«Так и те, которые находятся во тьме страстей, у которых ум омрачен неведением о вещах духовных, – или, прямо говоря, те, которые не имеют ума Христова (а умом Христовым я называю Дух Христов, т. е., благодать Всесвятаго Духа, просвещающую и подающую духовное божественное ведение), <…> извращают и вкривь перетолковывают все Божественное Писание по похотям своим, и некоторым образом растлевают его страстями своими, хотя при сем не Божественное Писание растлевается, а растлеваются они сами – кривотолкователи его. Итак эти, не имеющие правого суждения о вещах, но омраченные страстями и по гордости не принимающие наставления от других, как возможно, скажи мне, чтоб они сами собою постигли и уразумели божественное и духовное? Как слепой и невидящий света солнечнаго не может читать писмен, светом освещенных, так и тот, кто слеп умом и не имеет ума Христова, никак не может понять и уразуметь вещей, кои суть во свете Христовом, и хоть бы он тьмы раз перечитывал написанное о них в Божественных Писаниях, невозможно, как думаю, чтоб он усмотрел что-нибудь и что-либо понял в духовном, невещественном и световом, будучи сам овеществлен и омрачен. – И да не прельщает вас кто-либо из таковых!» [66, т. 1, с. 227 – 228].
«Из сего видно, сколь необходимо для нас исследовать Божественные Писания со всем тщанием и вниманием, и Христос Господь, давая уразуметь, какая великая от сего происходит польза, говорил: «испытайте Писания», — испытайте и удерживайте со всей точностью и верою все, что в них говорится, чтобы верно знать, таким образом, волю Божию и уметь различать непогрешительно добро от зла, а не всякому духу веровать и носиться в вихре вредительных помыслов. Поверьте мне, братья мои, что нет другого более легкого пути ко спасению, как последовать к божественным повелениям Христовым, – впрочем, потребно нам и слезы многие, и страх великий, терпение большое, непрестанная молитва, – чтобы открылась нам сила хоть одного владычнего слова, да познаем великие таинства, сокрытые в малых словах и придадим души свои на смерть за самую малую заповедь Христову. Слово Божие есть меч обоюдоострый, который отсекает и отделяет от души всякую похоть и всякое плотское стремление. При этом оно бывает и пламенем огненным, воспламеняющим ревность душевную и делающим то, что мы презираем все прискорбности настоящей жизни, встречаем с радостью и весельем всякое приходящее на нас искушение и самую смерть, которая так страшна для других людей – желательно приемлем как жизнь и источник жизни» [66, т. 2, с. 236 – 237].
Св. Андрей Кесарийский
«Всякое Божественное Писание дано Духом в трояком виде, как троечастен и человек. Как бы некоторое его тело составляют буквы и подлежащий чувству рассказ, как бы душу — образные, переносящие читателя от чувственного к мыслимому, выражения, и как бы дух его — указание и созерцание самого возвышенного — будущего. Первое приличествует сущим под законом, второе — сущим под благодатью и третье — блаженному состоянию, в котором царствует дух, поборовший все плотские помыслы и движения. Первое занимается передачей событий, уже совершившихся, но нередко и немало украшается и предтекущими образами истины. Второе — поучениями приточными и другими подобными учительными рассуждениями, как например: «терния прозябают в руце пияницы» (Прит. 26:9), или: «усрамися Сидоне, рече море» (Ис. 23:4) и т.п. Третье же, то есть духовное, по преимуществу заключается в Апокалипсисе Иоанна Богослова. Правда, вместе с историческим и образным видимо оно во множестве и у других пророков, но здесь в особой мере изобилует; посему Богом и повелено возвещать его только совершенным в знании»[1, с. 4].
Свт. Иоанн Златоуст
«Когда же род человеческий впал в великое нечестие, и тогда совершенно не отвратился Создатель от всего рода человеческого, но так как люди сделались недостойными беседы с Ним, то желая возобновить общение с ними, посылает к людям, как будто к находящимся вдали, писание, чтобы привлечь к Себе весь род человеческий. Это писание послал Бог, а принес Моисей»[29, т. 4, c. 9].
О сотворении мира (Быт. 1:1):
«Итак, прошу вас, будем внимать этим словам так, как будто бы мы слушали не Моисея, но Самого Господа Вселенной, говорящего устами Моисея, и распростимся надолго с собственными рассуждениями: «помышления бо человеческая боязлива и погрешительна умышления их» (Прем. 9,14). С великою благодарностью будем принимать сказанное (Моисеем), не выступая из своих границ, и не испытуя того, что выше нас»[29, т. 4, с. 9].
О переводе LXX:
«Это было делом домостроительства Божия, чтобы т.е. этими книгами воспользовались не только знавшие еврейский язык, но и все обитатели вселенной» [29, т. 4, с. 26].
«Не будем же, прошу, пренебрегать чтением (Писания), но, понимаем ли содержащееся (в нем), или не понимаем, (во всяком случае) будем как можно чаще обращаться к нему. Постоянное упражнение в чтении напечатлевает неизгладимо в памяти (прочитанное) и часто, чего сегодня мы не могли понять при чтении, то вдруг понимаем, снова приступив к чтению, завтра, потому что человеколюбивый Бог невидимо просвещает наш ум»[29, т. 4, с. 376].
«Таково свойство Писания: в немногих словах его часто можно найти множество мыслей. Так как оно есть учение божественное, а не человеческое, то можно видеть, что все оно противоположно мудрости человеческой. Я объясню, каким это образом. Там (я говорю о мудрости человеческой) все старание бывает обращено на изложение слов; здесь – совсем напротив: (Св. Писание) не имеет в виду красоты слов или их (искусного) сочетания: оно само в себе имеет божественную благодать, которая сообщает блеск и красоту словам его. И опять, там (в писаниях человеческих) среди пространного и неизобразимого пустословия едва можно встретить какую-либо мысль; а здесь (в Св. Писании), как вы уже знаете, и краткого изречения часто достаточно было для нас, чтобы составить целое поучение»[29, т. 4, с. 399].
«Как каждый человек состоит из тела, души и духа, так и Писание – из тела слова, то есть из состава слов при обычном их понимании, из которого извлекает пользу простейший – это называется ближайшим научением; из души или анагогии, которую слушает сколько–нибудь возросший (духовно), и из высшего духовного созерцания, о котором размышляют и говорят совершенные. Так об ослице, привязанной против веси, на которой восседал Спаситель, [понятно что говорится о входе Господнем в Иерусалим], прежде всего напиши сказанное [то есть исторические обстоятельства этого входа]. Затем анагогию, состоящую в том, что слово, восшед на скотовидный нрав, приготовляет его к разумному движению. Затем по духовному созерцанию мысли человечество воспринимаемое из места против рая, чтобы оно, нося образ, вошло в рай»[29, т. 12, с. 1131].