Нравственный Закон и волшебная сказка 9 страница

Научные представления о грозовом мифе, полученные путем синтеза вед и славянских этнографических материалов следующие. Перун, обитающий на вершине горы или на Небе, преследует на колеснице змеевидного Велеса, что живет на Земле, в низине. Дело Перуна правое, ибо Велес похитил у него все, что только можно похитить: скот, людей, богатства, жену (Додолу). Велес прячется то под деревом, то под камнем, то обращается (или залезает) в коня, человека, корову.

Но все это мало помогает. При расправе с Велесом, Перун расщепляет дерево, раскалывает камень, мечет стрелы, убивает всякого, в кого поместился Велес. По самым простонародным представлениям, он и убивает всякий раз своего соперника, что спрятался в этих предметах или живых существах. Так что противник Перуна оказывается либо во множественном числе, либо со множеством жизней.

В результате расправы с Велесом, Перун освобождает воды, которые похитил Велес. Или иначе, божество Неба возвращает в свои руки жену Матерь – Землю и сходится с нею, оплодотворяет ее потоками дающей жизнь влаги.

3. Таков грозовой миф, восстановленный этнографией. Естественна множественность его трактовки и имен богов – соперников. Он восходит к поединку Индры со змеем Вритой, который забрал воду под землю. С победой над Вритой, вода растеклась по Земле. Поэтому, он может быть понят как бескомпромиссная война богов. (Кстати перед решающей схваткой Индра был в растерянности, и его победа была вовсе не очевидной).

Этот миф может быть растолкован и так, что Земля попадает к Велесу в зимнее время, и он хранит ее от посягательств мертвящего холода Чернобога. Весной приходит небесный бог и отбирает, или просто берет ее для должного дела. В таком варианте грозового мифа, Велес и Перун выступают как давно договорившиеся между собой боги, и молнии Перуна направлены не в Велеса, а в слуг Чернобога, которым пора убираться с весенней Земли. Либо молнии просто возвещают земле о пришествии небесного бога. Ведь все мы видели множество молний, которые брошены просто в небо и совершенно не направлены в сторону земли.

Различная трактовка грозового мифа естественным образом переплетается с пониманием того, что "Перун есть мног", что небесное божество, именуемое Перуном, несет много мифологических ипостасей, начиная от небесного вооруженного хулигана и кончая образом божества всего Неба, всего верхнего мира. Его ритуальный соперник Велес так же оказывается «мног». Судя по мифу, Велес так же способен на шутку, розыгрыш или подвох, но вместе с этим он являет и величайшего бога, перед которым трепещут злые навии царства мертвых.

4. Здесь приведем две народные легенды про Илью – Перуна и Николу – Велеса. Первая взята из книги Коринфского "Народная Русь…". Вторая из "Легенд Русского народа" Афанасьева. О том, что образы наших богов сохранились именно в образах этих святых, говорилось ранее, на это указывает родство функций, не будем тут останавливаться на этом.

Оба – Илья и Никола участвуют в перевозе душ через огненные реки, что разделяют миры. При этом, не совсем ясно – в каком направлении они их возят? Надо думать, что и в том и в другом.

Среди благоуханного рая, под густым навесом на святом ложе, усыпанном духовитыми цветами, лежит – почивает Велес – Никола. К нему приходит Перун – Илья. " Вставай, Велес, пойдем в лес, построим корабли и давай перевозить души с того света на этот." По книге Коринфского, это сказание совершенно одинаково повторяется у всех славянских народов.

Другую легенду калики перехожие донесли до Афанасьева, и он записал ее. Перескажем легенду с естественной заменой имен, которая неожиданно представляет нам язычество в новом ракурсе.

"Жил‑был мужик. Велесов день завсегда почитал, а в Перунов нет‑нет, да и работать станет; Велесу требу положит, а о Перуне и думать забыл. Вот раз как‑то идут Перун с Велесом полем этого мужика. Идут они и смотрят – на ниве зеленя такая славная, что душа не нарадуется. "Вот будет урожай!" – говорит Велес. – "А вот посмотрим!" отвечает Перун. "Как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик правду знать, да Перунов день почитать!" – Поспорили и разошлись в разные стороны. Велес сейчас к мужику: "Продай, – говорит, скорее перунову жрецу весь хлеб на корню; не то ничего не останется, все градом повыбьет!"… Мужик послушался. Прошло ни много ни мало времени: собралась‑подвинулась грозная туча, страшным градом и ливнем разразилась она над нивою мужика, весь хлеб – как ножом срезало.

