Глава тринадцатая, в которой Фандорин произносит длинную речь

"Винер цайтунг" (Вена), 21(9) января 1878 г. "... Соотношение сил между враждующими сторонами на заключительномэтапе войны таково, что мы не можем более игнорировать опасностьпанславянской экспансии, угрожающей южным рубежам двуединой империи. ЦарьАлександр и его сателлиты Румыния, Сербия и Черногория сконцентрировали700-тысячный железный кулак, оснащенный полутора тысячью пушек. И,спрашивается, против кого? Против деморализованной турецкой армии, котораяпо самым оптимистическим подсчетам насчитывает на сегодняшний день не более120 тысяч голодных, перепуганных солдат? Не смешно, господа! Нужно быть страусом, чтобы не видеть нависшую надвсей просвещенной Европой опасность. Промедление подобно смерти. Если мыбудем, сложа руки, сидеть и смотреть, как скифские орды... " Фандорин откинул с плеча плащ, и в его правой руке тускло блеснулвороненой сталью маленький красивый револьвер. В ту же секунду Мизиновщелкнул пальцами, в кабинет вошли двое жандармов и наставили накорреспондента карабины. - Это что за балаган?! - гаркнул Соболев. - Какой еще "салям-алейкум"?Какой еще "эфенди"? Варя оглянулась на Шарля. Тот стоял у стены, скрестив руки на груди, исмотрел на титулярного советника с недоверчиво-насмешливой улыбкой. - Эраст Петрович! - пролепетала Варя. - Но ведь вы ездили заМаклафлином! - Варвара Андреевна, я ездил в Англию, однако вовсе не за Маклафлином.Мне б-было ясно, что его там нет и быть не может. - Но вы ни словом не возразили, когда его величество... - Варяосеклась, чуть не выболтав государственный секрет. - Мои д-доводы были бы голословны. А в Европу наведаться все равноследовало. - И что же вы там обнаружили? - Как и следовало ожидать, происки английского кабинета не при чем. Этопервое. Да, в Лондоне нас не любят. Да, готовятся к большой войне. Ноубивать гонцов и устраивать диверсии - это уж слишком. Противоречитбританскому спортивному духу. То же мне сказал и граф Шувалов. П-побывал в редакции "Дейли пост", убедился в полной невиновностиМаклафлина. Это второе. Д-друзья и коллеги отзываются о Шеймасе как очеловеке прямом и бесхитростном, отрицательно настроенном по отношению кбританской политике и, более того, чуть ли не связанном с ирландскимнациональным движением. Агент коварного Дизраэли из него никак невырисовывается. На обратном пути - все равно уж по д-дороге - я заехал в Париж, где нанекоторое время задержался. Заглянул в редакцию "Ревю паризьен"... Д'Эвре шевельнулся, и жандармы вскинули карабины, готовые стрелять.Журналист выразительно покачал головой и спрятал руки назад, под фалдыдорожного сюртука. - Тут-то и выяснилось, - как ни в чем не бывало продолжил ЭрастПетрович, - что прославленного Шарля д'Эвре в родной редакции никогда невидели. Это третье. Он присылал свои блестящие статьи, очерки и фельетоны попочте или телеграфом. - Ну и что с того? - возмутился Соболев. - Шарль не паркетный шаркун,он искатель приключений. - И даже в б-большей степени, чем предполагает ваше превосходительство.Я порылся в подшивках "Ревю паризьен", и выяснились очень любопытныесовпадения. Первые публикации господина д'Эвре присланы из Болгарии десятьлет назад - как раз в ту пору в Дунайском вилайете губернаторствовалМидхат-паша, при котором состоял секретарем молодой чиновник Анвар. В 1868году д'Эвре присылает из Константинополя ряд блестящих зарисовок о нравахсултанского двора. Это период первого взлета Мидхат-паши, когда он приглашенв столицу руководить Государственным Советом. Год спустя реформатораотправляют в почетную ссылку, в далекое Междуречье, и бойкое пероталантливого журналиста, как зачарованное перемещается из Константинополя вБагдад. Три года (а именно столько губернаторствовал в Ираке Мидхат-паша)д'Эвре пишет о раскопках ассирийских городов, арабских