Феномен нормативно-правового сознания

Теория и история государства и права

А. Ф. Закомлистов

ЮРИДИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Санкт-Петербург

Юридический центр Пресс

УДК 340.1

ББК 67.0 Редакционная коллегия серии

319 «Теория и история государства и права»

И. Ю. Козлихин (отв. ред.), С. Я. Бабурин, В. Г. Графский, Ю. И. Гревцос,

А. В. Ильин. И. А. Исаев, О. ЬЛ. Карамышев, Д, И. Луковская,

А. В. Малько, М. Н. Марченко, А, В. Поляков,

А. С. Смыкалин, Е. В. Тимошина

Рецензенты:

В. А. Кайдалов, доктор философских наук, профессор, заведующие* кафедрой философии Пермского государственного

технического университета

О. С. Пугачев, доктор философских наук, профессор кафедры философии Пензенской сельскохозяйственной академии Г. И. Налимов, кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и прокурорского надзора Пермского государственного университета

Закомлистов А. Ф.

319 Юридическая философия. — СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2003.— 548 с.

ISBN 5-94201-206-7

Работа представляет собой системное изложение философского постижения права в единстве и взаимной связи индивидуального осуще­ствления прав и свобод в юридической деятельности государства. С одной стороны, право и свобода человека формулируются как исход­ные составляющие активности индивидов в общественной жизни в юри­дическом законе, с другой стороны, эта публичная пропозиция реализу­ется в действительности через процесс взаимопредоставления, в кото­ром граждане участвуют при посредничестве государственной власти и публичного правосудия. Из этого следует, что право не является ста­тичной фигурой в начертании свободы индивида в обществе и не нахо­дится у него в обладании, оно по своему качеству и форме создается в результате совместного усилия граждан и государства. Именно в таком ракурсе автор разрешает проблему единого философско-юридического анализа правовой реальности. Результат исследования получил свое вы­ражение в названии «Юридическая философия».

Книга может быть использована в качестве практического посо­
бия студентами философских и юридических факультетов при изуче­
нии курсов философии права, теории государства и права. Издание
представляет также интерес для широкого круга читателей, интересую­
щихся философскими проблемами права. ЕЪК 67.0

©А. Ф. Закомлистов,2003 © Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003

ASSOCIATION YURIDICHESKY CENTER

Theory and History of State and Law

A. R Zakomlistov

LEGAL PHILOSOPHY

Saint Petersburg

Yuridichesky Center Press

УДК 340.1

ББК 67 0 Editorial Board of the Series

³¹⁹ "Theory and History of State and Law"

S. N. Babunn, V. G Grafsky, Yu I Grevtsov. A V. Ilym.

I. A. Isaev, О M. Karamyshev, I Yu. Kozhkhm (managing editor).

D. I. Liikovskaja. A. V. Malko. M. N. Marchenko, A. V. Polyakov,

A S. Smykalin, E. V. Timoshma

Reviewers:

Head of the Department of Philosophy of Perm Stale Technical University,

Doctor of Philosophy, professor V. A. Kaidalov Doctor of Philosophy, professor of the Department of Philosophy of Penza

Agricultural Academy O. S. Pugachev

Candidate of Law, assistant professor of the Department of Criminal Law and Procuracy Supervision of Perm State University G. /. Nalimov

A. F. Zakomlistov

319 Legal Philosophy. - - St. Petersburg: "Yuridichesky Center Press", 2003.-- 548p.

ISBN 5-94201-206-7

The work is a systems exposition of philosophical understanding of law m unity and interrelation of individual exercise of rights and freedoms and legal activity of state On the one hand, law and freedom of man are formulated as initial component parts of individual activity m social life in legal law, on the other hand, this public proposition is realized in reality through the process of mterconcession in which citizens take part through the mediation of state power and public justice It follows that law is not a static figure m the outline of freedom of an individual in society and is not in his possession by its quality and form it is created as a result of joint effort of citizens and state It is in this foreshortened that the author solves the problem of single philosophical and legal analysis of legal reality The result of this research is reflected m the title of "Legal Philosophy''

The book can be used as a practical manual by students of law schools and faculties of philosophy when taking courses of philosophy of law, and theory⁷ of state and law It is also of interest for a wide range of readers who are interested in philosophical problems of law

ББК 670

ISBN 5-94201-206-7

©A. F. Zakomhstov, 2003 © Yundichesky Center Press, 2003

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие.................................................................................... 7

Введение. От схематизма к институции...................................... 16

Глава 1. ФЕНОМЕН НОРМАТИВНО-ПРАВОВОГО

СОЗНАНИЯ....................................................................... 45

§ 1. Юридическая норма как публичное

формообразование нормативного сознания............. -

§ 2. Логико-математические и перцептивные основания
юридической нормы..................................................... 91

§ 3. Истинность юридической нормы................................. 130

Глава 2. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ............................................ 160

§ 1. Антропология юридического в контексте правовой

реальности. Понятие юридического.......................... —

§ 2. Антропологическая артикуляция юридической

нормы............................................................................... 192

§ 3. Социально-антропологическое истолкование

юридической деятельности......................................... 232

§ 4. Конфигурации юридической ответственности........ 304

§ 5. Достоинство личности как нормативно-правовой

институт.. 323

т

Глава З.СОЦИО AHA ЛИЗ ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ.......... 340

§ 1. Правовое качество общественных отношений.
Определение меры социальной активности
посредством юридической нормы............................. —

§ 2. Место юридического в социальном контексте........ 390

Глава 4 ЮРИДИЧЕСКАЯ ЭПИСТЕМОЛОГИЯ

И ЮРИДИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ................................ 426

§ 1. Доступ к правосудию. Правосудие как публичная
форма когнитивной аксиологии и способ
нормативного мышления............................................. -

§ 2. Параметры нормативной истины в юриспруденции.
Истина судебного разбирательства по делу.............. 481

Заключение. Концептуальная сущность юриспруденции........ 517

Использованная литература........................................................... 535

Другу Олегу посвящается

ПРЕДИСЛОВИЕ

О, если бы ревностные правоведы избавились, наконец, от своего презрения к философии и поняли, что без философии большая часть их вопросов — это лабиринт без выхода! Specimen difficultatis dejure

Г. В. Лейбниц

Когда законодатель изучает человеческое сердце, когда он приноровляется к различным степеням, к различным родам чувствительности с помощью исключений, ограничений, смягчении, эта умеренность власти очаровывает нас как отеческая снисходительность. Я нахожу в этом поразительную аналогию между искусством законодателя и искусством медика.

И. Бентам

Обычно общая характеристика работы дается во введении, и в этом автор не отступает от сложившейся традиции. Что касается предисловия, то оно призвано уведомить читателя о новациях или особенностях исследования, по сравнению с прежним состоянием рассматриваемого вопроса. В данном случае необходимость преди­словия вызвана затруднением в тематическом определении исследо­вания, поскольку способ, вид соотношения между философией и юриспруденцией составляют проблему современного гуманитарного и социального знания. Это знание существует в двух функциональ­ных номинациях: мировоззрения и науки. Исследование базируется на юридическом знании, которое традиционно и безусловно харак­теризуется такими признаками, как системность, функциональная, логическая связность и непротиворечивость.

Таким образом, эта работа не есть работа по экзистенции права и не повествует о жизни такого правового существа, как человек. Она связана с описанием и характеристикой нормативно-правовой

Предисловие

логики жизни человека как субъекта права, гражданина и личности в современных общественных условиях. Такой способ жизни ассо­циируется с его существованием как упорядоченным поведением в контексте социальной и индивидуальной космологии и мироздания в целом.

Этот порядок задается самой конституцией человека как «мыс­лящего тела» (Б. Спиноза). В связи с этим нормативная логика су­ществования, связанная с общественным способом бытия человека, и составляет смысл права как формы осуществления свободы.

Современного человека, пребывающего в контексте норматив­но-правового стандарта юриспруденции и этики прав и свобод, можно идентифицировать как существо нормативно-правовое, то есть в номинации «человек юридический». Это обозначение не яв­ляется данью тем многочисленным антропологическим квалифика­циям, которые в прошедшем XX столетии наводнили различного рода исследования по философской антропологии и культурологии. Такая тенденция уже приобрела характер обыкновения и является достоянием настоящего времени. Характеристика человека как пра­вового существа смыкается с оценкой его состояния как субъекта права, которое зафиксировано в системах действующего законода­тельства цивилизованных государств.

Подобная ситуация характерна тем, что с течением времени эта система становится все более дифференцированной и усложненной, ориентирующей субъекта права на соблюдение единичного прагма­тического правила, закрепленного в той или иной юридической норме и распространяющегося на конкретные жизненные обстоя­тельства. Здесь человек при осуществлении своего права, процесс которого есть не что иное как определенное стремление к благу и усилие, ориентирован на систему порядка или наличную легитим­ную ситуацию в обществе как текущее положение дел.

Парадокс заключается в том, что чем более обширной становит­ся пространство предоставления и реализации права, тем более объ­емными становятся нормологические ресурсы действующего зако­нодательства. В этой связи современный человек руководствуется в основном уже не общими регулятивными принципами, а системой прагматических правил, значительная часть которых закреплена в юридических законах. Речь идет не об актуальном и тотальном за-конопослушании, а об объективной необходимости.

Ссылка на нормативный потенциат конституции человека имеет тот смысл, что в данной работе автор в качестве базового основания для характеристики права избирает философскую антропологию, которая трансформируется в ходе анализа в социально-философ­ский, социологический и этический взгляд на феномен права. Такой нормологический подход в объяснении смысла права предопределя­ет и ее название как юридической философии.

Такое определение современного исследования сущности права и юридической деятельности имеет соответствующее рациональное обоснование и может опираться на современную научную литерату­ру, в которой в изобилии присхтствуют такие научно-предметные квалификации, как юридическая логика, юридическая социология, юридическая этика, юридическая психология т. д. Например, в учебнике «Юридическая социология» утверждается, что «термины «юридическая социология» (социология права) и «социологическая юриспруденция» имеют смысловые отличия и применяются для обозначения дисциплин (направлений) разных наук — социологии и юриспруденции. Термином «социологическая юриспруденция» обо­значается исследование социологической направленности в юриди­ческой науке, а терминами «юридическая социология» и «социоло­гия права» — социально-правовые исследования в рамках отдельной отрасли социологии. Оба термина равнозначны по смыслу и поэтому одинаково приемлемы для обозначения отдельной отрасли социоло­гии, изучающей правовую сферу общества».¹

При таком понимании юридическая социология теряет собст­венно юридическое прагматическое значение, поскольку право здесь измеряется не с помощью или посредством нормативной логики действующего законодательства, а внешним, социометрическим способом. Таким образом, из области юридической социологии ис­ключаются такие антропологические звенья социального анализа, как исследование преступного поведения, договорная ответствен­ность, отношения собственности на имущество и нематериальные блага и т. д.

Юридически мыслящая социология сразу же отмстила это. На­пример, в работе известного французского юриста Ж. Карбонье ука­зывается, что «юридическая социология не ограничивает свои ис-

¹ Юридическая социология. М., 2000. С. 3.

Предисловие

следования лишь первичными явлениями (закон, судебное, админи­стративное решение): она охватывает и вторичные производные яв­ления, такие, как семья, собственность, договор, ответственность и т. д. Хотя в этих явлениях есть и такое социальное, которое не пре­ломляется через призму права, это не может служить достаточным основанием для того, чтобы объявить юридическую социологию в этих вопросах некомпетентной, и, наоборот, компетентной только общую социологию или какие-либо другие, производные от нее от­расли. Было бы также неверно полагать, что в многогранности явле­ния права юридическая социология призвана выделить лишь одну интересующую ее грань и оставить без внимания другие (нравы, этику, экономику, язык и т. д.), отдав их на откуп общей социоло­гии. Подобное расчленение явления было бы искусственным. Как общая социология, так и ее отрасль равным образом призваны ис­следовать изучаемое явление в целом. Но каждая отрасль делает это своим путем»."

Из этого рассуждения можно заключить, что ресурсы юридиче­ской социологии располагают избыточным объемом, который пере­крывает традиционный общесоциологический взгляд на право, и этот объем черпается именно из антропологического источника. В связи с этим можно построить следующую схему нормативного ис­числения субъекта права: философская антропология права — соци­альная философия — социология — юридическая социология. При этом следование субъекта права по линии такого исчисления от ан­тропологии к юридической социологии сохраняет в себе антропоно-мический потенциал, в то время как при использовании общефило­софского анализа права как социального процесса, а также в оптике и горизонте так называемого социологического воображения этот потенциал затушевывается и скрадывается.

Таким образом, юридическое изначально присуще человеку в нормативности, или в проявлении им меры его бытия в мироздании, где человек представляет в его генерализованной конституции как рационально чувственное, незавершенное по своим онтологическим параметрам существо. Но эта незавершенность не означает его нор-мологической неупорядоченности вообще.

КарбоньеЖ. Юридическая социология. М., 1986.

___________________ п_

Такой базовой нормологической основой является динамически процессуальная система потребностей человека и преобразование антропологического импульса к их удовлетворению через создание и организацию коллективного усилия, через организацию историче­ски эволюционирующей структуры социального благосозидания. Это вызвано тем, что человек не обладает данной природой и врож­денной способностью естественного самообеспечения благом каж­дого индивида, что компенсируется за счет интеллекта и коллектив­ного, социального усилия. Посредством этого усилия формируется и формулируется нормативная прагматика человеческой активности в виде права.