На другой день идут мимо Перун и Велес, и говорит Перун: "Посмотри каково я разорил мужиково поле!" А Велес в ответ ему, что хлеб де мужиком давно на корню продан. "Постой же, – я опять поправлю ниву, будет она вдвое лучше прежнего!" Велес опять к мужику, и заставил его выкупить побитое поле. Меж тем, откуда что взялось – стала мужикова нива поправляться: от старых побегов пошли новые свежие. Дождевые тучи то и дело носятся над полем и поят землю: чудный уродился хлеб – высокий да густой, сорной травы совсем не видать, а колос полный‑полный, так и гнется к земле. Пригрело солнышко и созрела рожь – словно золотая стоит в поле. Много нажал мужик снопов, много наклал копен, уж собирался возить да в скирды складывать. На ту пору идут Перун с Велесом; узнает Перун, что поле мужиком выкуплено, и говорит: "Постой же, отыму я у хлеба спорость! Сколько бы ни положит мужик снопов, больше четверика зараз не вымолоть!" – Велес идет к мужику и советует ему, во время молотьбы больше одного снопа не класть на ток. Стал мужик молотить, что ни сноп, то и четверик зерна: все закрома засыпал рожью…".

Так, что не случайно и в наше время оставляют комбайнеры полоску не срезанной ржи – то в дар Велесу! По легенде, наш мужик все же принес жертву Перуну, и начал почитать его вместе с Велесом.

5. Николу – Велеса народ представлял то в образе доброго деда, то суровым старцем, то ходит он богатырской поступью, весьма напоминающей поступь Микулы Селяниновича – сына Матери – Сырой – Земли, пахаря.

А не велесов ли сын Микула? Не случайно ли он противопоставлен Вольге, который понимается в былине как князь, а значит как Перунов поклонник?

Глянем на деревянных идолов Николы – Велеса, что во множестве сохранились на Севере. Бог земли, помогающий пахарям, держит меч (!) и храм. Храм этот маленький, и как отметил в устной беседе Максим Васильев, весьма похож на дарохранительницу, которая есть полный аналог рога Святовита. А только из того, что Николай Мерликийский однажды взял меч, едва ли возникла столь устойчивая русская традиция в изображении Николы.

Итак, не делая потери смысла, заменяя в изваянии Николы храм на рог, получаем идол языческого божества весьма распространенный, можно сказать классический. Идол таковой с рогом и мечем мог быть поставлен и Святовиту, и Перуну, и Велесу! Вспомним, что Святовиту подносили большой пирог и просили о добром урожае, хотя и был он в первую очередь, богом справедливой битвы. Военные функции Велеса выражены лишь тем, что он противостоит Перуну. При этом Велес оказывается носителем мужского начала в матрической традиции. Его власть не в оружии и силе, а в творчестве – волшебстве. Волшебством он отстаивает Ирий, в котором хранится мир наших предков.

Теперь обратимся к образу бога Одина, что живет по соседству с Велесом. Один так же как и Велес хозяин душ мертвых. Он так же как и Велес мудрец, поэт, провидец и маг.

От Велеса его отличает лишь то, что сближает с Перуном: он предводитель не просто мертвых, а в первую очередь водитель "дикой охоты", он летит с ними по‑небу. Один бог воинов и военных союзов, он окружен валькириями. Он сеятель раздоров и очень не уживчив со своей родней. В отличие от Велеса, его шутки не добрые.

Различает Одина от Перуна то, что Один не является божеством грома и молнии. У скандинавов таковым является сильный, но не изощренный умом бог Тор, над которым Один издевается, не желая перевозить его через реку.

Велес и Один имеют родственные черты, хотя образом единого божества их рассматривать нельзя. Они верховные боги народов, живущих по соседству, на Севере. Перун же, как божество грозы, князей и дружины, есть божество Юга.

