То есть относятсяк конкретному обществу (юридическому лицу), ане к неопределенномукругу лиц, что присущеабсолютным правам

³" Особый характер учредительного договора о создании предприятия подчеркивает О.Н. Садиков, утверждая, что "ввиду особенностей учредитель­ного договора безоговорочно переносить на него традиционные общие циви-лнстические понятия нельзя" (Садиков О.Н. Учредительный договор и его правовые особенности // Государство и право. 1994- № 6. С. 90).

Колер относил права участия акционеров, членов горных предприятий и обществ к "правам на ценность", которые он рассматривал как разновид­ность вещных прав (другая форма вещных прав — "права на субстанцию", предусматривающие пользование, — суперфиций (право застройки) и т.п.). (см.: Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 1. С. 266). Сам Эннекцерус говорил о "правах участия" в отличие от обязатель­ственных прав.

Ср. также с высказанным в связи с проблемой разграничения собственно­сти и контроля мнением Берли и Минса, считающих, что "акционеры высту­пают как носители права собственности" (см.: Рубанов А.Л. Указ- соч. С. 112).

должны быть, конечно, отнесены всецело на счет системы пра­ва, не допускающей иных прав, кроме вещных и обязательст­венных.

Примером немедленно возникающих теоретических ослож­нений при попытке решения такой известной практической проблемы, как внесение государственного имущества в устав­ный капитал коммерческих организаций (помимо приватиза­ции), когда учредитель не теряет права государственной собст­венности, могут послужить высказанные предложения считать, что вкладом в этом случае следует считать "право пользования как способ реализации права собственности на стоимостное выражение эксплуатации объекта"'.

Хорошо видно, как это решение колеблется между призна­нием "права пользования" самостоятельным правом (что при­водит к одному из вариантов расщепленной собственности) и приравниванием "стоимостного выражения эксплуатации объ­екта" к объекту права, своего рода "бестелесной вещи" (res incorporates). Эти трудности носят, конечно, системный харак­тер и лишний раз показывают глубинный характер коллизии, на которой выстроена вся конструкция прав учредителя.

Сама идея передачи права пользования и владения в каче­стве вклада в уставный капитал — это не результат авторской импровизаций. Почвой для нее, надо полагать, стал л. 17 по­становления № Vg Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражей) Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некото­рых вопросах, связанных с применением части первой Граж­данского кодекса РФ"², что, однако, не проясняет юридиче­ской природы возникших отношений.

' Зинченко С., Забелин О., Волошин А, Государственные и муниципальные органы — соучредители коммерческих организаций: проблемы, решения // Хозяйство и право. 1997. № 10. С. 28.

Можно также отметить смысловую и терминологическую связь с приве­денными суждениями Колера о праве "на ценность" и "на субстанцию", что в ешс большей степени относится к формулировкам обсуждаемого здесь по­становления № ''/„ Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбит­ражного Суда РФ от 1 июля 1996 г. "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса РФ".

² "Следует исходить из того, что имущество в натуре, внесенное учреди­телем в уставный капитал хозяйственного товарищества или общества, при­надлежит последним на праве собственности. Исключение составляют лишь случаи, когда в учредительных документах хозяйственного товарищества (хо­зяйственного общества) содержатся положения, свидетельствующие о том, что в уставный (складочный) капитал учредителем передавалось не имуще­ство в натуре, а лишь права владения н (или) пользования соответствующим имуществом" (Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 9. С. 4).

Трудность их квалификации вызвана не только тем, что здесь проявляется уже отмеченное нами сопротивление, вызванное необходимостью разграничения вещных и обязательственных прав учредителя, но и известной неточностью, произвольностью оп­ределения собственности через пресловутую триаду правомочий, которой следует постановление высших судебных инстанций и терминологически, и логически. Действительно, какое право получает учрежденное общество, если ему передаются лишь "права владения и (или) пользования"? Это право не может быть вещным по той причине, что такие вещные права неиз­вестны Гражданскому кодексу РФ,(еспи искать аналог среди клас­сических типов, то им был бы, видимо, узуфрукт),