Этот антропологический стандарт фиксируется в концепте есте­ственного права, здесь это усилие трансформируется в такую норма­тивную форму осуществления социальной активности, как право. Естественное право, с точки зрения идейно-теоретической и пуб­лично-правовой артикуляции в обществе, то затухает, то возрожда­ется, но никогда не умирает совсем. Такую регулятивную пульса­цию и воздействие концепта естественного права выдающийся рус­ский философ В. С. Соловьев объясняет именно через нормативную логику антропологического исчисления социальной действительно­сти, которая в скрытом виде реализуется в контексте позитивного права: «Естественное право есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет действительные величины поло­жительного права. При этом, само собой разумеется, эта формула (как и всякая другая) в своей отдельности есть лишь отвлечение ума, в действительности же существует лишь как общее идеальное усло­вие всех положительных правовых отношений, в них и через них. Таким образом, под естественным или рациональным правом мы понимаем только общий разум или смысл (ratio) всякого права как такового. С этим понятием естественного права, как только логиче­ского prius права положительного, не имеет ничего общего сущест­вовавшая некогда в юридической науке теория естественного права, как чего-то исторически предшествовавшего праву положительно­му, причем предполагалось так называемое естественное состояние или состояние природы, в котором люди существовали будто бы до появления государства и положительных законов. На самом деле оба

 

Предисловие

эти элемента, и рациональный, и положительный, с одинаковой не­обходимостью входят в состав действительного права».

Таким образом, право исследуется и понимается здесь как ан­тропологический норматив, который задает соответствующую логи­ку правопорядка.

В связи с этим субъект права выступает в динамическом нормо-логическом углублении своего существа как человек, гражданин и личность, а в условиях общества человек как индивид, гражданин и личность. Социальная философия, исследуя право как социальный процесс, имеет в виду человека как индивида в контексте общест­венных отношений, выявляя социологические закономерности мас­совых явлений в истории.

Одновременно с этим право выступает как одна из нормативных систем, человек, гражданин и личность в юридической науке пони­мается как субъект права и соотносится с правом, он существует в параметрах и измерении этой системы. Субъект права как член об­щества участвует в ее создании и формировании, т. е. воплощает в себе момент универсального социально-нормативного усилия в пра­ве. Его свобода как личности, обладающей соответствующим уров­нем достоинства, включается в регулятивное пространство этики прав и свобод.

Происходит углубление юридического нормативного уровня и приобретение им значимости и смысла, свойственных морально-этическому уровню. С точки зрения применения права и юридиче­ской деятельности это означает, что они также подпадают под соот­ветствующий уровень и компонент морально-этического исчисления и измерения.

Таким образом, прежнее понимание соотношения философии и юридического знания меняется, оно перестает быть сугубо индиви­дуалистическим, как это было во времена Великой Французской буржуазной революции и утверждения классического либерализма, при этом уже не используется регулятивный потенциал религиозной морали, по существу он заменяется политико-правовой идеологией.

Антропологически фундированный норматив права по своей ре­гулятивной значимости становится господствующим и приходящим в самое тесное соприкосновение с системой действующего законо-

Соловьев 8. С. Право и нравственность. Минск, 2001. С. 19.

дательства, поскольку ядро последней стали составлять права и сво­боды человека и гражданина.

Вот почему метафизика права, в исторически ставшем негатив­но-освободительном обозначении у И. Канта в метафизических на­чалах учения о праве и в учении об естественном праве у И. Г. Фихте, переходит затем в ограничительный контекст совмеще­ния свободы и необходимости в натурфилософии Ф. В. М. Шел­линга и в схематизм философии права у Г. В. Ф. Гегеля, где право как свобода подпадает под безусловное регулятивное воздействие государственной власти. По утверждению Г. В. Ф. Гегеля филосо­фия права это диалектическая феноменология наличного уровня во­площения идеи права и в этом отношении представляет собой ана­лиз наличного бытия этой идеи в социальной действительности в различных ее модификациях. Этим философия права отличается от прежней метафизики права И. Канта и И. Г. Фихте, где право вклю­чается в русло критического измерения морального или социального идеала прошлого или будущего.

Модель философии права Г. В. Ф. Гегеля представляла собой описание синтетического сочетания нравов в системе нравственно­сти, которая завершалась государственной властью. В этом отноше­нии внутригосударственное право представляло собой компонент этой системы и политико-юридическую характеристик}' позитивно­го права. Философия выполняла здесь роль методического средства, которое обеспечивало общий интеллектуальный процесс постиже­ния наличного воплощения идеи права в действительности как сис­теме нравственности, и выступала в этом отношении в качестве «ца­рицы наук».

Кроме того, следует отметить, что в систематическое изложение философии права включаются субъективность, ее намерение и умы­сел, моральное право, с внутренне присущей ему оппозицией между добром и злом, собственно юридическая тематика в аномалии пре­ступления и наказания и т. д. Тематическая область философии пра­ва значительно шире, чем собственно юридическая сфера общест­венной жизни, и ее дискурс располагается в сфере всей совокупно­сти нормативов и принципов, которые определяют позитивное качество социальной активности индивидов, а также различные ин­ституциональные формы. Иными словами, понимаемая таким обра­зом систематика права включает в себя всю совокупность возмож-

Предисловие

ностеи индивида в ооществе, которые реализуются через те или иные нормативы: религиозные, политические, экономические, мо­ральные, юридические.

С течением времени потребностью самого юридического знания становится потребность в философской самоидентификации, само­удостоверении и диагнозе, поскольку возникло универсальное пра­вовое пространство. В советское время подобная тенденция нашла выражение и реализацию в так называемом методологическом воз­действии марксистско-ленинской философии на правоведение как науку.

Например, в работе Д. А. Керимова «Философские проблемы права» указывалось, что «настоящая монография ограничивается использованием основных категорий диалектики в исследовании наиболее существенных проблем общей теории права. Специфика настоящей работы, наконец, состоит в том. что ставит перед собой в основном гносеологическую цель. Разработка философско-познавательных проблем права на основе диалектического материа­лизма, применение категорий диалектики к анализу правовых явле­ний составляет методологическую базу в теоретическом осмысле­нии эмпирических, экспериментальных и фактических данных, в обобщении практики создания и реализации, в определении реаль­ных перспектив плодотворного развития марксистско-ленинского правоведения и успешного решения стоящих перед ним задач».

Подобную позицию, без идеологической отсылки к прошлому положению и состоянию отечественного правоведения, можно оце­нить как использование методических приемов философствования при анализе права. Критику такого подхода, правда, с необоснован­ным, на наш взгляд, отрицанием самостоятельного компонента фи­лософского знания о праве вообще, можно почерпнуть из работы В. М. Сырых «Логические основания общей теории права», вышед­шей в 2000 г. В таком обличий философия в анализе права выполня­ет по отношению к праву как социальной реальности и явлению ли­бо нормативное, руководящее воздействие, либо используется в ка­честве жеста, констатирующего присутствие в этой области действительности общих диалектических процессов. Эти процессы содержательно анализируются в формально-юридическом ключе, но

⁴ Керимов Д. А. Философские проблемы права М., 1972. С. 37, 38

получают абстрактно-методологическое сопровождение с помощью соответствующих категорий диалектики: сущность — явление, со­держание — форма, действительность — возможность и т. д,

В настоящее время вырабатывается новый подход к определе­нию статуса философии права, который включает ее в контекст юридического знания (В. С. Нерсесянц. С. С. Алексеев). Иными словами, юриспруденция желает быть сама себе философией, но не обладает для этого соответствующим методологическим инструмен­тарием. Такой инструментарий извлекается либо из соответствую­щего концепта, как это имеет место в модели философии права, предложенной В. С. Нерсесянцем и основанной на так называемой либертарной теории, либо он отыскивается в философском и теоре­тико-правовом наследии прошлого, как это имеет место в исследо­ваниях С. С. Алексеева.

