Философская антропология юридической нормы167

динамики как смыслообразование сущего, и она получает свое конститутивное закрепление только в человеке и через него.

В природной данности человека застревают вожделение, склонность, инстинкт, однако конститутивные признаки его истока как живого существа, принципиально непригодного для природной данности, и готовят его к обретению своего собственного автономного статуса. Человек есть одновременно самопребывание и самосозидание, т. е. он воплощает в себе исторический процесс обретения самостояния как достоинства.

Смысл присвоения как способа отношения человека к природе есть одновременное стремление быть и иметь. Таким образом, увеличение объема места расположения за счет приращения присвоенного как подручного, прирученного, подчиненного означает увеличение объема мощи, власти, права и ценностной полноты исторического именования.

Вместе с тем, такое именование носит природно-антропо-логический или реифицированный характер, так как месторасположение человека относительно бытия и сущего ставит его в зависимость от вещи.

Вещь, продолжая человека в восполнении его бытия, выступает в качестве посредника в его отношении к Другому. В связи с этим она, являясь средством обретения сохранности человека в условиях природной данности, одновременно представляет собой фактор це-леполагания и служит предметным образованием, с помощью которого данность становится подручной и усвоенной.

Вещественность встает на пути к существенности и дробит присутствие человека, конституируя разделение и разобщенность. Это разделение изначально заложено антропологически в половом различии между мужчиной и женщиной. Уже здесь проговаривается вещественность, поскольку половые связи подпадают под категорию обмена наряду с системой вещей. Одновременно вещественность создает сочетание и консолидацию как взаимопроникающую совокупность родовых, трудовых, экономических, политических и прочих связей. Процесс консолидации происходит через сочетание, сочетание невозможно без разделения. Эти процессы имеют характер конструктивных и преобразовательных модуляций в исторической эволюции социальной данности.

168____________________________________________________ Глава 2_

Социальная данность архитектонически воссоздается, проявляя себя вовне и внутри рода именно через обмен, где ориентиром в дискурсе служит ряд согласования как открытое вещное предложение от жертвоприношения до подарка и выкупа, хотя при этом не исключается и прямой природный захват. Обмен и захват — две модальности присвоения, в основе которых лежит в корне различное представление о месторасположении человека в социальной данности.

В первом случае человек обладает именем, самостоянием и достоинством, в другом — оценивается как чужой, не предполагающий приятия как знака свойственности, понятности и самоценного обладания

С точки зрения обмена и соглашения чужой непригоден, его присвоение возможно только через голую физическую поимку с помощью силы. Здесь присвоение носит односторонний характер физического захвата, навязывания воли, обладающей авторитетностью природной мощи Эта авторитетность представляет собой именование, которое расположено в непосредственной близости от абсолютной неумолимости действия физического естественного закона, предполагающего голое безотчетное и беспрекословное признание и подчинение ему. Насилие в истории перемежается с усилием, усилие обладает позитивностью, а насилие носит служебный характер, представляя собой замену внутренних социальных ресурсов благоприобретения внешнему обогащению за счет антропологического компонента мироздания. Это может происходить посредством господства и находить выражение в войне, политическом господстве, представляя собой технику природного существования, или проявление животности в человеке. Если это история, то это история как отрицательный антропологический опыт, где свобода односторонним образом сосредотачивается в руках сильнейшего и традиционно оценивается как произвол.

В противоположность присвоению как насилию обмен есть согласование и диалог именований, который уравнивает неравное и направлен на взаимное извлечение пользы каждым из его участников.

Высшей формой согласования является присвоение через взаимный дар, порождающее действительную общность, где возникает такое качество социальной данности, которая имеет признаки

философская антропология юридической нормы __________________ 169

непосредственного внешнего обаяния природного дара Такое взаимное присвоение есть согласие, или мир. Мир противоположен войне как принципиально асоциальному фактору, лишенному функции обмена.

Одностороннее присвоение, основанное на власти, есть аналог природной стихии, в которой господство играет своей переменчивостью в пульсации абсолютно возможного могущества и распада. Политическое самообладание и самостоятельность подобны ритмической взаимосмене движения и покоя природных стихий.

Взаимное присвоение характерно тем, что здесь являет себя непосредственная открытость Я относительно Другого без ее вещного опосредования, здесь происходит манифестация высшей степени обоюдного понимания и признания друг друга. Этот момент откровения есть истина взаимного бытия в совместном существовании людей, факт предельной искренности и правды.

В этом истоке заключен переход к обретению духовного как новой почвы и пространства, лишенного господствующего влияния реификации.

Поиск миросозидаюшего способа открытости человека сущему в виде истинной формы социальной данности и составляет его историческую задачу Открытость проговаривает и обозначает себя исторически в стремлении найти выход и получить доступ к максимальному благу как к сверхданности, к которой причастна окружающая человека действительность. В этом максимуме сосредоточено вместилище блага, поэтому религиозное сознание архаических времен (естественная религия) создает процессуальный способ доступа к нему. Такой доступ обеспечивается путем уподобления, подражания, мистического воздействия, проникновения в запредельное пространство путем просительного вопрошания в гадании, прорицании, колдовстве, шаманизме, магии, ритуале, молитве. Эта открытость формируется на уровне всеобщего коллективного представления, которое воплощается в универсальном антропологическом душевно-телесном «гештальте» священного Такое представление в области антропологического объема локализуется в оппозиции священного и профанного (М. Элиаде).

Знаками такого месторасположения человека в бытии сущего явились нормы установления связи с трансцендентным как сверх-Данностью через религиозность, где отношение к этой сверхданно-

170____________________________________________________ Глава 2

сти трансформировалось и эволюционировало от природного к духовному.

В этом смысле религиозность следует квалифицировать как схематизм коллективной, всеобще признанной зависимости человека от сверхсущего в формах почитания и святости.

Здесь также происходит исторический прорыв отношения к природной данности, где уверенность в дарующей благодати проходит путь от природного к духовному. В связи с этим закон благооб-ретения и открытость сверхсущему формируются через первобытную нормативную тотемическую регуляцию, табу внутри и вне рода, происходит процесс дистанцирования и воссоздание суверенитетного способа конституирования человека по отношению к природной данности.