Следовательно, это право обязательственное, а не вполне понятное противопоставление "имущества в натуре" и прав вла­дения и пользования тогда объясняется из нормы п. 6 ст. 66 ГК РФ, в которой разделяются такие способы вклада, как вещи и права, и тогда вкладом следует признать именно права, но не вещь, а слова "в натуре" нужно понимать как указание на ве­щественную, т.е. натуральную, форму вклада. Теперь встает во­прос о дальнейшей квалификации возникшего у общества в результате совершенного таким образом вклада обязательст­венного права. Оно достаточно близко к праву на вещь аренда­тора, отличаясь от него бессрочным характером (если общест­во, как обычно, создано без ограничения сроком), что скорее характерно для купли вещи. Здесь полезно напомнить о том, что в истории права грань между куплей-продажей и арендой была некогда довольно хрупкой', и обнаружение в нашей по­граничной ситуации таких первичных качеств нельзя считать неожиданным. Сама же нетипичность обязательственного пра­ва в отличие от вещного не выводит его за пределы права.

Из природы возникшего права следует, что отчуждение вещи (ведь распорядительная власть остается у собственника) и пе­ремена собственника² не влекут изъятия имущества у общест­ва, т.е. прекращения "прав владения и пользования", однако

' В римском праве имеется достаточно свидетельств этого рода. На слабое разграничение аренды и купли-продажи в русском крестьянском быту обра­щал внимание Г.Ф. Шершепевич. Он отмечал также "смешение понятий" в римском и следовавшим за ним французском праве путем допущения при продаже не установления какого-либо права на купленную всшь, а тольхо 'предоставления пользования правом" (Шершенееич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 318).

² Здесь, впрочем, возникает известная и не всегда имеющая решение проблема передачи собственности при отсутствии владения и,значит. невоз­можности совершить традицию.

при этом прежний собственник сохраняет свои права учреди­теля, например акционера, если только по условиям договора об отчуждении веши не предусматривалась передача всех ак­ций. Если иметь в виду эту ситуацию, то иным смыслом напол­няется правило: при ликвидации общества' имущество пере­дается собственнику (а им может уже быть и не учредитель, а другое лицо).

Конечно, общество следует признать законным владельцем, располагающим наряду с собственником вещной защитой в отношении переданного имущества. Как законный владелец, общество не может приобрести полученное имущество по дав­ности, ведь такое приобретение доступно только незаконному владельцу.

Что касается возможности "выхода" учредителя вместе с имуществом из общества, то с известными оговорками она может быть признана лишь в обществах с ограниченной ответ­ственностью, а природа акционерных обществ едва ли допус­кает такую постановку вопроса, ведь выход из акционерного ' общества осуществляется только путем продажи акций.

Рассмотренная частная проблема, вызванная практически-:

ми нуждами, позволяет еще раз убедиться, сколько сложно-:

стей фундаментального плана таят в себе отношения между учредителем и обществом. Понятно, что принятая большинст-, вом юристов квалификация прав учредителя по отношению к | предприятию как обязательственных, хотя и наиболее близка? к сути дела, все же не может исчерпать всех проблем. 1

Нельзя поэтому считать простым недоразумением извест­ное логическое противоречие между нормами ныне отменен­ных ст. 14 Закона РФ "О собственности" и ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринимательской деятельности", ко­торые вызвали в свое время множество откликов.

В первой норме было сформулировано общее правило: пред- \ приятия обладают правом собственности на имущество, пере­данное им в форме вкладов и других взносов участниками, а также полученное в результате предпринимательской деятель-1 ности.

А в п. 3 ст. 11 Закона РФ "О предприятиях и предпринима­тельской деятельности" указывалось, что имущество товари­щества с ограниченной ответственностью (акционерного об-

' Ситуация банкротства не столь однозначна и. кажется, может повлечь' за собой обрашение взыскания на имущество, если, например, встает во-, прос об ответственности учредителя или даже и по иным соображениям.

щества закрытого типа) принадлежит его участникам на праве общей долевой собственности.