шейхах и Суэцкомканале. - Подтасовка! - сердито прервал говорившего Соболев. - Шарльпутешествовал по всему Востоку. Он писал и из других мест, которые вы неупоминаете, потому что они выбиваются из вашей гипотезы. В 73-ем году,например, он был со мной в Хиве. Вместе умирали от жажды, вместе плавилисьот зноя. И никакого Мидхата там не было, господин следователь! - А откуда он приехал в Среднюю Азию? - спросил генерала Фандорин. - Кажется, из Ирана. - Полагаю, что не из Ирана, а из Ирака. В конце 1873 года газетапечатает его лиричные этюды об Элладе. Почему вдруг об Элладе? Да потому чтопатрона нашего Анвара-эфенди в это время переводят в Салоники. Кстати,Варвара Андреевна, помните дивную новеллу про старые сапоги? Варя кивнула, глядя на Фандорина, как зачарованная. Тот явно нес нечтонесусветное, но как уверенно, красиво, властно! И заикаться совсем перестал. - Там упомянуто кораблекрушение, произошедшее в Термаикосском заливе вноябре 1873 года. Между прочим, на берегу этого залива расположен городСалоники. Из той же статьи я понял, что в 1867 году автор находился в Софии,а в 1871 году - в Междуречье, ибо именно тогда арабские кочевники вырезалибританскую археологическую экспедицию сэра Эндрю Уэйарда. После "Старыхсапог" я стал подозревать мсье д'Эвре уже всерьез, но своими ловкимиманеврами он не раз сбивал меня с толку... А теперь, - Фандорин убралревольвер в карман и обернулся к Мизинову, - давайте подсчитаем ущерб,нанесенный нам деятельностью господина Анвара. Мсье д'Эвре присоединился ккорпусу военных корреспондентов в конце июня прошлого года. Это был периодпобедоносного наступления нашей армии. Дунай преодолен, турецкая армиядеморализована, открыта дорога на Софию, а оттуда и на Константинополь.Отряд генерала Гурко уже захватил Шипкинский перевал, ключ к Большомубалканскому хребту. По сути дела война нами уже выиграна. Но что происходитдальше? Из-за роковой путаницы с шифровкой наша армия занимает никому ненужный Никополь, а тем временем корпус Осман-паши беспрепятственно входит впустую Плевну, сорвав нам все наступление. Вспомним обстоятельства тойзагадочной истории. Шифровальщик Яблоков совершает тяжкий проступок, оставивна столе секретную депешу. Почему Яблоков это сделал? Потому что егопотрясла весть о неожиданном приезде невесты, госпожи Суворовой. Все взглянули на Варю, и она почувствовала себя чем-то вродевещественного доказательства. - А кто сообщил Яблокову о приезда невесты? Журналист д'Эвре. Когдаобезумевший от радости шифровальщик умчался прочь, достаточно былопереписать шифровку, заменив в ней "Плевну" на "Никополь". Наш армейскийшифр, мягко говоря, несложен. О предстоящем маневре русской армии д'Эврезнал, потому что при нем я рассказал вам, Михаил Дмитриевич, об Осман-паше.Припоминаете кашу первую встречу? - Соболев угрюмо кивнул. - Далее вспомним историю с мифическим Али-беем, у которого д'Эвре якобыбрал интервью. Это "интервью" обошлось нам в две тысячи убитых, и теперьрусская армия застряла под Плевной уже всерьез и надолго. Рискованный трюк -Анвар неминуемо навлекал на себя подозрение, но у него не было выхода. Ведьв конце концов русские просто могли оставить против Османа заслон, а главныесилы двинуть дальше на юг. Однако разгром первого штурма создал у нашегокомандования преувеличенное представление об опасности Плевны, и армияразвернулась против маленького болгарского городишки всей своей мощью. - Погодите, Эраст Петрович, но ведь Али-бей действительно существовал!