Т. е. в среду сразу же после полуденного намаза2. 2 страница

Тый, сын, тэ — названия букв арабского алфавита.

Меджлис — араб., «собрание» в широком смысле слова.

 

Не успевала выйти одна книга, как тут же печаталась другая, опровергавшая предшествующую. Множество авторов, не имея понятия ни о новом методе, ни о религии, выпустили массу брошюр, рассматривавших тему с религиозной точки зрения. В природе существует закон: если возникает что-то новое, его рост и распространение неизбежны. Может быть, в силу именно этого закона новый метод прогрессировал день ото дня. Наблюдая за этим, можно было надеяться, что со временем новая система обучения распространится повсеместно, и булгарская нация, по крайней мере, в этой сфере станет достойной новой эпохи. Однако, к нашему несчастью, в среде новаторов вызрела бацилла конфликта. Личные амбиции стали превалировать над национальными интересами. Возникло несколько течений. Их представители, каждый по своему разумению или, лучше сказать, неразумению, стали выпускать учебники, по которым преподавали в одних или нескольких мектебах. Так как большинство этих учебников не соответствовало принципам научного подхода к образованию, дискредитация нового метода была неизбежной. Джадидские школы открылись в Казани, Оренбурге, Троицке, Уфе, Чистополе, Каргалах, Семипалатинске и Астрахани, во многих аулах. Несмотря на то, что принципы обучения не были унифицированы и во многом не отвечали требованиям научности, сомнений в пользе и нужности нового метода по сравнению со старым, применявшимися чуть ли не со времен Ноевых, не возникало. Стала ощущаться острая потребность в учителях. Слова "образование", "просвещение" были у всех на устах. Наиболее дальновидные заговорили о насущной необходимости открытия учительских институтов и окончательного упразднения "старометодных" медресе.

Такие слова, как "человечность", "энтузиазм", "патриотизм", стали боле употребительны в разговорах. В каждом номере газеты "Тарджеман"24 печатались статьи, в которых содержался призыв к поиску способов и методов для подъема просвещения и ускорения национального прогресса. Авторы статей подчеркивали, что нация, лишенная просвещения, подобна человеку без души. В связи с острой нуждой в преподавателях немало людей решило посвятить свою жизнь педагогическому поприщу, хотя большинство едва ли понимало сущность нового метода. Естественно, что и богатые мусульмане приняли живое участие в процессе. Впрочем, очень многие из них действовали по образцу кукольных свадеб и при удобном случае старались известить окружающих о собственных заслугах. К примеру, один из таких скромно заверял других: "Не хочу хвалиться, но я послал в аул Ирсай учителя. Потом заехал в аул Бурнай и пожурил местного муллу. Я прямо сказал ему, что он учит по-старому, и поэтому дети ничего не знают. И он ничего не смог возразить!". После таких "авторитетных" заявлений утверждения о том, что самое главное — это обучить детей таджвиду25 или же привить им глубокое почтение к сильным мирам сего, воспринимались как верх банальности.

Отдельные люди, не лишенные сообразительности, проповедовали мысль об учебе во что бы то ни стало, о необходимости образования вообще, неважно, на каком языке. "Своих порядочных школ у нас нет, так давайте отдадим детей в русские школы. Не надо их избегать! — говорили они. — Если хотим спасти нацию от исчезновения, обучение на русском языке нужно сделать обязательным. Мы не должны погрязнуть в собственных интересах, поскольку речь идет о том, что нация безнадежно отстает от других народов. Так давайте бросим все силы и догоним эти народы, будем равными среди равных! Ведь ни речи Ихсан-бая, ни слова муллы Гали не двинут нацию вперед. Слова — это лишь слова, а нужно заниматься конкретным делом. Вроде бы все понимают, что национальный прогресс нужен нам как воздух, что нельзя прожить без культуры и образования. Все разговоры только об этом. Но не стали ли эти разговоры просто очередной модой? По крайней мере, для некоторых это действительно лишь модное поветрие. Мы обращаемся к людям, понимающим суть проблемы, с призывом начать, наконец, работать во имя нации. Трудитесь сколько можете, по мере сил! Какая польза от пустых бесед за чаем с вареньем? Если мы всерьез обеспокоены отсталостью, давайте засучим рукава и за работу! Ну а если не понимаем всей трагичности положения и намерены жить как прежде, гибель нации неизбежна…