В некоторых случаях ресурсы для философско-правового иссле­дования черпаются из такого универсального методологического источника, как философская герменевтика. В этой ситуации упор делается на феномен правопонимания, процесс которого сопровож­дается методическими приемами истолкования, интерпретации, т. е. арсеналом средств, принадлежащих герменевтическому методу (И. П. Малинова).

Самым приемлемым обозначением соотношения философии и юриспруденции в современных условиях, в силу очевидного при­сутствия в праве фундаментального антропологического норматива, является определение — юридическая философия. Основой для это­го служат приведенные ранее соображения и аргументы, а также все последующее изложение, в процессе которого станет вполне понят­ной используемая терминология.

20 марта 2003 г. г. Пермь

ВВЕДЕНИЕ ОТ СХЕМАТИЗМА К ИНСТИТУЦИИ

Актуальность темы исследования. Последнее десятилетие в жизни российского общества связано с реформой общественных от­ношений и утверждением нормативно-правового стандарта прав че­ловека и гражданина, который в качестве универсального ценност­ного ориентира является достоянием современных цивилизованных государств.

Этот нормативный стандарт является обычным масштабом из­мерения общественных отношений в правовых системах многих го­сударств. Для России же он является радикальным поворотом в сис­теме построения публичной власти и установлении соответствую­щего качества отношений, свойственных гражданскому обществу. В связи с этим отечественная юриспруденция в последние годы пере­живает процесс перехода в состояние новой нормативной парадиг­мы устроения дел в обществе. В области юридической теории эта парадигма формируется через выявление сущности и природы пра­ва, поскольку оно является ключевым понятием, которое имеет мно­гоуровневое теоретическое выражение. Можно сослаться на множе­ство работ, где воспроизводится это теоретическое намерение, нача­ло которому положило принятие в 1993 г. Конституции РФ. Произошла политическая смена законодательства и те характери­стики права, которые были связаны с марксистской трактовкой при­роды права, оказались теоретически несостоятельными во многих отношениях.

В первую очередь это касается самой юридической нормы, если понимать ее не как единичное правило, а в виде кумулятивной абст­ракции и как генерализацию регулятивного потенциала системы действующего законодательства и позитивного права. В этом абст-

рактно всеобщем понимании юридическую норму можно считать первоначалом или архэ юридического знания в двух отношениях — как единичного правила и как системы позитивного права. С другой стороны, юридическая норма представляет собой фиксацию право­вого качества социальной действительности, а в свернутом виде — фундаментальное базовое начало совмещения двух динамических составляющих этого качества: свободы и порядка.

Современная теоретическая юриспруденция в своих аналитиче­ских построениях основывается на позитивном праве и. как правило, не выходит за рамки формально-юридического или догматического \ровня исследования правовой реальности. Ее усилия создать за­вершенное и последовательное представление о праве ограничива­ются понятиями и терминами, составляющими принадлежность дей­ствующего законодательства, и не выходят за пределы рефлексии, которая присуща сфере юридического знания как относительно ав­тономной локализации социального знания. Таким качеством харак­теризуются также и попытки, в которых усматривается намерение преодолеть прежний узко догматический и инструментальный под­ход к праву и дать трактовку «широкого понимания природы и сущ­ности права», отвечающую современному положению дел в россий­ском обществе. В некоторых случаях подобное намерение реализу­ется в той или иной теории, которая иногда претендует на звание философской, хотя в целом не покидает почвы юридической док­трины и догмы позитивного права.

Кроме того, существует, правда, не столь ощутимый, интерес к праву со стороны философии и попытка осмыслить правовую реаль­ность философскими средствами и способами, однако между фило­софией и юриспруденцией остается непреодолимая дистанция, обу­словленная феноменом «закрытости» юридического знания, по сло­вам известного французского социолога П. Бурдье «философия и право — две дисциплины, которым удалось сохранить монополию на свою историю вплоть до сегодняшнего дня».¹

Как правило, во всех таких попытках сформулировать «широкое правопонимание» присутствует критическое отношение к институ­циональному, «государственническому» подходу к праву, которое в данном случае характеризуется в одностороннем частном варианте

¹ Бурдье П Практический смысл. СПб, 2001. С 112,113.

Введение

 

правообладания как абстрактной возможности совершения свобод­ного поступка индивидом и как формы выражения свободы индиви­дуальной воли.

С точки зрения известного отечественного теоретика права В. С. Нерсесянца, «свобода индивидов и свобода их воли — понятия тождественные. Воля в праве — свободная воля, которая соответст­вует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична

->

от произвольной и противостоит произволу»," Такая позиция приво­дит к актуальной оппозиции между действующим законодательст­вом и теорией «широкого правопонимания», которая дифференци­рованно воспроизводится на уровне оппозиции между законом и правом, частным и публичным, правом и государством

Актуальность настоящей работы состоит и в том, чтобы устра­нить такое противопоставление и квалифицировать его как образец гиперкритики к недавнему отечественному прошлому. Естественно, такое намерение не является самоцелью исследования, поскольку это означало бы появление еще одной критической работы, в то время как теоретическая юриспруденция испытывает потребность в позитивных и конструктивных по своему результату исследованиях.

Акт\альность, коль скоро под ней понимается своевремен­ность философско-диагностического обследования в области юриспруденции, заключается и в том, чтобы дать оценку обсуж­даемой ситуации на базовом фоне содержательного философского анализа юридической нормы, в контексте которого приводится фе­номенологическое описание и характеристика ее социологических, теоретико-правовых и формально-юридических граней, аспектов и модификаций.

Таким образом, динамика исследования и его содержательная сторона носят симбиотический вид, т. е. ориентированы на синтез подходов, что также является чрезвычайно актуальным, поскольку реализованные в настоящее время проекты воссоздания теоретиче­ского и методологического синтеза в юриспруденции нельзя при­знать успешными. Под видом методологического разнообразия и различия точек зрения в установлении сущности права кроется принципиальная незавершенность такого рода теоретических уси­лий. Эта незавершенность есть свидетельство актуальной неисчер-

Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999, С. 59, 60.

паемости проблемы человека вообще, определения его положения в мироздании.

