Лекции.Орг


Поиск:




Категории:

Астрономия
Биология
География
Другие языки
Интернет
Информатика
История
Культура
Литература
Логика
Математика
Медицина
Механика
Охрана труда
Педагогика
Политика
Право
Психология
Религия
Риторика
Социология
Спорт
Строительство
Технология
Транспорт
Физика
Философия
Финансы
Химия
Экология
Экономика
Электроника

 

 

 

 


Плоды зелёного цвета




 


Пробуждение уносит даже малейшие следы вчерашней эйфории, в которой мне казалось, что теперь всё ясно. Ничего мне не ясно. Я в тупике.

Снейп никуда не исчез, спит в моей кровати, волосы рассыпались чёрным по белому, длинная худая рука обнимает подушку, и едва я всё это вижу, внутри подымается тёплая волна.

Во сне он теряет свою зловещую мрачность.

Во сне он просто устал и хочет покоя.

За окном сереет. Утро?

Как бы встать, чтобы не разбудить...

Душ.

Ох, как всё болит-то...

Чай.

Нет. В кухню я зайти не могу. Он прав — это была чудовищная провокация. Щёки опаляет жаром. Чего я добился? Свидетельства того, что и в выдержке Снейпа можно проделать дыру? Да. Точно. Можно. И что теперь?

Теперь, Поттер, ты стиснешь зубы, войдёшь, сделаешь себе чаю и станешь его пить.

На сделать чаю меня ещё хватает.

Если трансфигурировать диван обратно, в стулья, отпустит?

Нет.

Он проснётся — и всё будет как раньше. День рождения прошёл, подарок вскрыт и истрачен. Вчера почему-то казалось, что вот же я, весь для него, это всё доказывает, всё объясняет. А что можно доказать похотью? Только её и можно.

Любовь доказывают по-другому, если она вообще нуждается в доказательствах.

Если бы я мог забыть о том, как оказался в его послевоенной жизни — но я не могу, и почему-то сегодня утром я слишком отчётливо это понимаю. А он — если бы он знал, как — он бы и на милю не приблизился. Не то что...

Ковёр в гостиной — гораздо лучше. Сидеть, курить, вертеть перед собой чашку и смотреть в холодный камин. Через который он вчера ушёл бы, если бы я не устроил истерику. Если бы я не выпросил у него подарок — такие подарки не для лжецов, а он не знал и был вчера... не знаю, бывает ли он таким вообще хоть с кем-нибудь. Когда не шипит сквозь зубы, не окатывает ледяным безразличием, всё-таки ест этот чёртов пирог, выплёвывая вишнёвые косточки, когда в его глазах нет бесконечного чёрного провала. И оттого, что я обманом снял с него маску — от этого меня сегодня накрывает стыдом. Долго ли я так выдержу? Успокаивать совесть, говоря себе — всё, что я делаю против своей природы, я делаю ради него? Точно ли ради него? Может, всё же ради себя, Гарри?

Ради него — это было бы прийти сразу же после предложения Кингсли и сказать ему всё. Ведь Отделу Тайн толку от меня нет, и если они интересуются делами Снейпа, у Шеклболта должны быть ещё источники информации, и моя причина быть рядом рассыпается трухлявой пылью. А опасность остаётся. Я действительно глуп, если осознаю это только теперь. Привык быть единственной надеждой, Поттер? Подвёл гриффиндорскую основу под неблаговидный поступок и успокоился?

Успокоился... Эти несколько месяцев превратили меня в совершеннейшего психа. Одна сожжённая мантия чего стоит... И вчера, да...

Я всё ещё сижу, тяну которую уже сигарету, когда он спускается. Полностью одетый. В мантии, застёгнутой под горло. И он — тоже наглухо? Северус Снейп. Моё личное — что? Безумие? Болезнь? Зависимость? Всё сразу.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает, останавливаясь в шаге от меня. Даже какое-то подобие беспокойного участия достигает слуха. Где-то осталась незастёгнутая пуговица? Лично для меня?

— Нормально.

— Уже жалеете? — а это без интонаций, ровно и невозмутимо, почти утверждение, как будто он того и ждал.

— Нет.

Да.

Нет.

Не хочу, чтобы он думал, что я сожалею о том, что был с ним. Я сожалею вовсе не об этом.

— Тогда бросьте сигарету и подымайтесь, — велит он. — Давайте, давайте, без драм.

Встаю. Бросаю. Смотрю под ноги, где оставил почти полную чашку с уже холодным чаем. В неё и бросил. Молодец. Зато погасла.

Снейп стоит близко-близко, откидывает мою чёлку, поднимает мне подбородок, рассматривает пристально. Вот отчего он сейчас хмурится? Пусть бы уже шёл, если собрался. Я люблю его, но мне нужно подумать. Обо всём.

— Ну вот что, — он всё ещё касается меня, и это сбивает, не даёт сосредоточиться, — собирайтесь. У вас же есть комнаты в Хогвартсе. Этот дом кого угодно сведёт с ума. На кой чёрт вам четыре этажа, если вы всё равно живёте в кухне?

Четыре этажа и подвал. Совершенно ни к чему. Так будет даже лучше, мне будет легче решиться вне этих стен. Здесь бродят мои бессвязные выкрики и хриплые "...ещё...", и его голос, и его имя, освобождённое на пределе. Северус.

Мне нужно ещё чуть-чуть времени.

Чуть-чуть выливается в четыре дня.

За это время я успеваю истолочь миллион фунтов корней и листьев и ловлю на себе долгие задумчивые взгляды Снейпа. Словно он решает, что со мной делать.

После всего, что уже произошло — я не знаю. Дикое, отключающее мозг вожделение не возвращается, я его оставил, наверное, в доме на Гриммо, а вместо этого меня заполняет какая-то тоскливая нежность. Я замечаю то, чего не замечал до сих пор, или, может быть, этого раньше не было? Снейп откидывается на спинку стула — засиделся, трёт уставшие глаза, расправляет плечи и морщится, теперь он позволяет себе всё это при мне. И не идёт в больничное крыло, а ругается и шипит от боли, когда я накладываю заживляющую повязку на свежий ожог, у него, оказывается, тоже бывают неудачные зелья. И слегка поднимает уголки губ, это называется у него — улыбнуться — если я не могу понять очевидного. И говорит:

— На следующую конференцию поедете со мной, Поттер. Посидите, послушаете заумные доклады наших коллег и поймёте, что мои лекции — верх понятности и доходчивости. Заодно в вашей голове поселится побольше уважения к терминологии и вы наконец станете именовать вератрум альбум как положено, а не "вот та ядовитая хрень".

Раньше бы я удостоился лишь холодного взгляда и двух-трёх слов сквозь зубы.

Зачем тебе это теперь, Гарри? Запомнить, только запомнить.

О том, что было между нами в тот нереальный день, не упоминаю ни я, ни он. Мне слишком стыдно — я практически вынудил его к близости и вряд ли решусь повторить. А он... Кто может понять, что на уме у Снейпа... Может, думает, что теперь его очередь сделать ход, и не знает, ходить ли. Или вообще решил — и может, так было бы лучше — что я наигрался и успокоился. И теперь только заботится о том, чтобы я не натворил ничего в результате осознания ошибки.

Ошибки не было, Северус.

Просто я сам — одна чудовищная ошибка. Мне всё не впрок.

Раньше меня терзало его равнодушие и холод. Теперь убивает тепло, прорывающееся сквозь трещины в ледяной броне. Они зарастут, совсем скоро. Мне только нужно ещё чуть-чуть времени.

За это время меня дважды допрашивает директор МакГонагалл — как мне работается да как я себя чувствую. Вряд ли её устраивает мой невнятный лепет о том, что всё прекрасно, она качает головой и велит сходить к мадам Помфри, ты плохо выглядишь, что-то не так, Гарри? — да, не так, совсем не так, Минерва, но я пока не могу ничего сказать, мне нужно... да, ещё чуть-чуть.

За это время один раз прилетает сова от Гермионы. "Гарри, это что — Снейп?!" — лаконично и яростно. Значит, додумалась позже, не тогда на Гриммо. Или только сейчас решилась спросить.

За это время один раз присылает сову и Шеклболт. Она долго кружит над столом, будто не узнаёт, но всё же садится, отдаёт крошечную записку и благосклонно принимает печенье.

"Есть какие-нибудь новости? Если нет, просто отпусти сову"

Я мотаю головой. Никакого ответа не будет, Кингсли. Ничего не будет. Мне только по-прежнему нужно ещё чуть-чуть времени.

Запомнить и добавить к тому, что уже есть. Я жаден.

В четвёртый вечер я долго хожу у озера, сижу на камнях, курю до тошноты.

Теперь будет хуже во сто крат, теперь, когда я знаю, как это — быть с ним.

Завтра. Точно. Завтра точно.

Возвращаюсь к себе и понимаю — завтра не будет.

На секретере лежит свёрток в тонкой хрустящей бумаге. На нём пристроилась записка, знакомые мелкие буквы приказывают:

"Поттер, прекратите своим видом позорить должность моего ассистента. С.С."

Инициал сливается с фамилией, добавляя шипения, смысл тупо и тяжело бьёт в голову. Я прекращу, Северус, честное слово.

А из упаковки, стоит только вскрыть, льётся на пол, шелестит матовый тёмно-зелёный поток.

Просто стою и смотрю под ноги.

Я так и не купил новую мантию. Таскал эти дни старую, чёрную, ну и что, что коротка — в Хогвартсе летом все свои. Да мне вообще было как-то не до мантий.

Но это... это... Мерлин...

Пытаюсь сглотнуть, в горле ком, во рту пересохло, от сигарет, наверное.

Записка — ерунда, слова — лгут, по-другому он и не стал бы, и не сам же принёс, наверное, через эльфов, а мне бы сейчас срывало крышу, даже если бы ткань у моих ног не была зелёной. Но она зелёная.

Под цвет глаз. Чёрт.

Он всё же решил сделать свой ход. Или это моё сумасшествие заставляет видеть то, чего нет, и в записке правдиво объясняется смысл нежданного подарка?

Внезапная мысль заставляет истерически хохотнуть — хозяин подарил Гарри одежду...

Действительно — пора. Я мог вынести его презрение и равнодушие, но это... он всё же оставил часть себя открытой — для меня, а я не имею на это права.

За этой дверью я никогда не был, это личные комнаты Снейпа. От моих — четырнадцать шагов по коридору, хогвартские подземелья глухо вторили каждому шагу, каждый из дней, и издевательски ухали на обратном пути — трус, трус, трус...

Сегодня время вышло и я стучу. И вхожу, когда дверь открывается. Странно — даже сердце не колотится, только всё время хочется глубоко вдохнуть, но что-то мешает, что-то застыло в груди, ничем не пробить.

Его гостиная не больше моей. Стандартный хогвартский набор — книжные шкафы, секретер, диван. Камин. Два тёмно-серых кресла.

В одном из них — Снейп греет в руке пузатый бокал, откинулся расслабленно, длинные рукава скрывают запястья, на белой рубашке расстёгнуты две пуговицы, повернул ко мне голову.

А я замер в трёх шагах от него, я помню, зачем пришёл, я не могу — к нему. Выдавливаю из себя:

— Я... хочу сказать спасибо. За мантию.

— Пожалуйста. Что-то ещё?

— Она зелёная.

— Конечно. Какой же ещё цвет может выбрать декан Слизерина.

Его глаза, кажется, откровенно смеются, это совсем новое и бесценное, черт бы тебя побрал, Гарри Поттер, сейчас они перестанут, сейчас я сам это уничтожу...