- встрепенулась Варя. - Его видели в Плевне наши лазутчики! - К этому мы вернемся чуть позже. А сейчас вспомним обстоятельствавторой Плевны, вина за которую была возложена нами на предательстворумынского полковника Лукана, выдавшего туркам нашу диспозицию. Вы былиправы, Лаврентий Аркадьевич, J из записной книжки Лукана - это "журналист",да только не Маклафлин, а д'Эвре. Румынского фата он завербовал без особыхтрудностей - карточные долги и непомерные амбиции сделали полковника легкойдобычей. А в Букареште д'Эвре ловко воспользовался госпожой Суворовой, чтобыизбавится от агента, утратившего свою ценность и, наоборот, начавшегопредставлять опасность. Кроме того, я допускаю, что у Анвара возниклапотребность повидаться с Осман-пашой. Изгнание из армии - временное и сзаранее запланированной реабилитацией - давало ему такую возможность.Французский корреспондент отсутствовал месяц. И как раз в этот период нашаразведка донесла, что у турецкого командующего имеется таинственный советникАли-бей. Этот самый Али-бей нарочно помелькал в людных местах своейприметной бородой. Должно быть, вы здорово потешались над нами, господиншпион. Д'Эвре не ответил. Он смотрел на титулярного советника внимательно и,казалось, чего-то ждал. - Появление в Плевне Али-бея понадобилось для того, чтобы снять сжурналиста д'Эвре подозрение за то злополучное интервью. Впрочем, я несомневаюсь, что Анвар провел этот месяц с большой для себя пользой:наверняка договорился с Осман-пашой о совместных действиях на будущее,обзавелся надежной связью. Ведь наша контрразведка не препятствовалакорреспондентам иметь в осажденном городе собственных осведомителей. Прижелании Анвар-эфенди мог даже на несколько дней наведаться вКонстантинополь, ибо Плевна еще не была отрезана от коммуникаций. Оченьпросто - добрался до Софии, а там сел на поезд и назавтра в Стамбуле. Третий штурм для Осман-паши был особенно опасен, и прежде всегонеожиданной атакой Михаила Дмитриевича. Тут Анвару повезло, а нам нет.Подвела роковая случайность - по пути в ставку ваш адъютант Зуров проскакалмимо корреспондентов и крикнул, что вы в Плевне. Анвар, разумеется, отличнопонял и значение этого сообщения, и то, зачем Зуров послан к командованию.Нужно было выиграть время, дать Осман-паше возможность перегруппироваться ивыбить Михаила Дмитриевича с его небольшим отрядом из Плевны, пока неподошли подкрепления. И Анвар снова рискует, импровизирует. Дерзко,виртуозно, талантливо. И, как всегда, безжалостно. Когда журналисты, узнав об успешном наступлении южного фланга,наперегонки бросились к телеграфным аппаратам, Анвар пустился в погоню заЗуровым и Казанзаки. На своем знаменитом Ятагане он без труда догнал их и,оказавшись в безлюдном месте, застрелил обоих. Очевидно, в момент нападенияон скакал между Зуровым и Казанзаки, причем ротмистр был у него справа, ажандарм слева. Анвар стреляет гусару в левый висок - в упор, а в следующиймиг посылает пулю в лоб обернувшемуся на выстрел подполковнику. Все этозаняло не более секунды. Вокруг движутся войска, но всадники едут положбине, их не видно, а выстрелы в разгар канонады вряд ли могли обратить насебя внимание. Труп Зурова убийца оставил на месте, но вонзил ему в лопаткукинжал жандарма. То есть сначала застрелил, потом пронзил клинком ужемертвого, а не наоборот, как мы решили вначале. Цель ясна - броситьподозрение на Казанзаки. Из тех же соображений Анвар перевез телоподполковника в близлежащий кустарник и инсценировал самоубийство. - А как же письмо? - вспомнила Варя. - От этого, как его, ну Шалунишки? - Великолепный ход, - признал Фандорин. - Очевидно, турецкой разведкееще с тифлисских времен было известно о противоестественных склонностяхКазанзаки. Полагаю, что Анвар-эфенди приглядывался к подполковнику, неисключая возможности в будущем прибегнуть к шантажу. Однако событияповернулись иначе, и полезная информация была использована, чтобы сбить нассо следа. Анвар просто взял чистый листок и наскоро сочинил карикатурноегомосексуальное послание. Тут он перестарался, и мне еще тогда письмопоказалось подозрительным. Во-первых, трудно поверить, чтобы грузинскийкнязь до такой степени скверно писал по-русски - уж гимназию-то он, поди,закончил. А во-вторых, вы, возможно, помните, как я спросил у ЛаврентияАркадьевича про конверт и выяснилось, что листок лежал в кармане покойногобезо всякого конверта. Тогда непонятно, как он мог сохранить такую свежесть.