…Для укрепления национального духа нужны школы, училища, театры, книги о нашей жизни, написанные на родном языке. Но ведь у нас ничего этого нет! Разве у нации может быть блестящее будущее без всего этого? Итак, или беремся за работу или пропадаем! Люди дальновидные, умные, к вам наш призыв! Сначала встанем на путь самоусовершенствования, затем определим проблемы, мешающие национальному развитию, и с полной отдачей сил и энергии подвигнем себя на службу народу! И пусть не будет в этом тщеславия, а лишь стремление к благу нации. Не дадим себе погрязнуть в ворохе бесполезных рутинных дел, возьмемся за решение самых основных задач, стоящих перед нацией. Мы не раз говорили: давайте учиться и учить. И снова повторяем: сейчас нам уже не хватает знаний, полученных в мектебах и медресе. Так давайте же учиться и преподавать также и в русских школах. Не надо поддаваться ложным мыслям, пустым сомнениям, разорвем, наконец, порочный круг невежества, которым мы окружили наших детей! Вы говорите, что обучение в русских школах испоганит чистую душу молодых людей. Полноте, и не стыдно вам? И не приводите в пример мурз26, которые учились только на русском языке. Они не думали о нации, их умы не были отягощены национальным самосознанием. Разве освобождение разума от ложных мыслей, искаженных представлений, может быть названо пачкотней души? Напротив, это очищение!"

К сожалению, мало кто прислушивался к таким призывам.

В медресе среди мударрисов27 оживленно обсуждались вопросы поведения, учебной дисциплины и расписания уроков. Многие понимали, сколь это важно, чтобы уроки велись по строгому расписанию, и вроде готовы были перейти к такой системе. Однако, чуть поразмыслив, поняли, что она не несет им никакой выгоды. Ведь в таком случае каждый мударрис должен будет преподавать только свой предмет. И прежние времена, когда преподаватель с большой чалмой на голове, держа в руках толстый фолиант, с важным видом шествовал на урок, канут в Лету. Поэтому они, не отрицая необходимости реформы вообще, вовсе не торопились применять ее к себе. "Послушайте, мулла Салих, — говорили они друг другу, — по-моему, такой порядок неприемлем, как вы думаете? А вы, Шамсетдин-ага28? Что ж, если вы считаете это нужным, согласен, но не приведет ли это шакирдов к непослушанию?". Они, считавшие себя достойными самого глубокого почитания, не могли примириться с мыслью о том, чтобы добровольно превратиться в обычных учителей. Много разглагольствуя о служении народу, в глубине души они желали лишь сохранения личного авторитета.

Время шло, и в привычной жизни медресе все же наметились достаточно серьезные изменения. Несмотря на то, что сама система обучения и воспитания сохраняла в себе некоторые недостатки, по крайней мере, положение шакирдов улучшалось. Содержание учебного заведения в чистоте стало восприниматься как "нововведение, достойное одобрения". Хотя не все еще могли серьезно поверить в существование воздуха как физического понятия и, тем более, в то, что он может быть душным, никто уже не отрицал необходимости "свежего воздуха" для шакирдов на занятиях. В некоторых медресе был реформирован порядок ведения уроков: старая система уступила место новой. Однако возникло непредвиденное затруднение: если старый метод не отвечал одному принципу научного подхода, то оказалось, что новый не соответствовал другому. Вообще, называть такие заведения медресе или мектебами было бы явным преувеличением, скорее им подходило название "дом отчаяния и беспомощности". Почему? Да потому что шакирды, учащиеся таких заведений, в народе считаются несчастными жертвами. Однако как бы то ни было, именно в среде шакирдов стали возникать новые течения мысли, свежие идеи. Например, для многих стало совершенно ясно, что знание русского языка нужно не только для того, чтобы переброситься парой фраз с русскими девушками на палубе парохода, идущего по Волге.

