Я так выворачиваю шею, чтобы незаметно посмотреть, появился ли в Большом зале Снейп, что этот последний в жизни завтрак за гриффиндорским столом может стать вообще моим последним завтраком. Сел я так, чтобы видеть дверь. Но вдруг пропустил, отвлёкся, и он уже успел усесться за преподавательский стол?
Его нет.
И Гермионы нет, она, наверное, аппарирует вечером прямо из дому, нарядная и красивая. Жаль, предупредить о том, что меня на выпускном не будет, я не успею. Можно, конечно, сейчас послать сову, но это как-то глупо. К тому же — я знаю Миону. Она бросит всё и примчится убеждать.
Семикурсники — нет, уже выпускники — дурачатся, предвкушают сегодняшний праздник. Они тоже больше никогда не придут утром, чтобы сесть за этот стол. Но их, похоже, этот факт не трогает. Я в веселье не лезу — мне нечего им сказать. И меня тоже не втягивают в разговор. Наверное, знают, что нечего.
Ковыряю вилкой омлет. Если Снейп не появится на завтраке, исчезнет последний шанс поговорить с ним в коридоре. Придётся идти в подземелья. От воспоминания о последнем таком визите по спине бегут мурашки и что-то переворачивается внутри, но мозг протестут. Мозг не хочет снова отключиться.
Мысль о том, что я снова буду выставлять себя полным идиотом, потому что не могу при нём контролировать эмоции, хоронит и ту тень аппетита, что ещё была в начале завтрака.
Я ещё раздумываю над возможностью всё же показаться на выпускном. Если меня там не будет, это значит — Гермиона пойдёт одна и меня заест совесть. Спутник из меня плохой, танцевать я не стану, пить тоже не буду — я и трезвый-то себя пугаю иногда... Но ей хотя бы будет с кем войти в зал. А потом можно и сбежать. Снейп вряд ли соизволит посетить настолько шумное сборище. А может, его обяжет быть на празднике Минерва, он всё же декан Слизерина.
Так. Ну-ка, Гарри, подумай, ты из-за Мионы сомневаешься? Точно из-за неё? Не из-за того, что сможешь незамеченным, без последствий, целый вечер наблюдать за Снейпом?
Я не должен лгать. Хотя бы себе.
Тупо смотрю на лохмотья, в которые превратился омлет. Зверски я его...
Снейп на завтраке так и не появился.
Иду по направлению к подземельям. Под ноги стелется серый камень, исхоженный сотнями студентов. Левая, правая. Левая, правая. Левая... Ой.
— Замечтались, Поттер?
Ну конечно. Кому ещё так везёт?
Я смотрю, как Снейп наклоняется и собирает оброненные при столкновении бумаги. И говорю, чтобы не стоять без дела, раз уж не кинулся помогать:
— Меня Минерва отпустила на неделю. Можно?
— Минерва? Быстро вы освоились, — Снейп хмыкает, распрямляется и я вижу, что у него в руках.
"Герои тоже учатся!" — орёт первая полоса "Ежедневного пророка". Скитер явно сочла свою фразу гениальной. Или поленилась придумать другой заголовок.
Неужели не нашлось новостей погорячее?
Неужели газетная колдография, на которой Гарри Поттер испуганно косится на маленькую девочку, может кого-то удивить?
— Зачем вам неделя, Поттер? — интересуется Снейп, проследив мой взгляд, брошенный на газету. — Отправитесь пожинать плоды популярности?
И словно в доказательство этой самой газетой помахивает.
Да что он, в самом деле, со мной, как с мальчишкой!
— Нет, — отвечаю резко. — Запрусь на Гриммо и отдохну. От всех.
Ох, не стоило бы хамить... Голова непроизвольно втягивается в плечи. Но Снейп неожиданно мирно говорит:
— А. Ну отдохните, Поттер. Отдохните.
Поворачивается и уходит, больше не сказав ни слова.
Чувствую себя зайцем, который долго собирался с духом напасть на волка. Волк посмотрел вскользь, потрепал легонько за уши и ушёл по своим делам.