Формы связи с трансцендентным изначально носят ритуальный характер, где способ обращения к нему является дискурсом, направленным на воссоздание благоприятного рас-положения по отношению к человеку и роду. Ритуальность есть знак благопристойности, т. е. имеет смысл служения, почитания и признания за сверхсущим высшей ценности, или святости.

Святость есть благоговение перед недосягаемым в его мощи и обладании, доходящее до степени страха и трепета(С. Кьеркегор).

Нуминозность человеческого сознания — это религиозный архетип, в котором сущее свидетельствует о том, что оно не имеет свойства абсолюта и находится в зависимости от бытия, имя которого не является личным как имя Другого и есть Бог как идея.

Таким образом, данность как дар и одновременно состояние блага за отсутствием ее в образе, свойственном человеку, может быть обретено только через открытость человека Богу в вере, почитании и любви, в этом состоит миссия и кредо христианства

Отсюда место человека в данности сущего может быть обретено через отыскание данности в трансцендентном как опоре, которой нет в окружающей действительности. Только эта опора создает духовную конституцию социальной данности как действительной общности, именно здесь обретается родство, которым преодолевается животное родовое начало.

Исторически отношение к сверхсущему в первобытной религии, политеизме и монотеизме прошло последовательные стадии легитимации,

философская антропология юридической нормы 171

Статус закона, как известно, имеет и Библия, где отчетливо представлен мироустроительный проект через правосудную диагностику законоучителей, пророков и судей. Их знаковость носит уже публично выраженный характер, датский от родовой архаики, но вместе с тем, аналогичный дискурс присутствовал и в первобытном обществе.

Ритуальный аспект в христианстве теряет свойства основного способа общения с трансцендентным, главными признаются вера и законопослушание, основанные на любви к Богу.

Христианство признало за ритуалом лишь свойство приобщения к Богу, но не принципиальный способ создания общности с ним. Максимизация ритуала есть симуляция, за которой могут скрываться безверие и фарисейство.

Месторасположение человека состоит в подчинении внешнего внутреннему, т. е. в элиминации вещного и телесного в пользу духовного, переход к новому способу присвоения — духовному, путем превращения материального блага, вещного — в данность, которая не есть действительное благо. Это благо лежит в основе конституции человека, вышедшего из контекста природной данности, но еще не пришедшего к своему собственному и действительному антропологическому достоинству.

Человек получил статус средства, которое используется другим человеком ради достижения материального блага. В этом смысле человеческая жизнь приобретает в целом технологически инструментальный характер, где открытость становится помехой для обеспечения материального блага.

Человек использует ритуальность с тем, чтобы «засыпать» эту открытость и искренность, закрывая путь к духовному бытию. Такую же роль играет и «объективный дух», в пространстве которого законопослушание и легальность прикрывают враждебность человека человеку в их притязаниях, целях и интересах.

Таким образом, положение человека приобретает трагический характер, где его сознание разорвано между стремлением к состоянию благообладания социальной данности в качестве дара и наличного бытия как квазиприродной данности, построенной на идеале консенсуса как перемирии. Такое наличное расположение человека относительно Другого или Самого Себя можно оценить как неста-

172____________________________________________________ Глава 2

бильное перемирие, а социальную данность — как «царство нужды и рассудка»(Г. В. Ф. Гегель).

Это описание социальной данности носит абстрактно-антропологический характер. Оно в конечном счете фокусируется в феномене наслаждения окружающим, которое с точки зрения отнесения к социуму означает не что иное, как согласие или мир. Такое гармоничное пребывание в социальном и есть то, что в религиозном смысле соответствует благодати, а в мирском — состояниям блага, счастья, умиротворения. Однако это состояние не может носить устойчивого антропологического характера, является идеалом, а не нормой.

Все дело заключается в том, что мера блага всегда провоцирует воссоздание остатка в виде стремления к максимуму и ставит под онтическое подозрение удовлетворение и покой, это не статическое социальное мироустройство и всеобщее умиротворение как наслаждение наличным объемом общественного бытия, а динамическое обладание благом, поэтому его принято квалифицировать термином «состояние», состояние же представляет собой подвижную данность, а не предметно застывший, реифицированный результат. Отсюда постоянная возможность его смены и утраты в динамике насыщения благом.

Такая антропологическая эстетика в контекстах сохранения и увеличения блага и есть не что иное, как экономика блага, т. е. как расчетливое стремление к благообретению и благосохранению. Именно здесь гедонизм смыкается с утилитаризмом и сосредоточены все виды этики блага, включая этику безмятежности и отсутствия страстей в ее эпикурейском, стоическом и циническом вариантах. Названные модификации этики блага группируются вокруг понятия нормативного состояния как покоя, умиротворения, пребывания в состоянии полного согласия с окружающей действительностью. При этом наслаждение или благо воспринимается на уровне гармонии с сущим, обретения максимального наполнения антропологического объема существования индивида.

Иными словами, это тот же стандарт, который этика стоиков выразила в нескольких словах: «Жить в согласии с природой». Здесь природа понимается как все мироздание, включая и самого человека. С точки зрения нормы наполнения благом действует принцип, сформулированный еще греческими мудрецами: ничего слишком.

философская антропология юридической нормы 173

Первый принцип гармоничного созвучия с природой и следование природе можно отнести к внешней когнитивной помологии, а второй является диетарным принципом правильного пользования благом, соблюдения меры в благонаполнении как наслаждении.

Другой аспект утверждения полноты блага — это сохранение полноты жизненного существования и отсутствие усталости. Этот аспект блага связан с максимумом активности, полнотой владения сущим как в себе, так и для себя, это единство самообладания и владения окружающими обстоятельствами, его можно назвать нормой существования в целеполагании, действии и умении. Иными словами, это сфера хабитуса, которая и лежит в основе нравов как приемлемого способа поведения для всей совокупной активности совместно существующих людей, т. е. то, что в Древней Греции считалось этосом.

