Т. е. в среду сразу же после полуденного намаза2. 1 страница

Такое приглашение было разослано многим достопочтенным и авторитетным в округе людям. И вот к назначенному времени к дому Шахмухаммед-бая3 стали подъезжать на тарантасах участники торжества: Альмухаммед-хазрат4, Ахматша-хазрат, Валиулла-хазрат, Заки-хазрат, муэдзин5 Джамал, кари6 Хаким, Мардан-суфи… "Поздравляем, поздравляем! Да будет благословен этот день!" - громко приветствовали хозяина гости. Впрочем, тарантасы и двуколки продолжали прибывать, заполнив вскоре уличное пространство перед домом. Там же толпилось множество зевак.

В доме все было готово к началу церемонии, ждали только Шахимардана и Гали-бая. Наконец появились и они и, поздравив хозяина с радостным событием, степенно проследовали во внутренние покои. Замыкал шествие сам Ишмукаев.

Почти в каждой комнате трехэтажного каменного особняка стояли празднично накрытые столы. Шахмухаммед с гордостью оглядел большой зал, где два длинных стола были предназначены для хазратов, а другие два — для сватов. Он проверил и все остальные помещения — гостиную, нижнюю часть дома, чердак. По-видимому, нужные люди уже собрались, и церемонию можно было начинать. "Ну что ж, досточтимые хазраты, все готово, пожалуйста", — сказал Шахмухаммед. Приходской мулла Ахметшах прочистил горло и для верности осведомился у свата Фахри, можно ли приступать к чтению положенной молитвы. "Конечно, хазрат, начинайте. Сегодня узами никаха сочетаются дочь уважаемого Шахмухаммеда Айсылу и мой сын Бикбау". При этих словах все присутствующие слегка улыбнулись. "В приданое даю десять тысяч!" — добавил Шахмухаммед. И тут Ахметшах-хазрат, даже не спрашивая, есть ли свидетели, и позабыв о том, что должен еще услышать слова согласия от невесты и жениха, бросил искоса взгляд на ишана7 Шахимардана и потупил голову. "Нет уж, мулла Ахметшах, читайте молитву сами", — громко сказал ишан. Ахметшах-хазрат снова прокашлялся и, наконец, начал: "Альхамду лиллях8…". Все прошло гладко, если не считать, что он забыл произнести часть аята9, а именно: "А если вы боитесь, что не будете справедливы…"; но зато другую часть: "женитесь на двух, и трех, и четырех" — прочитал с большим чувством, тщательно растягивая гласные.

Сват Фахри и Шахмухаммед, шелестя банкнотами, обошли столы, за которыми сидели хазраты. За такие подаяния краснеть не приходилось: хазратам досталось по пятьдесят (!), муэдзинам и кари — по двадцать пять рублей.

Мелодичный перезвон тарелок и ложек заполнил весь дом. Стали разносить блюда — одно за другим, в определенной очередности. При появлении на столах каждого последующего кушанья ишан Шахимардан и хазраты нахваливали хлебосольного хозяина. Шахмухаммеду и свату Фахри было очень приятно слышать одобрительные слова. Ведь их произносили не кто-нибудь, а хазраты, которые, конечно же, знают все на свете и все могут оценить по достоинству!

Праздничный обед удался на славу. Столы ломились как от яств домашнего приготовления, так и от кушаний, специально для "свадьбы" закупленных в кондитерских лавках. Одно блюдо сменяло другое, а в конце гостям подали шербет. Гости, улыбчиво переглядываясь, полезли в карманы. Зазвенели монеты, зашуршали ассигнации. Деньги складывались на тарелки, которые затем унесли в женскую половину дома. Была прочитана заключительная напутственная молитва, и хазраты вновь потрафили тщеславию хозяина льстивыми речами.

Расходились гости весело, смеясь, разговаривали друг с другом, желали «молодым» крепкой любви на многие годы. Хазраты о любви не говорили. Они с явным удовольствием придерживали свои карманы, наполненные банкнотами, и приговаривали: "Вот это хозяин так хозяин, настоящий благодетель, щедрой души человек!".