Иди и ты по своим, заяц. Хотя дел у тебя — меньше твоего куцего дрожащего хвоста.
В доме на Гриммо-плейс пусто, пыльно и тихо. Это даже хорошо, что я не стал забирать Кричера из Хогвартса. Ныл бы сейчас над ухом. А так можно не раздеваясь упасть на диван, взметнув облако пыли, чихнуть, распугивая мошкару, неизвестно откуда налетевшую в гостиную, и лечь, и затихнуть, задрав и подстелив под щёку полу синей мантии.
Из меня как будто разом выдёргивают стержень, который держал всё это время. Благодаря которому я даже в своей школьной спальне не мог расслабиться до конца — всё ждал неосознанно, вот я расклеюсь, а тут кто-то войдёт. Хотя бы для того, чтобы проверить, не взбрело ли в голову Гарри Поттеру снова раскроить руку, чтобы запихнуть назад в себя силу выброса. Глупо, конечно. Кому бы понадобилось? Никому, Гарри.
Трусь щекой о синий шёлк, он собрался мелкими складками и щекочет шею. Как раз там, где позавчера... Нет, Гарри, ты разве для этого сбежал из Хогвартса? Чтобы вспоминать? Не проще ли было остаться, выпить на выпускном чего-нибудь для храбрости, пойти к нему в подземелья и будь что будет? Потому что никакая сила теперь не убедит меня в том, что я ему безразличен. Разве что я не знаю, и он так не только со мной. То, что этого никто не видит, не значит, что этого нет. Меня с ним тоже никто не видел. К собственной выдумке ревновать Снейпа глупо, так что это не ревность. Просто почему-то больно.
Нет, я ему не безразличен. Хотя бы в качестве игрушки. С неинтересными игрушками не играют, их запихивают в дальний угол, куда даже ради уборки не заглядывают.
В камине гремит. Слышу оглушительный чих и возмущённый возглас:
— Гарри! В этом доме когда-нибудь чистят камин?
Зря я тебе всё-таки послал сову, Миона. Ведь знал же, знал, что ты этого так не оставишь.
— Что за фокусы, Гарри? — спрашивает Гермиона, стряхивая сажу с джинсов. — Ну что опять такое? Ты что, только что пришёл? Или ты спишь в таком виде? Ну что ты молчишь?
Если она помолчит пару секунд, я даже смогу ответить. А пока просто смотрю на неё и понимаю, что соскучился.
— Гарри, ты меня пугаешь! Скажи что-нибудь! Ну чего ты улыбаешься?
— Я так рад тебя видеть, Миона!
Она резко выдыхает:
— Ты меня в гроб загонишь, Гарри Поттер. У тебя всё нормально?
Нет, поскольку "нормально" — не то слово, которым можно описать мою нынешнюю жизнь. Но я привык, и поэтому:
— Всё хорошо.
Гермиона рассматривает мою измятую мантию:
— Сомневаюсь. Так что это такое? — и потрясает в воздухе каким-то листком, наверное, моей запиской. — С чего это ты решил не идти?
Пожимаю плечами.
— Не хочу портить тебе праздник своей мрачной физиономией, — отвечаю.
— Пфффф... Чушь какая! И ничего она у тебя не мрачная. Пойдём, а?
Мотаю головой. Если буду вынужден сейчас придумывать правдоподобную причину, просто взвою.
— Так, — Гермиона озирается, подходит к дивану, хлопает рукой по диванной подушке. Диван и ей выдаёт щедрую порцию пыли. — А где твой эльф?
— Остался в Хогвартсе.
— Завтра же отправлю его сюда. Безобразие какое! Фу, грязища!
— А как же права эльфов, Миона?
— Ты мне дороже, — отрезает она и спрашивает, не меняя тона: — Чаю дашь?
Чаю. Конечно. Раз велели. Если он есть.
— Если он есть, — повторяю последнюю мысль.
— Поищем, — Гермиона устремляется по узкой лестнице вниз, на кухню, она, конечно же, знает, где это, мы изучили когда-то все закоулки старого дома, пока он был нашим относительно надёжным пристанищем.
— Ничего у тебя нет, — резюмирует она, обшарив полки. — Ты вообще надолго сюда?
— Пока на неделю.
— Понятно.
И Миона развивает бурную деятельность. Связывается с кем-то через камин, заказывает доставку продуктов — конечно, ей плевать, что завтра весь магический Лондон будет знать, где живёт Гарри Поттер, — тратит силу на многочисленные Экскуро и Скорджифай, чтобы привести в порядок хотя бы минимум мебели и посуды. Я не мешаю. Гермиона любит спасать.
Из камина вываливается посыльный с объёмными пакетами.
Моих мозгов хватает, чтобы отдать ему деньги без подсказки подруги, а потом я всё так же безучастно наблюдаю, как она разворачивает покупки, ставит на чудовищную древнюю плиту чайник, строгает какие-то бутерброды, сыплет в заварочник крупные чёрные сухие листья.
— Тебе, наверное, надо домой? А то на выпускной опоздаешь, — напоминаю я, когда она наливает в две уродливые щедро раззолоченные чашки исходящий бергамотовым запахом чай.
— Нет уж, Гарри Поттер. Если я у тебя сегодня вместо эльфа, так давай расплачивайся. Что с тобой творится?
Я бы лучше лежал на пыльном диване и не платил. Но Миону обижать не хочется.
— Как там Рон? — спрашиваю, чтобы оттянуть неизбежное.
Потому что Гермионе иногда присущ характер танка.
— Рон хорошо, спрашивал о тебе, — она облизывает ложечку и осторожно отхлёбывает из чашки. — Он до сих пор не может понять, чем это так тебя обидел, что ты полгода носа не кажешь. И Джинни о тебе вспоминала. Представляешь, как мне приятно было сообщать им, что я и сама ни черта не знаю и не понимаю? Я тебя не трогала, думала, может, опомнишься, но это уже ни в какие ворота не лезет. Так что, давай, Гарри, зубы мне не заговаривай, а рассказывай, от кого это ты вздумал прятаться. Или я тебе уже не друг?
Смотрю в чашку.
— Гарри, — мягко начинает следующий раунд Гермиона. Предыдущие я выиграл. — Ты влюбился, да?
Закатываю глаза к потолку.
— Ой, так это же чудесно! А я уже всяких страхов напридумывала...
Чудесно, Гермиона. Просто изумительно. Особенно если учесть, в кого.
И, конечно же, я предвидел этот вопрос:
— Кто она, Гарри? — допрашивает меня сияющая подруга. — Она что, с младших курсов? Или она не хочет с тобой встречаться? Не хочет? Вот дура, а!
Так. Ну, чтобы иссякли разом все вопросы:
— Не она, Гермиона. Он.
Ложечка с дребезгом падает, бьётся о край чашки и летит на пол. Я веду за ней глазами, наклоняюсь, подымаю, аккуратно кладу на стол.
— Круто, — говорит Гермиона. — Ты хоть предупреждал бы.
— Как?
— И правда — как... Джинни, я так понимаю, может не приходить.
— А что, собиралась?
— Ну, между вами же что-то там начиналось... Во всяком случае, Джинни так думает. Просто она не хотела на тебя давить.
Начиналось. Думает. А я о ней с самого Рождества не вспоминал. Да и до Рождества тоже. То-то она на меня так смотрела тогда в Норе, а я плавал в своих бредовых желаниях и ничего не понимал.
Но, в конце концов, между нами ничего не было, кроме поцелуев. И то — целовала она. Я ещё помню своё смущение. От того, что это было не так, как я ожидал. Как будто я был виноват, что это было не так. Я не виноват. Ко мне просто прикасались чужие губы. Мягкие, тёплые, наверное, привлекательные — но с тем же результатом Джинни могла просто похлопать меня по плечу. Только не было бы так... неудобно.