Именно последняя модификация благообладания представляет собой антропологический уровень социального, который транскрибируется в феномене самообладания как актуальной динамической ценности существования человека. Подобного рода актуальное этическое самопребывание человека через те или иные модификации зависимости и создает представление о сверхценности как святости. Под святостью здесь следует понимать крайне выраженную степень мощи универсального целого как данности, принуждающее силовое воздействие которой превосходит перцептивные и мыслительные способности человека. Это абсолют в виде недосягаемой справедливости, которая окрашивает мир своим ценностным регулятивом почитания и поклонения. Этой сверхданности как абсолютно недоступному благу или святости все причастно, святость во всем участвует, пребывает неподвижно на максимальной дистанции по отношению к социальной фактуальности и не смешивается с ней.

Такая сверхценность, существование которой обладает максимальной полнотой объема бытия, суверенитетом мощи и признается, с точки зрения пантеизма, Богом или Природой в целом (Б. Спиноза), вызывая у человека всю гамму чувств, обусловливающих по отношению к ней максимальную степень пиетета, поклонения, страха и трепета.

Может показаться, что подобная экспозиция нуминозного типа сознания как преклонения перед сверхценностью, инициация чувства священного является модернизацией архаических представлений.

174____________________________________________________ Глава2

Однако уже в античности существовало развернутое теоретическое представление о благе, по этому поводу можно вспомнить небезызвестное утверждение Платона, что благо выше бытия.

Рационализация в контексте религиозности имеет сквозной характер (и в этом мы не согласны с М. Вебером, связывавшим этот процесс с новым временем). В отношении рационализации религии необходимо использовать чрезвычайно продуктивную, на наш взгляд, констатацию Б. Кроче: «Подобно тому, что религия составляла все познавательное достояние первобытных народов, наше познавательное достояние составляет нашу религию».

Вопрос относительно обретения свободы и права не есть вопрос чисто юридического осмысления, которое принимает во внимание в качестве отправного пункта для своего поиска систему позитивного законодательства, функционирующего в рамках эффективного правоприменения и законопослушания.

Обнародование и опубликование юридического закона не являются исторически исходными способами артикуляции в правообра-зовании⁴. Они свойственны только современной эпохе универсальной юриспруденции, преодолевшей исторические этапы обыкновения и фрагментарной локализации рассуждения о правом и неправом, которые имели место в архаическом прошлом.

Понятие юридического не является проблемой с точки зрения практической юриспруденции, так как сам факт существования

³ Кроче Б. Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика. М., 2000.
С.71.

⁴Правообраэование понимается нами как условие формулирования юридиче
ского закона, которое имеет базовый уровень суверенного права народа как Законо
дателя и производный уровень его артикуляции в тексте законодательной власти,
учрежденной в обществе. Обычно правообразование как политический и юридический
процесс связывается с законотворческой деятельностью государственной власти.
Антропологический подход к праву характерен тем, что здесь первичным условием
правообраэования признается Голос (выражение социальной нормы через живое
творческое воспроизведение в отношениях между людьми в обычаях, традициях,
стереотипах и других хабитуальных модификациях нравов). Для практической юриди
ческой деятельности универсальным и фундаментальным способом выражения нор
мы права является законодательный процесс, т е уровень восприятия Текста закона
с помощью Зрения. Суть нашего понимания термина правообразование включает в
себя как Голос, так и Текст как его «визуально-вещественную» трансформацию, и то
как через органы чувств включаются в обычное восприятия человека все явления
действительности.

Философская антропология юридической нормы__________________ 175

юридической деятельности является доказательством ненужности подобного тематического вопроса.

Вместе с тем, сама изменчивость ее модификаций в истории должна явиться источником процесса проблематизации юридического как такового. Но все-таки самым решающим поводом для этого является вопрос об антропологических параметрах юридической деятельности и ее атрибутивном характере по отношению к обществу как целому. Такая модификация в определении специфики юридического имеет важное значение с точки зрения авторитетности юридического знания для общества и социального престижа юридической деятельности.

Проблема юридического является проблемой установления наличного уровня антропологического объема в существовании современного человека, поскольку этот объем колеблется в его ценностном наполнении.

Смысл юридического увязывается с первичными понятиями и категориями социальной философии, философской антропологии, философии права, теоретической социологии, теории государства и права. Такое «смесительное» обозрение фундаментальной онтологии юридического в контексте социального связано с тем, что ни одна из указанных форм рефлексии о человеке не может дать приемлемого ответа об основаниях права и правовом качестве социальной действительности. Право и правовое качество общественных отношений устанавливаются в параметрах исторической конкретности как единство всеобщего, особенного и единичного в специфической предметно-практической сфере социального бытия. Перечисленные аспекты подхода к определению специфики юридического в их отделенности друг от друга не дают целостного представления о нем. Свойственный им частный способ рассмотрения юридических явлений в обществе не может создать и сформулировать того динамического импульса, который необходим для получения адекватной формы взаимосвязи результатов методического анализа, который остается фрагментарным по своему смысловому качеству.

Почему нельзя сформулировать понятие юридического из самого содержания теоретической юриспруденции?

На наш взгляд, проблема юридического не может быть разрешена средствами наличной концепции теории государства и права, поскольку это именно наличная (в смысле подручная, приспособ-

176____________________________________________________ Глава 2

ленная для нужд позитивной системы права и государства) теоретическая конструкция. Трудно себе представить юридическую специальность, которая имела бы неизменное в своей сущности содержание, как это случилось, например, с формальной классической логикой Аристотеля.

В силу тесной прагматической связи между юридической теорией и действующим законодательством исключается продуктивное использование по отношению к этой деятельной практической модели юридического закона интеллектуального потенциала прошлой юридической деятельности и ушедшего в небытие истории законодательного материала.

Теория государства и права — актуальная и строго позитивная юридическая дисциплина, имеющая служебное назначение по отношению к действующем) законодательству.

Конечно, ее материал должен содержать общие понятия о государстве и праве, но этот материал не предполагает внешней критической рефлексии по отношению к наличному функционирующему состоянию политической системы. Это не значит, что теория государства и права имеет специальное апологетическое предназначение, ее назначение не может быть иным, поскольку она представляет обобщающий компонент наличной политической легитимации в обществе. Используемый ею исторический материал и потенциал компаративистики совсем не направлены на создание упомянутого внешнего критического взгляда, а представляют собой иллюстративный фон актуальной юриспруденции.

Иными словами, теория государства по своему положению в системе наличного функционирующего знания не может не быть юридической наукой о положительном, действующем законодательстве и актуальном., реально существующем государстве.