В связи с этим создается некая теоретическая дистанция в сфере правопонимания. которая в силу прагматичности правовой системы, конечно же, может повлиять на текущее правоприменение. Однако практическая юриспруденция занимает по отношению к теории го­сударства и права вполне самостоятельное положение, основываю­щееся на принципах юридической практики, поэтому названный ме­тодологический плюрализм не является для нее разрушительным.

Вместе с тем, теоретическая юриспруденция по своему интел­лектуальному потенциалу примыкает к сфере правовой идеологии и политики права, которая оказывают непосредственное воздейст­вие на деятельность законодателя. Идеология как система публич­но транслируемых взглядов, включена в контекст правовой жизни общества, поэтому потребность самой этой жизни заключается в том. чтобы иметь непротиворечивое представление о правовой системе общества и ее возможностях. Подобная непротиворечи­вость и согласованность в понимании права в данном случае реа­лизуется через системное изложение материала, где общее и част­ное находятся в диалектическом взаимодействии и сфокусированы в феномене целостности практического нормативно-правового соз­нания и мышления.

В этой связи можно признать справедливым и согласиться с ут­верждением В. С. Нерсесянца о том, что «в нашей юридической ли­тературе (научной и учебной) доктринальная проблематика пози­тивного права (как в основном и вне теории права) освещается в це­лом с традиционных лсгистских (позитивистских) позиций. Новые, конституционно признанные и закрепленные приоритетные части действующего позитивного права (прирожденные и неотчуждаемые права и свободы человека, общепризнанные принципы и нормы ме­ждународного права), по существу остаются вне этих легистских доктринальных представлений в позитивном праве, его источниках, системе и т. д.»³

Степень разработанности проблемы. Если говорить о разра­ботанности самого подхода, реализуемого в данной работе, то он ранее не включался в качестве самостоятельного в то или иное фи-

³ Там же. С. 387.

Введение

лософское исследование и не был удостоен того знака внимания, которого в действительности заслуживает. То же самое можно ска­зать о теоретико-правовых исследованиях, которые, как правило, ограничивались формально-юридическим анализом по установле­нию места какой-либо юридической нормы в системе законодатель­ства либо исследованием ее структуры. В качестве исключения можно вспомнить широко известную работу известного австрийско­го теоретика-юриста Г. Кельзена «Чистое учение о праве», которая из-за содержащегося в ней намерения сделать строго позитивным юридическое знание, осталась неоцененной с точки зрения методо­логического подхода к юридической норме как самостоятельному предмету анализа.

Вместе с тем, рассуждение о норме поведения является «веч­ной» проблемой познания природы человека, и традиционно вклю­чалось в трактаты по этике, начиная с античности. Можно указать на изначальное родство космологии и этики в античной философии, где категории меры и нормы существования любой вещи использова­лись в контексте осмысления мироздания как упорядоченного цело­го — космоса. Часть этого упорядоченного целого составлял и чело­век-микрокосм.

Категории меры и нормы присутствуют в диалогах Платона, где рассуждение относительно их с\тцности вплетено в ткань мифоло­гического предания. Эти понятия используется в этике Аристотеля уже в качестве методического средства различения поступков чело­века на пути к добродетели на основе этического принципа «золотой середины», где по существу реализуется этическое завещание семи греческих мудрецов: ничего слишком. Во всех этих случаях гово­рится об особом качественном состоянии поведения человека как существа, причастного к упорядоченному состоянию вселенной в целом.

В философии стоиков понятие нормы поведения смыкается с идеей универсального закона, имеющего трансцендентный источ­ник, что само по себе следует признать естественной эволюцией в сфере нормологии сущего, именно здесь произошло высвобождение нормы во внешнее по отношению к человеку и всеми обозримое публичное пространство. Эта норма через идею закона как непре­ложного постулата, определяющего судьбу человека, находит выра­жение в ответных по отношению к тому или иному индивидуально-

му поступку обменных операциях вознаграждения и воздаяния. Этот нормологический аспект философии стоиков был усвоен христиан­ством, в религиозном контексте которого полное воплощение закона в индивидуальном поведении означало обретение святости и благо­дати. Нормативное усвоение закона становится равнозначным мак­симуму блага, что в религиозном смысле означает слияние с миро­зданием в феномене бессмертия или вечной жизни.

Нормологическое воздействие частного стандарта добродетели потеряло свою значимость с закатом античности. Господствующим началом в определении нормы поведения человека становится идея закона в его различных модификациях, что свидетельствует о пере­ходе от внутреннего нормативного схематизма соразмерности в субъективной «диетологии» поведения к социальной и публично окрашенной «диетологии». Положение с частным нормативным схематизмом следования добродетели как образцу и стандарту' ин­дивидуального поведения, и социальной нормативности в условиях средневековья, нового времени и современности известный иссле­дователь в области этики А. Макинтайр характеризует как пребыва­ние западноевропейского общества в состоянии Постдобродетели. По сути он квалифицирует такое положение дел с этическим созна­нием Европы как регресс и упадок. Однако следует сказать, что по­ложение с античной добродетелью нельзя оценивать с позиций эти­ческого прогрессизма. С нашей точки зрения, античную добродетель и послед}тощую систему нравов в Западной Европе следует расце­нивать как разнокачественные нормативные модификации этики и права. Такой вывод следует из того, что с утверждением христиан­ства социальный норматив западного общества стал базироваться уже не на абстрактно представляемом антропологическом основа­нии оптимума сил и способностей человека и противоречивом по своей этической значимости античном индивидуализме, а на пуб­лично обозримых нормативах единоверия и национальной принад­лежности.

Однако здесь нужно сделать оговорку. Несмотря на такое поло­жение дел в современном обществе добродетель как компонент или аспект нормативного основания поведения человека никогда не ис­чезала как из социального контекста, так из поля зрения моральной философии, этики и логики. В противоположность негативной кон­статации А. Макинтайра можно сказать, что изменилось место рас-

Введение

положения добродетели, а не сама добродетель как нормативная схема индивидуального поведения. Она присутствовала в качестве стандарта в религиозной среде христиан, сословной морали дворян­ства, буржуазной морали, частных и публично транслируемых об­разцах поведения в тех или иных локальных сферах общества.

Здесь необходимо сделать промежуточное заключение, которое состоит в том, что идея закона была спровоцирована внутренним бессилием индивидуального норматива, основывающегося на мо­ральном сознании Использование идеи закона в некотором смысле явилось тем «джином из бутылки», который в своем избыточном внешнем нормативном воздействии породил обратное сопротивле­ние частного нормообразования в виде права как свободы против давления и гнета внешнего упорядочивания, базирующегося на при-родно-космологическом способе регуляции индивидуального пове­дения.

В этом отношении нужно указать на гносеологический перево­рот в сфере базовых оснований нравов и в ходе социальной эволю­ции, который произошел в Западной Европе в XVII-XVIII вв., где вопрос о норме, связывался со сферой политики и был сформулиро­ван через идею суверенитета. Эта идея имела универсальную значи­мость, поскольку свидетельствовала о борьбе «абсолютов»: абсолю­та монархической власти и абсолюта религиозной нормы.