Уже во дворе, пока гости не успели разъехаться, Шахмухаммед спешно раздавал деньги и подарки кучерам; каждому досталось по три целковых, по булке и платку. Покончив с этим, он подошел к гостям с высоко поднятой головой, распираемый гордостью. Конечно, его щедрость и на этот раз не осталась без внимания. Ишан поспешил выразить свое почтение в несколько выспренней форме: "Твое рвение и добродетель достойны милости Всевышнего, Шахмухаммед!".

Тот, хотя и не понял до конца смысла сказанного, тем не менее, принял серьезный вид и произнес: "Да, конечно, хазрат, пусть так и будет".

Гости разъезжались, обменивались впечатлениями: "Вот оно как, богатство-то… Это надо же — столько денег вбухать в кукольную свадьбу! Подумать только: сорок тысяч рублей, люди и на настоящую свадьбу не тратят столько. Да, хорошо быть богатым!".

Читателю, наверное, трудно поверить, что на кукольные игры расходовались такие громадные суммы, но именно так все и было! И наверняка вы спросите с недоумением: а зачем, во имя чего это делалось? Кому была польза от этого? Да никому. Ответ на подобный вопрос может быть один: справили кукольную свадьбу и потратили на нее сорок тысяч целковых. Вот и весь сказ! Единственным побудительным мотивом для таких пирушек было непомерное тщеславие.

Шахмухаммед и "сват" Фахри еще некоторое время пользовались популярностью у населения. Но вскоре их капризы стали предметом уже не восхищения, а порицания. Странно, не правда ли? И все это не плод воображения писателя, а наша не столь уж и давняя действительность. Нужно принять во внимание то обстоятельство, что прошлое иногда кажется нам странным и удивительным, но это с точки зрения нас, людей ХХ века. Вообще не стоит удивляться, если порой то, что совершалось столетие назад, нынче подвергается осмеянию. Так было и в девятнадцатом веке по отношению к восемнадцатому, так будет и в веке двадцать первом, и наши потомки посмеются над тем, что происходит сегодня. Лично я в этом не сомневаюсь.

…Как бы то ни было, но кукольная свадьба стала достоянием прошлого, а вскоре, так и не сумев найти достойное применение своим деньгам, умерли сначала Шахмухаммед-бай, а затем и "сват" Фахри. И опять вопрос: неужели они были до такой степени невежественны, что не могли дать отчета в своих действиях? Неужто они не задумывались над смыслом и последствиями своих поступков? Я мог бы сказать так: для булгар вообще свойственно не очень-то ломать голову в поисках ответа на вопросы "почему?" и "зачем?". Это — "старая добрая" традиция. Если бы не она, возможно, сейчас перед нами не стояло бы так много трудноразрешимых проблем. И все же давайте вспомним старую поговорку: "кто прошлое помянет…" — и примемся, наконец, за настоящее дело. В XIX веке на кукольные свадьбы тратили по сорок тысяч, а расходы на настоящие, говорят, доходили и до восьмидесяти тысяч рублей. А сейчас таких денег нет даже для открытия новых школ. Между тем просвещение является в наше время самой важной областью, самой надежной опорой нации.

…Год шел за годом, менялись люди, уменьшились в размерах байские шапки с бобровой оторочкой, а белые калфаки10 их жен стали заметно короче. Однако, несмотря на это расходы не увеличивались, а за капризами моды просто невозможно было угнаться. Читатель спросит: "А что же делали в то время наши ученые мужи-улемы? Разве не говорили они в своих проповедях о никчемности и вреде того, что творилось? Разве не предупреждали они о будущей катастрофе, если не пресечь безобразия на корню?" Я уже говорил, что и Фахри, и Шахмухаммеду, и многим подобным им пели дифирамбы. Но это — дело прошлое. Как говорится, прошло — быльем поросло. Вскоре улемов увлекло другое занятие. Они начали рьяно рассуждать на тему: "обязательно ли чтение ночной молитвы на территории Булгарского Юрта11?" Достаточен ли временной промежуток между ночным и утренним намазом? Все булгарские улемы подключились к обсуждению сего "спорного" вопроса. Практически ни один званый обед, как и ни одно другое собрание не обходились без рассмотрения этой проблемы. Размах дискуссии приобрел немыслимые масштабы. Сторонники разных взглядов озадачивали соперников все новыми и новыми аргументами.