Категориальный аппарат теоретической юриспруденции априори соответствует положительным законам, иначе он перестает обладать практическим качествами регулятивного воздействия на общественные отношения и становится бесполезным для юриста-профессионала как носителя функционирующего институционального знания Именно конститутивный и институциональный характер юридического знания, основанного на системе действующего законодательства, устанавливает границы в исследовании юридического в области теоретической юриспруденции по направлению к

философская антропология юридической нормы 111

постижению его универсального смысла, располагающегося за пределами современного уровня этого знания

Иначе правовед-юрист мог бы свободно использовать юридический материал прошлого и беспрепятственно составлять проекты конституций, как это, например, делали Платон и Ж. Ж. Руссо, не будучи субъектами правоприменения и носителями легитимного юридического знания, которое функционировало в Сицилии или на территории Корсики. Экспериментальные процедуры в архитектонике и фундаментальных основаниях существующего государства возможны только в сфере законодательной власти, а отсюда только сам юридический закон может выступать креативной преобразовательной силой по отношению к наличному состоянию действующего законодательства.

В этом и состоит отличие юриста от представителя естественнонаучного знания, которое свободно в манипулировании своим историческим потенциалом и может использовать процедуру эксперимента универсальным образом.

Конструктивное юридическое знание снабжено только имманентным инструментом измерения своего собственного качества, основанного на принципах полезности, пригодности и эффективности. Это путь совершенствования в пределах установленного юридическим законом эмпирического пути обновления, который начинается с единичных установлений, подлежащих устранению из нормативной системы и медленным, постепенным образом преобразует эту систему, доходя до ее институциональных и доминирующих оснований. Юридическое знание может существовать в рамках своего собственного самообнаружения и самосознания, иное означало бы воспроизведение и пропаганду внутри универсальной нормативной практической области общества потенциала критического отношения к идее законности, которая составляет кредо и миссию юриста. В силу таких ограничительных горизонтов теоретическая юриспруденция может адресоваться в обосновании фундаментальной онтологии юридического и определения присущего ей наличного научного потенциала по проблеме юридического к названному дифференцированному корпусу философского мировоззрения и сформулировать понятие юридического как субстанциальное образование, которое присуще обществу и государству и индивидуальному существованию в контексте социальной нормы.

178____________________________________________________ Глава 2

Социально-философская артикуляция в освоении качественной специфики юридического основывается на факте совместного, коллективного существования людей друг с другом Она способна дать общее представление о том, что такое общество и каков субстанциальный динамический конституирующий остов его связности, указать на источники социальной реальности Социально-философское исследование сразу же указывает на различия, конфигурацию и способы различения, которые существуют внутри общества Мы—Они. Я—Ты, Свой—Чужой. В его же рамках традиционно воспроизводится образ природной среды, в которой пребывает общество как космологическое образование, включающее в свое функциональное знание понимание физических, химических, биологических процессов, мира растений и животных, зачастую оценивая их универсум в качестве данности — дара.

Через социально-философскую оптику происходит ориентация на поиск наиболее эффективного способа самосохранения общественного человека в универсуме. Здесь же производится аналитическая работа по выявлению качества внутренне присущих социуму тенденций разделения, консолидации и сплоченности, которые в этическом измерении можно абстрактно обозначить как эгоизм и альтруизм.

Посредством такого морального обзора социального можно получить пока только его эстетический образ, поскольку здесь обнаруживается только абстрактное выражение динамики множественного, которое существует в универсальной диалектической противоречивости.

Но >же в этой бинарной ритмической картине взаимодействия эгоизма и альтруизма, их разрыва и конвергенции видны черты централизации как стремления к определенности как у-стою и у-коренению человека в сущем Однако именно в этом виде активности общественного человека заключается специфическая особенность присутствия антропологического компонента в мироздании.

Отношение к природе и способ ориентации в ней человека основываются на феномене собственности, онтологическом и одновременно оптическом антропологическом обладании, которое включает в себя витальные и социальные качества и свойства Такое обладание представляет собой противоречивое единство совокупного органически-физиологического роста глубин родовой самости об-

философская антропология юридической нормы 179

щественного человека, которая через силы и способности индивида вырывается в социетарное пространство.

Этот подъем, рост и чувственный порыв незавершенного в биологическом отношении существа (Ф. Ницше, М. Шелер, Т Лессинг) основан на том, что в собственности человека находится радикальная антропологическая недостача и динамический феномен ничто, имеющий свое местопребывание в этом биологическом виде

Подобная лишенность, присущая человеку может служить признаком его предназначения в мироздании как существа неприспособленного и лишнего, находящегося в стороне от природного маршрута. Однако человек, являя собой подобное образование, размыкает не знающее разрывов природное бытие посредством такой своей способности, как разум и мышление. Здесь происходит фундаментальная онтологическая диалектика лишенности, которая находит свое качественное выражение в феномене излишка — как сверхобладания или из-бытка Иными словами, формообразовательная интенсивность лишенности как недостачи приводит к тому, что активность человека становится избыточно чрезмерной для него как биологического существа. При таком положении разум и рациональность становятся, с точки зрения витальности, излишними, приводящими к уменьшению объема жизни, деградации и искажению ее качества.

Когда Ж П. Сартр говорит об эффекте «ничто» при осуществлении человеком онтологической рефлексии по отношению к бытию, он констатирует наличие в этом того же самого феномена вселенской непредназначенности, неподготовленности и никчемности человека Для него приход человека в пространство природы представляет собой разрыв ее заполненности, в ней же все является уместным, чрезвычайно стройным и гармоничным Человек неуместен как биологический вид. его появление не связано с какой-либо провокацией в сфере живой природы, и чтобы там ни говорила эволюционная теория, это — разрыв и дистанцирование по отношению к остальной природе.

Такие органически чувственные потребности как голод, устремления пола, защита от холода, другие внутренние побуждения, позывы, влечения или, по характеристике М. М. Бахтина нудитель-ность, трансформир\ются в единое эстетическое пространство чувственности, находящееся в собственности человеческого существа.