Чтение газет, новых книг, исторических трудов и романов на турецком языке давно перестало быть редкостью для учащихся медресе. Шакирды осознали себя личностями, обладающими волей и решимостью, которые позволяли им смело действовать на любом поприще. С другой стороны, все еще не потерявшие своего значения такие средневековые понятия, как благословение и проклятие, железными цепями держали их в стенах медресе, не давая вырваться на волю, на свежий воздух свободы.

Тем не менее, изучение русского языка как общественное явление, принимало все более широкие масштабы. Для многих шакирдов вошло в обыкновение совершать поездки в русские села или города специально для того, чтобы учить русский язык и совершенствоваться в нем. Шакирды, достигшие такого уровня, который позволял им читать русские газеты, очень гордились этим обстоятельством.

В эти годы нежданно нагрянула еще одна "беда" — всеобщая перепись населения. Народ заволновался. Но в силу того, что число образованных и умных людей к этому времени возросло, событие это не вызвало таких серьезных последствий, как случалось раньше.

На книжном рынке появлялись новые издания. Стало модным читать "Тарджеман", русские и турецкие газеты. Новые произведения, проникнутые неведомым доселе духом смелых идей и мыслей, производили действие на читателей. Сильно возрос интерес к научно-популярным книгам, поучительным рассказам из национальной жизни, произведениям, возрождавшим уже погасшие было надежды. В России повсеместно открывались благотворительные заведения. Хотя призрение бедных, помощь неимущим были важным делом со времен появления исламской религии, по-настоящему значение этих понятий мы поняли лишь к концу XIX века, да и то чисто теоретически. До конкретных дел руки так и не доходили.

Если прогресс в области образования ощущался вполне, то такая важная сфера, как торговля, наоборот, сильно деградировала. Многие фирмы обанкротились […]. Конечно, торговые традиции не исчезли, но дело в том, что большинство из тех, кто занимался коммерцией, были мелкими торговцами. Они продавали лимоны, апельсины, яблоки, арбузы, старье… Настоящих крупных купцов, торговавших, например, мануфактурой или галантерейными изделиями, явно не хватало. По причине частых банкротств доверие к нашим булгарским купцам было подорвано. К тому же те немногие, что занимались торговлей по-крупному, просто не сознавали по-настоящему, для чего и во имя чего они, в конце концов, торгуют. Таким образом, их участь была предрешена.

Однако самым печальным было даже не это. Падение нравственности — вот что угнетало сильнее всего. Казанцы, так те вообще перешли всякие границы: днем торговали всякой мелочью, а вечерами устремлялись в гостиницы, пивные и публичные дома. Масштабы пьянства потрясали! Это просто не поддавалось описанию. Разврат, прелюбодеяние расцвели махровым цветом. Там и сям можно было встретить мусульманских девушек и женщин с непокрытой головой. Главными причинами этого позорного явления, несомненно, являлись пьянство и алкоголизм. Мужчины не приносили заработанное в дом, а предпочитали тратить его на шлюх или спиртное. Естественно, что в таких условиях жены ради куска хлеба вынуждены были продавать себя.

Непременным элементом городской жизни было содержание служанок (горничных), и едва ли единицы из них избегали принуждения к сожительству со стороны баев и их испорченных сыновей. Было немало и таких случаев, когда богатые, пользуясь бедственным положением неимущих, просто покупали их дочерей, которые далее обречены были на жизнь распутную, лишенную радостей супружества и счастья материнства. Они теряли все признаки человеческого достоинства, а местом их последнего успокоения чаще всего были места самые отвратительные и мерзкие.

Вообще, степень упадка нравственности была чрезвычайно велика. Например, даже более или менее порядочные люди, попадавшие в атмосферу Сенного базара в Казани, редко вырывались оттуда без значительного ущерба для своей добродетели. Те, что считались "хорошими", явно были влюблены в себя, в то время как прослывшие "негодяями" лишь приумножали свою злость и коварство, полагая, что должны соответствовать образу. Пытаться объяснить тем и другим что-либо рациональное было делом бессмысленно, поскольку, не зная даже обыкновенной грамоты, они искренне мнили о себе как об ученых, писателях и уж, конечно, философах. Они полагали, что знаний и ума у них предостаточно, чтобы вмешиваться в любые общественно значимые дела, и при этом говорили про себя: "Вы еще меня не знаете!". Странным образом они верили, что любой мерзкий поступок можно исправить чтением намаза. Конечно же, знание русского рассматривалось ими как самое "богомерзкое дело". Подобных себе, они по-свойски называли "брат мой", и эти слова как бы сами собой уже служили индульгенцией от всех грехов.