В конце концов, все это стало напоминать сельские сходы, а разноголосица и страстность спорящих доводила многих до полного одурения. Было и так, что какой-нибудь мулла сегодня придерживался одного мнения, а на следующий день уже отстаивал совершенно противоположную точку зрения. Впрочем, это явление имело под собой известное основание: нанюхавшись табаку, диспутант оказывался в лагере противников ночного намаза, а на следующий день, одурманенный опием, неожиданно для себя вставал на его защиту. Да, Шахмухаммеда и Фахри уже не было, однако оставались люди, практически ничем от них не отличавшиеся. К примеру, они ощущали особый прилив веселого настроения по поводу очередной кукольной свадьбы. Расходы, конечно же, не те, но все равно ужасно интересно и забавно. Эти любители "жареного" просто соревновались между собой в организации званых обедов, во время которых испытывали такое же удовольствие от вида отчаянно спорящих мулл, как если бы они лицезрели танцующих рабынь при дворе средневекового падишаха. Все это приобрело огромный размах, а расходы, возможно, даже превысили те суммы, что пошли на устройство кукольных свадеб. Среди улемов возник настоящий раскол, глубокий конфликт. Враждующие стороны издавали брошюры, в которых не только указывали на ошибочность суждений идейного конкурента, но даже доходили до прямых обвинений в вероотступничестве. Излишне спрашивать, какую пользу принесли все эти словопрения обществу. Я уже писал, что в такого рода конфликтах у нас не принято думать об общественном и национальном благе, да и вообще о какой бы то ни было пользе. Главное — спор, остальное неважно!

Тогда же стали строиться мечети, открываться медресе, начался процесс приобщения детей к грамоте. Однако зададимся вопросом: для чего открылись мектебы и медресе, оправдывали ли они свое предназначение? Содержательной части образования внимание не уделялось, большую часть времени шакирды проводили за изучением предметов, которые никак не пригодились бы им в будущем. Равным образом, в медресе не придавалось значения воспитанию высокой нравственности, обучению этикету и хорошим манерам, то есть качествам, совершенно необходимым для благополучия нации. И совершенно естественно, что выпускники подобных заведений не годились не только на роль вождей, они вообще никуда не годились. Впрочем, они и не сознавали этих недостатков, а потому без всяких колебаний сами становились преподавателями и, конечно же, не могли дать новому поколению образцов, достаточных для подражания. Именно из-за таких горе-учителей множество наших соотечественников оказались лишены нормального человеческого воспитания. Отравленная ядом таких, с позволения сказать, наставников, немалая часть представителей нашей нации в результате имела обо всем ложное представление. Их обуревали самые причудливые мысли относительно этого мира и мира потустороннего, не покидавшие бедняг до самой смерти.

Во все времена важнее всего было и остается говорить правду, какой бы горькой она ни была. Этот принцип, конечно, применим и к нашим муллам. Ведь 95 из ста относились именно к таким, о которых я говорил выше. Несомненно, была и небольшая доля тех, чьи представления о жизни вполне отвечали духу времени. Однако они не сумели широко распространить свои идеи, видимо, в силу малочисленности, а возможно, просто боялись высказать их вслух.

Между тем ремесла в этот период развивались довольно неплохо, несмотря на противодействие улемов, постоянно твердивших, что «…лишь Бог дает пропитание, что нужно постоянно давать подаяние, и что все разговоры о заработке на хлеб насущный означают неверие». При этом они ссылались на Коран, не понимая его сущности, то есть снова морочили людям головы. Однако традиции торговли, коммерции, столь укоренившиеся в народе, не могли исчезнуть так просто. Вот почему булгарские купцы вели оживленную торговлю по всей Азии. Признаем все же, что торговля эта велась хаотично и практическая польза ее вряд ли сознавалась. Скорее всего, успехи в торговле достигались за счет того, что торговать с азиатами больше было некому, но и в этом случае из-за давления русских чиновников, лишь некоторые могли по-настоящему, полноценно заниматься коммерцией.

Степень развития промышленности также можно было считать весьма высокой. Булгары построили немало заводов и фабрик. И функционировали они не хуже русских предприятий. Равным образом земледелие и животноводство вполне соответствовали требованиям времени. Скажем так: хотя в этих областях и не было особо крупных достижений, от русских мы не отставали.