180____________________________________________________ Глава 2

Именно обладание этой собственностью роднит и отчуждает одного человека от другого, составляя изначальную платформу, на которой строится социальное действие как таковое По этой причине существование человека как индивида не может быть причислено к чисто обособленному присутственному месту в бытии, как это характерно для животных особей.

Артикуляция собственности, свойством которой является лишенность как пульсация ничто в направлении антропологического наполнения, и организует тот способ бытия человека в сущем, где обеспечение качества и нормы присутствия человека происходит за счет целеполагания. Целеполагание представляет собой способ и форму утвердительной динамики, которая не свойственна чисто животному существованию Человек посредством разума пытается опровергнуть горьк\ю максиму тщетного бытия о том, что все повторяется, было, есть и будет. Предназначение человека состоит в том, чтобы устраивать небывшее или выступать в роли творца.

Метафорически рассуждая, человек устремлен в темпоральное пространство посредством конструктивного и деструктивного ничто, процесс которого можно охарактеризовать как воспроизведение того, что не имело места ранее Исток этой активности как бы возникает из ничего при отсутствии естественных генетических природных условий и предпосылок (в качестве экспозиции такого явления можно, например, использовать известную песенную фразу «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»).

Изменение природы человеком носит универсальный антропологический смысл. Посредством процесса труда как перевоссоздания природы происходит наполнение изначального первозданного отсутствия ценности бытия для человека, которое бы приобрело качество блага, дарованного ему в пространстве природной данности. Учредить данность как благостный дар составляет задачу человека и в этой задаче первичной учредительной опорой становится другой человек В такой первичной интенции и кроется источник его антропологического роста и движения по практической реализации принципа аитропономии как закона бытия человека, присущего ему по всеобщему установлению внутри общества.⁵

⁵ Термин «антропономия» был введен И Кантом и специально использовался им в целях формулировки категорического императива в «Критике практического ра-

философская антропология юридической нормы 181

Однако первоначально антропологический объем воссоздается через преодоление нужды и освобождение от нее, т. е. посредством негативной свободы. Негативная свобода представляет собой естественное технологическое движение в рамках императивов обязыва-ния, принуждения и власти рода над индивидом и через утверждение максимума государственной власти или господства. Это значит, что и сам человек в процессе негации отрицается в своей действительной миро> строительной функции, претерпевая предельные стадии зависимости от другого человека, поскольку используется в качестве вещи, инструмента и средства.

зума» Ему придается высшая морально-нравственная сила по сравнению с другими моральными установлениями.

В «Метафизике нравов» И Кант указывает «Все прославления, касающиеся идеала человечества в его моральном совершенстве, ничего не теряют в своей практической реальности из-за примеров противоположности того, что люди представляют собой теперь, чем они были и чем они, вероятно, станут в будущем, антропология, возникающая из одних лишь опытных знаний, не может наносить никакого вреда антропономии. устанавливаемой безусловно законодательствующим разумом» — КантИ Соч. Вбт М, 1963-1966 Т 4(2) С.341.

И Кант использует морально-практическую концепцию всеобщего закона, которому человек должен следовать в его отношениях к другому человеку, не привлекая для этого, говоря современным языком, материал теоретической социологии и философской антропологии В связи с этим закон человеческой жизни у И Канта постулируется, з не выводится из социальной нормологии, свобода и право остаются в полном распоряжении юридического Мы используем этот термин в универсальном смысле — как показатель роста в ценностном измерении человека в истории и конкретном обществе Другими словами, термин «антропономияя привлекается нами здесь в целях определения антропологического качества юридической деятельности и наличного состояния прав и свобод человека и гражданина, которое установлено в юридическом законе

И Канта можно считать творцом универсальной нормологии теоретического и практического знания нового времени или создателем идеи его легитимации во всех трех «Критиках» Аналитика универсума этого знания насыщена у него юридической терминологией и исходит из юридического отношения к действительности, характерного установлением внешней регулятивной дистанции по отношению к современному состоянию человеческого познания как в его способах, так и в результатах Можно привести множество понятий юридической регуляции, которые он использует (правило, метод, максима, принцип, норма, легальность поступка и т. д)

Такой юридический подход к действительности вызвал в свое время не во всем справедливую, но отмечающую односторонность юридической спецификации И Канта, инвективу со стороны известного русского мыслителя Н Ф Федорова, для которого антропология составляла главный предмет фипософствования «Вообще философия Канта есть произведение опыта или истории всемирно-гражданских, т е продукт людей, чужих друг другу, связанных отношениями не родственными, а только юридическими Эта философия — выражение сторожевого положения, всегда готового отражать нападение, особенно на личное достоинство» — Федоров Н Ф Собр СОЧ: В 4 т М, 1995 Т. 2 С 92

182____________________________________________________ Глава 2

В рамках родового существования вопрос об укоренении человека в лоне природного окружения происходил в контексте наполнения нужды затратным способом и через максимальное усилие по покрытию его онтологического дефицита Это означает, что движение лишенности происходило в конфигурации природного круговорота, который не давал возможности перейти в новое качественное состояние. Такое качество могло возникнуть только в ситуации прорыва нужды и через восприятие излишнего. Именно феномен излишка как того, что выходит за рамки необходимого, дает возможность перейти к очередному этапу негации, смысл которого заключается в том, что излишнее как превосходящий остаток создает восприятие новой, ранее незнакомой цели — богатства как материального блага и источника власти.

Этот остаток от актуальной меры потребления приобретает признаки телеологического ориентира, объекта вожделения, стандарта в динамике социальной иерархии, показателя значимости индивида в обществе и в конечном счете определяет стремление к такому народному стандарту индивидуального блага, как счастье.

Из оппозиции к такой ценностной логике в бытии человека исходит сентиментальный восторг Ж. Ж. Руссо при описании непритязательности естественных нравов первобытного существования человека в отсутствии восприятия излишка. При этом излишек материального блага квалифицируется как источник порока и начало процесса деградации человеческой природы. На самом деле созерцание излишка есть выход за рамки обычного самообладания, которое ограничивается уровнем выживания. Излишек дает возможность увеличить объем самообладания и в его восприятии в контексте присвоения нельзя усмотреть что-либо лишнее как негодное и не обладающее ценностью. Как раз наоборот, излишек есть переход в новое качество самообладания как владения собой — это переход в действительное пространство социального, поскольку отсюда начинается п}ть к свободе потребления и освобождение от состояния постоянной нужды.