Ведь Казанзаки должен был проносить его при себе целый год! - Все это прекрасно, - не утерпел Мизинов, - и вы мне излагаете своисоображения уже во второй раз за минувшие сутки, но я опять спрашиваю:почему вы скрытничали? Почему не поделились сомнениями раньше? - Когда опровергаешь одну версию, нужно выдвинуть другую, а она у меняникак не складывалась, - ответил Эраст Петрович. - Слишком уж разнообразнымиприемами пользовался оппонент. Стыдно признаться, но какое-то время главнымподозреваемым для меня был господин Перепелкин. - Еремей? - поразился Соболев и только развел руками. - Ну, господа,это уже паранойя. Перепелкин же несколько раз моргнул и нервно расстегнул тугой воротник. - Да, глупо, - согласился Фандорин. - Но господин подполковникпостоянно путался у нас под ногами. Само его появление выглядело довольноподозрительно: плен и чудодейственное освобождение, неудачный выстрел вупор. Обычно башибузуки стреляют метче. Потом история с шифровкой -телеграмму с приказом идти на Никополь генералу Криденеру передал именноПерепелкин. А кто подбил доверчивого журналиста д'Эвре пробраться к туркам вПлевну? А загадочная буква J? Ведь Еремея Ионовича с легкой руки Зуровастали звать "Жеромом". Это с одной стороны. А с другой, согласитесь,прикрытие у Анвара-эфенди было просто идеальное. Я мог сколько угодностроить логические выкладки, но стоило мне посмотреть на Шарля д'Эвре, и вседоводы рассыпались в прах. Ну взгляните на этого человека. - Фандоринпоказал на журналиста. Все посмотрели на д'Эвре, а тот с преувеличеннойскромностью поклонился. - Можно ли поверить, что этот обаятельный,остроумный, насквозь европейский господин и коварный, жестокий шеф турецкойсекретной службы - одно лицо? - Никогда и ни за что! - заявил Соболев. - Я и сейчас в это не верю! Эраст Петрович удовлетворенно кивнул. - Теперь история с Маклафлином и несостоявшимся прорывом. Тут все былопросто, никакого риска. Подбросить доверчивому Шеймасу "сенсационную" вестьтруда не составило. Информатор, которого он так от нас скрывал и которым такгордился, наверняка работал на вас, эфенди. Варя вздрогнула, настолько покоробило ее это обращение, адресованноеШарлю. Нет, что-то здесь не так! Какой же он "эфенди"! - Вы ловко сыграли на простодушии Маклафлина, а также на его тщеславии.Он так завидовал блестящему Шарлю д'Эвре, так мечтал его обойти! До сих порему это удавалось только в шахматах, да и то не всегда, а тут такоефантастическое везение! Exclusive information from most reliablesources{Эксклюзивная информация из достоверных источников (англ.)}! И какаяinformation! За подобные сведения любой репортер душу дьяволу продаст. Еслиб Маклафлин не встретил по дороге Варвару Андреевну и не проболтался быей... Осман опрокинул бы гренадерский корпус, прорвал бы блокаду и отошел кШипке. Тогда на фронте сложилась бы патовая ситуация. - Но если Маклафлин не шпион, то куда же он делся? - спросила Варя. - Вы помните рассказ Ганецкого о том, как башибузуки напали на его штаби почтенный генерал еле успел унести ноги? Думаю, диверсантам был нужен неГанецкий, а Маклафлин. Его необходимо было устранить, и он исчез. Бесследно.Скорее всего, обманутый и оклеветанный ирландец лежит сейчас где-нибудь надне реки Вид с камнем на шее. Или, возможно, башибузуки, следуя своей милойпривычке, изрубили его на куски. Варя содрогнулась, вспомнив, как круглолицый корреспондент уплеталпирожки с вареньем во время их последней встречи. Жить ему оставалось всегопару часов... - Не жалко вам было бедного Маклафлина? - поинтересовался Фандорин, нод'Эвре (или в самом деле Анвар-эфенди?) изящным жестом предложил емупродолжать, и вновь спрятал руку за спину. Варя вспомнила, что согласно психологической науке, спрятанные заспиной руки означают скрытность и нежелание говорить правду. Возможно ли?