 

"Тарджеман" ("Переводчик") — первая общемусульманская российская газета (1883 – 1918), издававшаяся в Крыму. Редактором ее до своей смерти в 1914 году был Исмаил-бей (бек) Гаспринский.

Таджвид — араб., комплекс фонетических норм для правильного чтения Корана.

Мурза (мирза) — перс-тюрк.., наследственный феодальный аристократ.

Мударрис — араб., преподаватель медресе, как правило, обучавший наукам религиозного цикла.

Ага — булг., уважительное обращение к старшему по возрасту мужчине.

 

Признаем, что в этом веке наша нация сильно деградировала. И это при том, что отношения с Европой, особенно с русскими, стали теснее. Однако у соседей перенимались лишь самые негативные черты — безнравственность, легкомысленное отношение к деньгам, бессовестность. Дело в том, что общение происходило на уровне деклассированных слоев общества. Были, конечно, и такие, кто, так сказать, вращались в более порядочной среде, например, мурзы. Большинство из них обучалось в русских школах и было знакомо с произведениями выдающихся русских авторов. Однако уж не знаю, по какой причине, они забыли, что являются булгарами, да и вообще впали в полное забвение относительно самих себя. В этом веке они не принесли никакой пользы — один вред. Их единственным вкладом в общественную жизнь было то, что, думая о себе как о представителях некоего другого народа, они взяли да обозвали соплеменников "татарами". Каждый раз, когда речь заходила о нации, они лишь отмахивались с пренебрежением, произнося фразы вроде такой: "разве наши татары на что-нибудь способны?". Можно было подумать, что отсталость нации досталась ей в наследство от каких-то других булгар… Однако, если уж говорить по правде, то главной причиной отсутствия национального прогресса были не булгары, которых мурзы называли татарами, а именно "татары", присвоившие себе это имя и таким образом оторвавшиеся от нации. Они, получившие образование в русских школах, очень хорошо знали ее "болезни" и проблемы, но не предприняли ничего для того, чтобы изменить положение к лучшему. Многие из них считали булгар неспособными к прогрессу. В сущности, они воспринимали русское образование, знание современных наук и литературы всего лишь как преходящую моду. То есть применение этих знаний для самосовершенствования или уж тем более для национального блага не предполагалось.

Впрочем, если мы обратимся к вкладу в прогресс улемов, то и здесь положительных примеров не найдем. Возникли новые тарикаты29, новые ложные представления и убеждения, новые способы обмана народа, достойные самого дьявола, ну а материальную пользу от всего этого извлекли только ишаны и […] махдумы30. Конечно, нельзя отрицать и того, что часть улемов и мурз все же трудилась в интересах нации, но таковых было даже не один на сто, а один на тысячу.

Признаем также, что в этом столетии появилась определенная толика людей, не только глубоко образованных религиозно, но и обладающих широкими познаниями в области русской или тюрко-арабской литературы. Благодаря именно им конец века ознаменовался открытием школ и изданием новых книг современного содержания. Если бы булгарский народ не дал таких дальновидных и ярких личностей, мыслящих "по-новому", то мы и по сей день топтались бы на месте. Спасибо им! Они напомнили нам, что есть в мире такой народ — булгары. Они точно определили наши болевые точки и указали нам на них, стали искать пути национального возрождения. Они не щадили себя, сгорая на поприще прогресса, терпели унижения и оскорбления от недостойных соплеменников, стойко переносили град ложных обвинений и клеветнических измышлений. Они трудились на износ и не просили благодарности. Они постоянно пытались втолковать нам, что нынешнее положение вещей катастрофично и что продолжение в том же духе приведет к плачевным результатам, а раз так, то следует делать все, чтобы не допустить распада и исчезновения нации. Со слезами на глазах говорили они об этом, но не суждено им было пробить стену самодовольства и безразличия.