Такая географическая ориентация позволяет сделать вывод, что конфликт Велеса и Перуна носит не только «вертикальный» характер столкновения Земли и Неба, воина и пахаря. Он носит еще и характер противостояния Юг – Север. Это выражается в различии характеров и культур народов, живущих на землях от Черного до Балтийского морей.

6. Мы рассмотрели совместно трех богов, чтобы подойти к очень важному вопросу. Как сказался грозовой миф на судьбе русского язычества и вообще России?

Очевидно, Владимиру, утверждающему своего Перуна на глазах нормано – славянской дружины, пришлось потрудиться в мифологическом истолковании нового образа, который, представлял Одина и Перуна в единой ипостаси.

Откуда же возникла необходимость у Владимира создавать новый пантеон? Историки говорят, что это делалось для единства нарождающегося государства. Что же его разъединяло? Не разъединяла ли его та мифологема, которую тут мы называем грозовым мифом? Может потому и создал Владимир образ своего Перуна, чтобы совместить в нем обоих богов Севера и Юга, и тем прекратить распри внутри дружины: одному де богу молитесь! Если бы дружина изначально была единой, то новый пантеон не понадобился бы!

Через единого бога Перуна Владимир объединил воинов Юга и Севера. Получилось, что князь и дружина – это как бы ядро государства. Его облегает некая шуба из купцов, мастеров и пахарей, поклоняющихся своим меньшим богам, которые стояли вокруг Перуна.

Велес же в новый пантеон не вошел. Ему не оказалось места под этой шубой, и это была стратегическая ошибка. Это была катастрофа. Получилось, что Владимир помыслил не по государственному. Он так и остался далек от понимания, что государство это не меч, а соха! Государство потому и государство, что живет не грабежом и данями, а живет трудом, на что и ориентирована его организация. Этого не понимали и после Владимира очень долго. Конфликт грозового мифа был усилен Владимиром и продолжил свое бытие на русской земле. Именно он сыграл самую трагическую роль в судьбе нашего язычества, не дав ему превратиться в единую религиозную систему.

Грозовой миф привел и к другим печальным последствиям. Владимир так и не смог преодолеть мифологему грозового мифа, отражающую конфликт богов Севера и Юга, богов пахарей и воинов. Он не понимал, что делал. Усиленный им Перун в принципе не может одолеть Велеса – бога, который создавал его княжеское материальное благополучие. С ослаблением Велеса, теряются силы и у Перуна, и наоборот. А рост сил Перуна с убылью сил Велеса – невозможен.

Потому через восемь лет беспомощный Владимир обратился к совсем другой вере. Потому, после Владимира, нарождающееся единое русское государство распалось. Отрицание Велеса Владимиром легло страшной печатью на всю дальнейшую историю нашей Родины. Это проявилось в тысячелетней нищете народа, бесконечных войнах и разорениях Руси.

Имена самих богов были почти забыты, но сложившиеся под влиянием мифа отношения народа и власти просуществовали тысячу лет, и сохраняются до сих пор. Власть не чувствует своего долга перед народом, но видит в нем данника и расходный материал, пушечное мясо.

Конфликт Перуна и Велеса в конце концов разрешился тем, что боги пошли на мировую. Они обязаны были пойти на это. Иначе бы Русь не устояла, и не сложилась бы в государство. Новые отношения богов мы поняли из легенды, записанной Афанасьевым, что приведена выше. К сожалению, это не прочные отношения, чреватые конфликтом, и новыми бедами для русского народа.

7. Вечный конфликт власти и народа в России – это следствие политизации грозового мифа, следствие идеи виновности народа перед властью потому, что народный бог Велес «виновен» перед княжеским Перуном. В действительности миф этот более многогранен. В различных вариантах мифа, и Змей и Змееборец оказываются в разных отношениях и могут скрывать под своей личиной и правых и неправых богов. Разберем несколько сказочных примеров, тяготеющих к грозовому мифу и образу змея – Велеса. Начнем со сказки "Кузьма Скоробогатый", которая аналогична западной сказке "Кот в сапогах". В славянском варианте роль кота выполняет лиса.

Бедному Кузьме попалась в капкан лиса. Они быстро договорились, и лиса хитростью свела к царю весь цвет звериного народа: сорок волков, сорок медведей и без счета куниц и соболей. Со всех них содрали шкуры. Совершив это предательство, и выхлопотав за Кузьму царскую дочь, лиса бежит впереди царской кареты и стращает пастухов, что пасут стадо Змея – Горыныча.

