Глава десятая, в которой государю преподносят золотую саблю

"Дейли пост" (Лондон), 9 декабря (27 ноября) 1877 г. "Последние два месяца осадой Плевны фактически руководит старый иопытный генерал Тотлебен, хорошо памятный британцам по Севастопольскойкампании. Будучи не столько полководцем, сколько инженером, Тотлебенотказался от тактики лобовых атак и подверг армию Османа-паши правильнойблокаде. Русские потратили массу драгоценного времени, за что Тотлебенаподвергали резкой критике, однако ныне приходится признать, что осторожныйинженер прав. С тех пор, как месяц назад турок окончательно отрезали отСофии, в Плевне начался голод и нехватка боеприпасов. Тотлебена все чащеназывают вторым Кутузовым (русский фельдмаршал, измотавший силы Наполеонабесконечным отступлением в 1812 году - прим. редакции). Со дня на деньожидается капитуляция Османа со всем его 50-тысячным войском". Холодным, противным днем (серое небо, ледяная морось, чавкающая грязь)Варя возвращалась на специально нанятом извозчике в расположение армии.Целый месяц провалялась в Тырновском эпидемическом госпитале на больничнойкойке и даже вполне могла умереть, потому что от тифа умирали многие, ноничего, обошлось. Потом еще два месяца изнывала от скуки, дожидаясь, покаотрастут волосы - не ехать же стриженой под татарина. Проклятые волосыотрастали медленно, они и теперь не столько лежали, сколько стояли бобриком.Вид был жутко нелепый, но терпение кончилось - еще неделя безделья, и Варяпросто сошла бы с ума от вида горбатых улочек опостылевшего городишки. Один раз вырвался проведать Петя. Он все еще числился под следствием,но уже не сидел на гауптвахте, а ходил на службу - армия разрослась, ишифровальщиков не хватало. Петя сильно изменился: оброс жидкой, ужасно емуне шедшей бороденкой, отощал и через слово поминал то Бога, то служениенароду. Больше всего Варю потрясло то, что при встрече жених поцеловал ее влоб. Что это он, как покойницу в гробу? Неужто до такой степени подурнела? Тырновское шоссе было запружено обозами, и коляска еле ползла, поэтомуВаря на правах знатока здешних мест велела извозчику свернуть на проселок,что вел к югу, в объезд лагеря. Так хоть и дальше, но доедешь быстрей. По пустой дороге лошадка затрусила живей, да и дождь почти прекратился.Еще часок-другой и дома. Варя фыркнула. Ничего себе "дома". Это в сырой-топалатке, под семью ветрами! За Ловчей стали встречаться одиночные всадники - все больше фуражиры даделовитые ординарцы, а вскоре Варя увидела и первого знакомого. Долговязая фигура в котелке и рединготе, нескладно сидевшая на понуройрыжей кобыле, - обознаться невозможно. Маклафлин! У Вари возникло ощущениеdeja-vu: во время третьей Плевны она точно так же возвращалась красположению армии, и точно так же на дороге ей повстречался ирландец.Только тогда было жарко, а теперь холодно, да и выглядела она, наверно,получше. И очень даже удачно, что первым ее увидит именно Маклафлин. Он человекпрямой, бесхитростный, по его реакции сразу поймешь, можно ли показываться вобществе с такими волосами или лучше повернуть обратно. Да и новости опятьже узнать... Варя мужественно сдернула шляпку, обнажив свой постыдный бобрик.Проверка так проверка. - Мистер Маклафлин! - приподнявшись на сиденье, звонко крикнула она,когда коляска догнала корреспондента. - А это я! Куда направляетесь? Ирландец оглянулся и приподнял котелок. - О, мадемуазель Варя, очень рад видеть вас в добром здравии. Это васиз гигиенических соображений так обстригли? Прямо не узнать. У Вари внутри все так и оборвалось. - Что, ужасно? - упавшим голосом спросила она. - Вовсе нет, - поспешил уверить ее Маклафлин. - Но сейчас вы гораздобольше похожи на мальчика, чем во время нашей первой встречи. - Нам по пути? - спросила она, - Так садитесь ко мне, поболтаем.