Особенности западных и восточных политических культур

 

В содержательном отношении существуют и самые общие критерии типологизации политической культуры, заданные спецификой цивилизационного устройства особых полумиров — Запада и Востока (либо Севера и Юга), ценности и традиции которых формируют основы почти всех ее видов.

Идеалы и нормы политической культуры западного типа воплощают ценности гуманизма, человеческой свободы, плюрализма мнений и убеж­дений. Они базируются на индивидуализме как мировоззренческой и пове­денческой позиции, когда абсолютным приоритетом обладают самоценность человека, его личная свобода и автономия, ответственность за собственное благополучие и долг перед государством. В политику такие принципы при­внесла философия так называемой laissez-faire*, для которой право — важ­нейший инструмент властвования, формирующий его стиль, гарантирую­щий самоопределение личности, развитие свободного рынка и статус госу­дарства как нейтрального, подчиненного гражданскому обществу органа регулирования. Этот философский подход предполагает широкий идеоло­гический и политический плюрализм, выборность представителей всех вет­вей и уровней власти при систематическом контроле общественности за ними, наличие механизмов, уравновешивающих различные элитарные груп­пировки и центры власти.

 

Интерпретация Какие особые черты политической культуры западного типа связа­ны с европейской традицией? По мнению польских политологов М. Доброчинского и Я. Стефановича (см. их книгу «Самотожде­ственность Европы», 1979), это: признание цельности человека как личности и члена общества; размещение индивида в центре систе­мы ценностей; одобрение стремлений к свободе и благополучию, развившихся в комплекс прав человека; управление, сформирован­ное на началах представительства, и гуманные правовые системы; высокий статус социальной организации; понимание взаимодей­ствий людей между собой и с государством в качестве факторов, поддерживающих и развивающих общекультурные ценности; ис­торизм как ощущение потребности преемственности совместно с изменениями; разделение светской и религиозной культур при их взаимном контакте.

Ориентируясь на рациональную организацию политики, эти идеалы и принципы воплощали ценности политического диалога, достижения комп­ромисса и уважения к партнеру. С течением времени такой подход помог превратить политический мир Запада из сферы борьбы непримиримых цен­ностей и целей в пространство прагматичного согласования интересов, где главное место заняли институты и структуры центристского, умиротворя­ющего и стабилизирующего толка.

Формирование подобного рода идей и отношений восходит к поли­сной организации власти в античной Греции, предполагавшей обязатель­ность участия граждан в решении общих вопросов, а также к римскому праву, утвердившему суверенитет личности. Это в совокупности способ­ствовало последовательному повышению значения личности в полити­ческой жизни общества, установлению гражданского контроля над госу­дарством. Огромное влияние на содержание западной политической куль­туры оказали ценности христианства, прежде всего протестантского и католического вероучений. Очевидна также особая роль философии как самоценной духовной силы, воплощавшей критическое отношение и к со­циальной действительности, и к религиозной картине мира. В обладаю­щей такими основами западной политике соперничество за власть понимается как игровая конкуренция, благородное соревнование, а не драма­тическая конфронтация.

Экономическим фундаментом западного образа жизни стал индустри­альный тип производственных отношений, который вместе с духовным влиянием католицизма и особенно протестантизма утвердил важнейшие принципы политического взаимодействия. Для человека греко-латинской формации базисом его мировоззрения стало понимание труда как залога жизненного успеха, рациональное восприятие жизни, идея состязательно­сти, стремление к прогрессу. «Трудись и преуспеешь», «соревнуйся и про­славишься» — вот этические нормы, которые господствуют в отношениях государства и общества, продолжают двигать развитие цивилизации Запа­да, заставляют его постоянно совершенствовать производство, обусловли­вают рост благосостояния живущих там людей.

В силу таких особенностей цивилизационного развития ценностные ориентации политической культуры Запада прежде всего выражают пони­мание самодостаточности человека для осуществления власти и взгляд на политику как на разновидность конфликтной, но вполне рационально орга­низованной деятельности, когда люди выполняют различные роли и функ­ции. Государство в западной традиции издавна воспринимается в качестве института защиты прав и свобод человека, поддерживающего его соци­альные инициативы. В итоге это обусловило развитие демократической фор­мы власти, позволило западным странам гибко адаптироваться ко многим вызовам времени, разумно решать конфликты и использовать такие дости­жения для все большей консолидации социума.

Обратите внимание Сугубо рациональный подход к пониманию политики при всех сво­их плюсах вносит и известную противоречивость в общекультурные основания западного человека. Русский культуролог П.Е. Астафьев писал: «Человек греко-романской культуры стремится и всегда го­тов организовать, откристаллизовать в твердых, точно определенных формах всякое движение, всякое стремление своей души: не только мотивы сословных и экономических различий, но и человеческое братство, и любовь, и уважение. Для него понятен и почти привлека­телен даже вопрос регламентации, квалификации нравственности,...чтобы нравственные мотивы действовали в душе по общим прави­лам, в точно определенных формах» (цит. по: «Отечественное на­ следие», 1992).

Восточные политико-культурные нормы и традиции были предоп­ределены особенностями жизнедеятельности общинных структур аграр­ных социумов Азии, на которые воздействовали ценности арабо-мусуль­манской, конфуцианской и индо-буддистской культур. Базовые ориента­ции людей из этой части мира формировались под влиянием принуждаю­щего (почти всегда силового) господства над обществом властвующих групп, главенства коллективистских форм организации частной жизни, а также при подавлении централизованными структурами условий для ин­дивидуальной предпринимательской деятельности, т.е. для развития час­тной собственности. Безраздельное верховенство религиозных доктрин, воплощавших не только сакральные идеи, но и предписывавших принци­пы морали, права, социальных и политических концепций, привело к тому, что в восточных странах вероучения фактически поглотили критицизм светской философской науки.

Разрешение конфликтов в таких условиях предусматривает не привле­чение юридических документов, а апелляцию к моральному авторитету властителей, начальников, вообще всех старших. Поэтому этической нор­мой политической культуры восточного типа стали обычай, а не закон, мне­ние руководства, а не конституция. Длительное закрепление патриархаль­но-клановой структуры общества определило довольно низкие, слабые по­зиции человека в сравнении с общиной и особенно государством. Статус человека зависит от его полезности для конкретного социума. Поэтому на Востоке властвование и политика в целом издавна воспринимаются как сфера деятельности героев, выдающихся людей.

Данные обстоятельства утвердили в качестве основных ценностных ориентации восточной политической культуры: убеждения в необходимос­ти обязательного посредника (гуру, учителя, старшего) между простым че­ловеком и властью; понимание политической власти как области божествен­ного правления; исключение свободы, плюрализма, состязательности из мира политики; признание главенствующей роли элит при отсутствии не только намерений, но и потребности в контроле за их деятельностью; пред­писание человеку сугубо исполнительских функций. Неудивительно, что такое толкование ценностей предопределило изоляцию верхов от низов, патернализм, авторитарные (порой деспотические) тенденции, упрощен­ные формы организации власти и политических отношений.

Противоположность базовых ориентиров западного и восточного ти­пов выражена и устойчива; ее не снимают даже серьезные политические преобразования. И только в ряде государств удалось добиться некоего син­теза этих видов политической культуры. Пример здесь — Япония, где по­литические последствия послевоенной оккупации США, ее технологичес­кий прорыв в группу ведущих индустриальных держав мира позволили вне­сти в японскую культуру значительное число либерально-демократических ценностей и образцов поведения граждан. Весьма интенсивное взаимодей­ствие Запада и Востока влияет и на политическую жизнь стран, занимающих срединное геополитическое положение (Россия, Казахстан и др.), — здесь формируется своеобразная синкретическая (гр. synkretismos — со­единение) культура, сочетающая ценности и способы политического учас­тия граждан западного и восточного типов.

 

Интерпретация Своей концепцией «столкновения цивилизаций» Сэмюэл Хантин­гтон предложил новую парадигму (объяснительную модель) для теоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже XX и XXI вв., тем самым бросив вызов многим устояв­шимся представлениям о характере глобальных противостояний. Это едва ли не самая оригинальная научная концепция последних десятилетий XX в., в которой сделана попытка дать общую карти­ну мира. Вот выдержки из ответа Хантингтона своим критикам (статья «Если не цивилизации, то что? Парадигмы мира после хо­лодной войны», 1993): «Парадигма единого мира, где уже сложи­лась или скоро возникнет универсальная цивилизация, нереаль­на. Очевидно, что ныне люди обладают, как и обладали в течение тысячелетий, общими чертами, которые отличают их от других существ. Эти черты всегда были совместимы с существованием множества очень разных культур. Довод о том, что сейчас появля­ется универсальная культура либо цивилизация, принимает раз­ные формы, но ни одна из них не выдерживает даже беглого ана­лиза... хотя бы потому, что только всемирная власть способна со­здать всемирную цивилизацию... Говорят также, что модернизация и экономическое развитие способствуют усилению однородности и порождают общую современную культуру, схожую с той, что существует на Западе в текущем столетии. Ясно, что современ­ные урбанизированные, богатые, промышленные общества наде­лены общими чертами, которые отличают их от отсталых, аграр­ных, бедных, неразвитых обществ. В современном мире большин­ство модернизированных обществ составляли западные. Но модернизация не равнозначна вестернизации... Предположение За­пада, что по мере модернизации другие народы станут такими же, «как мы», — это частица западного высокомерия, иллюстрирую­щего столкновение цивилизаций».