Тем временем в российской жизни произошли значительные перемены. У русских открылись школы, учебный процесс в которых базировался на новых принципах. Вскоре появились и школы для всех сословий и классов. Это дало русской нации новый духовный импульс, столь сильный, что принадлежность к ней сама по себе стала поводом для гордости. В результате во всех областях русской жизни стали активно проявлять себя личности с новаторским складом ума, а так как они знали толк и в торговле, и в других отраслях, булгары уже не могли конкурировать с ними на равных и понесли значительный ущерб. Почему? Да потому, что мусульмане так и не сумели по-настоящему оценить предназначение, истинный смысл того, что делают. Медресе же оставались теми же, что и раньше. То же касалось и идейной эволюции. Мы вовсе не торопились менять свои представления о мире, в котором живем.

 

 

Так в книге зовут вымышленного персонажа (прим. ред.).

Намаз — перс., молитва.

Бай — булг., богатый человек, богач.

Хазрат — араб., светлейший господин. У булгар это слово обычно использовалось при обращении к муллам, либо при упоминании о них в третьем лице.

Муэдзин — араб., служитель мечети, призывающий мусульман к свершению молитвы.

Кари — араб., чтец Корана.

Ишан — араб., наставник суфийского братства, крупный религиозный авторитет, известный своим благочестием. Некоторые ишаны злоупотребляли своим положением, и критический запал Г. Исхаки в последующем направлен против них.

Альхамду лиллях — араб., Слава Богу!

Аят — араб., логически завершенная часть главы (суры) Корана; букв. — чудо, знамение. Здесь цитируется сура «Ниса» («Женщины»).

Калфак – булг., традиционный женский головной убор, по внешнему виду которого судили о социальном статусе и богатстве владелицы.

Булгарский Юрт — булг., одно из исторических названий Булгарского государства; здесь — собирательное название мест традиционного проживания булгар.

 

 

Мы не последовали за русскими в том действительно хорошем, чего они добились. Напротив, стремясь сохранить обычаи предков, мы все более отставали. Улемы, увидев, как некоторые из нас, подражая русским, овладевают нужными нам науками, заголосили о том, что "…это явно говорит о близости конца света". При этом они апеллировали к религии, а потому и большинство народа решило, что образование в школах, учрежденных государством, является богопротивным делом.

Но вот стали появляться и школы для булгар, обучение в которых велось на русском языке. Снова началось брожение умов. Нововведение стало дежурной темой для дискуссий и жарких споров. И на этот раз, как всегда, не обошлось без религии. Перед улемами возник вопрос: как рассматривать обучение на русском языке с теологической точки зрения? Является ли оно запретным, достойным порицания или все же допустимым? И вновь все это напомнило кукольные свадьбы прошлого. Не обременяя себя знанием того, чему учат в новых школах, некоторые однозначно заклеймили их словом "харам" (запретный); доходило даже до обвинения учащихся этих школ в безбожии (впрочем, среди улемов были и такие, кто одобрял обучение на русском, более того, утверждал, что оно обязательно). Естественно, в народной среде царила полная сумятица. Распространялись ложные слухи. Самые незначительные из них, переходя от одного населенного пункта к другому, приобретали зловещий смысл: "Всех обяжут учить русский язык, медресе закроют, двери мечетей заколотят, детей силой возьмут у родителей и будут обучать по-русски!!! А вы слышали, в городе N сын мусульманина учится в русской школе![…]А к одному мулле пришел некий русский и стал говорить, что нет никакой разницы между вашей религией и нашей! Боже, какой ужас! Тут еще одна соседка побывала в гостях и там услышала, что всех детей поголовно увезли невесть куда! Вот и Галяви-ишан говорит, что это добром не закончится…". Горесть и печаль завладели душами людей… По городам народ переставал торговать и вообще заниматься делом. В то же время сельские жители были в ожидании новостей из города. А новости-то день ото дня страшнее! Вот солдат вернулся со службы, а местный помещик показал ему книгу, в которой написано, что рано или поздно все народы будут одной веры! Конец света на пороге!