– "Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут Царь Огонь и царица Молоньица: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча".

Далее лиса бежит к самому змею, с которым она в хороших отношениях. Она пугает его так же огненным царем с молнией. Змей, по совету лисы, прячется в заповедный дуб. Далее, лиса говорил Кузьме: "Расстреляй дуб на мелкие части". Кузьма с царем расстреляли дуб стрелами, и в дубу умер Змей. После этого Кузьма присвоил имущество Змея, а лисе каждый день выдавал курочку.

Такова сказка. Интересно само требование лисы: расстрелять не змея, а дуб на мелкие части! Именно на щепы разбивает дуб попавшая в него сильная молния.

Какова же мораль? Мораль в том, что змей был предан, убит, а имущество его присвоено Кузьмой. Память о нем под страхом смерти была стерта.

За что? Только за то, что змей! У слушателя сказки заранее сложен стереотип, что змей плохой, и любые действия против него оправданы. Против него можно идти на любое преступление – оно будет прощено, и даже будет дана награда.

Это есть не более, чем мораль грабителя. Мораль князя Игоря, вышедшего в полюдье.

Для того, чтобы это понять, надо очистить образ змея. Образ змея двойственен, как и образ мира невидимого. Во‑первых, это гад – гадюка, которая олицетворяет чистое зло и жалит порой до смерти. Во‑вторых, это уж – добрый змей, что связует с предками, что несет в дом богатство и помогает в судьбе. Таковым ужа почитают в Белоруссии, в Литве и некоторых местах России.

В сказках есть и доброе отношение к змеям. Вот пример из сказки "Волшебное кольцо".

Честно работавшему Мартынке предлагается взять на выбор за труды мешок песка или серебра. Мартынка, руководимый предвидением, выбирает песок. Идет с ним по лесу и видит – девица в огне горит. Она говорит ему: "‑Мартын, вдовий сын! Если хочешь добыть себе счастья, избавь меня: засыпь это пламя песком, за который ты три года служил. Он снял мешок, развязал и давай сыпать. Огонь тотчас погас, красная девица ударилась оземь, обернулась змеею, вскочила доброму молодцу на грудь и обвилась кольцом вокруг шеи. Мартынка испугался.

– Не бойся! – сказала ему змея. – Иди теперь за тридевять земель, в тридесятое царство, там мой батюшка царствует…".

Честный Мартынка получил там с мизинца батюшки волшебное кольцо, и через него добился всех благ в жизни. Кто был этот батюшка, чья дочь – змея горела в огне? Какой змей раздает богатства? Надо думать, что Велес.

Мораль этой сказки в том, что надо честно работать и не быть скупцом – отдавать свое добро на полезное дело. Тогда воздается Велесом.

Третья сказка из собрания Афанасьева 1855 года издания: "Сказка о трех царствах медном, серебряном и золотом" Пинежского уезда. Сказка повествует о том, что змей о трех головах указывает младшему из братьев – Ивашке камень на горе. Змей отодвигает камень. Под камнем лежат сокровища и есть туннель в подземное царство. Братьям достаются богатства, а Ивашка сбрасывается ими под землю. В подземном мире обнаруживается ряд интересных персонажей. Ему указывает дорогу к избе дед с бородой. В избе лежит мужик из угла в угол. Иван к нему: "Сильный Идолищо, не погуби меня, скажи, как на Русь попасть?" Идолище отвечает, чтобы Иван шел к Бабе – Яге, у нее есть орел, он вынесет.

Удивительно, что из этой сказки не вычистили слово «Идолищо». Это означает, что сказка прошла через малое число переписчиков, потому особенно интересна исследователю, хотя и состоит из ряда фрагментов, некоторые из которых кажутся лишними нагромождениями. В этой сказке воедино завязываются змей, богатство, подземный мир и шаманский полет на орле. Есть там и Велес – дед с бородой, что встречает Ивана, пришедшего с иного света. Языческое в сказке начинается с явления змея Ивану. Змей явно добрый, от него только прибыток, зло же творят сами старшие братья. Змей оказывается как бы связующим звеном между подземным и земным миром. Как мы знаем, на земле ему крепко достается от небесного бога Перуна.