Лошадь-то у вас не очень. - Ужасная кляча. Моя Бесси умудрилась нагулять брюхо от драгунскогожеребца, и ее разнесло, как бочку. А штабной конюх Frolka меня не любит,потому что я никогда из принципиальных соображений не даю ему взяток (то чтоу вас называется nа chai), и подсовывает таких одров! Где он их толькоберет! А ведь я спешу по крайне важному, секретному делу. Маклафлин многозначительно умолк, но было видно, что его всегораспирает от важности и секретности. При всегдашней сдержанности альбионца это выглядело необычно - похоже,журналист и в самом деле разузнал нечто из ряда вон выходящее. - Да присядьте на минутку, - вкрадчиво произнесла Варя. - Дайтеотдохнуть несчастному животному. У меня тут и пирожки с вареньем, итермостатическая фляга. А в ней кофе с ромом... Маклафлин достал из кармана часы на серебряной цепочке. - Half past seven... Another forty minutes to get there... All right,an hour. It'll be half past eight..., - пробормотал он на своемневразумительном наречии и вздохнул. - Ну хорошо, разве что на минутку.Доеду с вами до развилки, а там сверну на Петырницы. Привязав поводья к коляске, он уселся рядом с Варей, один пирожокпроглотил целиком, от второго откусил половину и с удовольствием отхлебнулиз крышечки горячего кофе. - В Петырницу-то зачем?-небрежно спросила Варя. - Снова встречаетесь сосвоим плевненским осведомителем, да? Маклафлин испытующе посмотрел на нее, поправил запотевшие от пара очки. - Дайте слово, что никому не расскажете - по крайней мере до десятичасов, - потребовал он. - Честное слово, - сразу же сказала Варя. - Да что за новость такая? Поколебленный легкостью, с которой было дано обещание, Маклафлинзапыхтел, но отступать было поздно, да и, похоже, очень уж хотелосьподелиться. - Сегодня, 10 декабря, а по вашему стилю 28 ноября 1877 года -исторический день, - торжественно начал он и перешел на шепот. - Но об этомво всем русском лагере пока знает только один человек - ваш покорный слуга.О, Маклафлин не дает nа chai за то, что человек выполняет свои прямыеслужебные обязанности, но за хорошую работу Маклафлин платит хорошо, можетемне поверить. Все-все, об этом больше ни слова! - вскинул он ладонь,предупреждая вопрос, уже готовый сорваться с Вариных губ. - Источникинформации я вам не назову. Скажу только, что он неоднократно проверен и ниразу меня не подводил. Варя вспомнила, как кто-то из журналистов с завистью говорил, чтосведениями о плевненской жизни корреспондента "Дейли пост" снабжает некакой-нибудь там болгарин, а чуть ли даже не турецкий офицер. Впрочем, в этомало кто верил. А вдруг правда? - Ну говорите же, не томите. - Помните, до десяти часов вечера никому ни слова. Вы дали честноеслово. Варя нетерпеливо кивнула. Ох уж эти мужчины со своими дурацкимиритуалами. Ну конечно, она никому не скажет. Маклафлин наклонился к самому ее уху. - Сегодня вечером Осман-паша сдастся. - Да что вы! - вскричала Варя. - Тише! Ровно в 10 часов вечера к командиру гренадерского корпусагенерал-лейтенанту Ганецкому, чьи войска занимают позицию по левому берегуВида, явятся парламентеры. Я буду единственным из журналистов, кто окажетсясвидетелем этого великого события. А заодно предупрежу генерала - в половинедесятого, не ранее, - чтобы дозоры по ошибке не открыли по парламентерамогонь. Представляете, какая получится статья? - Представляю, - восхищенно кивнула Варя. - И что, никому-никому нельзярассказать? - Вы меня погубите! - в панике воскликнул Маклафлин. - Вы дали слово! - Хорошо-хорошо, - успокоила его она. - До десяти буду молчать, какрыба. - А вот и развилка. Стой! - корреспондент ткнул извозчика в спину. -Вам направо, мадемуазель Варя, а мне налево. Предвкушаю эффект. Сидим сгенералом, пьем чай, болтаем о всякой ерунде, а в половине десятого я достаючасы и как бы между прочим: "Кстати, Ivan Stepanovich, через полчаса к вамприедут от Осман-паши". А, каково? Маклафлин возбужденно расхохотался