Связан ли вопрос о появлении излишка с феноменом частной собственности как акта, создающего базовые основания для расслоения общества на классы, как это трактует марксистская философия, остается проблемой. Вызывает возражение постулирование непосредственной причинной связи между процессом чисто эконо-

философская антропология юридической нормы 183

мического плана, каковым является сохранение и удержание остатка удовлетворенной потребности на будущее время, с фактором, имеющим юридическое и политическое значение и качество. Возникает вопрос, кто же созерцает наличие излишка? Иными словами, кто является существом, которое находит явление материального излишка в обществе? Как только мы прочувствуем суть этих вопросов, то поймем, что субъектом восприятия излишка является не тот, кто им обладает — Я — субъект, а другой — Он — субъект, лицо постороннее для собственника. Визуализация излишка составляет принадлежность лица, которое им не обладает, пребывание же самого излишка является процессом тайного накопления, поэтому не случайно П. Ж. Прудон демонстрирует сущность такой визуализации во фразе: «Собственность — это кража». Вообще же «Капитал» К. Маркса можно причислить к одному из шедевров мировой разоблачительной литературы. Тайна излишка раскрывается здесь через такие понятия, как фетиш, идеология или ложное сознание, прибавочная стоимость, эксплуатация и т. д.

Необходимо отметить, что излишек извлекается К. Марксом из методологического пространства экономического анализа и получает в этом количественном, математическом качестве антропологическое, политическое и юридическое значение, а это уже сфера не имущественного блага и фундаментальной антропологической ценности, тематика универсальной, а не экономической аксиологии

Излишек как выход из сферы нужды и гнетущей потребности можно отнести к изначальной социально-онтологической модификации возникновения права собственности вообще как феномена индивидуального самообладания и установления минимального зазора в зависимости от коллективного гнета созидания условий существования Остаток материального блага после удовлетворения потребности становится платформой, на которой созидается власть над обстоятельствами, свобода и право. Свобода и право становятся возможными только тогда, когда распределение материального блага перестает быть сугубо коллективным процессом. Хотя и в такого рода процессе, судя по этнографическим описаниям, присутствует некий схематизм вознаграждения за вклад, внесенный индивидом в объем коллективного блага. Но этот схематизм не создает удовлетворения, поскольку далек от действительного процесса справедливости.

184____________________________________________________ Глава 2

Появление знания о праве стало возможным, когда всеобщий интерес и консолидирующее родовое усилие по преодолению нужды достигли стадии дифференциации, где индивидуальное усилие получило импульс к возможности присвоения его результата, хотя бы в виде остатка от удовлетворенной коллективной потребности. Такой сдвиг в системе распределения добытого привел к тому, что субъектом антропологического наполнения стала индивидуальная самость, она постепенно отстранила от себя господство коллективного способа распределения материального блага.

Это в конечном счете обеспечило переход от природно-космо-логизированного образа зависимости к антропоморфному. На место природы как способа антропологического наполнения стал сам человек как Другой, т. е. как человек, который вышел из пространства удовлетворенной нужды с остатком жизненного блага. Из этого остатка выросла затем некая сумма, которая стала богатством, а влияние богатства создает такое антропологическое, политическое и юридическое качество, как власть.

Право власти имеет органические истоки и укоренение в ткани родового бытия. Совершается парадоксальный антропологический прием, когда ничто и незавершенность начинают восполнение, формирование и обретение соответствующего исторического образа через само человеческое существо.

Универсальной антропологической пищей для роста и увеличения ценности, важности и достоинства человека становится человек как таковой. Доисторической схемой подобной присваивающей активности животного характера можно считать первобытный каннибализм. Его черты легко распознаются в современных символических цивилизованных видах виктимизированного насилия и в максимально дистанцированной от них, но содержащей ритуальные остатки-рудименты каннибализма, духовной любви. В сфере духовной любви индивиды растворяются друг в друге, существуя для самих себя в качестве взаимной жертвенной данности через взаимный дар и благодать.

О феноменологии, эволюции и современных формах жертвенного воссоздания блага в обществе можно получить представление из работ Ж. Батая, М. Мосса, Э. Левинаса, Ж. Делеза, Р. Жирара, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяра.

философская антропология юридической нормы 185

Излишество и богатство в своих претензиях на установление стандарта блага как суммативного состояния по изначальному своему онтологическому вектору и эффекту обречены на созидательную неудачу (сизифов труд). Это вызвано тем, что излишек неспособен осуществить негацию своего имманентного статуса остатка и перейти в состояние суммы. Стремление к максимуму материального богатства несет в себе бремя динамического ничто. Ритмика такого рода ничто есть нечто иное, чем обитель радикальной ненаполняемости, нищеты, бедности и скудости материального богатства. Материальное богатство не содержит в себе внутренней рефлексии о своих собственных границах, оно ненаполнимо в принципе. Видимо существует искусство и разнообразие в системе возникновения и заполнения потребностей, но их прогресс является бездонным. Таким образом, в человеке заявляет о себе изначальная неполнота и недостача в виде опустошительной активности свободы потребностей. Богатство как излишество есть внешняя эстетическая рефлексия в отношении могущества его проявления в роскоши и пороке.

Излишек сам по себе не может являться основой классового расслоения, поскольку он для субъекта присвоения излишком не является. Как раз наоборот, излишек несет в себе признаки ценности, инициирующей многообразие целей и средств. Для субъекта присвоения он начинает составлять предмет страсти к обогащению и увеличению объема самообладания вплоть до размеров публичности, политического и юридического властвования. Такая историческая характеристика излишка как компонента буржуазной свободы и права в области материального блага и богатства, как излишества в оппозиции к моральным ценностям традиционного феодального общества и христианской морали аскетизма содержится, например, в таком произведении раннего капитализма как «Басня о пчелах» Б. Мандевиля (XVII в.).

Эволюция общественного человека происходит таким образом, что наполнение его сущности, ее созидание, разрушение, отдельные исторические акты ее свершения в подвиге происходят через труд и борьбу, т. е. через конечные импульсы в контексте родовой жизни, а сам человек представляет собой радикальную неокончательность и неопределенность. При этом отдельная историческая личность выступает в ритмике пробега по линии антропономии от крайней сте-

186____________________________________________________ Глава 2_

пени унижения в виде жертвы до максимума гордыни и превосходства в образе монстра и злодея.