Очень показательно, что русское дореволюционное зако­нодательство также "смешивало общую собственность с пра­вом акционерной компании на имущество"', и это тогда также вызывало критику с известных нам сегодня позиций. Устойчи­вость этого взгляда затрудняет квалификацию его как простого недоразумения и заставляет дать ему все же иную оценку, суть которой должна сводиться к признанию наличия в отношени­ях учредителя с обществом внушительного массива качеств, роднящих их с вещными правами.'Среди этих качеств следует, конечно, отметить право на получение стоимости части иму­щества при выходе из общества с ограниченной ответственно­стью, преимущественное право покупки доли (акции) в обще­стве с ограниченной ответственностью и закрытом акционерном обществе, принятие некоторых наиболее важных решений в обществе с ограниченной ответственностью при условии еди­ногласия.

Близкое сходство мы легко находим в праве общей собст­венности.

Весьма определенная позиция законодателя, продемонст­рированная в ст. 48 ГК, отдающая приоритет цельности систе­мы права, не может, конечно, сама по себе устранить пробле­му, имеющую историческое происхождение и коренящуюся в несовпадении оснований и разных источниках происхождения таких глубинных явлений права, как его разделение на вещные и обязательственные права, с одной стороны, общую собст­венность (саму по себе, как известно, аномальную) — с дру­гой, и, наконец, феномен юридического лица. Именно невоз­можность совместить все эти явления на одном основании и привела к возникновению проблемы природы имущественных прав учредителя.

Хотя решение, предложенное в ст. 48 ГК, критикуется² и, видимо, будет критиковаться, решение проблемы следует все же искать не на пути противопоставления этой общей нормы иной, а на пути детализации, более тонкого регулирования всего комплекса отношений, допуская в его рамках известную дифференциацию.

Едва ли при этом можно вообще рассчитывать, что данный вопрос может быть решен только законодательными средства-

' Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 213. ⁾ См., напр. Андреев В. К. Гражданский кодекс Российской Федерации и новейшее законодательство// Государство и право. 1996. № 4- С. 115—116.

ми. Реальным, практически значимым выводом из обсуждае­мой проблемы должно быть осознание того обстоятельства, что при разрешении конфликтов, возникающих в сфере отноше­ний учредителя с обществом, безоговорочное применение норм обязательственного права (как, впрочем, и вещного) не все­гда приводит к успеху,

Закон позволяет сформулировать общий подход, который состоит в том, что права учредителя в отношении созданного им общества — обязательственные, но это нетипичное обяза­тельство как по способу возникновения, так и по содержанию.

Например, в судебной практике возникла такая проблема. Общим собранием акционеров было принято решение о вы­плате дивидендов. Однако для исполнения этого решения не хватило средств. В результате дивиденды были выплачены толь­ко некоторым акционерам, причем с большой просрочкой. Этим же акционерам были одновременно выплачены и проценты по основаниям ст. 395 ГКза время просрочки. Те акционеры, ко­торым не были выплачены ни дивиденды, ни проценты, оспо­рили выплаты в суде*.

Перед судом встал вопрос о квалификации возникших от­ношений.

Ст. 48 ГК не допускает иной их природы, кроме обязатель­ства. В силу денежной формы дивиденда это обязательство де­нежное. И тем не менее проблемы его идентификации этим еще не исчерпаны^ -

Прежде всего трудно определиться -- договорное или вне-договорное это обязательство; ведь против каждого из этих пред­положений имеются веские доводы.

Непосредственно договорную природу отношения учреди­телей с обществом носят лишь на стадии создания общества, причем этот договор применительно к акционерным общест­вам квалифицирован как договор о совместной деятельности по учреждению общества².

Значит, действие этого договора исчерпывается созданием общества, и с моментом создания договор прекращается дос­тижением цели (исполнением).

' Как можно судить, применимость начисления процентов за просрочку выплаты дивидендов не вызывает сомнений у большинства специалистов. См., напр.: Кравченко М. Выплата дивидендов, или Когда право становится обязан­ностью; Клименко А. Объявил—плати // Экономика и жизнь. 1997. № 43-

¹ См. п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Выс­шего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № V, "О некоторых вопросах применения Федерального закона "Об акционерных обшсствах" // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 13.

Кроме того, сам договор совместной деятельности не име­ет характера денежного обязательства по своей природе. То же можно сказать и об учредительном договоре общества -с огра­ниченной ответственностью, который также не создает денеж­ных требований для учредителей. Его действие после создания общества столь же сомнительно, и изменение состава учреди­телей в процессе деятельности общества никак не может быть увязано с изменением учредительного договора, а распростра­нение силы договора на лиц, в нем не указанных и его не заключавших, едва ли возможно.

Мало оснований конструировать и воображаемый договор, заключаемый акционером с обществом в силу приобретения им акции. Кроме очевидной искусственности такой конструк­ции, само общество никак не может участвовать в таком дого­воре, поскольку акции на фондовом рынке приобретаются у другого акционера, и при этом взаимоотношения с обществом не обсуждаются. С содержательной точки зрения трудно считать имеющими договорное происхождение те права, суть которых не зависит от воли обоих участников, а определяется главным образом законом.

Легкоуязвим и противоположный подход, если считать де­нежное обязательство общества перед учредителем внедоговор-ным, ведь нормальное основание этого обязательства все же включает сделку (обычно наряду с другими фактами), совер­шаемую участником с целью получить конкретные права по отношению к обществу.

Мы имеем, если позволительно так сказать, обязательство слабоартикулированной принадлежности и можем более или менее уверенно опираться только на общие нормы об обяза­тельствах.

Если в нашем деле оставаться на этой на почве, то для выплаты процентов по ст. 395 ГК потребуется доказать факт использования обществом денежных средств акционера, что само по себе и было почвой возникшего конфликта, ведь в отношениях общества с акционером отсутствует, как говори­лось, эквивалентность, и здесь возникновение обязательства должника отнюдь не всегда означает "умаление" имущества кре­дитора даже при самом широком толковании.

В известной мере эти рассуждения, питаемые ощущением несправедливости выплаты процентов как таковой, подтвер­ждаются и правилом ст. 96 ГК о распространении на акционе­ров риска убытков (в пределах стоимости акций), связанных с деятельностью общества. Это несение риска, т.е. сохранение

7—3191 J93

связи учредителей с обществом, затрудняющее использование оппозиции свое—чужое', необходимое для уверенного приме­нения механизма ст. 395 ГК РФ, и создает препятствия, как представляется, при отнесении на общество обязанности вы­платы процентов по этим основаниям.

Отсюда можно вывести и иное следствие: при выходе учре­дителя из общества его права преобразуются, поскольку он больше не участвует в прибылях и не несет вместе с обществом его рисков. Соответственно исчезает специфика учредительских отношений, И возникшие в связи с выходом из общества обя­зательства подчиняются уже общим правилам, в соответствии с которыми стороны выступают в стандартных ролях кредито­ра и должника.

По своему содержанию права учредителя в отношении об­щества выступают как набор правомочий по контролю за об­ществом, в Том числе участие в его управлении и решении важнейших вопросов деятельности общества, и правомочий имущественного характера (получение части прибыли, в том числе дивидендов, право на отчуждение своих прав (продажа акции, уступка доли (пая), право на часть имущества при лик­видации).

Проблема нетождественности учредительских прав обяза­тельственным обнаруживается не только в части имуществен­ных отношений, но и в сфере управления обществом. Это мож­но заметить в такидьочень типичных делах,

Н.П. Поклад, С^А. Кильченко, Г.А. Кузьмин являлись учре-дителями созданного ими в 1993 г. АОЗТ "Дельта". Одним из главных направлений деятельности АОЗТ "Дельта" являлось приобретение ценных бумаг, для чего использовались главным образом личные средства учредителей, внесенные ими в уста­новленном законом порядке.

Ценные бумаги приобретались для участия в управлении соответствующими предприятиями — эмитентами приобретае­мых акций. Иных целей, в том числе и перепродажи акций, учредители не ставили.

8 февраля 1995 г. генеральный директор Степыкин В.А. про­дал ТОО "Руслан-2" (покупателю) все принадлежащие АОЗТ "Дельта" акции АО "Элеватормельмаш" в количестве 16 452 штуки, которые являлись основным активом общества, по их балансовой цене — 27 968 400 руб.

' Впрочем, в обществах с большим количеством акционеров, где выше степень отчуждения, применение ст. 395 ГК РФ оказывается проше.

Учредители АОЗТ "Дельта" оспорили эту сделку, так как она была непосредственно направлена не на извлечение при­были, а на передачу контроля над АО ^м Элеватормельмаш" ТОО "Руслан-2", учредители которого были тесно связаны лично со Степыкиным. В связи о этим Степыкин при совершении этой сделки не стал согласовывать ее с иными учредителями, а по­ступил вопреки их правам и интересам.

Ленинский райсуд г. Ставрополя решением от 7 февраля 1996 г. иск удовлетворил и вынес решение о возврате сторон в первоначальное положение. Суд исходил из того, что истцы имели право общей долевой собственности на имущество АОЗТ "Дельта", в том числе на имеющиеся на балансе акции, и без их согласия нельзя было распорядиться этим имуществом. При этом суд учитывал не только организационно-правовую форму предприятия, но и условия соглашения о его создании.

Президиум краевого суда отменил это решение по протес­ту зам. председателя Верховного Суда РФ и указал, что с при­нятием Гражданского кодекса РФ в силу ст. 48, бб ГК все иму­щество хозяйственных обществ принадлежит им на праве собственности и тем самым учредители не имеют права на это имущество. А поскольку сделка была совершена в период дей­ствия ГК РФ, постольку доводы истцов, основанные на праве общей собственности, лишены оснований.

* Истцы оспаривали это решение по следующим причинам. В соответствии со ст. 5 Закона РФ "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" по гражданским правоотношениям, возникшим после вве­дения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после вве­дения ее в действие.

У сторон по делу возникла общая долевая собственность на имущество АОЗТ "Дельта" в силу п. 3 ст. 11 Закона РФ "О пред­приятиях и предпринимательской деятельности".

При этом, как установлено судом, а президиум признал, что фактические обстоятельства судом установлены верно, в намерения сторон действительно входило создание общей собственности. Следовательно, общая собственность возник­нув в 1993 г., в момент приобретения спорных акций (кото­рое имело место также до принятия нового Гражданского ко­декса РФ) уже не могла исчезнуть в силу одного только при­нятия Кодекса.

Думается, однако, что основа конфликта даже не в расхож­дении между старым и новым законодательством о правах на

имущество хозяйственного общества. Едва ли ситуация, суть которой в том, что директор общества, созданного для управ­ления другими обществами, распродал все инструменты для управления, будет менее острой, если все описанные события произошли на почве только Гражданского кодекса РФ.

Аналогичным можно считать такое дело. Т. и Р. были учреди­телями в равных долях общества с ограниченной ответствен­ностью "ВиА", которое в основном занималось предоставле­нием транспортных услуг. Директором общества являлся- Р. Между учредителями возник конфликтов процессе которого Р. как директор заключил договор с К. (своей родной сестрой) о продаже ей объекта недвижимости — производственного зда­ния стоимостью более 300 млн. руб., которое было единствен­ным реальным активом, но деньги от покупателя в общество не поступили.

Договор был оспорен в суде как незаконный и притвор­ный^ в том числе и по тому мотиву, что директор вышел за пределы своей компетенции,

Еще более характерным можно считать другое дело, неод­нократно рассматривавшееся судами, которые давали спору различную оценку.

Муниципальное предприятие "Радуга" перечислило РСУ без оснований денежную сумму 93 млн, руб. Затем директор пред­приятия "Радуга" О. лично явилась в РСУ и часть этой суммы получила наличными, а часть по ее указанию была перечисле­на двум работникам, предприятия, которые, как они заявили суду, вручили полученные ими в банке средства в руки О. Все эти средства также не поступили в кассу МП "Радуга". После увольнения О. МП "Радуга" предъявило иск РСУ о возврате неосновательно полученных средств, указывая, что произве­денные РСУ выплаты нарушают установленный порядок ис­полнения денежных обязательств и, как ненадлежаще испол­ненное, обязательство не прекращено. Ответчик возражал против иска, ссылаясь на то, что любые действия директора независимо от их правомерности — это действия самого пред­приятия, а значит, и вручение денежных средств директору в любом случае — надлежащее исполнение обязательств перед предприятием.