и сунул ногу в стремя. Через минуту Варя его уже не видела - скрылся за серым пологомнабиравшего силу дождя. Лагерь за три месяца изменился до неузнаваемости. Палаток не осталось -ровными шеренгами выстроились дощатые бараки. Повсюду мощеные дороги,телеграфные столбы, аккуратные указатели. Все-таки хорошо, когда армиейкомандует инженер, подумала Варя. В особой части, которая теперь занимала целых три дома, сказали, чтогосподину Фандорину выделен отдельный коттэдж (дежурный произнес новое словос явным удовольствием) и показали, как пройти. "Коттэдж" нумер 158 оказался сборной щитовой избушкой в одну комнату инаходился на самой окраине штабного городка. Хозяин был дома, дверь открылсам и посмотрел на Варю так, что внутри у нее потеплело. - Здравствуйте, Эраст Петрович, вот я и вернулась, - сказала она,отчего-то ужасно волнуясь. - Рад, - коротко произнес Фандорин и посторонился, давая пройти.Комната была самая простая, но с шведской стенкой и целым арсеналомгимнастических снарядов. На стене висела трехверстная карта. Варя объяснила: - Вещи оставила у милосердных сестер. Петя занят на службе, так я сразук вам. - Вижу, здоровы. - Эраст Петрович осмотрел ее с головы до ног, кивнул.- П-прическа новая. Это теперь такая мода? - Да. Очень практично. А что тут у вас? - Ничего. Сидим, осаждаем турку. - В голосе титулярного советникапрозвучало ожесточение. - Месяц сидим, два сидим, т-три сидим. Офицерыспиваются от скуки, интенданты воруют, казна пустеет. В общем, всенормально. Война по-русски. Европа вздохнула с облегчением, наблюдает, к-какиз России уходят жизненные соки. Если Осман-паша продержится еще две недели,война будет п-проиграна. Тон у Эраста Петровича был такой брюзгливый, что Варя сжалилась,шепнула: - Не продержится. Фандорин встрепенулся, пытливо заглянул в глаза. - Что-то знаете? Что? Откуда? Ну, она и рассказала. Уж Эрасту Петровичу можно, этот не побежитрассказывать всякому встречному-поперечному. - К Ганецкому? П-почему к Ганецкому? - нахмурился титулярный советник,дослушав до конца. Он подошел к карте и забормотал под нос: - Д-далеко к Ганецкому. Самый фланг. Почему не в ставку? Стоп. Стоп. С исказившимся лицом титулярный советник рванул с крючка шинель икинулся к двери. - Что? Что такое? - истошно закричала Варя, бросаясь за ним. - Провокация, - сквозь зубы, на ходу бросал Фандорин. - У Ганецкогооборона тоньше. И за ним Софийское шоссе. Это не капитуляция. Это прорыв.Ганецкому зубы заговорить. Чтоб не стрелял. - Ой! - поняла она. - А это будут никакие не парламентеры? Вы куда? Вштаб? Эраст Петрович остановился. - Без двадцати девять. В штабе долго. От начальника к начальнику. Времяуйдет. К Ганецкому не поспеть. К Соболеву! Полчаса галопом. Соболев нестанет командование запрашивать. Да, он рискнет. Ударит первым. Завяжет бой.Не поможет Ганецкому, так хоть во фланг зайдет. Трифон, коня! Надо же, денщик у него, растерянно подумала Варя. Всю ночь вдали громыхало, а к рассвету стало известно, что раненый вбою Осман капитулировал со всей своей армией: десять пашей и сорок дветысячи войска сложили оружие. Все, кончилось плевненское сидение. Убитых было много, корпус Ганецкого, захваченный врасплох нежданнойатакой, полег чуть не целиком. И у всех на устах было имя Белого Генерала,неуязвимого Ахиллеса - Соболева-второго, который в решительный момент, насвой страх и риск, ударил через оставленную турками Плевну, прямо Осману внеприкрытый бок. Пять дней спустя, 3 декабря, государь, отбывавший с театра военныхдействий, устроил в Парадиме прощальный смотр для гвардии. На церемонию былиприглашены доверенные лица и особо отличившиеся герои последнего сражения.