Процесс антропономии осуществляется через гений и талант, текущая повседневная усредненность представляет собой социальный фон и среду, в которой происходит возвышение и падение человека в его ценности, важности и достоинстве. Такая ценностная антропологика возможна через утверждение всеобщих гуманистических стандартов неотъемлемых и неотчуждаемых прав и свобод человека. Усредненность или уравнивание создают плато для формально равного всеобщего доступа к благу.

Антропологический витализм и персонализм в критике такого способа публичного нормирования человеческого существования правы только в том, что усматривают в установлении стандарта прав и свобод человека движение по пути к стагнации человека. Эта стагнация видится в том, что из контекста публичной конструктивности исключаются обе составляющие человеческого ничто как творения, не бывшего в сфере роста человека, — имморальность витального и идеал морального совершенства. Подобная публичная артикуляция уравнивания закрывает доступ к новому человеку как сверхчеловеку и богочеловеку (К. Маркс, М. Штирнер, Ф. Ницше, М. Шелер, В. С. Соловьев, Н. Бердяев).

Речь идет о перспективности накопления человеческой сущности за счет перспективизма динамической открытости естественного ничто человека для его возвыдения с помощью естественно-природного потенциала. По версии Ф. Ницше, человек в такой открытости бытию утверждает свою ценность путем максимального развития сил и способностей, где подчинение низшего высшему с точки зрения ценностной логики осуществляется через иерархию власти в перспективе ее витально-антропологического роста.

Труд власти, борьба и культ силы играют здесь главенствующую роль в отсутствие, или по ту сторону, таких координат измерения человека, как христианская мораль, гуманность и сострадание. Это ритмический процесс вечного возвращения к проблеме роста человека, осуществляющегося по типу космологического взаимодействия природных стихий. Но отличие витального от действия этих стихий заключается в том, что в этом процессе осуществляется наполнение антропологической сущности через унаследование при-

философская антропология юридической нормы 187

обретенного по направлению к полноте универсальной антропологической конституции человека в ее идеальной чистоте — расе.

В этом смысле богатство личности создается через превосходство одного индивида над другим, т. е. не через материальный остаток в виде излишка жизненного блага, а через излишек как моральное качество. Этот излишек представляет собой этапы свершений и достижений в иерархии социальной ценности и обладания властью над окружением за счет личных, органически присущих индивиду качеств. Эти естественные координаты жизнеопределения не нуждаются, с точки зрения Ф. Ницше, в каких-то специальных искусственных принципах морали, поскольку даны человеку от природы, такая ценностная схема антропологического роста и есть не что иное, как имморализм.

Имморализм вырастает из традиции рода, которая оставила принцип сострадания и заботы о всеобщем для всех благе как химерическое основание морального знания. Имморализм и есть не что иное, как истинное знание о человеке и обществе в целом и в этом смысле манифестация новой морали, не имеющей ничего общего с прежними ее формами. Действительным общественным сознанием может быть сознание, обладающее знанием о человеке как господине всего сущего.

Сопоставление философии жизни Ф. Ницше и марксизма обнаруживает точки соприкосновения этих, казалось бы, различных типов философствования в антропологической плоскости и дает дополнительный импульс для аналитики ценностной логики социального ничто в человеке.

Когда мы говорим о наличии в собственности человека ничто как динамики отсутствия блага, то мы не можем сказать, что эта собственность воплощена в модусе устойчивого самообладания. Мы не находим в человеке естественного антропологического потенциала в обеспечении власти над процессом раскрытия и проявления нужды, влечения, желания и склонности в перспективе самообладания, терпения и смирения. Дисциплина аскетизма не свойственна человеку и приходит из рациональной сферы совместного существования индивидов друг с другом. В расчете на существование другого содержится сдерживающее, дисциплинирующее начало взаимоотдачи и согласия в совместном усилии достичь максимума возможного

188____________________________________________________ Глава 2

блага, хотя этот перспективизм желания и имеет индивидуальное эгоистическое проявление.

Нужно отдать должное рационалистической схеме утилитаризма, где принцип блага трансформируется в более приземленную ценностную логику всеобщей калькулированной пользы. В математической логике динамики общественной пользы устанавливается минимум всеобщего антропологического качества, равного для всех, в расчете на выгоду того или иного социального действия как правомерного. Претензия на то, что причитается по праву, связана с чувством и понятием о мере в расчете на тот или иной объем блага, а также нормой, стандартом и границами поведения, которое способствует достижению успеха в обретении причитающегося.

Неточное или математически неверное проведение границы между тем, что принадлежит человеку по праву, и тем. на что он претендует, необоснованно, т. е. ошибка как неправильный учет права, свободы и интереса другого лица, приводит к отрицательным деформациям упорядоченного согласованного существования людей друг с другом.

Допущенная ошибка оказывает силовое воздействие на права, свободы и интерес другого лица в модификациях касания, ущемления, повреждения, нарушения целостности названных компонентов неимущественного блага и лишения человека этих ценностей. Таким образом, происходит переход от чувственной эстетической сферы притязания на материальное благо к аналитике неимущественного блага.

Отсюда можно получить представление о том. что восполнение антропологического дефицита начинает осуществляться через использование регулятивного схематизма учета прав в контексте неимущественного блага, где получение материального блага опосредовано Другим, обществом и государством. Такое восполнение дефицита невозможно без установления целостной архитектоники внешней регулятивной динамики функциональных мер и норм восстановительной, регенерационной активности со стороны общества. Эта социальная динамика основывается на рассуждении о степени нарушения свободы, права, интереса и находит выражение во всеобщем и равном для всех установлении — юридическом законе.

