А иные из них сделались даже ночными сторожами: они

Научились теперь трубить в рог, делать ночной обход и будить

Старье, давно уже уснувшее.

Пять слов из старья слышал я вчера ночью у садовой стены:

Они исходили от этих старых ночных сторожей, унылых и сухих.

"Для отца он недостаточно заботится о своих детях:

человеческие отцы делают это лучше!" --

Quot;Он слишком стар! Он уже совсем перестал заботиться о

Своих детях" -- так отвечал другой ночной сторож.

Quot;Разве у него есть дети? Никто не может этого

Доказать, если он сам не докажет! Мне давно хотелось, чтобы он

Однажды основательно доказал это".

Quot;Доказал? Как будто он когда-нибудь что-нибудь

Доказывал! Доказательства ему трудно даются; он придает больше

Значения тому, чтобы ему верили ".

Quot;Да! да! Вера делает его блаженным, вера в него. Такова

привычка старых людей! То же будет и с нами!" --

Так говорили между собой два старых ночных сторожа и

Пугала света и затем уныло трубили в свой рог: это происходило

Вчера ночью у садовой стены.

У меня же сердце надрывалось со смеху, оно хотело

Вырваться и не знало, куда? и надорвало себе живот.

Поистине, я умру оттого -- что задохнусь со смеху, глядя

На пьяных ослов и слушая ночных сторожей, сомневающихся в Боге.

Разве не прошло давным-давно время для всех

Подобных сомнений? Кто стал бы еще будить давно уснувшее

Старье, страдающее светобоязнью!

Уже давным-давно пришел конец старым богам, -- и поистине,

У них был хороший, веселый божественный конец!

Они не "засумерились" до смерти, -- об этом, конечно,

Лгут! Напротив: однажды они сами засмеяли себя -- до

Смерти!

Это случилось, когда самое безбожное слово было

Произнесено одним богом -- слово: -- "Бог един! У тебя

не должно быть иного Бога, кроме меня!" -- старая борода,

сердитый и ревнивый Бог до такой степени забылся:

И все боги смеялись тогда, качаясь на своих тронах, и

Восклицали: "Разве не в том божественность, что существуют

боги, а не Бог!"

Имеющий уши да слышит. --

Так говорил Заратустра в городе, который любил он и

Который прозывался: "Пестрая корова". Отсюда оставалось ему

Всего два дня пути, чтобы быть опять в своей пещере и у своих

Зверей; и душа его непрестанно радовалась близости возвращения.

--

Возвращение

О, одиночество! Ты, отчизна моя, одиночество!

Слишком долго жил я диким на дикой чужбине, чтобы не

Возвратиться со слезами к тебе!

Теперь пригрози мне только пальцем, как грозит мать,

теперь улыбнись мне, как улыбается мать, теперь скажи только:

"А кто однажды, как вихрь, улетел от меня? --

Кто, расставаясь, кричал: слишком долго сидел я в

Одиночестве я разучился молчанию! Этому, конечно, ты

Научился теперь?

О Заратустра, все знаю я: и то, что в толпе ты был более

Покинутым, чем когда-либо один у меня!

Одно дело -- покинутость, другое -- одиночество:

Этому -- научился ты теперь! И что среди людей будешь ты

всегда диким и чужим --

Диким и чужим, даже когда они любят тебя: ибо прежде

Всего хотят они, чтобы щадили их!

Здесь же ты на родине и у себя дома; здесь можешь ты все

Высказывать и вытряхивать все основания, здесь нечего стыдиться

Чувств затаенных и заплесневелых.

Сюда приходят все вещи, ластясь к твоей речи и льстя тебе:

Ибо они хотят скакать верхом на твоей спине. Верхом на всех

Символах скачешь ты здесь ко всем истинам.

Прямо и напрямик вправе ты говорить здесь ко всем вещам: и

Поистине, как похвала, звучит в их ушах, что один со всеми

Вещами -- говорит прямиком!

Но иное дело -- покинутость. Ибо помнишь ли ты, о

Заратустра? Когда твоя птица кричала над тобой, когда ты стоял

в лесу в нерешимости, не зная, куда идти, около трупа:

Когда ты говорил: пусть ведут меня мои звери! Опаснее

Быть среди людей, чем среди зверей, -- это была

Покинутость!

И помнишь ли ты еще, о Заратустра? Когда ты сидел на своем

острове, среди пустых ведер источник вина, давая и раздавая,

разливая и проливая себя жаждущим: