Я. Шапл сопровождает утверждение о том, что "данное различие, существующее более 2000 лет, выполняет очень важную упорядочивающую функцию в разрешении конфликтов", ссылкой на суждение М. Казера: "Противопоставление actio in
rem u actio in personam следует рассматривать как естественное состояние"3.
Онтологически4 дихотомию можно, по-видимому, вывести из принципиального несовпадения, нетождества человека и вещи (это отражено в одном из наиболее универсальных юридических определений вещи как всего, что не является челове-
' В английском праве дуализм выражен слабее, как и вообще слабее определена система права. В. Ансон в своем классическом "Договорном праве" цитирует высказывание Блекстона о том, что договорное право скорее часть права собственности, которое едва ли говорит в пользу признания
дуализма, если только таковым не считать само различение договора и собственности.
Но слабоартикулированная система английского права и соответствующая ей теория, избегающая обобщений в силу свойственного протестантизму эмпиризма, позволяют обходить эту проблему в целом. Если, однако, когда-то окажется, что возможно выстроить обобщенную систему common law (обшсго права), то тогда едва ли удастся избежать ее двойственного расчленения, равно как и дихотомии отдельных прав, если выводить их из такой системы.
2 См., напр.. гл. IV части VII "Договорного права" В. Ансона, названную "Вещные средства зашиты"(А/соя В. Договорное право. М-, 1984).
) Шопп Я. Основы гражданского права Германии. М., 1996, С. 42.
4 Именно онтологически объясняет "деление гражданских прав на вещные и обязательственные" А.И. Бибиков, полагая их основанием "материально-вещественное ограничение права собственности" миром вещей. (См. Принципы, пределы, основания ограничения прав и свобод человека по
российскому законодательству и международному праву: Материалы круглого стола // Государство и право- 1998. № 8, С. 59).
ком, хотя перевернуть это определение, надо заметить, не удается)'.
Тогда отсутствие дуализма будет предполагать либо персо-нализацию вещи, либо овеществление личности — процесс, действительно наблюдаемый в истории и в общем совпадающий с периодом нерасчлененности прав.
Давление фактических, онтологических различий не может, однако, полностью объяснить специфику реально сложившихся форм и тем самым вытеснить заложенные в генезисе архетипы, оставаясь лишь последним доводом, восполняющим пробелы в фактическом материале.
Историческая сторона проблемы нередко приобретает форму обсуждения приоритета или субординации вещных и обязательственных прав, причем как исходное часто принимается утверждение, что "право собственности — право первостепенное, господствующее над всеми другими имущественными правами"2. Общепринятый взгляд на приоритет, пожалуй, высказан Г.Ф. Шершеневичем: "Момент появления в истории права обязательственных правоотношений представляется значительно позднейшим в сравнении с моментом возникновения вещных правоотношений".
И действительно, обращение к системе права позволяет предположить, что вещные права предшествуют обязательственным (личным). Однако трудно понять, является ли это обстоятельство случайным, повторяя лишь не вполне, впрочем, строгий порядок изложения, принятый некогда в преторском эдикте (и предопределивший систему его комментариев классическими юристами)3, или просто удобным для понимания (но ведь удобство означает уже имеющуюся, возникшую вне права логику развертывания понятий).
' Действительно, нельзя сказать, что человек — это все, что не является вещью. Такая необратимость по видимости симметричного высказывания объясняется тем, что в первом случае указанием на вешь определение относится к миру вещей — и тогда человек выступает телесным образом (отсюда проистекает известная юридическая проблема права собственности на тело и органы, находящаяся под понятным в данном контексте подозрением в бесчеловечности), а во втором, когда высказывание имеет посылкой не вещь, а человека, обнаруживается, что раз сущностью человека не является его телесность, то и все определение должно разворачиваться в мире идеального, т.е. по определению невешного. Такое несовмещение сфер бытия веши и лица — не только постоянная логическая трудность, но и отражение, проявление указанной дихотомии.