— Что вы застыли, Поттер? Сядьте, не стойте столбом...

Это последние минуты, когда он разговаривает со мной так — небрежно, снисходительно, но не зло. Мне бы ещё чуть-чуть...

Сделать эти три последних шага — до него, опуститься на пол, стиснуть ладонями ноющие виски. Так и сижу, упираюсь в его ногу. Спиной упираюсь, потому что даже представить себе не могу, как скажу то, что собираюсь, в глаза. Снейп ногу не отодвигает. Мне бы сейчас обернуться, уткнуться ему в колени, выложить всё скороговоркой, и покорно ждать — а вдруг не выгонит... Но я сижу, показываю ему затылок. Капля гордости, всё остальное — трусость.

— Я имел в виду кресло, — тихо говорит Снейп.

— Я знаю, — отвечаю я. — Простите. Я только немного ещё так посижу, можно?

И обмираю, когда его рука тёплой тяжестью ложится мне на голову, а пальцы, иногда касаясь моих, напряжённых и онемевших, ерошат волосы.

Наконец удаётся вдохнуть глубоко, почти до боли.

— Я больше не могу работать с вами, сэр. Я хочу уйти из Хогвартса.

Всё. Его рука замерла и исчезла. Я слышу, как Снейп ставит бокал. Наверное, медленно, почти лениво. Сейчас он там, наверное, сложит руки на груди.

— Я... мне нужно уйти. Вам не нужно было... я о мантии, сэр...

— Поттер, какое слово в записке вам непонятно? — фыркает Снейп, от его сарказма горько во рту даже у меня, — Какое-то из них заставило вас предположить иной смысл? Или вообразить, что вы мне что-то должны? Крайне глупо, Поттер. Не нужна — выбросьте к чертям и спокойно ходите на работу в старой. Хогвартс видел и не такие лохмотья.

Его слова снова лгут, почему-то я это понимаю, это больно — понимать и знать, что мои слова сегодня всё равно должны быть правдой.

— Не в мантии дело.

— Тогда прекратите мямлить и потрудитесь внятно объяснить причину, — резко приказывает Снейп.

Можно, я умру прямо сейчас? Но я уже решил, мне рано умирать, я должен.

— Сэр... Я правда больше не могу. Простите меня, пожалуйста, если сможете. И... не доверяйте следующему ассистенту, он тоже будет подослан Отделом Тайн. Вы их очень интересуете. И вообще... осторожно, ладно?

Всё, нужно уходить, ещё только секунду — и уходить. Хорошо, что я его не вижу, его взгляда я бы сейчас не вынес, мне достаточно этого молчания. Хоть бы наорал, что ли... но я и этого не стою. Столько времени не мог осилить несколько простых слов...

Давай, Гарри, ну же, вставай, дверь там, и когда я уже почти совершаю невозможное, в плечо впиваются жёсткие пальцы и не дают подняться:

— Я не разрешал вам идти.

Замираю.

— Так почему вы не можете больше работать, Поттер?

Молча пожимаю плечами. Я признался, предупредил. Меня нужно или убить, или послать подальше. Он что — не понял?

А Снейп добивает:

— Что изменилось с мая? Вас, быть может, совесть замучила?

"Вы, Поттер, по крайней мере, зло известное" — пробивается из памяти сквозь ядовитую жуткую смесь — боль, обида, облегчение, злость, и всё это оттого, что он — знал. С самого начала.

Только я не хотел этого понимать.

— Вы знали, — говорю онемевшими губами, я почти обвиняю, у меня нет такого права, но он знал и не сказал, знал — и его это забавляло, наверное.

— Естественно, — его голос не холоден, но меня бьёт озноб и без этого: — Ваша внезапная страсть к работе с зельями насторожила бы и идиота. А я не идиот, Поттер. Я привык проверять свои подозрения и находить им подтверждение.