8. Вариацию этой же сказки сохранила на Урале замечательная сказительница Агафья Федоровна Паршукова, род. 1875 году. Она знала бесчисленное множество сказочных сюжетов, рассказывала их неторопливо, обязательно под рукоделие: то прядет, то вяжет. Каждый персонаж говорил у нее своим голосом. Она являла собой образ древней сказительницы. В 1948 году с ее слов была записана сказка о медном, серебряном и золотом царствах, см. "Русские народные сказки Урала".

В ее сказке, на Русь прилетал не змей, а Идолище о трех головах и таскал быков через западню в подземный мир, что имеет свой свет. Иван спускается через западню в поисках волов. Там, в трех царствах он находит трех девиц, которые во власти змеев. Он убивает змеев, а братья подымают девиц на поверхность Земли, на наш Белый свет. После этого братья обрезают Ивану веревки и он вторично оказывается в подземном мире, но это уже совсем иной мир!" …Под землей Иван шел шел, да и на старика наткнулся. А старик‑то этот был всему скоту, всей птице царь!" Но, он не был царем всего подземного мира, а владел только его восточной частью. Тремя другими частями подземного мира владели Ягишны. Их Иван убивает и делает из их черепов чаши. Дед – царь скота и птиц, находит для Ивана старого орла, который знает, как лететь к западне. Этот орел и выносит Ивана наверх с традиционным поеданием и выплевыванием частей его тела.

Информация Агафьи Федоровны бесценна в том смысле, что она позволяет нам теперь уже точно, без догадок знать: где живет царь скота и птиц Велес.

Змеи же выступают независимыми существами. Роль Перуна – убийцы змея выполняет Иван.

Очевидно, перед нами почти готовый миф. У троих братьев – богов трехглавый Идолище – змей, (их антипод) таскает волов в подземный мир. Перун спускается под землю. Побеждает там трех змеев, забирает их жен, но не может подняться наверх. Подземный бог Велес дает ему орла (птицу Колпицу). Этот орел выносит его наверх с женами. На излете Перун кормит орла частями тел жен, которые на земле вновь к ним прирастают.

В одном из вариантов этого сюжета, подымающую его птицу – Колпицу приходится кормить частями ног жены. Потом, на земле, Колпица говорит, что слаще последнего кусочка мяса не пробовала, и возвращает его.

9. Вот еще одна простонародная легенда про змея.

В Белоруссии, около Лукомольского озера, лежит Змиев камень. Старики рассказывают, что некогда под ним жил Змей. Иногда он обращался в человека. Был он замечательным портным, но из рук вон плохо шил все, что предназначалось для церкви.

Влюбился змей в девушку, что жила на другой стороне в деревне Обузье. Стал приплывать к ней на свидание. Бывало приплывет, положит голову к ней на колени и спит счастливый. Только змей всегда ее предупреждал: "Подымится туча – обязательно разбуди".

Однажды девушка не заметила как набежала туча и грянул гром. Проснулся змей, крикнул: "Что ты наделала!" Кинулся в озеро и поплыл к своему берегу. Совсем мало осталось до спасительного камня, как блеснула молния. С третьей молнии убил его Перун.

На другой день нашли его люди и похоронили как человека. Через день змей оказался на поверхности. Так было три раза. На третий раз один старик сказал, что надо навозить песку в лапте на петухе. С того песка змей более не возникал – остался в земле. Так что Змея не приняла земля, что очень важно.

Было это давно, а в наше время возле того Змиевого камня люди собираются на праздники. Народные праздники по‑белорусски зовутся свята.

К этой легенде следует добавить, что портняжное дело было профессиональным для белорусских жрецов позднего времени, когда началась эпоха гонений. Оно позволяло кормиться, и при этом не требовало быть на виду, не требовало тяжелого оборудования, не создавало шума.