Она подошла к журналисту ближе, пытливо всматриваясь в его лицо и пытаясьобнаружить в знакомых чертах что-то чужое, страшное. Лицо было такое же каквсегда, разве что чуть бледнее. На Варю д'Эвре не смотрел. - Прорыв не удался, но вы снова вышли сухим из воды. Я очень торопилсяиз Парижа сюда, к театру боевых действий. Уже твердо знал, что вы - это вы,и отлично понимал, насколько вы опасны. - Могли бы отправить телеграмму, - проворчал Мизинов. - Какую, ваше высокопревосходительство? "Журналист д'Эвре -Анвар-эфенди?" Вы бы решили, что Фандорин сошел с ума. Вспомните, как долгомне пришлось излагать вам доказательства - вы никак не желали расставаться сверсией об английских происках. А генерал Соболев, как видите, и после моихпространных объяснений все еще не убежден. Соболев упрямо покачал головой: - Мы дослушаем вас, Фандорин, а потом дадим высказаться Шарлю.Разбирательство не может состоять только из речи прокурора. - Merci, Michel, - коротко улыбнулся д'Эвре. - Comme dit l'autre, afriend in need is a friend indeed {Благодарю, Мишель. Как говорится, друзьяпознаются в беде (фр. и англ.)}. Один вопгос для monsieur procureur{господина прокурора (фр.)}. Почему вам вообще взбгело в голову меняподозгевать? Au commencement {Первоначально? (фр.)}? Удовлетвогите моелюбопытство. - Ну как же, - удивился Эраст Петрович. - Вы проявили такуюнеосторожность. Нельзя же до такой степени бравировать и недооцениватьпротивника! Стоило мне первый раз увидеть вашу подпись в "Ревю паризьен" -d'Hevrais, и я сразу вспомнил, что наш главный оппонент Анвар-эфенди, понекоторым сведениям, родился в боснийском городке Хевраис. D'Hevrais,"Хевраисский" - это, согласитесь, слишком уж прозрачный псевдоним. Это,конечно, могло оказаться случайным совпадением, но так или иначе выгляделоподозрительно. Должно быть, в начале вашей журналистской деятельности вы ещене предполагали, что маска корреспондента может вам понадобится для акцийсовсем иного рода. Я уверен, что вы стали писать для парижской газеты извполне невинных соображений: давали выход вашим незаурядным литературнымспособностям, а заодно пробуждали в европейцах интерес к проблемам турецкойимперии и, в особенности, к фигуре великого реформатора Мидхат паши. И вынеплохо справились с задачей. Имя мудрого Мидхата фигурирует в вашихпубликациях не менее полусотни раз. Можно сказать, именно вы сделали пашупопулярной и уважаемой личностью во всей Европе и особенно во Франции, гдеон, кстати, сейчас и пребывает. Варя вздрогнула, вспомнив, как д'Эвре говорил о горячо любимом отце,живущем во Франции. Неужели все это правда? Она в ужасе взглянула накорреспондента. Тот по-прежнему сохранял полнейшее хладнокровие, но егоулыбка показалась Варе несколько вымученной. - Кстати говоря, я не верю, что вы предали Мидхат-пашу, - продолжилтитулярный советник. - Это какая-то тонкая игра. Сейчас, после пораженияТурции, он вернется назад, осененный лаврами страдальца, и снова возглавитправительство. С точки зрения Европы, фигура просто идеальная. В Париже егопросто носят на руках. - Фандорин дотронулся рукой до виска, и Варя внезапнозаметила, какой у него бледный, усталый вид. - Я очень торопился вернуться,но триста верст от Софии до Германлы у меня заняли больше времени, чемполторы тысячи верст от Парижа до Софии. Тыловые дороги - это неописуемо.Слава Богу, мы с Лаврентием Аркадьевичем успели вовремя. Как только генералСтруков сообщил, что его превосходительство в сопровождении журналистад'Эвре отбыли в Сан-Стефано, я понял: вот он, смертельный ход Анвара-эфенди.