— Какое?.. — наверное, мозг нарочно интересуется несущественным. Чтобы не было больно.

— Это не вашего ума дело.

Да, конечно. Не моего. Какие дела у того, чего нет... А то, что есть, дёргает за язык:

— Наверное, вы неплохо повеселились, наблюдая... Могу я идти?

Теперь мне точно пора. И я снова порываюсь встать, и снова твёрдая рука не даёт, а голос командует:

— Сидеть, я сказал.

Что вы, профессор... Я же не собака... Я мышь, вы забыли? Фальшивая заводная мышь, из которой только что вынули ключ. Такой мышью любой кот побрезгует. Тем более вы — я же больше не нужен, правда? Со мной неинтересно уже играть, я хочу уйти на остатках завода. Или вам зачем-то требуются и эти крохи?

Ладно.

Мне всё равно.

Снейп пересаживается в кресло напротив, конечно, это уже испорчено, о него я теперь опираюсь спиной, чтобы не упасть, пересаживается и говорит:

— На самом деле, Поттер, было не так уж и весело. Клоун из вас неважный.

Пожимаю плечами. Почему-то не обидно. Какой есть.

— Зачем же было испытывать своё терпение, сэр... Я ведь говорил вам тогда, после экзамена, что откажусь. Вы сказали — не надо. Зачем?

Он хмыкает:

— И допустить, чтобы... допустить в свою лабораторию вообще неизвестно кого? Причём тоже человека Шеклболта? Я уже сказал вам, Поттер, я не идиот. Даже если министр думает по-другому, поручая вам шпионить за мной после того, как...

А меня осеняет, так ярко и внезапно, что я перебиваю, он этого не терпит обычно, но, наверное, я себе уже могу это позволить:

— Это у вас договор с ним такой, да? Я якобы приношу пользу Министерству, вы этого якобы не замечаете — и все довольны? Да, профессор?

— Поттер, прекратите нести чушь! — резко велит Снейп. — Да, я догадывался, что Министерство будет за мной следить. И, как уже сказал, получил этому подтверждение, ещё до того, как вы с перепуганными глазами пришли ко мне после экзамена. Но ни о чём подобном я с Шеклболтом не уговаривался. Этого ещё не хватало!

Он хищно раздувает крылья носа, есть у него такое, и щека дёрнулась, почти незаметно, но я знаю весь его арсенал. Он действительно возмущён.

— Сперва мне было любопытно, — он продолжает, не прекращая сверлить меня взглядом, — как далеко может зайти герой в стремлении оставаться полезным Министерству и после войны. Например, наконец-то выучить нудные Зелья, чтобы стать ассистентом зельевара. Или повести себя так, будто готов на всё, лишь бы стать... ещё ближе. Добраться к цели, используя своё тело — метод не новый и совсем не удивительный, но, знаете, лично вам я тогда охотно свернул бы за это шею, если бы мог.

Лично вам...

— Это Шеклболт вас надоумил, Поттер? Ещё до того, как вы вернулись на седьмой курс? Хотел облегчить задачу, сообщив о моих сексуальных предпочтениях?

— Нет! — этого я уже вынести не могу, бью кулаками по полу, меня обжигает, захлёстывает злость и отчаяние, как он может, если бы он только знал... И тут же остужает мысль — он многое знал, помогло тебе это, Гарри? Я смотрю на него и спрашиваю: — Если вы знали, зачем Кингсли велел вам взять меня в ассистенты... если вы так обо мне думали... зачем же вы остались тогда, в мой день рождения, и... и всё остальное...

Он ехидно кривит губы, услышав моё ханжеское "всё остальное", наверное, вспомнил, как я развратно стонал под ним, умоляя — ещё...