За Варей прислал свою коляску сам генерал-лейтенант Соболев, чья звездавзмыла прямо к зениту. Не забыл, оказывается, старую знакомую блистательныйАхиллес. Никогда еще Варя не оказывалась в столь изысканном обществе. От сиянияэполетов и орденов можно было просто ослепнуть. Честно говоря, она и неподозревала, что в русской армии такое количество генералов. В первом ряду,ожидая выхода высочайших лиц, стояли старшие военачальники, и среди нихнеприлично молодой Мишель в неизменном белом мундире и без шинели, невзираяна то, что день выдался хоть и солнечным, но морозным. Все взгляды былиустремлены на спасителя отечества, который, как показалось Варе, сталгораздо выше ростом, шире в плечах и значительнее лицом, чем ранее. Видно,правду говорят французы, лучшие дрожжи - слава. Рядом вполголоса переговаривались два румяных флигель-адъютанта. Одинвсе косился черным, маслянистым глазом на Варю, и это было приятно. -... А государь ему: "В знак уважения к вашей доблести, мушир,возвращаю вам вашу саблю, которую вы можете носить и у нас в России, где,надеюсь, вы не будете иметь причины к какому-либо недовольству". Такая сцена- жалко тебя не было. - Зато я дежурил на совете 29-го, - ревниво откликнулся собеседник. -Собственными ушами слышал, как государь сказал Милютину: "ДмитрийАлександрович, испрашиваю у вас как у старшего из присутствующихгеоргиевских кавалеров разрешения надеть георгиевский темляк на саблю.Кажется, я заслужил... " "Испрашиваю"! Каково? - Да, нехорошо, - согласился черноглазый. - Могли бы и сами догадаться.Не министр, а фельдфебель какой-то. Уж государь проявил такую щедрость!Тотлебену и Непокойчицкому - "Георгия" 2-й степени, Ганецкому - "Георгия"3-й степени. А тут темляк. - А что Соболеву? - живо спросила Варя, хотя с этими господами быланезнакома. Ну да ничего, военные условия, да и случай особенный. - Уж верно что-нибудь особенное получит наш Ак-паша, - охотно ответилчерноглазый. - Если уж его начальник штаба Перепелкин сразу через званиескакнул! Оно и понятно - не может же капитанишка на такой должностисостоять. А перед Соболевым нынче такие горизонты открываются, что духзахватывает. Везуч, ничего не скажешь. Если б его не портили страсть квульгару и дешевой эффектности... - Тсс! - прошипел второй. - Идут! На крыльцо неказистого дома, гордо именуемого "походным дворцом", вышличетверо военных: император, главнокомандующий, цесаревич и румынский князь.Александр Николаевич был в зимнем форменном пальто, на эфесе сабли Варяуглядела яркое оранжевое пятнышко - не иначе как пресловутый темляк. Оркестр грянул торжественный Преображенский марш. Вперед лихо выкатился гвардейский полковник, отсалютовал и звонким,подрагивающим от волнения басом зачеканил: - Ваше им-ператорское величчество! Па-азвольте от офицеров вашеголиччного конвоя пре-паднести ззза-латую саблю с надписью "За храбрость"! Воз-намено-вание са-авместной рратной службы! Куплена на личные средстваофицеров! Один из флигель-адъютантов шепнул Варе: - Вот это ловко. Молодцы! Государь принял подарок, вытер перчаткой слезу. - Благодарю, господа, благодарю. Тронут. Всем вышлю от себя по сабле.Полгода, так сказать, из одного котелка... Он не договорил, только махнул рукой. Вокруг растроганно засморкались, кто-то даже всхлипнул, а Варя внезапноувидела в чиновной толпе, стоявшей подле самого крыльца, Фандорина. Этот-токак сюда попал? Невелика фигура - титулярный советник. Однако тут жеразглядела рядом с Эрастом Петровичем шефа жандармов, и все разъяснилось. Вконце концов, истинный-то герой пленения турецкой армии - Фандорин. Если бне он, здесь бы сейчас парадов не устраивали. Тоже, наверно, наградуполучит. Эраст Петрович поймал Варин взгляд и состроил ипохондрическую гримасу.Всеобщего воодушевления он явно не разделял. После парада, когда она весело отбивалась от черноглазогофлигель-адъютанта, все пытавшегося найти общих петербургских знакомых,Фандорин подошел и, слегка поклонившись, сказал: - Прошу извинить, господин п-полковник. Варвара Андреевна, нас с вамихочет видеть император.