Неслучайно и телеграф перерезан. Я очень испугался, Михаил Дмитриевич, чтоэтот человек сыграет на вашей лихости и честолюбии, уговорит вас войти вКонстантинополь. - И что же вы так перепугались, господин прокурор? - иронически спросилСоболев. - Ну, вошли бы русские воины в турецкую столицу, так что с того? - Как что?! - схватился за сердце Мизинов. - Вы с ума сошли! Это был быконец всему! - Чему "всему"? - пожал плечами Ахиллес, но Варя заметила в его глазахбеспокойство. - Нашей армии, нашим завоеваниям, России! - грозно произнес шефжандармов. - Посол в Англии граф Шувалов передал шифрованное донесение. Онсобственными глазами видел секретный меморандум Сент-Джемсского кабинета.Согласно тайной договоренности между Британской и Австро-Венгерскойимпериями, в случае появления в Константинополе хотя бы одного русскогосолдата, броненосная эскадра адмирала Горнби немедленно открывает огонь, аавстро-венгерская армия переходит сербскую и русскую границы. Так-то, МихаилДмитриевич. В этом случае нас ожидал бы разгром намного страшнее крымского.Страна истощена плевненской эпопеей, флота в Черном море нет, казна пуста.Это была бы полная катастрофа. Соболев потерянно молчал. - Но у вашего превосходительства хватило мудрости и выдержки не идтидалее Сан-Стефано, - почтительно сказал Фандорин. - Значит, мы с ЛаврентиемАркадьевичем могли так уж не торопиться. Варя увидела, как лицо Белого Генерала стало красным. Соболевоткашлялся и с важным видом кивнул, заинтересованно разглядывая мраморныйпол. Надо же было случиться, чтобы именно в этот миг в дверь протиснулсяхорунжий Гукмасов. Он неприязненно покосился на синие мундиры и гаркнул: - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство! Варе стало жалко бедного Ахиллеса, и она отвернулась, а дубина хорунжийтак же зычно отрапортовал: - Шесть часов ровно! Согласно приказу, батальон построен, Гульнораоседлана! Ждем только вашего превосходительства, и вперед, к цареградскимвратам! - Отставить, болван, - пробурчал багровый герой. - К черту врата... Гукмасов растерянно попятился за дверь. Едва за ним закрылись створки,произошло неожиданное. - Et maintenant, mesdames et messieurs, la parole est a la defence! {Атеперь, дамы и господа, слово предоставляется защите! (фр.)} - громкообъявил д'Эвре. Он выкинул правую руку из-за спины. В руке оказался пистолет. Пистолетдва раза изрыгнул гром и молнию. Варя увидела, как у обоих жандармов, словно по уговору, прорваломундиры на левой стороне груди. Карабины полетели на пол с лязгом, жандармыповалились почти бесшумно. В ушах звенело от выстрелов. Варя не успела ни вскрикнуть, нииспугаться - д'Эвре протянул левую руку, цепко схватил Варю за локоть ипритянул к себе, закрывшись ею, как щитом. Пьеса "Ревизор", немая сцена, тупо подумала Варя, видя, как в дверяхвырастает и застывает на месте рослый жандарм. Эраст Петрович и Мизиноввыставили вперед револьверы. У генерала лицо было сердитое, у титулярногосоветника несчастное. Соболев развел руки, да так и замер. Митя Гридневразинул рот и хлопал своими замечательными ресницами. Перепелкин поднял рукуснова застегнуть воротник и забыл опустить. - Шарль, вы сошли с ума! - крикнул Соболев, делая шаг вперед. -Прятаться за даму! - Но мсье Фандогин доказал, что я тугок, - насмешливо ответил д'Эвре.Варя ощущала затылком его горячее дыхание. - А у тугок с дамами нецегемонятся. - У-у-у! - завыл Митя и, по-телячьи наклонив голову, бросился вперед. Пистолет д'Эвре грянул еще раз, прямо из-под Вариного локтя, и юныйпрапорщик, ойкнув, упал лицом вниз. Все снова замерли. Д'Эвре тянул Варю куда-то назад и в сторону. - Кто тгонется с места - убью, - негромко предупредил он. Варе показалось, что сзади расступилась стена - и внезапно они обаоказались в каком-то другом помещении. Ах да, хранилище! Д'Эвре захлопнул стальную дверь и задвинул засов. Они остались вдвоем.