— На ваше счастье, Поттер, к тому моменту так я о вас уже не думал. Это ваши собственные гормоны не давали вам покоя. Вы вообще устроены странным образом, как будто нарочно, чтобы ставить меня в тупик. Каждый раз, когда я начинаю думать, что знаю, что вы такое — вы ухитряетесь выкинуть что-нибудь совсем невообразимое. Я говорю сейчас, Поттер, о вашем ужасном зелье, которое вы подсунули Отделу Тайн под видом моего изобретения.

— Откуда вы...

Голос срывается, но Снейпу не нужно окончание вопроса, у него уже есть ответ, не отличающийся разнообразием:

— Я сказал, это не вашего ума дело. Просто примите как факт, что я об этом знаю. Сегодняшнее ваше признание тоже ни в какие ворота не лезет, хотя это единственный ваш разумный поступок... Поттер, — вдруг говорит Снейп и мрачно усмехается, — поверить не могу, вы вынудили меня оправдываться. Но, кажется, это вам нужно объясняться, не мне. И теперь-то вы объяснитесь до конца. Какого чёрта вы полезли в эти дела? Что вам пообещал Шеклболт?

А действительно — что? Только то, что если я не соглашусь, они и сами справятся.

— Н-ничего...

— Поттер! — и внезапно сообщает: — Как всё-таки с вами трудно... Иногда я отчаиваюсь понять, что творится в вашей голове. Зачем вам всё это было нужно, если вы не собирались бегать с докладами к начальству? И что вас вдруг сегодня понесло признаваться? Вы хоть изредка приходите в согласие с собой?

Выходит, что никогда, Северус. Но надеюсь придти.

Я устал. Я чудовищно устал. Я тру виски, закрываю глаза, в горле будто царапается битое стекло, но я продавливаю сквозь него слова и фразы, складываю из них сбивчивую, невнятную исповедь, она долгие дни звучала в моей голове и наконец получила своего слушателя.

Мне нужно, чтобы он окончательно узнал и понял — что я такое. Я сам не понимаю, но вдруг он всё-таки сможет.

Я призна ю сь сейчас в ненависти своей, давно передуманной и переиначенной.

В своей глупости, в своём безумии и самонадеянности — защищать того, кому это не нужно, верх глупости, правда, Северус?

В трусости, ведь если бы не его подарки — кто знает, когда бы я решился...

Даже в своей обиде признаюсь — он знал и не сказал, знал — и смотрел, как я схожу с ума, и мне от этого больно...

Я ничего не скрываю и ничего не жду в ответ, я просто люблю его, и об этом я говорю тоже, чтобы все мои поступки были ясны до конца хотя бы ему.

Он молчит так долго, что я уже устал от темноты под веками, открываю глаза, а у него на лице странное выражение, такого я ещё не видел, то ли ему хочется убить меня прямо сейчас, то ли самому убиться безотлагательно.

И тут Снейп начинает говорить, безразличным ровным тоном, и я понимаю, что лучше бы он меня убил.

— Очень трогательно. А вы, Поттер, оказывается, жадный мальчик... Я позволил вам вторгнуться в мою жизнь, но следовало предвидеть, что вам будет этого мало. Вы всегда хотите больше, верно? Вам требуется и моя душа.

Он прав, он несколькими словами дал характеристику всему, что я на него обрушил, но его слова — злое обвинение, оно впивается в мозг холодными клыками, а он встаёт и продолжает говорить, сверху вниз, и каждое слово — новое остриё:

— О вас беспокоились совершенно напрасно — вы не потеряетесь, Поттер, вы далеко пойдёте, возможно, даже дальше учителя, а Альбус был большой мастер играть душами. И поскольку именно я лишил вас возможности взять у него ещё несколько уроков, вот вам от меня совет на будущее — не торопитесь вываливать на человека всё сразу. В душу лучше проникать исподволь. Это вам не постель.

Всё. Наверное, всё. Я смотрю, как он садится за свой секретер, и пишет что-то, резко черкая пером и, наверное, сажая кляксы и прорывая пергамент, я не вижу отсюда, снизу, но мне так кажется.

О, он знал, о чём говорил. Он умеет — исподволь...