Архитектоника и параметры процесса такого функционального расчета устанавливаются на частном и публичном уровнях общест-

философская антропология юридической нормы 189

венной жизни. На частном уровне это осуществляется через законо-послушание и социальное действие в виде поступков, направленных на признание прав другого лица, доверие и уважение к нему, а на публичном — через осуществление судебной власти в рамках публичного правосудия. Отсутствие этих способов восстановления разрушительного воздействия, неустойчивая антропологическая артикуляция в обладании свободой и правом на индивидуальном уровне создают условия для деятельного лихоимства, которое проявляется в различных модификациях присваивающей разрушительной активности или видах посягательства на благо в обществе в целом. Несмотря на то, что это разрушительное присвоение направлено на конкретный объект, страдают или уменьшаются в объеме одновременно благо общества и благо индивида, потерпевшего от совершенного посягательства. Последний оказался жертвой лишения, исход которого был определен другим человеком, т. е. таким же разумным существом, знающим толк в учете своего и чужого права.

Применение ответственности к такому субъекту лишающего присвоения, где благо отдельной личности представляет монаду в этом регулятивном арифметическом схематизме общественного бла-госозидания, и есть устранение из сферы общественных отношений ситуации излишка в свободе и праве. Этот излишек в свободе и праве находит свое выражение в нарушении меры в указанном расчете присваивающей активности и ведет к концентрации деструктивной власти как богатства, в котором обитает лихоимство. Лихоимство, несмотря на его индивидуальный точечный характер и повседневность проявления, может приобретать имперские очертания, направленность и мощный разрушительный потенциал.

В российской нравственной традиции иметь лихо — значит творить зло в качестве устойчивого состояния нужды в этом. В этом случае Другой становится препятствием в динамике определения места расположения лишения, имение лиха стремится устранить бытие Другого из пространства жизни.

Охарактеризованные виды ценностной и антиценностной логики в антропономической сфере и феномен лихоимства создают потребность в создании внешних динамических границ или установлений в виде запретов, нравственной и юридической ответственности. Динамика учреждения границ свободы и права и соответствующий расчет в применении ответственности исходят от общества и госу-

190____________________________________________________ Глава 2

дарства, присутственная власть или юрисдикция которого включает в себя способность и полномочия в деле устранения излишней концентрации свободы и права.

Государство в этом отношении обеспечивает не только классовое, но, прежде всего, антропологическое представительство со стороны общественного целого в его стремлении к сохранению жизни и обретению блага. Политический и экономический ингредиенты власти изначально выступают воедино и составляют процессуальный композит исторической эволюции экономического и политического самообладания общества и государства, которое применяет юридическую ответственность через иерархию и дифференциацию закона и его неравное отношение к человеку в деспотических, рабовладельческих и феодальных обществах, Только в условиях буржуазного общества и в современной ситуации правового государства закон формулируется в пропозиции формального равенства в свободе и праве, получая приоритет перед неделимостью и империализмом политического и экономического господства. Не случайно утверждение и учреждение концепции прав и свобод стало возможным с возникновением зазора между политическим и экономическим господством, когда в оппозицию абсолютизму выступила буржуазия как экономическая власть, не имеющая политического места в обществе.

По характеристике Д. Локка, абсолютизм являлся проявлением максимального избытка политической власти как ничем неограниченной свободы и произвола. В этом отношении абсолютная монархия квалифицировалась как средоточие лихоимства, пребывая по отношению ко всему обществу в положении, характерном не для общественного, а для естественного, природного состояния. В связи с этим предельная концентрация свободы и права у одного лица губительна для общества, поскольку в совместном существовании людей присутствует радикальный разрушительный источник власти, возвращающий человека в естественное состояние войны всех против всех.

Юридический смысл общественных отношений и заключается в функции извлечения из их контекста лишения как вредоносной и смертоносной активности. Наличие такого публичного защитного ингредиента общественных отношений предотвращает возникновение цепной реакции взаимного насилия между людьми.

философская антропология юридической нормы__________________ 191

Юридическое — это такой качественный процесс социальной действительности, который создает условия для роста уровня антропологического нормирования жизни в эволюционном движении общества. Ритмические колебания этого роста артикулируются через юридический закон.

Юридическая норма— защитная и регенеративная схема, а также динамический компонент законопослушания и индивидуального правоприменения. Она направлена против опустошения жизни. Юридическая практическая нормология является всеобщим и равным для всех достоянием, которое имеет универсально-антропологический, а не односторонний классово-инструментальный смысл. Такую нормативность юридического нельзя считать тотально ангажированной классовым интересом и признать, как это делается марксизмом, превратным универсальным состоянием, которое обусловлено опустошительным для человека экономическим произволом частной собственности, который находит свое завершение в политическом господстве.

Назначение юридического нормирования не может быть результатом империализма политического и экономического господства. Если бы это было действительно так. то сообщество людей было бы лишено субстанциальной динамической основы для антропономиче-ской эволюции. То есть оно было бы закрыто для общества и истории. Доказательством того, что юридическое имеет субстанциальный характер, является устойчивость универсального процесса легитимации всех сфер общественной жизни через специфические

Нормология— буквально наука о нормах, т. е. систематическое знание, содержанием которого является описание закономерностей формирования и формулирования социальных норм

Юридическая нормология составляет отдельный раздел социальной нормологии и обладает спецификой, в которой как раз и раскрывается сущность юридической регуляции общественных отношений

Аналитика юридической нормы может осуществляться с точки зрения общей логики как науки о формах мысли, обладающих потенциалом легитимации, и специальной ее области — логики норм. Она реализуется внутри теоретической и практической юриспруденции через нормирующее воздействие законодательства — от конституции до локального нормативного акта, а также внутри системных образований законодательства — отраслей права, кодексов, юридических институтов и т. д.

Можно сказать, что юридическая нормология как системное знание до сих пор адекватно не представлена в юридической науке.

192____________________________________________________ Глава 2

способы и формы ее нормирования, а также сама идея закона как всеобщего установления.

Отсутствие процесса легитимации означает отсутствие какого-либо качества права и свободы в коллективном существовании людей, отсутствие признаков общества как такового и пребывание существа типа человек в патологическом с точки зрения антропологии состоянии.

Юридическое — это специфическая деятельность государственной власти, нормирующая и распределяющая право, свободу, интерес, ответственность в обществе. Юридический ингредиент социальных процессов имеет антропологический фундамент, он исключает из сферы нравов разрушительную активность лихоимства, обеспечивает законопослушание и тем самым создает условия для утверждения правопорядка как состояния общественных дел, обладающего правовым качеством