрая. Он горький пьяница и любит, когда ему в воду прольют винца. У водяных принято собираться вместе и играть в кости. В то же время, они хозяйственны, у них есть свои стада, жены, дочери, но практически не бывает сыновей! Стада их черных коров пасутся по заливным лугам. Они берут себе в жены утоплениц, и порой сами топят людей в полночь или в полдень. Залегают на зиму в сон, и по весне с треском ломают лед.

От рыболовов водяные требуют подарков и одаривают их рыбой. И при всем этом угрожают людям подводным пленом души. Потому на Севере, 30 апреля, перед вскрытием вод, водяному даровали черного коня. Для этого в складчину покупали выдохшуюся клячу, три дня ее откармливали, потом обмазывали голову медом и солью, вешали цветные ленты, жернов на шею и близ полночи вели к проруби. Старший с берега смотрел в черную открывшуюся воду и по видным ему приметам, молча, рукой, давал знать в какой момент толкать лошадь в воду.

От пчеловодов водяной требует пчел, воску и меду к 6 августа. Мельники находят, что в новой запруде должен утонуть человек – он как бы передается в работники водяному, который после этого не ломает мельницу.

Помимо водяного, в болотах и малых стоячих водоемах есть независящая от его воли нечисть. В омутах водятся вировники. В грязных низменных водах – лозники. В зарастающих прудах есть своя болотная нечисть и утопленники ичетики, которые издают пронзительные свисты и этим накликивают неприятности. Встречаются в болотах и бесы шиликуны с конскими ногами. Все они, как и водяной, могут отвлечь и утопить человека, опутать его травами. Потому на воде, какая она ни есть, надо не спать и не очень доверяться зыбкому дну и водной прохладе.

 

Мара

 

В славянской мифологии сейчас уже еле заметно просматривается конфликт обоих половин человеческого рода. Этот конфликт носил ритуальный характер и проявился в том, что было у нас язычество мужское и женское. Веками бытовали эти религиозные системы изолировано друг от друга, не пересекаясь.

Мифологическая разделенность этих двух религиозных систем оставила нам в наследство фрагменты воспоминаний о том, что нечетные числа – женские (враждебные). Третий день недели Среда – одновременно есть и женский мифологический персонаж подобный Мокоши – высокая баба в белом. Ночное время и время лунного календаря тоже женское. Хозяйственная деятельность, бытовое поведение, семейные обряды и ритуалы определялись фазами луны. Иначе говоря, все это было сферой женской деятельности и женского лунного календаря.

1. Начиная говорить о Маре – древнейшей богине женской религии, мы понимаем, что ее религиозный масштаб никак не укладывается в приведенную ранее картину мироздания. Мара как бы существует параллельно, сохраняя свою первозданную независимость. Если все же осмыслять ее место, то надо признать, что Мара есть воплощение изначальной Мировой Воли, с участием которой творился Мир.

Такой же древней, но все же не первой, оказывается и богиня Мокошь. Имена обоих богинь созвучны, и возможно они имеют одно происхождение. Толкователи имен производят имя Мокоши от слова мокнуть. Мокошь наделяет жизнью весенние воды, и именно она должна быть Богиня весенних гроз по мифологическим представлениям Афанасьева. Струи дождя подобны нитям и прядям, и глядя на них, некоторые люди понимают, что великая богиня ткет мироздание.

По финскому эпосу, Велес – бог певцов Вяйнемеин, рождается матерью воды, первой роженицей, к которой по своей водной природе приближена наша Мокошь.

Но помимо весенних дающих жизнь вод есть и иные, мертвые воды. Воды осеннего времени. Воды, ведущие в слякоть и тьму зимы. Их хозяйкой оказывается уже богиня зимы Марена, стремящаяся забрать живое начало.

Мокошь, Марена, Море, Мор, Мара – созвучные имена, связанные с водной стихией, с живым и мертвым началом.

Образ Мокоши восходит к древнейшей богине матриархата. Иногда он и совмещается с нею, но более поздние духовные наслоения заставляют нас видеть Мокошь хотя и пожилой, но современной, приближенной к людям богиней. Мара же – это богиня не опускающаяся к людям. Она не разделяет людские мысли и страсти, но в далеком прошлом, еще до рождения многих богов, она несла в себе и Мокошь и Марену. Это та опасная богиня, что жила великой Ягишной в глубоком лесу много тысячелетий назад.

2. В седой древности матрической эпохи, когда люди не знали главенства Рода, царила величайшая богиня Мара – оборотень, хозяйка леса, госпожа дня, ночи, солнца и месяца, утренних и вечерних зорь, владелица жизни и смерти. Прекрасные женщины с длинными волосами и совершенными тяжелыми формами, молили ее сохранить им жизнь и дать здоровых детей. Это было самым главным. Украшения и наслаждения перед этим ничего не стоили. А власть – она приходила сама со старостью, и ее не зачем было желать. Образ Мары виделся в глубине пещер, в лесной глуши, во мраке воды, в движении зверя. Она же была великая Мать, Мать‑Сыра Земля, она рождала злаки для насыщения людей и травы для скота. Но она же наводила мор и беды.

Она не была доброй и не была злой. Она была Хозяйкой жизни, она повелевала случаем. И как люди кормили кур до времени, а потом резали их к сроку трапезы, так же и Мара следила за людьми, давала им плодиться и быть сытыми, но потом забирала их жизнь, когда возникала у нее в этом нужда.

Зачем Мара брала людей, и что из них делала? Как они служили ей потом, после земной смерти? Со всеми случалось по‑разному. Некоторых она съедала, а от других оставляла части тела – руки и ноги, которые выполняли работу в ее хозяйстве.

Мало что могло разжалобить эту богиню, которая несла смерть, но до времени давала и жизнь. Лишь немногим из тех прекрасных женщин позволила она дожить до глубокой старости, видеть своих правнуков и чувствовать себя госпожой рода, быть хозяйкой подобно самой Маре. Когда забирала Мара и ее, то тело относили в глубокий лес, где оставляли в жилище, поставленном на "куриной ноге" – высоком пне спиленной ели.

3. Так поселялась в лесу очередная ягишна. А потомки, объединенные ее духом, звались рода. Рода – слово женское, бытовавшее в Тверской и Псковской землях, (см. словарь Даля). Русское имяречение еще помнит и женские отчества. Исторически очень недавно, когда родство стало у нас числиться только по отцу, укрепилось понятие земного рода в мужском значении.

Прошли тысячи лет, и древние люди вышли из под власти Мары. Появились другие боги, усложнился смысл жизни. Люди поняли, что боги не разводят их как кур. Но Мара продолжала держать в своих руках женские нити рождения и смерти, и страх перед нею остался. Ей поклонялись, ее почитали и боялись, стремились выйти из под ее власти, но и не теряли с ней связь. Ведь по разному может повернуться жизнь. И все же народное сознание боролось с Хозяйкой Жизни, стремилось превозмочь ее силу.