Вот так и прошел XIX век, наступил двадцатый. Что принесет он нам? Что ждет булгар в этом столетии? Такими вопросами задавались наиболее толковые и образованные из нас. Они молились о том, чтобы новое столетие стало эпохой прогресса. И действительно, признаки движения вперед были налицо. Начавшееся в конце девятнадцатого века издание книг день ото дня приобретало все более широкие масштабы. Увеличилось число литературных произведений, рисующих картины национальной жизни. Открыто заговорили о создании национального театра. Многие богачи, наконец, дошли до понимания того, что нужно специально готовить кадры, которые будут работать во имя национальных интересов. На тех, кто учился в русских школах, перестали смотреть косым взглядом, равно как постепенно исчезало безграничное почтение к "бухарцам"31 с головами, затуманенными опиумом. Более того, в разговорах постоянно возникала тема вредоносности бухарцев. Утверждали, что именно они тащили нацию назад. Отовсюду приходили вести об активизации всего прогрессивного и передового. Мусульмане Оренбурга, Троицка, Уфы, даже Казани прониклись пониманием того, что построить хотя бы и небольшую по размерам школу гораздо полезнее, чем устраивать доходящие до драки диспуты сельских мулл и воздвигать мечеть только лишь для того, чтобы дать возможность дочери какого-нибудь Ахмеджана-ага стать устазбике32.

Вновь вспыхнули споры о путях реформирования медресе. Благодарение Всевышнему, наконец-то, "опиумные головы" стали постепенно отходить в мир иной (пусть Господь Всевышний предоставит им место в раю). Газета "Тарджеман" из номера в номер давала статьи на важные и злободневные темы. С материалами о мусульманах теперь можно было ознакомиться и на страницах русскоязычной прессы. Все это способствовало сближению российских мусульман с русскими. Тем более, что и число булгар, учившихся в русских школах, множилось. Даже казанские и оренбургские мусульмане говорили, что получить образование в русской школе, если, конечно, хазрат даст благословение, не так уж и вредно.

С другой стороны, дорога в школы коммерции и другие учебные заведения, где обучали конкретным профессиям, по-прежнему была как будто заказана для детей мусульман. Несколько иначе обстояло дело с обучением девочек. Уже в конце XIX века их стали учить чтению и письму, ну а в начале следующего на тему женского образования и, в частности, подготовки учительниц заговорили всерьез. Как и прежде, идея грамоты среди женщин вначале натолкнулось на жесткое сопротивление мулл, но продолжалось оно недолго. Сами муллы поняли бесполезность такого противоборства. Простой

народ также увидел, что весь этот шум о недопустимости образования девочек был не более чем средством запугивания, оказавшимся к тому же совершенно недейственным. Стали открываться школы для девочек. Раньше девочек школьного возраста учили, в основном, старые женщины, рано овдовевшие и много лет трудившиеся на […] работе. Им просто не оставалось другого занятия, как идти в учительницы. Теперь же их время прошло. Даже к тому, что девочек начали учить преподаватели-мужчины, уже не относились как к чему-то из ряда вон выходящему.

Некоторые девочки-мусульманки получали образование даже в русских школах. Авторы брошюр писали о том, что первым условием национального прогресса является подготовка девочек к миссии материнства. Очень редко, но приходили сообщения о конкретных примерах, когда девочку целенаправленно готовили к должному выполнению материнского долга. И опять пошли бесконечные пересуды о том, что если девушки обучатся грамоте, они будут писать письма молодым парням.

В обществе явственно обозначилась разница между образованными и неучами, росло понимание того, что женщины — это такие же люди, имеющие полное право пользоваться всеми благами сущего мира, что они рождены не для того, чтобы лишь удовлетворять плотскую страсть мужчин, считающих их несчастными, проклятыми созданиями, у которых "волосы длинны, да ум короток". Однако немало оставалось таких, кто мнил себя чуть ли не средневековыми падишахами, и они, эксплуатируя прежний статус женщин, не желали никаких изменений. Например, некоторые улемы пытались приводить доводы против раскрепощения женщины, говоря: "Согласно святому шариату33, обучать женщин грамоте есть извращение". Но их авторитет в народе неуклонно падал, да к тому же и сами времена изменились, так что женское образование стало обычным явлением. Ведь хорошо известно, что половину каждой нации составляют женщины, и именно они суть хранительницы национального духа, родного языка, его диалектов и правильного произношения. Женщины производят на свет как мальчиков — будущих отцов, так и девочек, становящихся впоследствии матерями. Уже этого совершенно достаточно, чтобы дать однозначно положительный ответ на вопрос, стоит ли обучать девочек и женщин грамоте.