К тому же, теперь я знаю разницу. Знаю, как может быть.
А Гермиона в очередной раз доказывает, что она мне всё же друг, говорит:
— Ладно, я поняла. Вопрос с Джинни как-нибудь утрясём. Она ведь тоже не заслужила ждать тебя вечно. Да и смысл теперь? Так что, он с тобой не хочет встречаться?
Я представляю, как прихожу к Снейпу и говорю — не хотите ли со мной встречаться, профессор? Истерически ржу, изумляя Гермиону, и признаюсь:
— Я не спрашивал.
— Он не знает? Ну ты даёшь!
— А то, что это мужчина, тебя не смущает?
— Главное, Гарри, чтобы это не смущало тебя. Но, судя по твоему поведению, это больной вопрос. Да?
Проницательная моя. Пальцем в небо. Не могу я тебе сказать, что меня вообще больше ничего не смущает. И никто. Кроме него.
Гермиона подхватывается, берёт меня за руку и тащит за собой. Указывает палочкой на огромное, в полный рост, зеркало в прихожей, почти кричит "Скорджифай!" и выталкивает меня вперёд.
— Ты посмотри на себя! Красивый, интересный парень, а ведёшь себя так, будто урод распоследний. Пойди и скажи ему, слышишь? Ну чего мучиться? Вот пойди и скажи! Самое страшное — откажет он тебе. Так это не смертельно!
Знаешь, Гермиона, иногда кажется, что смертельно. Но ты, конечно, не знаешь. Поэтому я отхожу от зеркала и мягко прошу:
— Я сам разберусь, ладно?
— Я вижу, как ты разбираешься, спрятался тут, на выпускной идти не хочешь — потому что там будет он, а ты боишься. Значит, это кто-то из наших?
— Гермиона, время, — напоминаю я. — Не успеешь переодеться.
Она фыркает, показывая, что не оценила моего грубого маневра, потом неожиданно сдаётся:
— Ладно, Гарри, ты большой мальчик, думай сам. Но я бы на твоём месте...
— Я понял. Понял.
И она скрывается в камине, напоследок велев присылать сов почаще. Ведь видеться мы теперь будем только если договоримся заранее.
Всё же Гермионы иногда бывает слишком много.
Нахожу палочку, блокирую камин. И иду в прихожую — рассматривать себя в зеркало.
Снимаю мантию, в которой так и пробыл всё это время. Немного подумав, раздеваюсь почти полностью. Пожалуй, я впервые рассматриваю себя вот так.
Очень просто не спорить с Гермионой, когда она стоит за плечом, как персональный ангел-психолог, и убеждает в твоей привлекательности. Теперь я сомневаюсь в её правоте ещё больше.
Мерлин... Ну и что тут хорошего?
Под одеждой этого не видно, а теперь в зеркале отражаются не только привычные непослушные вихры и глаза под очками, но и, вопреки всем представлениям о героях, ни разу не мускулистые руки с крупными кистями, бледные ноги с узлами коленей, худой незагорелый живот, дорожка редких тёмных волос. уходящая под плавки, слегка сутулые плечи. Угловатая фигура без намёка на изящество. Хочется прикрыться. За спиной отражается просторная прихожая. Я сам себе сейчас напоминаю макаронину, сиротливо вытянувшуюся на немытой со вчера тарелке.
Ты прекрасен, Гарри Поттер.
И ты ещё думал, что можешь кого-то соблазнить?
Убиваю вечер, бездумно проветривая и убирая в спальне.
В школе мне почему-то хотелось попробовать спать без ничего, но я себе этого не позволял. Теперь мне никто не может помешать.
Я вспоминаю своё отражение, привычно пялю на себя пижаму и на удивление спокойно засыпаю.
А утром иду на кухню, делаю чай, машинально жую засохший бутерброд, смотрю в грязное окно под потолком.
Зачем мне нужно было время, если я так быстро всё о себе понял?
Зачем мне эта неделя? Что я стану делать на Гриммо? Спать? Есть? Убивать себя самокопанием?
