Характер определяется не обстоятельствами, а нашей реакцией на них

цели? Мы куда более склонны оценивать до- стоинство человека по его социальному ста- тусу, чем признаемся себе в этом.

Учение Маркса, Ленина и Мао Цзэ- дуна полностью подтверждает эту формулу. Оно даже заявляет, что социальное положе- ние человека определяет его самосознание,

как человеческого существа. Вот почему мучителей Ньен Чен на- столько изумляла ее способность противиться ложному признанию. Она ведь была типичным представителем загнивающего капитализма. Маоисты были уверены, что для человека, пользующегося такими при- вилегиями, как Ньен Чен, содержание в грязной камере должно стать невыносимым испытанием. Ее дух должен был сломиться, как только она лишилась всех материальных опор своей прошлой жизни.

Но имущество не было для Ньен Чен мерилом жизни, и учение Мао Цзэдуна совершенно не подготовило ее мучителей к пониманию этой реальности. Она имела твердую решимость сохранить свое че- ловеческое достоинство, смысл которого были совершенно не в силах постичь маоисты.

В мышлении Козловски также нет ничего, что помогло бы по- нять Ньен Чен. Она не является американским идолом, но лучшая часть нашего «я» признает в ней личность, на которую хочется рав- няться.

Истории Ньен Чен и Козловски изображают два обезумевших мира. Юные революционеры уполномочены правительством вламы- ваться к людям в дома, круша все на своем пути? Кому-то недоста- точно законного дохода в 500 миллионов долларов за десять лет?

«Это безумие», — думаем мы.

Мучители Ньен Чен задействовали все средства, чтобы выну- дить ее присоединиться к этому безумию. Но одна лишь мысль со- хранила ее в здравом уме, и эта единственная идея способна уберечь нас также и от безумия Козловски. Ньен Чен верила в истину. По- святив себя правде, она никогда не теряла своей человечности. Мао- исты имели власть забрать у нее все остальное, но они ни за что не смогли бы лишить ее того, в справедливости чего она была уверена.

Г Л А В А 7

Благодаря тому, что она крепко держалась за правду, челове- ческая сущность Ньен Чен оставалась незатронутой ужасающими пе- ременами ее обстоятельств. Она продемонстрировала своим гонителям, что можно пребывать в состоянии совершенной свободы несмотря на радикальную перемену обстановки. И опять мы видим великую парадоксальную истину: наш характер определяется не об- стоятельствами, а нашей реакцией на них.

Приверженность Ньен правде также позволяла ей предвидеть, что справедливость все равно восторжествует и, таким образом, зло обернется добром. Она смотрела злу прямо в лицо, не мигая и не ко- леблясь. Она твердо стояла на своем посту, сотрясая кулаком и сме- ясь над своими мучителями. Как мы ясно видим из истории Ньен Чен, бедствия не только не должны погубить нас, но способны даже укре- пить, если мы встречаем их, твердо держась своих принципов.

В этом отношении серьезным подкреплением для Ньен Чен стала ее христианская вера. Среди всех великих мировых религий только она наделяет зло и страдания значимостью и смыслом. Бри- танская романистка Дороти Сэйерс хорошо уловила суть этой при- роды веры: «В отличие от ‘христианской науки’, для которой зла вообще не существует, или буддизма, согласно которому добро со- стоит в отказе воспринимать зло, христианство утверждает, что со- вершенство достигается посредством активных и позитивных усилий извлечь настоящее добро из настоящего зла».1 Именно в этом за- ключается смысл того, что в христианстве называют искуплением и подчеркивается обнаруженный нами ранее парадокс: мы должны признать зло в самих себе прежде, чем сможем по-настоящему об- рести в жизни добро.

Я впервые встретился с Ньен Чен в 1987 году во время ужина, организованного в ее честь в Рестоне, штат Вирджиния, в офисе слу- жения «Тюремное братство», которое я основал после освобожде- ния из тюрьмы. Я завязал переписку с Ньен сразу же после выхода в свет ее замечательной книги «Жизнь и смерть в Шанхае». Книга произвела на меня настолько глубокое впечатление, что я сразу же решил написать ее автору. В ответном письме Ньен Чен рассказала, что моя автобиография «Рожденный заново» была первой книгой, подаренной ей сестрой после выхода на свободу. В ходе переписки, которая и привела к тому памятному вечеру в Вирджинии, выясни- лось, что наши истории имеют много общего.

Ньен Чен — изящная, утонченная женщина. Единственное ви- димое свидетельство зверств, пережитых ею в тюрьме, — это шрамы на запястьях. Мучения и невероятные трудности, выпавшие на долю Ньен, совершенно никак не повлияли на ее благородство и спокойное достоинство, с которым она себя держала. Эту очаровательную жен-

С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь

щину можно было без труда представить разливающей чай гостям в ее элегантной шанхайской гостиной, обставленной дорогостоящими произведениями искусства.

Вечер, устроенный в честь Ньен Чен, посетили не менее дю- жины сенаторов, правительственные чиновники и шестьдесят друзей нашего служения. После ужина госпожа Чен поведала нам свою ис- торию. Она рассказала о своем непримиримом противлении комму-

низму, который, невзирая на рыночные реформы, все еще остается очень влия-