Во всех этих делах возникал один и тот же вопрос: вправе ли орган юридического лица совершать любые действия, кро­ме прямо ему запрещенных, или распорядительные акты орга­на ограничены целью деятельности хозяйственного общества? Если иметь в виду, что в цели деятельности воплощен интерес

учредителей, то конфликт предстает как уже знакомая нам проблема формы и объема прав учредителя по отношению к обществу, которое, когда речь идет о сделках, сосредоточено в лице своего органа управления.

Применительно к акционерным обществам проявление вещ­ной природы прав учредителя выражено прежде всего в его участии в совершаемых обществом крупных сделках (а также в праве требовать выкупа акций в указанных в ст. 75 Закона РФ "Об акционерных обществах" случаях). Обсуждая практику при­менения этой нормы, Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ? опираясь на п. 1 ст. 78 на­званного Закона, указали, что нормы, определяющие порядок заключения акционерным обществом крупных сделок, не рас­пространяются на сделки, совершаемые обществом в процессе осуществления обычной хозяйственной деятельности незави­симо от стоимости имущества, приобретаемого или отчуждае­мого по такой сделке (п. 14 постановления Пленума Верховно­го Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 2 апреля 1997 г. № Уд "О некоторых вопросах применения Феде­рального закона "Об акционерных обществах"^. -

Из этой нормы вытекает следствие, которое мы уже могли заметить в приведенных выше делах: поводом для столкнове­ния интересов учредителя и общества является не столько раз­мер сделки (он предопределяет лишь остроту конфликта), сколь­ко ее направленность на возрастание или уменьшение реальных активов общества, которые, несмотря на ст. 48 ГК РФ, про­должают восприниматься учредителями как свои. Это реальное столкновение интересов приобрело весьма острый характер, о чем свидетельствует не только количество возникающих спо­ров о недействительности сделок, совершенных директорами (при значительной латентности этого явления), но и большое число распавшихся и прекративших работу коммерческих ор­ганизаций, учредители которых не смогли найти удовлетвори­тельные формы текущего контроля за управлением своим об­ществом, не желая согласиться с преобладающим сегодня постулатом о том, что директор может все.

Складывается убеждение, что здесь коренится одна из наибо­лее серьезных угроз хозяйственному развитию. Трафаретную ре­акцию на обнаружение серьезной проблемы — предложения об изменении закона — едва ли можно считать верной, и в любом случае необходим предварительный анализ имеющихся средств.

Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 6. С. 18.

Прямо введенные в закон инструменты — взыскание убыт­ков, причиненных обществу, акционерами, владеющими не менее чем 1% акций, с директора, управляющего (п. 5 ст. 71 Закона РФ "Об акционерных обществах"), досрочное смеше­ние директора и др. — не имеют вещного эффекта, т.е. не в состоянии вернуть имущество, которое уже отчуждено.

То, что имеющиеся в законе механизмы неадекватны си­туации, можно видеть из постановления Правительства РФ № 1373 от 30.10.97 г. "О реформе предприятий и коммерческих организаций", утвердившего "Концепцию реформирования предприятий и иных коммерческих организаций", где пробле­ма сформулирована следующим образом: "Низкий уровень*от-ветственностн руководителей предприятий перед участниками (учредителями) за последствия принимаемых решений, сохран­ность и эффективность использования имущества предприятия, а также финансово-хозяйственные результаты деятельности предприятия. Несмотря на наличие в законодательных и иных правовых актах ряда положений, дозволяющих акционерам (уча­стникам) контролировать деятельность исполнительных орга­нов предприятий, действенный механизм разграничения функ­ций, полномочий и ответственности между акционерами (участниками) и управляющими еще не отлажен"³.