Раньше шли горячие споры на тему: будут ли грамотные девушки переписываться с парнями? Противники женского образования, истошно крича о том, что этого не миновать, встречали логичные возражения, что и не обученная письму девушка, если уж захочет, непременно попросит сделать это кого-нибудь другого, и, таким образом, все равно ее целомудренность понесет ущерб, а душевные тайны станут общим достоянием. Теперь же надобность в подобных словопрениях отпала. У хорошей матери и дочь будет порядочной, а у плохой — скорее всего, наоборот. Я думаю, в этом пропадут всякие сомнения, стоит лишь внимательно оглядеться вокруг. Хорошо воспитанная и образованная мать, думающая о будущем своего ребенка, ничего общего не имеет с недалекой женщиной, которая заботится только о том, чтобы тот был сыт, а в случае обиды на мужа может взять да и бросить в сердцах дитя на сундук. Нет, она постарается сделать все, чтобы воспитать ребенка благонравным, здоровым, эрудированным. Естественно, такие матери, как с точки зрения нации и религии, так и с общечеловеческих позиций, представляются просто драгоценностью. Они принесут нации, религии и человечеству громадную пользу. И наоборот, от неграмотных, невоспитанных, полагающих, что муж нужен жене лишь для того, чтобы исполнить функцию быка по отношению к течной корове, а детей называющих не иначе, как "засранцы", — разве можно ожидать от них чего-либо достойного и хорошего? Как вы думаете? Безусловно, такие матери способны своим "воспитанием" лишь испортить безвинное дитя. Вырастая, их дети становятся полноправными членами национального сообщества и приносят всяческий вред и этому сообществу, и религии, к которой они принадлежат по рождению. Соответственно и человечество в целом никогда не получит от них пользы. И я вас спрашиваю: разве можно признать подобных матерей, равно как и улемов, всячески способствовавших их косности и невежеству, полезными членами общества? Лично я убежден, что они являются исключительно носителями вреда. Нет сомнения, что в день Страшного Суда они получат страшное наказание, пусть даже при жизни ежедневно тысячекратно повторяют тахлил34, а утром и вечером читают аяты из Корана. Это не спасет их от ответственности.

Как бы то ни было, исходя из пословицы "хорошее начало — половина дела" можно было бы надеяться, что рано или поздно женщины обретут свое достойное место в обществе. Но, увы, и этим надеждам не суждено сбыться. Так уж получилось, что в школах для девочек первым учебным предметом оказался пересчет юбок, вторым — обсуждение достоинств невесток, третьим — исследование головы на вшивость, чему предшествовал тщательный подсчет страниц книги из учебной программы, которые еще предстояло изучить.

Таким образом, девочки приобретали хорошие знания именно в вышеперечисленных "науках", а вот о таком предмете, как воспитание, не имели ни малейшего представления.

Однако не подумайте, что это время было окрашено исключительно в серые тона. Ведь мы знали, что на дворе двадцатый век. И если в Европе изобрели беспроволочный телеграф и телефон, то и у нас было чем похвастаться. Чем именно? Ишанизмом. Данное явление было таким "драгоценным", что если кто-то становился обладателем титула "ишан", то по сравнению с этим весь мировой прогресс не стоил и ломаного гроша! Потому что ишанство давало богатство, почет, благословение, а если приспичит, то и женщин, одну красивее другой! Короче — все, что душе угодно!.. До сих пор я не верил утверждениям европейских ученых, что восточные народы обладают хитростью и практической сметкой, но сейчас вижу, что ошибался. Судите сами: если телеграф лишь позволяет людям разговаривать друг с другом, то в нашем случае весь народ можно сделать своим рабом. Это ли не высшее мастерство?