Методическое сомнение привело Р. Декарта к рациональному обоснованию статуса человека как субъекта познания; прагматиче­ский подход к познанию природы оставил за Ф. Бэконом славу за­чинателя ее экспериментального прочтения; Т. Гоббс указал на то. что человек является принадлежностью государства как политиче­ского тела; логико-математическая интуиция дала возможность Г. Лейбницу сформулировать новый социально-нормативный стан­дарт сущего в виде монады. В этот же исторический период было создано такое грандиозное логико-антропологическое произведение, как «Этика» Б. Спинозы, которая в дополнении с «Богословско-политическим трактатом» положила начало утверждению принци­пов свободы совести, религиозной терпимости. Это значит не то, что указанные философские взгляды являются непосредственным вы­ражением философской проблематики юридической нормы, а то, что понятие нормы как таковой является одним из фундаментальных понятий систематической философии.

___________________ 23_

Понятие нормы находится в непосредственной связи с идеями блага и истины. Именно идея истины, в силу господства парадигмы науки как адекватного способа познания природы всего сущего, приводит в конечном счете к тому, что социальная философия ста­новится продолжением того типа научности, который сложился в естествознании. При таком взгляде на социальную действительность и без-мерном притязании на обладание завершенным знанием норма под «уничтожающей» критикой истины становится ее инструмен­тальным приложением и приносится ей в жертву. Норма с точки зрения традиционной гносеологии в актуальном своем выражении есть воплощение несовершенной действительности и не обладает самостоятельными базовыми ресурсами легитимации, она должна полнить их из пространства истины. В отличие от такого представ­ления внутри сциентальной философской традиции в XIX и XX вв. формируется масса направлений: философия жизни, экзистенциа­лизм, прагматизм, философская антропология, философия культуры, в контексте которых вопрос о норме обсуждается с позиций не толь­ко наблюдающего разума, но, главным образом, разума, участвую­щего в созидании нормы Под нормой в данном случае следует по­нимать норму знания вообще. Иными словами, истина включается в контекст непрерывной легитимации культуросозидающих форм.

В связи с этим философское рассуждение о норме человеческо­го поведения затрагивает вопрос о норме познавательных \ силий. на что в свое время обращал внимание Э. Кассирер в «Философии сим­волических форм», Т. Кун в работе «Структура научных револю­ций» и М. Фуко в «Археологии гуманитарных наук».

Нормологическое усмотрение М. Фуко привело к тому, что бы­ло подвергнуто радикальному сомнению марксистское представле­ние об онтологии юридической нормы как воплощения классового компромисса, субстандией которого является положение экономи­чески господствующего класса. Это позволило включить филосо­фию социальной нормы в массив наставительной философии или философии культуры, которая руководствуется в этой области мето­дологией совместного участия людей в проигрывании ресурсов са­мообладания человеческого существа в феномене культуры. При этом совместимость состязания и конкуренции в тех или иных нор­мативных институциях и дает то качество права, которое может свидетельствовать о достижении обществом определенного обще-

Введение

признанного стандарта и формы воплощения свободы человека в социальном контексте.

Компоненты размещения и участия, определяющие образ суще­ствования человека в мироздании, создают основу для соответст-в\ющей формулировки проблемы нормы как коммуникативного об­разования. И в этом отношении юридическая норма с точки зрения философии начинает расцениваться в качестве модели коммуника­тивной истины, т. е. не односторонней модели истины как коррес­понденции, а как истины соучастия или респонзивной истины. По­следнее обстоятельство в первую очередь связано с развитием фило­софии языка. С точки зрения философии языка в нормологический контекст включается все общество, особенно явно такой взгляд на­шел свое выражение в лингвистической философии Л. Витген­штейна с его принципом языковой игры.

Очевидно, что такое точечное изображение философии нормо-образования не есть описание степени разработанности философии юридической нормы, а есть экспозиция современной ситуации, в контексте которой в настоящее время возможно продуктивное фи­лософское рассуждение о сущности юридической нормы. На стадии подобного философского сопровождения задача фундаментального обоснования юридической нормы находится еще только в своей ис-ходности и зачаточном виде. Это обоснование еще должно быть реализовано. Что касается юридической науки, то в ее аналитиче­ском поле такое сопровождение, как правило, отсутствует. В основ­ном теория права ограничивается системно-структурным и функ­циональным исследованием актуального состояния правовой систе­мы и действующего законодательства.

Давая характеристику степени разработанности формально-юридического аспекта юридической нормы в его соотнесенности с определением сущности права в целом, можно, указать на выводы по этому вопросу теоретиков права С. С. Алексеева. Д. А. Керимова, Р. 3. Лившица. Г. В. Мальцева, В. С. Нерсесянца. А. В. Полякова, Л. И. Спиридонова, В. А. Туманова. Л. С. Явича и других авторов. Из публикаций по общей теории права зарубежных авторов следует отметить недавно вышедшую в переводе книгу французского теоре­тика права Ж, Л. Бержеля.

Философская активность в осмыслении права не является сколько-нибудь заметной и в этом отношении можно отметить рабо-

______ 25_

ты Ю. Г. Ершова. В. П. Малахова, И. П. Малиновой. Э. А. Позд­някова, В. М. Розина, Э. Ю. Соловьева.

Распространенным приемом исследования феномена юридиче­ской нормы является ее сопоставление с другими видами социаль­ных норм, которое проводится с теми или иными деталями и под­робностями как в учебных курсах теории государства и права, так и в специальных к\рсах по социологии права. Здесь нч'жно отметить работы Ю. И. Гревцова. Е. А. Лукашевой, книгу французского уче­ного Ж. Карбонье «Юридическая социология», классический социо­логический подход к праву в исследованиях Э. Дюркгейма, М. Вебера, П. Сорокина. Т. Парсонса. современный конструктивист­ский подход к праву в работах П. Бурдье, П. Бергера и Т. Лукмана. в работах по социологии власти Н. Лумана.

В области генетической нормологии исследование по филосо­фии нормы неминуемо обращается к работам по этнографии архаи­ческих обществ, анализу особенностей их жизни и.мышления. В этой связи необходимо сослаться на книги Л. Леви-Брюля, К. Леви-Строса, М. Мосса, Б. Малиновского. П. Радина. Э. Б. Тайлора, Д. Д. Фрезера. М. Элиаде. В настоящее время происходит своеоб­разное возрождение возникшего в XIX в. тематического направле­ния в юриспруденции, получившего название древнего, или обычно­го, права. Это направление в современном корпусе юридических дисциплин нередко квалифицируется как юридическая антрополо­гия. Эта юридическая дисциплина начинает «работать» как в регио­не архаического нормообразования. так и в актуальном компарати­вистском варианте сравнительного анализа современных правовых систем. Среди такого рода работ можно назвать перевод книги французского автора Н. Рулана «Юридическая антропология», учеб­ник А. И. Ковлера «Антропология права».