Слабая эффективность тех мер воздействия, которые сво­дятся к личной ответственности руководителя (и в общем ба­зируются на hopmwi. 3 ст. 53 ГК РФ), состоит в том, что в этих случаях реальноедаоякещение убытков в наших условиях обыч­но невозможно и потому остается говорить лишь о превентив­ном, а не восстановительном характере этой ответственности². Между тем гражданский оборот требует именно полного вос­становления утраченного и, столкнувшись с отсутствием адек­ватных средств, реагирует, как известно, отрицательно, вплоть до сворачивания соответствующих сегментов рынка (а когда речь идет об управлении организациями — это. конечно, то-

' Экономика и жизнь. 1997. № 46. С. 12.

² В. Ярков справедливо замечает, что "вряд ли при значительном размере убытков можно говорить о компенсационном характере ответственности управ­ляющего" (Яркое В. Зашита прав акционеров по Закону РФ "Об акционерных обществах" с помощью косвенных исков // Хозяйство и право. 1997. № 12. С. 50). Соответственно рекомендация О.Н. Сыропосвой о "целесообраз­ности установить систему ответственности директоров более жесткую по срав­нению с американской" (Сыродоева О.Н. Ответственность управляющих ком­паниями (сравнительной анализ законодательства США и России // Госу­дарство и право. 1995. № 10. С. 77) не может достичь цели при наличном легальном имущественном состоянии отечественных управляющих.

тальная проблема). Поэтому мы имеем все основания говорить о достаточно остром кризисе в сфере управления, одним из ис­точников которого является юридическая неотрегулированность (если считать другой причиной отсутствие у управляющих средств, достаточных для'возмещения причиненных убытков).

Этот фактор общей несостоятельности руководителей нельзя игнорировать, тем более что в силу своего объективного ха­рактера он воздействует не только на экономику, но и на пра-BOi Вспомним, что архаичный институт перенесения силы обя­зательства должника на поручителей объяснялся наряду с прочими причинами и тем, что" у большинства нет имущест­венной обеспеченности"'.

В наших условиях отсутствие "имущественной обеспечен­ности" руководителей с учетом недобросовестности третьих лиц должно приводить к освобождению общества от последствий действий такого необеспеченного руководителя.

Задача состоит в поиске тех средств» которые позволят на­ряду с персональной ответственностью руководителя компен­сировать потери и путем применения механизмов с прямым вещным действием. Такой эффект может возникнуть лишь с признанием заключенных директором (иным органом общест­ва) сделок недействительными.

| Надо полагать, вопрос не решается посредством механиз­ма ст. 173 ГК РФ, регулирующего последствия сделки юриди­ческого лица, выходящей за пределы его правоспособности, так как конфликт разворачивается в иной сфере — между орга­ном и юридическим лицом- Стало быть, обсуждаться должна норма ст. 174 ГК РФ, регулирующая ситуацию выхода органа юридического лица за пределы своих полномочий. По смыслу этой нормы приоритет имеет определение полномочий, уста­новленное в учредительных документах, перед таким их объе­мом, который вытекает из внешне обнаруживаемого уполно­мочия, адресованного третьим лицам. Аналогичная проблема известна и представительству, что позволило распространить содержание ст. 174 ГК и на представителей.

Сделка по основаниям ст. 174 ГК может быть оспорена ли­цами, в чьих интересах ограничены полномочия органа обще­ства, значит, такой иск доступен учредителям, поскольку речь идет об учредительных документах.

Теперь нужно определиться с пониманием оснований ос-паривания. Конечно, здесь мы сталкиваемся с двумя возмож-

¹ Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 271.

иыми способами толкования определения полномочий. Первый тяготеет к формальным перечням запретов или дозволений и предполагает выяснение объема полномочий путем сравнения оспариваемой сделки с этим перечнем. По этому пути чаще все­го идет практика'. При достоинстве, состоящем в определенно­сти, очевидны пороки этого пути — опасность либо чрезмерно­го связывания органа, а значит, и юридического лица, либо утраты контроля за его действиями. Нужно учесть и то, что в силу п. 3 ст. 48 Закона РФ "Об акционерных обществах*¹, запре­щающего расширение компетенции общего собрания акционе­ров по сравнению с законом, ограничение полномочий дирек­тора путем введения процедуры согласования тех или иных сделок с акционерами — приема технически очень неудобного и обыч­но имевшего смысл лишь дополнительного, "запасного" осно­вания для оспаривания сделки (довольно распространенное до недавнего времени) — теперь стало юридически невозможным, по крайней мере для акционерных обществ.