В городах мечети стали местом многочисленных собраний, а в деревнях устраивались сходы. Все требовали одного: направить послания самому царю, а в них прописать, что мы никогда не откажемся от нашей религии, хоть режьте! Слова "приговор"12, "депутат", "Петербург" стали наиболее популярными. А тут посыпались и сами прошения, адресованные в разные инстанции — от волостного суда до Сената. Рефреном в них звучало: "Убивайте, режьте, а от веры нашей не отречемся!". Правительство пребывало в полном недоумении. Тут же во все места отправлены были представители власти с целью разъяснить народу, что не может быть и речи о каком-либо посягательстве на права мусульман. Однако это никого не успокоило. Последовало новое требование — не допускать обучения на русском языке. Центр завалили прошениями, депутатов слезно умоляли помочь… Правительство поспешило заверить, что на русском будут учиться лишь желающие и никакого принуждения оно не допустит. Ну а русский язык нужен для пользы самих мусульман, так как они живут в тесном соседстве с русскими. У людей немного отлегло от сердца. Впрочем, вскоре распространились другие слухи, да какие жуткие!

Оказывается, жители одной из деревень составили приговор о строительстве церкви! В другом селе появился русский учитель, а еще в одном уже построено здание училища! По деревням пошел плач: стенания и вздохи раздавались отовсюду. Слухи дошли даже до стариков и старух, мирно дремавших на печах, и повергли их в ужасное волнение. Уезжать, немедленно все бросить и уезжать из страны! Жить здесь дальше невозможно. Убейте, но мы не отступимся от веры нашей! И снова приговоры, и снова прошения… Началась настоящая паника. Люди, совершенно потеряв голову, стали продавать вещи и готовиться к отъезду. Тут же нашлись советчики, поучающие, как это лучше сделать. Появились планы, маршруты. Некий аноним от имени какого-то Габдуллы из Медины13 распространял письма, где убеждал, что отъезд из России в данных обстоятельствах просто обязателен. Еще один доброхот пустил слух о легкой жизни в Стамбуле, будто бы по распоряжению султана эмигрантам будут раздавать едва ли не все, что они пожелают. Дальше — больше. Какой-то умалишенный увидел вещий сон. А вот еще, оказывается, старушка перед смертью слабеющей рукой указала сыну направление на юго-запад, т. е. на кыблу14!

Все эти слухи расценивались не иначе как прямые доказательства того, что остался лишь один путь – покинуть родную землю. Слова некоторых улемов о том, что учащимся в русских школах ничто не грозит и вообще религии не будет нанесено никакого урона, трактовались как явное затмение разума.

В конце концов, исход начался. Многие, продав скотину и раздав домашнюю утварь, двинулись в далекий путь. В аулах там и сям можно было стать свидетелем душераздирающих сцен прощания с пока остающимися на месте родственниками. Одни уезжали, покидая родителей, другие, наоборот, разлучались с детьми. Ежедневные картины прощания, сопровождавшиеся плачем и воплями, полное печали пение, громогласный такбир15 в мечетях — все это воспринималось чуть ли не как светопреставление. Читатель спросит: "Во имя чего люди, презрев все трудности и лишения, покинули родные места?". Так вот, многие из переселенцев были даже рады переносить все тяготы долгого путешествия. Их согревала мысль о том, что они пренебрегают собственным благополучием ради веры.

Правительство не препятствовало. Где это было возможно, его посланники пытались вести контр агитацию. Но волнение лишь нарастало, распространялись самые неправдоподобные слухи, число отъезжающих росло с каждым днем. К переселению стали готовиться даже люди, до последнего не решавшиеся на отъезд. Они с нетерпением ждали вестей от тех, кто покинул край отцов. Все надеялись, что эти вести будут хорошими, радостными. Ведь иначе и быть не могло! Из тех святых мест, куда направились переселенцы, и известия должны были приходить только добрые…

Однако на деле все оказалось далеко не таким безоблачным. Во-первых, некоторые переселенцы задержались в дороге — кто в Дербенте, кто в Батуми, кто в Севастополе и Одессе, многие в Баку. Безденежье не позволило им двигаться дальше. Они оказались в отчаянном положении: ведь и на обратный путь денег не было. Смятение овладело душами этих людей: что делать, куда идти? Если даже попробовать каким-нибудь образом вернуться, в родных местах все равно уже нет ни кола, ни двора. Скот и все имущество продано или роздано.