И в мою больную голову приходит идея, которая тоже не блещет здоровьем.
Но, в конце концов, я же себе обещал.
— Вы возьмёте все? — спрашивает продавец во "Флориш и Блоттс" и удивлённо поглядывает на внушительную стопку книг и журналов. На обложке верхнего журнала со стремительным наклоном бегут зелёные изящные буквы, складываясь в слово "Зельевар".
Киваю. А иначе зачем бы я просил их принести? То есть, не конкретно эти, я просто пришёл и спросил — что у них есть по зельеварению. Потому что вообще слабо представляю себе, что по зельеварению может быть помимо конспекта. Продавец так шустро метнулся к полкам — я едва успел крикнуть ему вслед, что антикварные издания мне не нужны. Наверное, не так уж популярна моя будущая профессия. Или только подобные мне жалкие профаны покупают литературу здесь.
Так, куда там дальше?
Уменьшенный вместе с черпаком и лопатками для помешивания котёл уже прячется в кармане.
"Всё для квиддича". Нет, мимо, мимо, Гарри, теперь тебе это не светит. Прийдёшь — почитай свою справку из Мунго. Да и беды в том нет, квиддич перестал быть мне интересен. И вообще — Гермиона вон вообще не летает, и ничего.
— Вы в курсе, что аконит — ядовитый ингредиент? — осведомляется ехидный аптекарь, выкладывая пакеты и фиалы на аптечную стойку.
У меня что, на лбу написано, что мне даже простенькое зелье сварить — полдня конспект читать, что бы там ни говорил Снейп о моих успехах в зельеварении? Ну и ладно. Я даже возьму у старого лиса "магически доочищенную воду, незаменимую в любом зелье на водной основе". Хотя и не помню, бывают ли вообще такие зелья. Особенно для первого курса. В голове живут только рецепты седьмого — три или четыре, не больше. Те, что пришлись на два последних месяца и которыми я просто извёл Гермиону, выпрашивая объяснения по каждому ингредиенту.
Всё-таки хорошо, что я послал ей сову. Школьную, конечно, свою я заводить не решаюсь. Я не готов о ней заботиться. А больше всего боюсь, что она мне будет напоминать о Хедвиг. Странно. Её смерть, такая маленькая и незначительная на фоне всего остального, потрясла меня едва ли не больше, чем смерть Дамблдора. Почему-то видеть МакГонагалл в его кабинете мне не больно.
Чёрт знает что. Мысли скачут как блохи. Куда я ещё собирался зайти прежде, чем отправиться на Гриммо? А то стою на улице с большим пакетом в обнимку и, наверное, очень глупо выгляжу.
— Гарри! А мне на вас везёт!
— Здравствуйте, Рита, — обречённо говорю я.
— Вы хоть сегодня поговорите со мной нормально? А то сбежали тогда, ребёнка расстроили.
— А мне показалось, что вы всё успели. Я тороплюсь, извините, — похоже, я сейчас копирую чей-то до дрожи холодный тон, но, наверное, не выходит, потому что Рита не сникает, а продолжает разглядывать меня.
Поправляю уползающий вниз пакет из аптеки — Мерлин мой, и почему я его не уменьшил ещё там? Россыпь запечатанных склянок внутри пакета брякает о бутыль с "магически доочищенной", а Скиттер довольно жмурится:
— Это у вас там что? Вино? Огневиски? Гарри, вы к романтическому свиданию готовитесь?
Нет, это уже предел. Если из факта моего общения с ребёнком Скитер умудрилась сделать передовицу, то что же она сотворит теперь?
И я молча аппарирую.
Дома увеличиваю покупки, кладу на кухонный стол, притягиваю стул, сажусь, смотрю на эту груду. Запал прошёл и теперь мне всё это кажется бессмысленным. Если я вчера так явно осознал собственную физическую непривлекательность, то что теперь? Я хочу поразить Снейпа знанием зелий?
Это бред, Гарри. И ты сам об этом знаешь.
Бред. Но я всё равно попробую.
19.04.2012