Необходимо отметить наличие интереса к проблеме юридиче­ской нормы в учебных к\рсах общей теории государства и права. По утверждению В. С. Нерсесянца, «...язык законодателя (на котором выражается создание и действие позитивного права) - - это обще­принятый юридический язык, созданный доктриной права и выра­жающий общую нормологическую природу и доктрины права, и са­мого действующего права. Трактовка права как системы норм права по существу означает и вообще логически допустима лишь при vc-

J mt * * *

ловии, что прежде всего само право в целом (право как системное

Введение

нормативно-регулятивное целое) мыслится как единая норма (с со­ответствующим структурными компонентами — диспозицией, ги­потезой, санкцией)».⁴

Таким образом, достижения так называемой аналитической юриспруденции (С. С. Алексеев), работающей с юридическим язы­ком и воспроизводящей логические связи и закономерности между нормами различной юридической силы, следует отнести к тому фо­ну, на котором происходит философское осмысление юридической нормы как генерализованной абстракции и целостного системного образования. В связи с этим к литературе, касающейся системно-структурного юридического анализа, необходимо включить работы С. С. Алексеева, В. К. Бабаева, В. М. Баранова, Н. А. Власенко, В, Б. Исакова, Д. А. Керимова, О. Э. Лейста, В. А. Пиголкина, В. И. Протасова, В. А. Толстика, А. А. Ушакова и других авторов, занимающихся проблемами законодательной техники и формально-юридической логики.

Что касается общей феноменологии социальной нормы, то здесь указания на классическую западноевропейскую традицию явно не­достаточно, поскольку характеристика процесса нормологии невоз­можна без обращения к диалогической интеллектуальной традиции, нашедшей свое выражение в работах М. М. Бахтина, М. Б\бера, Э. Левинаса, О. Розеншток-Хюсси. Такое же положение существует и в отношении феноменологии, поскольку в настоящее время фило­софия социальной нормы невозможна, скажем, без ссылки на совре­менные феноменологические исследования по генеалогии нормы немецкого философа Б. Вальденфельса.

Значительный эвристический потенциал в исследовании фунда­ментальных оснований социальной нормы содержится в тематиче­ском поле философской антропологии. Здесь можно назвать широко известных авторов XX в. М. Шел ера, А. Гелена, Г. Плесснера. Кроме того, в середине этого столетия развивается новое научное направ­ление в биологии — наука о поведении животных — этология, ко­торая исследует интересный материал, объясняющий поведение жи­вотных. В этой области прежде всего можно указать на работы К. Лоренца, претендующие на философское осмысление нормативов поведения животных и способов их взаимодействия с окружающей

⁴ Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 383, 388

___________________________________________________________ 27_

средой. Выводы этологических исследований невольно проециру­ются на человеческое поведение, и представляет большой интерес обнаружение общих нормологических черт в поведенческих реакци­ях живого в целом.

Строгость феноменологического подхода в исследовании жиз­ненного мира, которая была завещана Э. Гуссерлем, коснулась не только общей феноменологической ситуации контакта с миром ве­щей. Во многом она оказалась связанной с творческими усилиями региональной феноменологии, феноменологический метод был применен и к области правоотношений. Здесь можно упомянуть о методике усмотрения сущности нормативного поведения, которая реализована в работах феноменологической ориентации, такие пер­вичные подходы в философии и социологии нормы, в том числе и юридической, можно найти в книгах Ф. Брентано. Э. Гуссерля, А. Райнаха, А. Шюца, П. Бергера. Т. Лукмана.

Понятие нормы в таких ее регулятивных состояниях, как равен­ство и порядок, смыкается с методикой сравнения и расчета. Подоб­ное регулятивное воздействие юридической нормы приводит неко­торых ученых (В. С. Нерсесянц) к выводу о том, что право есть не что иное, как «математика свободы». Таким образом, за юриспру­денцией недвусмысленно признается статус нормативной науки, под которой в нашем случае следует понимать системное знание, осно­ванное на нормативной логике аксиологического исчисления соци­ального действия в его качестве и объемном наполнении. Такое ис­числение, представляя собой познавательный и одновременно нор­мативно-регулятивный процесс, в настоящей работе характеризуется как когнитивная аксиология и специфическая юридическая эписте­мология.

Для логического обоснования такого способа исчисления соци­альной действительности автор обращается к материалу математи­ческой логики и лингвистики на примере работ известного отечест­венного ученого Ю. А. Шрейдера. В этих работах находит подтвер­ждение использованный в настоящей работе метод генетической нормологии, берущий начало в области восприятия пространствен­ных отношений. В последующем Ю. А. Шрейдер попытался реали­зовать логико-математические экспликации такого пространствен­ного восприятия в сфере моральной философии и определить в ра­боте «Этика. Введение в предмет» этико-нормативный схематизм

Введение

исчисления в сфере нравственного сознания в виде «алгебры совес­ти». Этот схематизм используется им в ситуации морального выбо­ра.

Такое усмотрение дает возможность зафиксировать присутствие в праве, как особой сфере социальной нормативности, общих про­странственно-космологических закономерностей упорядочения яв­лений, которые свойственны мирозданию в целом.

Логико-нормативный потенциал математического знания в со­временной теоретической юриспруденции используется явно недос­таточно, в настоящем исследовании предпринята попытка примене­ния этого потенциала как эвристически ценного.

Поскольку в работе указывается, что юриспруденция есть нор­мативная наука, то источником такого взгляда могут служить отры­вочные рассуждения в этой тематической области, связанные с име­нем известного американского логика и философа Ч. Пирса. Именно в рассуждениях Ч. Пирса можно найти конкретизацию абстрактных утверждений неокантианства об универсальном свойстве нормы в сущем, о котором писал в своих работах-эссе В. Виндельбанд. Ч. Пирс делает нормативность принадлежностью прагматической логики.

Цель данного исследования заключается в том, чтобы дать именно философский анализ юридической нормы

Эта задача решается посредством нескольких методологических приемов, которые применяются на разных уровнях исследования.

Первый, абстрактный уровень является логическим и связан, как ни странно, с топологической проблематикой, причем в качестве пространственной основы берется представление об отношениях в социальной среде и такие динамические составляющие этой среды, как сгущение, разрежение, определение места в результате взаимно­го расположения индивидов. Исчисление пространства социальной среды реализуется через представление о ней как о вещественном динамическом вместилище, где осуществляется телесно-диало­гическое взаимодействие между индивидами. Это взаимодействие и приводит к некоему процессу упорядочения дифференцированного взаимодействия индивидов путем стягивания диффузного и разно­родного состояния социальной среды к единому центру. Причем эта консолидация реализуется через социально пространственную мето­дику уравнивающего мышления, «работающего» в режиме селек-

____________________________________________________________ 29

тивного подхода к действительности через использование схематиз­ма сравнения, установления одинаковости, эквивалентности, подо­бия, сходства.