Таким образом, качественные характеристики мировых цивилизаций Запада и Востока предопределили столь специфические основания поли­тических культур относящихся к ним стран, что трудно предугадать, когда может произойти их сближение, и вероятно ли оно вообще.

 

 

ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИАЛИЗАЦИЯ

 

Становление политической культуры представляет собой непрерыв­ный процесс отбора человеком ценностей и поиска соответствующих им моделей поведения. Темп и характер обновления политической культуры обусловлены, в частности, естественноисторическим ходом развития об­щества и индивидуальным приобщением к складывающимся в нем нор­мам, традициям, стереотипам, причем люди это делают избирательно. Од­нако подобная стихийность дополняется сознательными усилиями различ­ных политических институтов и сил — государства, партий, общественных движений, которые стремятся укоренить в сознании граждан собственные подходы и идеи, формы взаимоотношений с властью. Синхронизация со­знательных усилий и текущей политики складывается природно, образуя тот исторический фон, который сопутствует жизненному пути каждой лич­ности, ее адаптации в политическом пространстве.

Живущий в данном обществе человек неизбежно формирует свою си­стему ценностных ориентации, постепенно осваивая требования статусно­го поведения, доминирующие культурные нормы и другие стандарты учас­тия в политике. В широком плане этот политико-культурный процесс назы­вается политической социализацией*. Его сложность и противоречивость предопределяют неравномерность воспроизводства и развития политичес­ких традиций общества, его способности к принятию новых ценностей и стандартов, устойчивость перед внешними влияниями.

Если человек не способен свои ценностную систему и модели полити­ческого поведения привести в соответствие с доминирующими в данном обществе, он нередко лишается не только возможности адаптации в поли­тической сфере, но и использования имеющихся социальных механизмов для эффективного отстаивания собственных интересов.

Освоение политических ценностей, традиций, образцов поведения, ро­левых ожиданий и прочих элементов политической культуры может быть ограничено только продолжительностью жизни человека. Это двуединый процесс. Воспринимая одни идеи и навыки, люди способны поступиться другими ориентирами, избирать новые для себя способы общения с властью, нормы и ценности. Влияние общества на политические качества индивида неизбежно обусловлено его внутренними убеждениями и верованиями.

Современный человек, как правило, чуток к внешним воздействиям, а его способность воспринимать принятые социумом ценности и стандарты поведения прежде всего зависит от набора знаний, умений, привычек, субъективного состояния и выполняемых в политике ролей — понятно, что лидер и рядовой избиратель вряд ли могут руководствоваться одними об­разцами политического поведения. В то же время сам процесс приобщения к культурным эталонам осуществляется на основе восприятия примеров действия, типичных вариантов мышления и поведения, включения лично­сти* во взаимодействие с определенными институтами, согласия с автори­тетными для общества ценностями и т.д.

В данном смысле постоянными спутниками человека, в значительной мере определяющими его возможности к усвоению и эффективному воп­лощению культурных образцов, являются агенты социализации*, через деятельность которых преломляется влияние всех внешних факторов.

Авторитет и эффективность влияния каждого из этих агентов зависят от многих причин, но прежде всего от возраста, внутреннего состояния, уровней образованности и развития самосознания человека, интенсивнос­ти его вовлечения в социальные и политические процессы, характера вы­полняемых там функций, а также цивилизационных и исторических усло­вий общественного бытия. Например, в традиционных социумах сильнее влияние семьи, вообще ближайшего окружения человека, а также церкви. В государствах современного типа более выражен авторитет образователь­ных и коммуникативных структур, которые включают массовый опыт в выработку индивидуальной картины мира, в значимой степени формируя элементы надличностного видения человеком политической жизни. На эта­пах зрелого Модерна (или Постмодерна) люди остро ощущают воздействие тех норм и ориентации, которые порождены эффектом гиперреальности (в виде образов, задаваемых рекламой, телевидением, образцами эксперимен­тального моделирования мира средствами искусства).

Приоритет каких-то агентов, сочетание их друг с другом, характер це­ленаправленного влияния на человека существенно разнятся в зависимос­ти от того, что (или кто) именно обладает более высокой эффективностью в социализации — государство, общество, отдельная социальная группа. Го­сударство формирует взаимодействие всех агентов в рамках так называе­мого генерализированного (обобщенного) потока социализации, ориен­тированного на формирование лояльности людей к правящему режиму, на усвоение ими ценностей господствующих политической культуры и идео­логии, поддержание доминирующих стандартов политической игры. В це­лом такое воздействие неминуемо связано с распространением конформи­стских настроений, поощрением политической пассивности, консерватив­ных убеждений.

