АМФИТЕ́ЗА. См. АНТИТЕЗА

 

АНАГРА́ММА (от др.-греч. ανα – ‘через’и γράμμα – ‘буква’) – как форма языковой игры представляет собой перестановку букв в слове, которая в пределах одного текста превращает одно слово в другое: В поле ВСЕ – ВСЕ – ВСЕ: / В поле СЕВ – СЕВ – СЕВ (А. Шибаев).

Из одного длинного слова путём анаграммирования можно получить и целую небольшую фразу. В стихотворении «Спаниель на прогулке» Э. Юнга обыгрывается фраза «Синь пела», полученная из слова спаниель, и одновременно слово-анаграмма «апельсин»:

Синь пела, пела синь,

Пела, пела, пела синь,

Синь, синь пела, пела:

Спаниель Апельсин.

А. используется не только как игровой приём. Как подметил ещё Ф. де Соссюр, она способна также выполнять суггестивную функцию: ключевое слово, «распылённое» в тексте в виде повторяющихся звуковых комплексов, может производить сильное эмоциональное воздействие. Так, напр., анаграммируется в стихотворении А. Блока «Перстень-страдание» слово печаль – ключевое слово образа лирического героя. Звуки этого слова распылены в словах печальная ночь, лучом, упадала, плиты, плелась, прочь, печалей, просили, ночлег, пропадали, уличных, далей:

Шёл я по улице, горем убитый.

Юность моя, как печальная ночь,

Бледным лучом упадала на плиты,

Гасла, плелась и шарахалась прочь.

Горькие думы – лохмотья печали –

Нагло просили на чай, на ночлег,

И пропадали средь уличных далей <…> (А. Блок)

Лит.: Баевский В.С. Лингвистические, математические, семиотические модели в истории и теории литературы. М., 2001; Иванов В.В. Об анаграммах Ф. де Соссюра // Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977; Проблемы изучения анаграммы. М., 1995.

Э.М. Береговская

 

АНАДИПЛО́ЗИС (АНАДИ́ПЛОЗИС) (греч. άναδίπλωσις – ‘повторение, удвоение’), а также АКРОМОНОГРА́ММА, ВОЗВРАЩЕ́НИЕ, ДУПЛИКА́ЦИЯ, КОНТА́КТНЫЙ ПОВТО́Р, ПАЛИЛО́ГИЯ, ПОДХВА́Т, РЕДУПЛИКА́ЦИЯ, СТЫК, ЭПАНА́ЛЕПСИС, ЭПАНА́СТРОФА, – стилистический приём (фигура речи), состоящий в повторении конечного элемента (звукосочетания, слова, словосочетания) одного отрезка речи (предложения, стихотворной строки) в начале следующего. Частотным является А. с повтором слов и словосочетаний.

Основные функции такого А.: 1) актуализация, подчёркивание причинно-следственных связей и отношений между перечисляемыми в определённой последовательности действиями, явлениями. Напр.: Станем-ка, ребята, челобитную писать, / Челобитную писать, во Москву посылать. / Во Москву посылать, царю в руки подавать (фольклор); Это именно мозг ни разу не пожалел сердца, самодовольно полагая, что оно ему служит. А потом, раз всё его обслуживает, значит, всё ему и подвластно. А потом, раз всё ему подвластно, значит, он всё может. А раз он всё может, давай, говорит, сделаем искусственное сердце (А. Битов); Существует и несколько менее эмоциональных версий «замистиченности» окрестностей Диканьки. Говорят, например, что всё дело в шведских костях, которыми после Полтавской битвы засеялась вся округа. Где кости – там и нечисть, где нечисть – там и народные сказания, где сказания − там и пытливый Гоголь с блокнотом, родившийся, кстати, в Великих Сорочинцах (АиФ. 2001. № 14);

2) логическое выделение повторяемых элементов: Разруливать же её (ситуацию. – А.С.) надо так, чтобы властный кризис не превратился в кризис государственности. Сделать это очень трудно. Трудно, но необходимо (ЛГ. 2007. № 51); Ведь империю строить – это не предвыборные бюджеты пилить. Это что-то совсем другое, из иной материи и иной судьбы. Судьбы, которую России всё равно придётся пережить. Пережить, если она не хочет погибнуть, умереть, уснуть (Завтра. 2004. № 9); Большой пёстрый дятел − обычный, привычный житель наших лесов. Все его видели, знают и любят. Любят за яркую пестроту оперения, за бодрый, весёлый нрав, трудолюбие (В. Песков).

Выполняя эти основные функции, А. может, в зависимости от лексического наполнения конструкции и окружающего контекста, выполнять и другие, «попутные», функции: 3) усиления эмоциональной оценки: Но именно эта книга, эта «Хроника» хороша тем, что она удивительно пристрастна! Она пристрастна по своей интонации, по истинности любви к Маяковскому (Р. Рождественский); 4) стилизации под фольклор: Повалился он на холодный снег, / На холодный снег, будто сосенка, / Будто сосенка во сыром бору <…> (М. Лермонтов); 5) отмечается также композиционная функция А. в больших литературных жанрах, напр., в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова, где А. связывает концы и начала некоторых глав (см. об этом [Энциклопедический … 2005: 34−35; Москвин 2007: 565]).

А., кроме фольклора, используется главным образом в художественных текстах и в публицистике и может быть многозвенным (в таком случае он иногда называется цепочечным повтором): Итак, начинается песня о ветре, / О ветре, обутом в солдатские гетры, / О гетрах, идущих дорогой войны, / О войнах, которым стихи не нужны (В. Луговской); Шесть парадоксов советской системы. Нет безработицы, но никто не работает. Никто не работает, но растёт производительность труда. Растёт производительность труда, но в магазинах пусто. В магазинах пусто, но в домах кое-что есть. В домах кое-что есть, но все недовольны. Все недовольны, но единогласно голосуют «за» (КО. 1991. № 48, анекдот).

Отмечаются как сравнительно редкое явление слоговой А. в поэзии на стыке двух смежных строк: Но когда коварны очи / Оча руют вдруг тебя (А. Пушкин) и рифменный А.: Реет тень голубая, объята / Ароматом нескошенных трав; / Но упав на зелёную землю, / Я объемлю глазами простор, / Звёздный хор мне поёт <…> (В. Брюсов) [Квятковский 1966: 13−14]. Такого рода А. выполняют функцию звуковой изобразительности.

Лит.: Ахманова О.В. Словарь лингвистических терминов. М., 1966; Васильева Ю.В. Повтор как принцип организации фольклорного текста: Лексико-синтаксический повтор в произведениях русского и англо-шотландского фольклора: КД. Саратов, 2004; Квятковский А.П. Поэтический словарь. М., 1966; Клюев Е.В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция). М., 1999; Ковальчук И.Ю. Повтор и его функции в тексте: КД. Пятигорск, 2004; Литературный энциклопедический словарь. М., 1987; Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи. Тропы и фигуры. Терминологический словарь. Ростов н/Д, 2007; Никитина С.Е., Васильева Н.В. Экспериментальный системный толковый словарь стилистических терминов. Принципы составления и избранные словарные статьи. М., 1996; Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика и Словарь риторических приёмов. М., 1999.

А.П. Сковородников

 

АНАКОЛУ́Ф – стилистический приём (фигура), состоящий в грамматическом рассогласовании частей или членов предложения. Напр.: По краю сечи лениво, вразвалку, плетётся высокий узкоплечий мужчина лет сорока, в красной рубахе, латаных господских штанах и в больших сапогах. <…> Он красен и вспотел (А. Чехов); Пушкин и Есенин – альфа и омега поэзии в коллективном бессознательном русского народа. Северянин – вычурный, Блок – революционный, а Цветаева – повесилась (Завтра. 2014. № 9); Он увидел на месте, что приказчик был баба и дурак со всеми качествами дрянного приказчика <…> (Н. Гоголь). А. квалифицируется как стилистическая фигура, если намеренно используется автором с определённым стилистическим заданием и как грамматическая ошибка, если его возникновение в речи обусловлено неграмотностью или невнимательностью (напр., в бытовом общении, речи взволнованного человека).

В описании А. существует несколько проблем: определение лингвистического статуса, типология, стилистическое использование. Чаще всего, давая определение А., исследователи указывают на отклонение от логических или грамматических норм при его построении. Так, напр., в научно-популярном словаре «Иллюстрированная энциклопедия реальных знаний» А. определяется как «отклонение от логически и грамматически правильной конструкции речи в видах усиления эффекта» [Яновский 1907: 52]. Е.В. Клюев относит этот приём к деструктивным фигурам и, приводя примеры предложений с А., отмечает, что «в плане логики» таких предложений просто не существует [Клюев 1999: 257]. А.П. Сковородников определяет А. как «грамматическую несогласованность частей или членов предложения, которая может быть как речевой небрежностью (речевым недочётом), так и средством речевой выразительности – стилистическим приёмом» [Культура русской речи… 2003: 45]. В ряде работ, рассматривая А., исследователи останавливаются только на синтаксических отклонениях при его построении. Так, напр., как синтаксическую несогласованность (не замеченную автором или допущенную для придания фразе характерной остроты) А. характеризует А.П. Квятковский [Квятковский 1998: 32]. И.В. Пекарская, анализируя принципы, лежащие в основе А., выделяет два его вида: морфологический и синтаксический и отмечает, что «в А. отступления от нормы объясняются либо несоблюдением правил согласования в роде, числе, падеже (морфологический анаколуф, или силлепс), либо контаминацией разных синтаксических моделей в одну единицу» [Пекарская 1995: 72]. В системном описании риторических приёмов современного РЛЯ Г.А. Копниной А. также рассматривается как отклонение от синтаксической или морфологической нормы [Копнина 2009: 369−374]. Е.В. Клюев, характеризуя А. как фигуру, предполагающую неупорядоченность отношений между частями предложения или его членами», обращает внимание на проблему его удачного построения: «Сложность анаколуфа в том, что его чрезвычайно трудно исполнить так, чтобы он действительно воспринимался как фигура» [Клюев 1999: 257].

Разновидностью А. является анантаподатон. Эта фигура заключается в таком нарушении синтаксических связей в сложном предложении, при котором предложение не имеет соответствующего ему окончания: вторая часть представляет собой непрогнозируемый по смыслу и структурно элемент, синтаксически не связанный с началом: Дамы города N были... нет, никаким образом не могу: чувствуется точно робость (Н. Гоголь).

А. весьма эффективен в стилистическом отношении, сфера его функционирования – художественная литература и публицистика. Высокий комический потенциал А., обусловленный выраженным отклонением от логических и грамматических норм, делает его востребованным средством в художественной литературе при создании комической образности, характеристик и портретов героев, выражении авторской иронии, для развлечения адресата. Напр.: Кружечка, бочёночек, метёлочка, совок, / Ты – моя козлёночек, а я – твой серый волк (Э. Паперная). С целью создания комического эффекта к А. обращались Н.В. Гоголь, А.П. Чехов, М.А. Булгаков, В.Виктор Ерофеев, С.Д. Довлатов и др. С помощью А. передаётся взволнованность, спонтанность, аффективность речи, низкий уровень речевой культуры героя, неадекватное состояние, сумасшествие, а также особенности речи иностранцев. Напр.: Я собственноручно видел, как он стрелять в генеральную грудь, после – голову, прямиком в ухо загнать патрон дважды (А. Левицкий). А. часто используется при отображении особенностей мышления героев, специфики речевого оформления мысли: Некуда жить, вот и думаешь в голову ( А. Платонов). Деструктивный характер А. позволяет также использовать его для усиления драматизма и трагизма в соответствующем контексте. Напр.: Там будет что-нибудь и о той, которая... ничего, молчание!; Хотелось бы мне заглянуть в гостиную, куда видишь только иногда отворённую дверь, за гостиною ещё одну комнату (Н. Гоголь).

Лит.: Гаспаров М.Л. «Люди в пейзаже» Бенедикта Лившица: поэтика анаколуфа // Лотмановский сборник. Т. 2. М., 1997; Квятковский А.П. Школьный поэтический словарь. М., 1998; Клюев Е.В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция): учеб. пособие. М., 1999; Копнина Г.А. Риторические приёмы современного русского литературного языка: опыт системного описания: монография. М., 2009; Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М., 2003; Лагута О.Н. Учебный словарь стилистических терминов. Новосибирск, 1999; Общая риторика: пер. с фр. / Дюбуа Ж., Эделин Ф., Клинкенберг Ж. [и др.]. М., 1986; Пекарская И.В. Конструкции синтаксической контаминации как экспрессивное средство современного русского языка (на материале художественных и публицистических текстов): КД. Красноярск, 1995; Яновский А.Е. Иллюстрированная энциклопедия реальных знаний. М., 1907.

А.Н. Смолина