Я не собирался признаваться ему в любви — так вышло, он сам спросил, что творится в моей голове, но мне в голову точно не приходило, что можно так правильно понять — и так чудовищно извратить...

— У вас нет причин верить моим словам, я об этом не прошу. Но вы же можете посмотреть, — говорю я тихо, я зарекался просить, но сейчас нарушаю, это последнее, что я могу. — Окклюмент из меня никакой, но я и не буду защищаться. Вы же можете...

— Это лишнее, — роняет он. — Идите, Поттер. Искусству блефа вам ещё учиться и учиться. Уверен, вы уже передумали увольняться, а я не стану от вас этого требовать. Теперь вам не мешает угроза разоблачения с моей стороны, вы наконец-то сделали хоть что-то разумное, и, к досаде Шеклболта, мы вполне можем ужиться. Во всех смыслах. Если вы, конечно, прекратите применять ко мне методы Дамблдора.

Мерлин мой, как же дышать-то, а?

Я самонадеянно ошибся, я идиот, я сам себе придумал трещины в его защите и незастёгнутые пуговицы — для меня.

Он сказал, что впустил меня в свою жизнь, но дальше порога и думать не смей, Поттер, верно? Мне не нужно — так. Я устал — так. За что он меня наказывает сейчас? За то, что сам проявил слабость, позвал — мантией этой чёртовой зелёной, и ждал от меня совсем другого, и ошибся? За правду, которой не желал?

Встаю, пережидаю темноту и мельтешение светящихся мошек в глазах, злость ушла, обида испарилась, осталось только ощущение безнадёжности, подташнивает, будто я выкурил две пачки сразу, но это ещё впереди.

— Да, мне нужно больше, — говорю я, не глядя в его сторону. — Это что, преступление? Чёрт вас возьми, как мало вы себя любите сами, если не допускаете, что вас можно любить просто так, без цели, потому что это — вы. Легче лёгкого убедиться, что я не лгу и не блефую, один взмах палочкой, одно слово. Но вам это не нужно. Вам было бы удобнее, если бы я молчал и дальше. Обо всём. Простите, сэр. До меня туго доходит, вы же знаете. Но уже дошло. Точно, дошло.

Я несу эту ахинею, не ему, ему не нужно, я себе, я цепляюсь за свой голос, ведь пока человек говорит, он вроде бы жив. Цепляюсь и иду к двери, она далеко, давай, Гарри, одна нога, другая,уйти отсюда, это сейчас главное дело, и совсем не готов услышать:

— Поттер.

Мерлин мой, что же ещё?

Оборачиваюсь.

Легилименс!

Он неспешно сдирает с моего рассудка слои. Он препарирует и рассматривает, отбрасывает и берёт новые. Меня корчит от всего, что я помню и чувствую, выворачивает наизнанку, оно теперь не размыто временем, выжимка, дьявольский экстракт, всё, сразу, больно. Он продвигается осторожно, вряд ли из боязни навредить, скорее, ждёт, что я опомнюсь и кинусь подымать хоть какие-то щиты. Или просто наслаждается процессом. Я люблю чудовище. Эта мысль как выключатель. Больше ничего нет. Я умер.

Прихожу в себя, как ни странно, на ногах. Стою, таращусь в дальнюю стену через чужое плечо, дышу в белую ткань рубашки, морщусь от противной дрожи в ногах, колени как кисель. Спустя много вдохов понимаю, почему стою — Снейп меня держит. Держит так, как когда-то в классе, во время первого моего выброса, когда впервые назвал меня — по имени, свои прикосновения — магией. И слова, другие, но от них почему-то пахнет полынью:

— Какой дурак... маленький глупый гриффиндорец...

Я выжат, пуст, упаковка от Гарри Поттера, можно выбросить. Пытаюсь отстраниться, совсем как он тогда, но ничего не выходит, он не спешит выбрасывать, держит.

