Два дня проходят в относительном спокойствии.
Книги, купленные в идиотском порыве, написаны не для идиотов. Поэтому я начинаю с собственного конспекта.
А конспект сообщает, что на первом курсе мы, оказывается, варили массу всякой полезной дряни. И большую часть этой дряни я, оказывается, помню, стоит только взглянуть на рецепт. Поэтому я копаюсь в справочниках, запихиваю в голову дополнительные сведения о компонентах, словно мне опять предстоит экзамен. А возможно, и предстоит. Вряд ли Снейп выпустит меня к первокурсникам, не проверив сперва, что я им там могу понарассказывать.
Снейп. Профессор Снейп.
Северус.
Которому вряд ли понравилось бы, что я привыкаю к его имени. Но это мелочи, если я могу изредка повторять его здесь, в тишине полуподвальной кухни. В моём личном подземелье, в моей смешной, нелепой лаборатории, где я третий день шуршу страницами и тренирую руку — "медленно помешивать против часовой", "помешивать не торопясь по", "быстро размешать"... и понять разницу между "медленно" и "не торопясь", ощутить её на собственной шкуре, зашипеть, стирая с кожи возмущённое небрежностью кипящее зелье. Выругаться — почему, болван, заодно с ингредиентами не купил заживляющее, раз уж сварить ума пока не хватает. Посидеть в гулкой тишине перед следующей попыткой. И сказать:
— Северус.
Просто так сказать. Чтобы понять, как это звучит из собственных уст. И улыбнуться — вот бы он взбесился, если бы услышал. Наверное. Или нет?
Не знаю.
Потому что поступков Снейпа в последние мои дни в Хогвартсе я не могу понять совсем.
Ничего. Я вернусь и пойму. Может быть.
Опять мечтаешь, Поттер? А время положить очередной компонент в котёл ты прозевал. Вот теперь лезь, открывай окно и жди, пока через узкую амбразуру, по недоразумению возомнившую себя окном, выветрится невыносимая вонь испорченного зелья.
Лезу, стараясь дышать ртом. Открываю. И тут же в лицо врезается что-то живое и когтистое. Скатываюсь со стула, пытаюсь сохранить равновесие, взвываю — плохо пытался, а ткань на джинсах хоть и плотная, но удар не держит. Теперь копчик ноет, я сижу на полу, пробую пальцем длинную царапину на щеке и смотрю, как по кухне кружат совы.
Две.
Интересно, там осталось печенье, которое Гермиона заказывала? Или я всё сжевал, ленясь выходить за нормальной едой?
В большом ярком пакете сиротливо болтаются три галетных кругляша.
Совы охотно меняют ношу на печенье, невозмутимыми круглыми гляделками провожают в мой рот третью галету и улетают, нагадив на пол.
Я убью Гермиону. Потому что её увесистое письмо плюёт в меня сложенной газетой — хоть бы сову пожалела! — и превращается в вопиллер, и орёт:
— Гарри Поттер! Если последняя строчка этой статьи — правда, я тебя придушу! Чем ты там занимаешься?! И что ты сделал с домом?! Я не могу к тебе попасть!
Конечно, не можешь, думаю я, запоздало закрыв ладонями уши. Потому что Фиделиус тебя не остановил бы, а вот дополнительное защитное заклинание — запросто. Нужно только не очень хотеть попасть. Да и то — неприглядная это роль, быть при мне нянькой и домовым эльфом.
Которого Гермиона, к счастью, так и не прислала.
Зато она прислала мне свежую прессу.
Нет. Не очень свежую. На выпуске "Ежедневного пророка" стоит вчерашнее число, а с первой страницы смотрит — угадайте кто?
Нет, я не стану убивать Гермиону.
Я убью Риту Скитер. И всю редакцию "Пророка".
В этот раз они напечатали старую колдографию, даже не знаю, откуда выкопали. Чёлка у меня здесь вразлёт, шрам виден отчётливо, улыбка героически-глупая. Как обычно.
А заголовок спрашивает:
"Любовь Гарри Поттера: девушка или...?"
В висках стучит, на уши накатывает пульсирующий шум. Медленно, очень медленно читаю.
