я пытаюсь вернуть себе расположение общества, доказать, что я на самом деле — хороший парень, а не такой, каким меня показал Уотер- гейт. Другие же считали, что таким образом я пробиваюсь обратно в политику. Осознав, что полмира верят в это, я только рассмеялся. Вто- рая половина, наверное, просто думала, что я сошел с ума.
По правде говоря, мне было совершенно все равно, считает ли кто-то меня сумасшедшим или уверен, что я «зондирую почву» для возвращения симпатий общества. Я уже не был узником чужих ожи- даний, а просто решил, что буду поступать так, как считаю правиль- ным. Мы должны потерять свою жизнь, чтобы сберечь ее. Не укладывающийся в голову парадокс, но он дарует самое освобож- дающее из всех вообразимых переживаний.
Он привел меня к открытию третьего великого парадокса: сво- бода заключается не в приспособлении к ожиданиям этого мира и даже не в осознании того, что мы считаем своими глубочайшими желаниями. Она состоит в том, чтобы следовать своему жизнен- ному призванию. Большинство из нас считают, что свобода — это от- сутствие ограничений или устранение ответственности. Но это совсем не так. Каждый из нас призван совершить в жизни нечто, и ощущение величайшей радости, чувство удовлетворенности — да, свобода — при- ходят в нашем послушании этой миссии.
После освобождения из тюрьмы 31 января 1975 года я плани- ровал дописать книгу, работу над которой начал в заключении, а затем возобновить юридическую практику в Массачусетсе. У меня появилось также несколько хороших вариантов в сфере бизнеса. Свою помощь предложил даже бывший президент Никсон. Однажды
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
он позвонил мне из своего калифорнийского изгнания, чтобы по- здравить с возвращением домой. После обмена любезностями Никсон сказал: «Я слышал, ты занялся религиозной работой. Надеюсь, ты не думаешь делать себе в этом карьеру». Я ответил, что еще не при- нял решения, что мне нужно немного времени, чтобы адаптироваться к жизни на свободе. Никсон сказал: «Что ж, ты знаешь о своих вы- дающихся способностях. Ты можешь подняться на самую вершину в бизнесе и заработать миллионы. Только дай мне знать — и я позвоню своим друзьям. Я уверен, что Боб Абпланалп, Джек Малкахи, да и еще многие с радостью возьмут к себе на работу такого парня, как ты. Просто сообщи мне, когда решишь».
Звонок от Никсона был не единственным. Я получал и другие — как от бывших клиентов, так и от друзей. Но в тот момент ни одно из предложений, некогда казавшихся весьма соблазнительными, меня не привлекало. У меня не выходили из головы люди, с которыми я познакомился в заключении. Я уже понимал, что свобода куда менее зависит от того, находишься ты в тюрьме или за ее стенами, чем от умения отказаться жить в погоне за ложными ожиданиями.
Мне не давал покоя один случай из моего тюремного прошлого. Однажды вечером я устроился в зоне для собраний, расположенной в конце барака, чтобы написать письмо Пэтти. Многие из заключен- ных в этот момент толпились возле назойливо галдящего телевизора или играли в карты. Ранее я уже заприметил одного высокого, вечно сердитого чернокожего парня, который был кем-то вроде лидера. Кроме того, Арчи выполнял функции тюремного юриста. Вдруг (не знаю, что его побудило так поступить) он встал и громко окликнул меня: «Эй, Колсон! А что ты сделаешь для нас, когда освободишься?» Удивленно посмотрев на него, я на мгновение задумался и от- ветил: «Арчи, после того, как я выйду отсюда, я всегда буду помнить
о тебе и об остальных парнях».
Неожиданно схватив колоду карт, Арчи швырнул ее в мою сто- рону, и карты, протанцевав по полу, застыли хаотической россыпью.
«Да, все вы, важные ‘шишки’, так всегда говорите, а потом забываете о такой ‘мелюзге’, как мы».