— Отпустите меня, пожалуйста, — я даже могу говорить, надо же...

— Куда-то собрался? — спрашивает он тихо.

— Придумать, что сказать завтра МакГонагалл... уложить вещи, отправить Кингсли последнюю сову... у меня много дел, сэр. Если вы, конечно, не хотите убить меня за всё, что я сделал и сказал. Тогда дела отпадают.

— Отпадают, — говорит Снейп, его руки жгут даже через одежду, он там, кажется, усмехается, прижимает к себе сильнее и добавляет: — Пойдём спать, Хэрри. Поздно.

Спать. Я долго не могу понять, что же он всё-таки сказал, послушно переставляю ноги, и осознаю, что — только когда Снейп уже открывает передо мной дверь своей спальни и мягко подталкивает в темноту, разбавленную тёплыми всполохами из камина. Торможу на пороге, оглядываюсь на него, я ещё помню, что должен был уйти, я готов только к этому, мне дико понимать другой исход.

— В чём дело? — резкие нотки заставляют меня вздрогнуть. — Поттер, я сказал — просто спать. Не бойтесь.

Не бойтесь. Это забавно, Северус, это охренеть как забавно — предположить, что мне станет страшно именно теперь.

Я действительно смеюсь, смеюсь долго, взахлёб, но Снейпу почему-то не смешно, он хмурится, этого я тоже уже не боюсь, меня просто трясёт, сгибает от хохота, ему, наверное, очень трудно волочь такого меня.

— Мерлин... Да стой же спокойно, — шипит он, с трудом снимая с меня одежду, и это тоже смешно, когда он такой по-ненастоящему сердитый, воюет с пряжкой ремня и моей истерикой одновременно — каким-то очень дальним краем разума я понимаю, как выглядит мой смех, но остановиться не могу, даже забираясь под одеяло, и начинаю успокаиваться только когда Снейп вливает мне в рот вязкую горько-кислую дрянь, ложится не раздеваясь, поверх одеяла, почти накрывает меня собой, молча прижимает к жёсткой кровати, вздрагивает одновременно со мной от последних моих смешков-всхлипов, или это я слишком сильно хватаюсь за него, я, оказывается, и правда хватаюсь. Его лицо белеет рядом, размывается, тонет в полумраке, сахар в чашке с кофе, почему-то думаю я, но на вкус он совсем не сладкий, понимаю, дотянувшись и лизнув. Это последнее, на что меня хватает, всё уплывает, конечно же, сахар растворяется без остатка...

Просыпаюсь в мягком полумраке. Пару секунд не понимаю, как ухитрился спать на спине — обычно удаётся уснуть только свернувшись калачиком. Пытаюсь перевернуться, вспоминаю, где я. И почему. Где-то, наверное, стоит ночник, светит желтовато-красным, или это камин ещё не погас. Здесь, в подземельях, никогда не поймёшь, наступило ли утро. Снейп так и не разделся, всё так же держит меня, даже во сне, кровать неширокая, он втиснул колено между моих ног, привалился к моему боку, рукав рубашки сливается с одеялом, а кожа руки — с моим голым плечом.

Конечно же, я его разбудил своим ёрзаньем.

Снейп моргает спросонок, спрашивает хрипло:

— Хочешь уйти к себе? — и пытается отодвинуться.

Ловлю его ногу коленями, перехватываю ускользающую руку и спрашиваю в ответ:

— С ума сошёл? — потому что именно так и думаю, это же надо, такое предположить. Он недоверчивая мрачная сволочь. Но это моя недоверчивая мрачная сволочь, моё личное чудовище, мне без него никак и он теперь об этом знает.

— Видимо, да, — говорит он, усмехаясь, и совсем не возражает, когда я нахожу его губы своими. Может, и ему без меня...

К завтраку мы, конечно, опаздываем.

19.04.2012

 





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-07; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 402 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить. © Сократ
==> читать все изречения...

2287 - | 1993 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.012 с.