Сначала Скитер красочно, с собственными домыслами, излагает подробности нашей нечаянной встречи.
"...У Гарри был такой вид, будто его застали врасплох."
Какой — такой? Ага, читаем — бледный, глаза бегают... И бутылки в пакете друг об друга стучат. Красавец. На свидание собрался, наверное. Девушку вином поить.
Затем Рита методично перечисляет всех особ женского пола, в кого, по её мнению, мог влюбиться Гарри Поттер и пригласить на романтический ужин. Странно, а МакГонагалл в списке нет. Непорядок.
Вытираю влажную руку о колено, в другой пляшет газета, едва ловлю глазами следующий абзац.
Так. Девушек оставили в покое, теперь надо обмусолить моё прошлое.
После войны долгое время скрывался от внимания журналистов... Ну, хоть тут правда...
Мечтал стать профессиональным ловцом. Ну было, ладно.
Гм... Оказывается, я всегда мечтал стать ещё и аврором. Прямо каждую минуту мечтал.
Ага, даже убивая Волдеморта. Вот убью, думал, сейчас по-быстрому — и в аврорат, на работу устраиваться. Не слезая с метлы и со снитчем в зубах.
Список лиц, из-за которых я буду сидеть в Азкабане, растёт.
Потому как сведения о том, что "прошедшая война и решающая схватка с тёмными силами настолько пагубно отразились на здоровье героя, что он не может ни играть в квиддич, ни работать в аврорате", могли быть получены только у колдомедиков из Святого Мунго. Больше никто откровенничать со Скитер не стал бы.
Ну и завершает статью то, из-за чего Миона пообещала меня придушить:
"Так, может, не для романтического ужина покупает Гарри Поттер алкоголь? Может, он скрывает от мира не любовь к девушке, а страсть к огневиски? Ведь не каждый способен достойно пережить крах мечты."
Нервно смеюсь. Хорошие новости, Гарри, это вовсе не то, о чём ты подумал, увидев заголовок. Всё прекрасно. Оказывается, Гарри Поттер — всего лишь инвалид и алкоголик.
Само собой — какая уж тут любовь!
Скитер, наверное, своё Прыткое Перо не в чернила макает. А в то самое огневиски, которое ей привиделось. Трезвое перо такого не напишет.
Швыряю газетой в стену. Газета летит, но как-то вяло, планирует и обнимает лживыми крыльями древний медный таз.
Нет, этого мне недостаточно.
— Аксио газета!
На шестнадцать частей хватит? Или попробовать помельче? Кто бы подумал, что можно получить такое удовольствие от вида кучки бумажных ошмётков?
— Инсендио!
Летает "Пророк" плохо. А горит хорошо. Кашляю, вдохнув едкого дыма, и едва успеваю выхватить из огня второе письмо. Я и забыл о нём совсем, оглушённый вопиллером Гермионы и идиотской статьёй. Хлопаю по тлеющей бумаге, обжигаю пальцы, но спасаю — мне слишком редко пишут, чтобы дать вот так сгореть чьему-то посланию.
А когда я понимаю, чьему — в голове становится пусто и звонко.
Он мог и не подписываться.
Разбираю мелкие злые буквы:
"Поттер, откройте камин. Необходимо поговорить. С.Снейп"
Даты нет. Сколько кружила сова над домом, прежде чем я открыл окно?
Аккуратно складываю записку — край обгорел всего ничего.
Поговорить. Необходимо.
Как под Империо иду и открываю камин.
И что, спрашиваю себя через полчаса, ты теперь так и будешь сидеть, курить, пялиться в каминную пасть и ждать, пока он с тобой поговорит? Не сходи с ума, Гарри. Во всяком случае, больше, чем уже есть.
Ещё через полчаса я убеждаю себя встать. Не будет же Снейп всё время проверять, открыл ли камин его непутёвый ассистент.
Почему-то подташнивает. И слуховые галлюцинации, да. Стоит отойти от камина — и немедленно кажется, что пропустил, что там уже кто-то вызывает, а я, дурак, прошляпил. Кидаюсь обратно — нет. Тихо.