Обратим внимание и на антипатии Змея. Он не принимал ничего церковного, а ему самому угрожал Перун. Две эти детали стоят вместе в одном повествовании и, хотя кажутся бессвязными, образуют прозрачный намек: Если бы Змей церковь жаловал, то был бы как все люди «чист» и Перун бы его не бил! Получается, что Перун (Егорий) от церкви, или церковь от Перуна. В этом нет ничего удивительного, ибо и церковь и культ Перуна в простонародном представлении являли собой официальный культ – православие. Так или иначе, но живущий по своим правилам Змей погибает по воле официального божества.

10. Наконец, опишем сказку, которая может рассматриваться классическим примером змееборческого мифа. В нем герой не выезжает в степи для битвы со степняками, хан которых мог буквально пониматься русскими как змей. Мы сознательно уходим от этого простого объяснения, чтобы показать жизнь змееборческой идеи внутри самого славянского мира.

В пятой главе, в узле "Песни южных славян", будет показано, что в южнославянской мифологии сохранились глубокие представления о змеях – хозяевах колодцев, гор и земель. Змей понимался как первопредок рода, как родственник. Потому за него выдавали девушку.

Как это было буквально – мы не знаем, мы имеем только примеры таких мифологических свадеб. Болгарская колдунья Иванка, в одной из своих газетных интервью указывала, что болгарская девушка поет от радости, что змей – ее любовник, потому, что она язычница. А русская девушка страдает от любви змея потому, что она христианка.

Думается, что дело тут не только в христианстве. Еще в языческие времена на древнее верование в хранителей земли – змеев и вил, наложились иные верования. Это во‑первых, верования ведического характера в змееборца – Громовика. Во‑вторых, это верования и в другого змееборца – бога Солнца. Мой дед рассказывал, что в тридцатых годах, в Белоруссии, отдельные мужики считали своим долгом убивать гадюк и выкладывать их на большие камни среди высокой травы. Делалось это ранним утром перед восходом Солнца, потому, что Солнце не любит этих гадов, и ему угодно видеть их мертвыми.

Так что сказочный змей частенько оказывается злодеем не только потому, что в свое время утверждался таковой княжеский культ, но и потому, что в течение веков шла борьба между культами древних змеев и культом Громовика, Даждьбога, и даже Велеса! В сказках мы можем найти даже Велеса, борящегося со Змеем. По сказке Афанасьева "Звериное молоко" некий князь знал звериный язык и имел большую охоту – т. е. массу прирученных животных, бесконечно ему преданных. И была у него жена, которая прикидывалась больной, просила принести ей для исцеления звериного молока, а сама в это время изменяла ему со змеем.

Змей всячески советовал жене извести мужа. Однажды им удалось обманом запереть охоту за волшебными дверями. Князь, видя свой близкий конец, попросил дозволения у змея попеть песни. Змей согласился и заслушался. Тем временем охота проломала все двери, кинулась на змея и загрызла его. А без охоты князь со змеем совладать никак не мог и оружия никакого для этого не имел.

По‑видимому прообразом князя‑певца с охотой послужил Велес. Интересно, что рассказчик хотя и говорит, что был князь очень толковый, но после борьбы со змеем отстранился от людей и так со своей охотой жизнь и скоротал. Этот конец – сказочный аналог забвения божества. Русская сказка очень редко говорит о кончине героя, да еще о такой бледной.

Вернемся к обещанной сказке. Она называется "Кремешок – богатырь".

У стариков было двое сыновней и дочь. Старик послал сыновней за Черные леса распахивать новые земли, и когда они туда поехали, то проложили борозду, чтобы к ним пришла сестра и принесла еду. В Черном лесу жил Змей Горыныч. Он затоптал борозду братьев и проложил борозду к своему дому. Сестра пришла по борозде к дому Змея. Он взял ее в жены и не звал ее иначе, как жена.

По борозде пришли к Змею и братья. Змей их принял, накормил, хозяйство показал, а потом обругал за хилость, что они де его родством позорят, кинул их в яму и завалил камнем.

Старики переживали потерю детей. Бабка нашла продолговатый камень, похожий на ребенка и положила на печь. Через три дня камень обратился в мальчика и позвал бабку. Назвали мальчика Кремешком. Вырос он богатырем и сказал, что он появился на свет, чтобы с недругами сражаться. Нашел на дороге иголку. Объяснил, что она "в самом жарком огне закалена", и попросил отца, чтоб отдал кузнецу сковать из нее булаву. Отец дважды заказывал булаву из другого металла, но Кремешок дважды легко убеждался в подделке.