В такую ситуацию попали те, кто вынужден был остановиться на полдороги… А как обстояли дела у переселенцев, достигших вожделенной Турции? В Стамбуле их для начала поместили в карантин. Всеобщее возмущение было велико. По какому праву страдальцев за веру подвергают такому испытанию? Посыпались требования: долой карантин! Предоставьте нам участки земли и тягловых животных! Говорят, что некоторые даже просили дать им в пользование фруктовые сады.

Через месяц время карантина истекло. Но теперь у мухаджиров16 и денег не осталось. Где же обещанная земля, скот, сады? Ведь в бумаге ясно было написано: "Тем, кто захочет стать чиновником и с этой целью поступит учиться, будет выдаваться жалование". Выходит, все это ложь? А тут еще и турки пристали с вопросом: мол, зачем вы сюда приехали? А получив ответ: "Во имя сохранения веры, потому что нас стали обучать русскому языку и другим, совершенно ненужным нам вещам!" — только посмеивались. Да еще и приговаривали: "Вы сюда не ради религии, а по своему невежеству приехали…". Некоторые же прямо советовали: "Если хотите нам помочь, то работайте! Землю мы вам дадим в вилаете Кютахья.17 Садов для вас специально не разбивали, уж извините. А самое лучшее — возвращайтесь-ка на родину, в Россию, зарабатывайте своим трудом, и никто не будет задевать ваши религиозные интересы. Какой вред вы видите в изучении русского языка? Если бы вы жаловались на отсутствие обучения, мы бы вас пожалели, посочувствовали. Ведь на самом деле, избегая учения, вы отказываетесь от выполнения обязательного в Исламе требования. А еще объявляете себя переселенцами во имя Бога. То, что вы делаете — большая глупость!"

Возможно, если бы такие советы были даны мухаджирам еще в России, они возымели бы действие. Впрочем, там были люди, уговаривавшие паникеров не уезжать, однако таковых обвиняли в ренегатстве. А на самом деле ренегатами, вероотступниками были как раз те, кто подвигнул массу людей к исходу! В конце концов, все поняли, что нужно было жить в родном краю, а не отправляться невесть куда, да, к сожалению, поняли поздно. Те, кто побогаче, все же сумели вернуться. А вот бедняки так и остались там, на чужбине, прозябая в нищете, с тоской по родине и близким.

Особенно несладко пришлось тем, кто при подготовке к отъезду распродал все имущество. Начинать жизнь сначала — вот чем им пришлось заняться. Счастье, что они не успели уехать в Турцию, а поэтому, в конце концов, выдержали все тяготы, да и годы тогда выдались урожайными. Однако у каждого из них в душе осталась рана, кровоточившая еще долгие годы.

Жизнь продолжалась, дни шли бесконечной чередой. Ни изменений, ни нововведений не наблюдалось. Хотя в Казани работали типографии, в которых можно было печатать самые разнообразные книги на любом языке, помимо религиозных трактатов издавались лишь совершенно бесполезные книжки, такие как "Сайф-аль-мулюк"18 или "Кыйсса-и-Юсуф"19. А вот совершенно необходимые для нормального развития научные труды, художественные произведения, театральные пьесы практически не появлялись. Обыватели, впрочем, были довольны: "Слава Всевышнему, спокойно живем". Но долго так продолжаться не могло. Как молния разнеслась весть о новом методе обучения. Люди даже не поняли, о чем речь, то ли "усул-и-изит", то ли, "усул-и-язид"20! Пошли разговоры, что старые учебные трактаты выводят из практики и вместо них обучают по новым, написанным современными авторами. Но ведь это скандал! Спаси нас, Всевышний, от новаторских бед! К тому же эти новоявленные авторы вышли из нашей же среды. Форменное безобразие, позор! Они во всеуслышание дискредитируют старый надежный метод обучения, отказались от "абджада"21 и не учат детей по слогам. А какой же это порядок, если в мектебах и медресе не будет слышно милого воркования малых ребятишек — "тый, сын, тэ, тый, сын, тэ…"22. Неужели конец света так близок? Ведь каждый день появляется какая-то новая ересь! Кто бы мог подумать? Самое время призвать на помощь шейхов и ишанов…