Другой способ толкования объема полномочий директора в отличие от формального предстает как анализ направленности сделки и исходит из содержания полномочий не просто как переданной компетенции, допускающей только количествен­ные сопоставления, но как юридического основания действий в чужом интересе. В этом отношении обнаруживается родство с деятельностью агента в широком смысле этого слова, что в данном контексте оправдано объединением в одной норме ор­гана и представителй.юридического лица². В этом случае проти­воречие чужому интересу, т.е. интересу учредителей, влечет исчезновение самого основания сделки, т.е. полномочия, при­чем полномочие исчезает не вовсе, а только применительно к сделке, совершенной вопреки той цели, для которой дано пра­вомочие. Проблема полномочия разрабатывается (но далека от окончательного решения) главным образом в теории предста­вительства. Поэтому есть смысл привести суждение из этой области: "Если представитель не превысил своего права на представительство (в особенности полномочия), но злоупот­ребил этим правом, т.е. сознательно использовал это право вопреки его целям или указаниям доверителя, причем контр­агент знал о злоупотреблении или должен был о нем знать, то

' См., напр.: Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1997. № 2. С. 63—64. ² С.В. Сарбащ говорит о применимости аналогии норм о представитель­стве к деятельности органа юридического лица (Сарбаш С.В. Ограничение полномочий органов юридических лиц // Журнал российского права. 1998. №6.007-108).

сделка не считается заключенной на основании полномочия. Следовательно, в этом случае имеет место представительство без уполномочия, которое нужно обсуждать по правилам § 177 ГГУ'".

Весьма важен хороши видный здесь принцип: полномочие существует лишь постольку, поскольку оно осуществляется в чу- жом интересе (принципала, доверителя, учредителя и пр.). Оче­видно, что этот принцип равно применим к действиям как представителя, так и руководителя.

Здесь вполне применима аналогия с шиканой, когда одна только направленность намерен ^превращает формальное пра-вовделикт: "...права предоставляются... не для причинения зла другим. Намерение причинить зло, animus nocendi, является поэтому непременным и единственно надежным критерием шиканы"².

Такой подход мог бы стать средством разрешения рассмат­риваемых проблем. Очевидно, однако, что в каждом случае вопрос выхода за пределы полномочий с точки зрения соот­ветствия интересам учредителей, которые в этом смысле тож­дественны интересам общества, и наоборот становится, ко­нечно, вопросом факта, а поэтому полностью относится к сфере судебной практики. Проведенное в п. 1 ст. 78 Закона РФ "06 акционерных обществах" разделение сделок не только по ко­личественному критерию, но и по направленности примени­тельно к действиям органа общества — это серьезное основа­ние, позволяющее судам давать оценку направленности сделки и с этих позиций судить о превышении полномочий не только применительно к акционерным обществам. Ведь проблема со­вершенно очевидно связана с деятельностью любой коммерче­ской, да и некоммерческой организации.

Наконец, для признания сделки, совершенной с выходом за пределы полномочий органа юридического лица, недействи­тельной по основаниям ст. 174 ПС необходимо доказать недоб­росовестность третьего лица. При формальном подходе, ограни­ченном, как уже говорилось, количественным сопоставлением имевшихся и предъявленных третьему лицу полномочий, имен­но это обстоятельство почти недоказуемо, кроме случаев уста-

Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права. Т. 1. Полутом 2- М., 1950- С. 247. § 177 ГГУ говорит о представительстве без полномочия, следова­тельно. здесь нет почвы предполагать, что речь идет о злонамеренном согла­шении представителя с третьим лицом или об иной форме обмана, хотя и такая аналогия не лишена смысла.