На третий раз сковали сорокапудовую булаву из иголки. Достоинство этой булавы как будто только в весе и прочности. Довольный своим оружием, Кремешок идет искать Змея. По дороге он попадает к Бабе‑Яге. Она говорит ему, что Змей много народу сгубил, и велит ему идти прямо, куда солнце катится, (т. е. путь прямо с юга Руси в Татры, к южным славянам).

Кремешок пришел к дому Змея, нашел у колодца свою сестру. Она представила его Змею. Змей накормил и напоил Кремешка. Потом они вышли на улицу меряться силами. Там они выдули себе круглые площадки, на которых должны стоять во время битвы. Площадки готовы. С очень высокой степенью этичности, по очереди, они наносили друг другу удары. В результате Кремешок победил Змея и забил его булавой под землю. Потом он отвалил от ямы камень, достал и оживил своих братьев. Они зажгли змеев дворец и вчетвером возвратились домой, где был устроен великий пир.

Разберем сказку. Кремешка нельзя совместить с известными нам богами. Он пришел на землю для выполнения конкретной задачи. В этом смысле можно вспомнить и Кришну, который был воплощением (аватарой) Вишну. Но Кришна наделал и много скверного. Кремешок более однозначен.

Иголка, что закалена в самом горячем огне, скорее всего есть небесная иголка Мокоши, в которую была вдета нить судьбы. Какое‑то полотно на небе так и осталось недошитым – иголка потерялась. И надо думать, это полотно судьбы сестры и братьев, которые незаконно выпали из жизни. По степени настойчивости, с которым Кремешок просит отца именно из нее сковать булаву, можно судить, что кремешок стремится получить некое оружие судьбы, чтобы владея им изменять судьбы богов и людей. Вспомним, что смерть другого божества – Кощея, тоже сопряжена с иглой.

Отметим характер боя героев. В этой сказке ими ничего не делается исподтишка, вроде того, что Змей подал за обедом отраву, или "исхитрился Иван и отрубил змею огненный палец". Нет! Кремешок демонстративно съедает все, что подает Змей. Трапеза оказывается элементом состязания. После этого бой происходит по строгому ритуалу, который абсолютно хорошо знают и Змей, и Кремешок. Такой бой возможен только между носителями одной культуры. Поэтому, хотя Змей и олицетворяет в сказке зло, он оказывается все же своим.

И еще, Кремешок вбивает Змея под землю, но целостность Змея при этом не нарушается, исключается как бы сама такая возможность. Змея бьют по голове, а он целиком уходит из надземного мира под землю и только думает, что "конец мне пришел". Удары по голове не лишают его ясной мысли. Конец Змею приходит не потому, что ему размозжили голову, а именно потому, что на земле "следа его не осталось". Это кое‑что говорит о природе Змея и характере битвы, которая лишь внешне носит характер силового поединка.

Змей, иначе говоря – злое, враждебное человеку начало оказывается плененным Землей. Эта сказка оказывается тем недостающим мифом, который рассказывает о том, как было побеждено зло, которое пришло в мир, разрушив Золотой век и первозданное дарна.

Таковы вариации змееборческого мифа. И если наша последняя догадка верна, то Кремешок – это ипостась Белбога‑Рода, а Змей – ипостась Чернобога. И тогда их борьба, которая при беглом взгляде выглядит как вариация грозового мифа, становится частью мифа творения.

 

 

Слово берегини Лядны

 

Текст этот был получен автором в Белоруссии, на оз. Лядно, в августе 1998 года. Текст появился сразу как цельное знание после недолгого забвения, во время плавания по ночному озеру на лодке. Записан он был в ту же ночь. Текст носит характер не оконченного повествования. Через некоторое время выяснилось, что в нем оказались синтезированы легенды известные из Ригведы, легенды Белоруссии, легенды севера славянского мира о сотворении мира и южные представления о вилах. Ни одна из сцен приведенной мифологемы не является случайным плодом фантазии.

Независимо от того, было ли это Слово – откровением богини озера или просто творческое озарение автора, текст можно рассматривать как возможный образец нашей утраченной мифологии, которую мы приводим здесь в заключении главы о наших богах.