Когда за окнами темнеет, я прекращаю бессмысленные метания. Ожидание перегорело, болит голова, в желудке тянет, нужно бы поесть, но печенье закончилось, а представив вкус бутерброда, понимаю — никакими судьбами мне в себя еду не запихнуть.
Ещё раз курю у камина — последний шанс, профессор, мой, не ваш — и спускаюсь на кухню. Чай в меня, наверное, влезет. Пока вскипит вода, тихонько ною от ломоты в висках, бездумно листаю самый тонкий из купленных журналов — еженедельный "Юный зельевар", и такой есть, даже смешно. Глаза натыкаются на слово "туман". Зелье Тумана. Не помню такого.
Безобидное зелье, говорит журнал, вполне по силам даже новичку. Добавки могут окрашивать туман в приятные пастельные тона. Прекрасно подходит для создания романтической обстановки. Они что, издеваются? Я скоро буду заикаться, услышав слово "романтический". Лихорадочно листаю конспект. Нет, не было такого. Ладно. Теперь будет.
Зажигаю горелку, ковыряюсь в коробках с ингредиентами, снимаю охлаждающие чары с пакета со "льдом со дна Серебристого Озера".
Вот чем надо было заниматься, а не наматывать круги возле камина. Голова по-прежнему болит, но уже как-то привычно, такие боли меня часто доставали в последние дни в Мунго, да и теперь ещё иногда. Так что ничего особенного.
Зелье получается с первого раза. По крайней мере, жидкость радует глаз обещанным в журнале "мерцающим льдисто-голубым светом" и ничем не пахнет, втекая в тонкостенный прозрачный фиал. Теперь закрыть пробкой и надписать. Всё.
Ну и что мне теперь с этим зельем делать? На кой фиг я его сварил?
Я всё ещё сжимаю фиал в руке и решаю эту сложную задачу, когда за спиной низкий тягучий голос говорит:
— Поттер, мне... Что это у вас здесь?
Вздрагиваю — никак не ожидал, что, потребовав открыть камин для разговора, он явится лично.
Фиал выскальзывает, тонкое стекло мелко колется о каменный пол и тонет в луже мерцающего зелья. Мгновенно снизу подымается непроглядная влажная завеса. Вот и романтическая обстановка, профессор, добро пожаловать.
Мой туман отчего-то ужасно горек на вкус и резко пахнет грейпфрутом. Почему грейпфрутом? Я не клал туда грейпфрут, хочу сказать я, и вместо этого кашляю — горечь перехватила горло.
Цепкая сильная рука ухватывает меня за шиворот, волочёт так, что я спотыкаюсь. Вытереть слёзы не выходит, я занят, я переставляю ноги и кашляю.
Резко захлопывается дверь, меня протаскивают на несколько ступенек вверх по лестнице и прислоняют спиной к перилам.
Пытаюсь проглотить вязкую слюну. Перед глазами всё ещё мутно.
Ему тоже так?
Откуда-то у моих губ возникает холодный стеклянный край стакана. Не открывая глаз, жадно пью, вода проливается, стекает по шее, но мне не до аккуратности.
— Откуда здесь вода? — спрашиваю, пересиливая кашель, когда стакан исчезает так же неожиданно, как и появился.
— Вы не поверите, Поттер — это магия, — он говорит насмешливо, но медленно и хрипло, наверное, его тоже зацепило.
Снимаю очки, на ощупь протираю полой рубашки. Это она из джинсов выдернулась, когда он меня тащил, не иначе. Хорошо. Можно и глаза от слёз протереть.
Когда я снова могу видеть, лицо Снейпа ещё хранит непонятное выражение. Будто он только что еле сдержался, чтобы... чтобы что? Отчитать меня за неприглядный раздёрганный вид? А вид у меня ещё тот, наверное.
— Бестолочь, — вдруг ласково говорит Снейп и вытирает большим пальцем мой влажный подбородок, а второй рукой всё ещё придерживает меня за плечо.
— Я не клал туда грейпфрут, — зачем-то сообщаю я, обмирая от тона и прикосновений.
— Ваша избранница предпочитает другой вид цитрусовых?