После освобождения я несколько месяцев постоянно вспоминал эти слова Арчи, и постепенно мне становилось совершенно очевидно, что я оказался в тюрьме с определенной целью. Я встретил там людей, потерявших всякую надежду, у которых не было никого, кто мог бы позаботиться о них. Некоторых заключенных за многие годы, проведенные в тюрьме, так никто ни разу и не посетил. Они нужда- лись в заступнике.
У меня ушло полтора года на борьбу с этим решением, но летом 1976 года мы с Пэтти, наконец, признали, что забота о за-
Г Л А В А 3
ключенных — это мое призвание. Таким образом, как это ни пара- доксально, тюрьма открыла для меня новые перспективы, которые, как оказалось в дальнейшем, принесли больше радости, чем я мог себе когда-нибудь представить. Свобода заключается в послушании нашему призванию.
Еще лучший пример данного парадокса в действии — это жизнь моей драгоценной дочери, с которой вы познакомились во введении. Эмили была удивительным ребенком — даже в бунтарские подростко- вые годы. Я ею всегда очень гордился. После колледжа Эмили вышла замуж за человека, у которого была отличная работа. Я видел, как формируется образцовая жизнь моей дочери: счастливый брак, успех в бизнесе, утвержденная в церкви семья, дети…
Но после рождения сына-аутиста, Макса, их жизнь изменилась. Напряжение внутри семьи привело к разводу. Когда это случилось, Эмили была почти парализована страхом, а я погрузился в глубокую депрессию, скорбя о таком повороте в жизни дочери.
Тем не менее, Эмили не сдалась (и по-прежнему не сдается). Она с боями, сантиметр за сантиметром прокладывала путь к допол- нительным средствам на обучение Макса в спецшколе. Она прошла через все муки, с которыми сталкивается мать-одиночка, воспиты- вающая ребенка в особо сложных обстоятельствах.
Однако в процессе этого с Эмили
произошло нечто воистину необычное. Сегодня она — сияющий человек, испол-
ненный радости и восторга, хотя и обла- дающий твердым, как сталь, характером. Ее личная вера стала настолько глубо- кой, что порой мне становится стыдно за свои сомнения. Несмотря на то, что Эмили — талантливая художница и писа- тель, она посвящает почти все свое время сыну. За все эти годы я ни разу не слы-
Мы должны признать зло
в самих себе прежде, чем сможем по-настоящему обрести в жизни добро
шал, чтобы она жаловалась. Наоборот, она постоянно говорит о той радости, которую ей доставляет воспитание Макса. И он, действи- тельно, очень милый ребенок. Описывая свою жизнь, Эмили говорит, что ей была доверена шкатулка с невероятной ценности алмазом внутри. Сама шкатулка не особо привлекательна, но, открыв ее, ва- шему взору открывается нечто ослепительно прекрасное.
Жизнь Эмили — это не просто очередная история человека, пре- одолевающего невзгоды. Она иллюстрирует, как можно обрести на- стоящую радость в своем призвании — даже если это призвание стало следствием трудных обстоятельств. Призвание не обязательно за- ключается в том, чтобы достичь вершины корпоративной лестницы
С Ч А С Т Л И В А Я Ж И З Н Ь
или прослыть самой гламурной дамой светских вечеринок. Оно может подразумевать смену подгузников у взрослого ребенка и слу- жение тому, кто способен разве что на то, чтобы дарить в ответ свою любовь. Свобода приходит от послушания призванию.
Мысль о том, что призвание поначалу может выглядеть непри- влекательно и не сулить особых выгод нашему положению, способна заставить нас отшатнуться. Как мы выясним далее в этой книге, поиск счастливой жизни часто побуждает нас поступать вопреки собственной интуиции и общественному мнению.
Это приводит меня к четвертому великому парадоксу: мы должны признать зло в самих себе прежде, чем сможем по-настоя- щему обрести в жизни добро. Пока мы не признаем собственную склонность к злодеяниям, мы никогда не достигнем способности со- вершать правильные вещи.
Даже если мы понимаем, что является правильным, нечто внутри нас, некая упрямая сила ему противится. Это отражено в одном запо-
минающемся эпизоде из старого фильма, сня- того по мотивам классического романа Льва