Само собой, и улемы начали конфликтовать между собой. Консерваторы в пух и прах раскритиковали новый метод. Ведь если вести обучение согласно ему, то все научатся читать, а это сущая катастрофа! Все начнут читать, а значит, будут самостоятельно узнавать все, что необходимо. Не останется нужды в визитах к мулле. Ведь до сих пор на меджлисах23, если кто-то пытался высказать свое мнение, его тут же одергивал мулла: "Эй ты, невежда! Слушай, что написано в книгах, и не неси всякую чепуху!". Все тут же умолкали. А теперь…что будет теперь? Никакого уважения к улемам не останется, ведь все будут читать, овладевать знаниями, которые считались исключительной монополией улемов. А что это, как не знамение конца света?

Вообще, новый метод обучения произвел на общество действие, которое оказалось гораздо сильнее всего, что было раньше. А все дело в том, что новаторы появились среди наших соплеменников. Поэтому и число их сторонников было не меньшим, чем количество противников. Вскоре в городах стали открываться джадидские школы. Улемы горячо обсуждали это явление. В языке обывателей тема нового метода заняла место обычных разговоров о цене на рожь и шкуры. Четвертая "кукольная свадьба" по своему масштабу не уступала прежним. Инфантильные баи приняли в ней живейшее участие. Появилось много новых суждений, каждый пытался высказаться оригинальнее других. К несчастью, и газеты не остались равнодушными к предмету. Обыватели немедленно заинтересовались периодической печатью: "Ну и что пишут в газетах? Небось, хвалят сторонников джадидистов?" В результате все больше углублялся конфликт между улемами. Повсеместно слышалось: "Ах, проклятый гяур! Джадидский метод — это запретный метод! Не верьте газетчикам, что они могут знать! Недавно некий ишан говорил с таким новометодником на пароходе, так знаете, что тот сказал? Вы не поверите: он утверждал, что земля круглая!".

 

 

Приговор — решение сельского схода в дореволюционной России.

Медина — один из двух священных для мусульман городов на Аравийском полуострове, в котором похоронен пророк Мухаммед (ок. 570 — 632).

Кыбла — араб., направление на священную для мусульман мечеть Каабу (т. е. Куб) в Мекке. В этом городе Мухаммед родился и впоследствии начал проповедовать Слово Божье. Паломничество в Мекку — хадж — считается одним из пяти столпов веры в исламе, наряду со свидетельствованием единобожия, пятикратным в день намазом, соблюдением поста в месяц рамазан и раздачей милостыни — закята нуждающимся.

Такбир — араб., произнесение слов "Аллах Акбар" ("Бог Превелик!").

Мухаджир — араб., эмигрант, переселенец.

Кютахья - один из крупных городов восточной части Анатолии (центральной части Османской империи), главный населенный пункт одноименного вилаета (провинции).

"Сайф-аль-мулюк" (араб., Меч королей) - произведение Маджлиси (конец XV-начало XVI вв.), очень популярное у булгар.

"Кыйсса-и-Юсуф" (араб.-перс., "Сказание о Йосифе") - поэма великого булгарского поэта XIII столетия Кул Гали. Строки Исхаки о бесполезности таких книг как "Кыйсса-и-Юсуф" и некоторых других, свидетельствуют о юношеском нигилизме автора. Как известно, таких же взглядов на творчество средневековых булгарских и вообще, мусульманских авторов придерживался Габдулла Тукай и некоторые другие молодые булгарские писатели и поэты начала ХХ века. Эти взгляды были отражением переломного момента в развитии булгарской литературы, стремления молодого поколения отринуть старые литературные образцы и противопоставить им новые приемы и методы творчества.

Усул-и-язид (араб.-перс.,.буквально - "метод йезидов", т. е. сектантского учения, распространенного, в основном, среди курдов. Имеется ввиду "Усул-и-джадид" (араб,-перс., буквально - "новый метод"). Первоначально этот термин означал лишь прогрессивный метод звукового обучения грамоте в противовес старому буквослагательному. В дальнейшем это сочетание стало восприниматься как обозначение реформаторского направления (главным образом, в деле образования и просвещения).

Абджад (абджад хисабы) - араб.-булг., система счета, в рамках которой каждой букве арабского алфавита присваивается определенная цифра, а сами буквы сгруппированы в семь сочетаний.