Применение такой методики дает эффект нормативного напол­нения пространственного объема от базовой и отправной точки ис­числения меры вещи до степени равенства такой условной вещи са­мой себе. В онтологическом смысле такого рода динамику можно интерпретировать как достижение такой вещью полноты своего соб­ственного самостояния. Однако, это одновременно означает выход ее из контекста связанности, растворенное™ и полной зависимости от контекста через дистанцирование к манифестации собственной сингулярности как особого качества в устроении пространственного целого. В социальном смысле такое движение означает достижение пункта уникального личностного достояния.

Таким образом, завершается включенность вещи в пространст­во, не принадлежащее ее природе и понятию. Это пространство яв­ляется отчужденным от нее самой состоянием не в чисто гегелев­ском, а в нормологическом смысле

В антропологическом измерении такой процесс есть не что иное, как процесс самоидентификации на пути индивида к само­стоятельности и самообладанию внутри сообщества. Диффузное то­пологическое состояние движущегося «смесительного» контекста и вовлеченность в него вещи характеризуется абстрактным образом как данность. Естественно, в нашем случае речь идет о социальной данности как таковой на абстрактном логико-онтологическом уров­не представлений. Это пространство, где реализуется универсальная онтологическая схема вещи—свойства—отношения. Кстати, здесь имплицитно реализуется методологический прием, который реко­мендовал для целей социологического анализа Э. Дюркгейм рас­сматривать индивидов в контексте социального целого как вещест­венные образования.

С его точки зрения, которая вполне согласуется с нашей анали­тической процедурой, «нам нужно рассматривать социальные явле­ния сами по себе, отделяя их от сознающих и представляющих их себе субъектов. Их нужно изучать извне, как внешние вещи, ибо именно в таком качестве они предстают перед нами. Действительно, вещь узнается главным образом по тому признаку, что она не может быть изменена простым актом воли. Это не значит, что она не под-

Введение

вержена никакому изменению. Но. чтобы произвести это изменение недостаточно пожелать этого, надо приложить еще более или менее напряженное усилие из-за сопротивления, которое она оказывает и которое, к тому же, не всегда может быть побеждено. А мы видим, что социальные факты обладают этим свойством. Они не только не являются продуктами нашей воли, но сами определяют ее извне. Они представляют собой как бы формы, в которые мы вынуждены отливать наши действия. Часто даже эта необходимость такова, что мы не можем избежать ее. Но если даже нам удается победить ее, то сопротивление, встречаемое нам, дает нам знать, что мы находимся в прис\тствии чего-то, от нас не зависящего. Следовательно, рас­сматривая социальные явления как вещи, мы лишь сообразуемся с их природой».⁵

Особенностью анализа, составляющего содержание первой гла­вы работы, является то, что здесь «вещи» рассматриваются не в ста­тичном аспекте социальной нормы, которая являлась бы одновре­менно условием и маркером такого состояния социума как общест­венный порядок, а в динамике. Нам важно зафиксировать правовой компонент в онтологии нормы как упорядочивающего воздействия, которое является результатом взаимодействия названных условных «вещей». Под такими условными вещами при переходе от чисто ло­гического способа анализа к антропологическому будут являться абстрактно представляемые индивиды. Анонимность этих человече­ских индивидов и дает в методологическом плане возможность ха­рактеризовать их совместное размещение как сообщество людей, обладающих одинаковым, равным друг другу и тождественным ан­тропологическим потенциалом.

Именно антропологический уровень исследования позволяет обнаружить и установить за внешними логико-онтологическими экспликациями внешнего исчисления социальной среды как особого типа пространства ресурсы воссоздания порядка. Это происходит за счет внутренних процессов среды и креативного способа наполне­ния пространства анонимным, «собирательным» движением отно­шений сходства, одинаковости, равенства. Эта динамика реализует­ся через селективный отбор определенного аксиологического каче-

¹ Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М, 1995, С. 52,

ства конкретных индивидуальных поступков. Такой отбор, осущест­вляющийся посредством названной методики уравнивания как пози­тивного объемного наполнения через операции включения и исклю­чения, дает соответствующее социальное пространство и топологи­ческий социально-фигуративный объем различных локальных образований социума.

Онтологическое качество такого типа порядка радикально отли­чается от состояния порядка, который имеется в виду при осуществ­лении логического анализа, основанного на математическом способе исчисления пространства. При чисто математическом способе ис­числения пространства оно подвергается простому геометрическому и арифметическому измерению и существует в условиях простой физической размещенности, а не в динамически воспроизводимых локализациях диалогического, коммуникативного взаимодействия, как это имеет место в обществе.

Иными словами, при переходе к антропологическому уровню анализа осуществляется переход к динамике порядка, основанного на внутренних ресурсах консолидации, а не только на внешнем со­поставлении схожего, одинакового, подобного, тождественного и равного. Статичный концепт порядка следует охарактеризовать как внешнее отношение одного объекта к другому. Подобное взаимное расположение может привести к образованию таких топологических объемов, как состав и совокупность. Они являются механическими топологическими модификациями пространства и не обладают при­знаками органической целостности. В условиях социального контек­ста такой способ упорядочения свойственен толпе и различным диффузным образованиям, которые образуются в процессе реализа­ции индивидуальных намерений и представляют собой более или менее случайное скопление людей. Такое совокупное состояние мо­жет быть квалифицировано как состояние математического множе­ства, физического порядка и представлять собой объект для наблю­дающего субъекта. Но оно никак не может считаться следствием внутреннего креативного процесса упорядочения, представляющего собой результат и явление социальной консолидации. В отличие от этого, устроение общественных дел представляет собой особый тип упорядочения, который свойственен для такого специфического пространства как социальная среда. Здесь порядок совмещается с особым типом движения, которое нельзя считать простым видом

Введение

физического перемещения и следования по типу механического движения вещей. Социальное движение обусловливается телесно-диалогическими экспликациями взаимного воздействия, которые провоцируются индивидами. К таким способам телесно-диалогического взаимодействия относятся совместимость, приемле­мость, уместность, согласованность.

Это приводит к тому, что социальная среда начинает представ­лять собой производство отношений. Она не есть простое про­странственное размещение вещей, где бы место вещи являлось следствием простого наполнения пространства. Отсюда следует, что индивид как субъект отношений есть существо, пригодное к социальной подвижности, т е. он изначально представляет собой упорядоченное целое и несет в себе готовность к воплощению по­рядка в указанном логико-топологическом смысле Эту целост­ность следует определить как антропологическое достояние или исходную данность индивида в себе и для себя В этом отношении способ воссоздания социального пространства радикально отлича­ется от способа воссоздания физического пространства, поскольку наполнение социального пространства происходит на совершенно других основаниях.

Это пространство моделируется не за счет простого физическо­го появления, а является следствием рождения, которое не обладает признаками незыблемости и устойчивости природной, физической меры вещи. Однако исходное стремление к сохран