В то же время, при всех отрицательных явлениях в литературной области наметилась весьма отрадная тенденция. Наконец-то и среди булгар появились те, кто достоин был называться писателем. Соответственно, стали выходить поучительные рассказы, написанные добротным литературным языком, и романы, при чтении которых чувствовалось, что писали их люди искренние, хотя язык этих романов был несовершенен. Многие хорошо понимали, что издание и распространение книг очень полезны для развития общества. Нередко даже бывшие продавцы мяса открывали книжные лавки. Появились и настоящие солидные книготорговцы. Обнаружилось, что продажа произведений типа "Фазаиль-аш-шухур"35, равно как и различных талисманов, оберегов, сонников, "целебных" трав и масел, коры корицы, молитвенных четок, серы и тому подобного не имеет ничего общего с книжной коммерцией. Очень тяжело, со скрипом, но все-таки издавались произведения, проникнутые новым духом, свежими, оригинальными идеями. Но если выходила в свет книга из жизни служителей культа или богачей, тут же из уст представителей этих слоев слышались истошные вопли: "Запретить! Изъять из продажи!". Доброхоты предлагали обратиться прямо к городскому голове с требованием навести порядок. Ведь у нас в народе считают, что самый высший орган управления — городская дума, а главный правитель — градоначальник. К примеру, когда началась китайско-японская война, люди были искренне удивлены тем обстоятельствам, что дума своим указом не остановила ее.

Тарикат - араб., суфийское братство.

Махдум — араб., сын муллы или другого представителя мусульманского духовенства.

Бухарцы — муллы, получавшие образование в медресе г.Бухары. Некоторые из них приобретали там привычку курить опий

Устазбике — араб,-булг.наставница; обычно, жена муллы, бравшая на себя обязанность воспитывать и обучать мусульманской грамоте девочек при мечети.

Шариат — араб., правовой кодекс мусульман.

Тахлил — араб., произнесение формулы "нет иного божества, кроме Бога [Единого]!".

"Фазаиль-аш-шухур" - араб. "Достоинства месяцев", сборник религиозно-дидактических рассказов, составленный в XIX веке Джамалетдином Бикташи.

Истерика вокруг новой книги о быте "солидных людей" обычно продолжалась до издания следующей в таком же духе. То есть жизнь шла своим чередом: писатели писали, а недовольные все грозились пожаловаться властям. Между тем нравственные устои казанцев все более размывались. Несмотря на то, что многие для улучшения положения в этой сфере вступали в различные тарикаты, дело никак не шло на поправку. И главной причиной всему была укоренившаяся в народе убежденность в том, что "…все прегрешения можно замолить, а ишаны поведут нас прямиком в рай". А следовательно, считая, что блаженство под райскими кущами им обеспечено, люди творили что хотели. Богачи изнывали от праздности безделья и "с тоски" пускались во все тяжкие. Что же касается бедняков, то они, попав в их окружение, оказывались в весьма уязвимом положении. Женщины и девушки, выполняя заказы для воротил Сенного базара1, вышивали тюбетейки, калфаки, другую мелочь и очень часто, сами того не замечая, вдруг обнаруживали себя безнадежно запутавшимися в тенетах разврата и порока. А так как тюбетейщицы составляли четверть городских женщин, то и степень распутства достигла значительного уровня. Сто лет назад ни один мужчина не пил спиртного, теперь же пьяницы появились и среди женщин. Пивные заводы Казани пополняли свою казну главным образом за счет местных мусульман.

На селе вроде бы не происходило ничего особенного, но и там признаки вырождения вырисовывались все отчетливее. Земельные наделы уменьшались, а мужчины, не имевшие понятия о правильном ведении сельского хозяйства, подавались в город, где были согласны выполнять самую грязную работу. Селянки же шли в услужение городским богатеям, а это был прямой путь в проститутки. Положение мусульман Оренбурга, Троицка, Орска, Касимова в двадцатом столетии было чуть лучше. Объяснялось это тем, что жители первых трех городов вели торговые дела в основном с казахами, и это не требовало больших знаний и опыта в коммерции, а касимовцы, напротив, были немало осведомлены в искусстве торговых сделок, так как находились в контакте с русскими купцами. Отсутствие трудностей вело к распространению лености и праздности в среде оренбургских, троицких и орских мусульман. Хотя и были они простоватыми по сравнению с казанцами, но уроки казанского разврата усвоили очень даже хорошо.