— К-какая избранница? — Мерлин мой, о чём он говорит!
— Представьте, что было бы, разбей вы этот фиал именно в тот момент, для которого он был предназначен, — продолжает Снейп, в его голосе теперь нет ни тени нежности, в нём течёт вязкий яд, но рук он не убирает. — Ваша любовь сбежала бы от вас навсегда.
Ах да, думаю я, заворожённо глядя на его губы — Мерлин, как близко — он же тоже читает этот проклятущий "Пророк". Значит, в мою страсть к огневиски он не поверил, а в это...
— А потому — вы мне должны, Поттер.
Что? Что я ему должен?
Спросить я не успеваю.
Он жадно впивается в мой рот, язык врывается внутрь и творит там что-то невообразимое.
Тёплые пальцы обхватывают затылок, держат так крепко, что останутся следы, наверное, чтобы я не отстранился, это глупо, Мерлин мой, неужели я стал бы...
Ни он, ни я не закрываем глаз, и когда я сцепляю руки у него за спиной и тяну ещё ближе, совсем тесно, чтобы теперь уже он не смог никуда деться, вижу, как ползёт вверх его надменная бровь... а я больше не могу и стону ему прямо в рот, когда даже через всю ткань, что между нами, чувствую его стоящий колом член.
В голове шумит, я ничего не соображаю, только хочу, хочу прикоснуться, тяну руку туда, вниз, но он не даёт, перехватывает, сжимает запястья, отпускает мои губы, лизнув напоследок.
Рвано дышит и рассматривает моё лицо.
Никогда не видели безумного Поттера, профессор? Смотрите, я здесь, а разум возвращаться не собирается. Зачем, если я тоже хочу вас. Видеть. Видеть такого.
— Я сварил его просто так. Ни для кого. Просто. Попробовать, — сообщаю я, как будто это что-то может для него значить.
Или может?
Потому что Снейп глухо рычит. Мерлин мой, он рычит и вцепляется диким, острым поцелуем в плечо над ключицей. Горячие руки гуляют по моей спине под рубашкой, они мнут, плавят кожу и рассудок, вырывают из меня стоны и всхлипы. А когда пробираются вниз и с силой сжимают ягодицы, рывком поднимая туда, где у него так каменно-твёрдо, я уже больше не могу, я кончаю и, кажется, кричу, но всё равно слышу — он что-то шепчет почти беззвучно. Ухо цепляет слово "мальчик", от этого я готов стечь к его ногам и...
— Гарри, ты где? Ты дома? Гарри!
Чёрт. Я же открыл камин.
Снейп зло шипит сквозь зубы, отпрыгивает мгновенно вниз, почти к кухонной двери, я смотрю, как он машет палочкой, выговаривает очищающее, на моей рубашке сами собой застёгиваются пуговицы — когда они успели расстегнуться?
У верхних ступеней лестницы уже слышатся шаги, а он говорит ровно и невозмутимо:
— Да, так я хотел сказать вам, что уезжаю.
— К-куда? — ошалело спрашиваю, держусь за то место на шее, куда он только что целовал, облизываю саднящие губы, мне сейчас плевать, что у нас появился зритель.
— На конференцию по зельеварению, хотя это и не вашего ума дело, Поттер. Это не означает, что ваше присутствие на работе отменяется. Пароль от кабинета спросите у Минервы, на моём столе найдёте коробку с эссе за прошедший год. Разложите по курсам и оценкам. Я вернусь через неделю. А вы работайте и думайте, нужно ли вам... В общем, работайте. У вас... гм... должно получиться.
И он уходит, уходит, даже не оглянувшись, мимо меня...
— Мисс Грейнджер.
...мимо остолбеневшей Гермионы.
На неделю.
Оставляя меня вот так... и себя... Мерлин...
— Гарри! Что тут происходит? Или, может, мне тебя теперь называть Синдереллой? А дорожки ему не подмести?
Я не знаю, Гермиона. Я даже не знаю, чего мне сейчас больше хочется — убить тебя или сказать спасибо?
За то, что ко мне — медленно, но всё же — возвращается способность думать. Хотя бы о том, что я чертовски хочу курить.
19.04.2012