 

Интерпретация Философ-психоаналитик Э. Фромм писал в своей знаменитой книге «Здоровое общество» (1953) о конформизме (лат. conformis — по­добный) и об эффективности агентов социализации так: «Первый из аспектов, достойных рассмотрения, — отношение человека к влас­ти... В XVIII-XIX вв. для западного общества было характерно сме­шение...рационального и иррационального авторитетов —...авто­ритетов явных. Вам известно, от кого (или от чего) исходят указы и запреты: от отца, учителя, хозяина, короля, чиновника, священника, Господа Бога, закона, осознанных моральных норм. Разумны эти тре­бования и запреты или нет, строги или снисходительны, подчиняюсь ли я им или восстаю против них, — я всегда знаю, что существует авторитет, знаю, кто он, чего хочет и каковы последствия уступчиво­сти или сопротивления с моей стороны. В середине XX в. изменился характер авторитета; это уже не явный, а анонимный, невидимый, отчужденный авторитет. Требование исходит не от личности, не из идеи, не из нравственного закона. И тем не менее мы подчиняемся ему так же либо даже больше, чем подчинялись бы люди в обществе с высокой степенью авторитарности... Конформизм — вот тот меха­низм, при помощи которого властвует анонимный авторитет. Мне следует делать то, что делают все, значит, я должен приспособиться, не отличаться от других, не «высовываться». Мне надо быть гото­вым измениться в соответствии с изменениями образца и желать это­го... Никто не властен надо мной, кроме стада, частью которого я являюсь и которому, тем не менее, подчинен».

В то же время множество социальных групп, обладающих особым взглядом на политические реалии, по-своему выстраивает взаимодействие тех или иных агентов, придает им специфическую направленность, стре­мясь в духе собственных воззрений повлиять на личность и способы ее включения в политику. Такого рода активность социальных групп и сто­ящих за ними институтов, ассоциаций, субкультурных норм и идеалов спо­собствует возникновению в обществе разнообразных состязательных по­токов социализации. Независимо от того, что каждый из них несет свои нормы, ценности и программу приобщения индивида к политическим ро­лям, все они конкурируют не только друг с другом, но и с государственны­ми структурами.

Итак, индивид формирует свои взгляды, предпочтения, отношение к политике на пересечении этих соревнующихся процессов, стремящихся отстоять собственные приоритеты в толковании ценностей и поведенчес­ких стандартов. Это показывает, что политическая социализация всегда существует как совокупность конкретных механизмов обучения человека способам политического участия, складывающимся на совершенно опре­деленной политико-культурной основе.

Открытые контакты человека с разными групповыми культурными нормами обусловливают те или иные его предпочтения, расположенность и восприимчивость к конкретным ценностным ориентирам и т.д. В силу этого менее значимые либо малопрестижные, по другим причинам неприемлемые для человека ценности политической культуры могут отражать тенденцию к десоциализации (лат. de приставка, обозначающая отмену, движение вниз). Кроме того, стихийные воздействия на человека (особенно негативные) делают актуальной проблему «эффектов социализации»,
в частности, когда надо справиться с его отклоняющимся (девиантным) поведением.

В настоящее время политическая социализация личности показывает, что индивидуальное освоение ею ценностно-нормативного политического опыта не может замыкаться рамками одной страны, тем более при интен­сивно развивающемся информационном общении (в т.ч. через Интернет), постоянном культурном обмене между государствами и цивилизациями. Сегодня важно признать: характер и уровень социализированности челове­ка не могут оставаться неизменными на протяжении его жизни и подверже­ны постоянным, в т.ч. качественным, преобразованиям. Выделение пер­вичной и вторичной стадий политической социализации дает возможность учесть такие трансформации личности в соотнесении со всей продолжи­тельностью ее жизни.

Первичная социализация — это начальное (обычно с 3-5 лет) воспри­ятие еще маленьким человеком политических категорий, которые посте­пенно формируют у него избирательно-индивидуальное отношение к явле­ниям политики. Особенности данной стадии состоят в том, что ему прихо­дится адаптироваться к политико-культурной системе, еще не понимая ее сущности и значения. В то же время вторичная политическая социализация характеризует тот этап деятельности человека, когда он освоил приемы пе­реработки информации и осуществления ролей, способен противостоять групповому давлению, индивидуально пересмотреть идеологические по­зиции, переоценить культурные нормы и традиции. Главное здесь так на­зываемая обратная социализация (ресоциализация), характеризующая влияние самого человека на отбор и усвоение знаний, норм, приемов взаи­модействия с властью. В силу этого вторичная социализация выражает не­прерывную самокоррекцию человеком своих ценностных представлений, предпочтительных способов политического поведения и мировоззренчес­ких принципов.

 

Вопросы для семинарского занятия

1. Чем политическая культура отличается от других понятий, раскрыва­ющих субъективное содержание политики?

2. Каковы сущность и основные структурные элементы политической культуры?

3. Каким образом можно типологизировать политическую культуру?

4. В чем состоят особенности политических культур Запада и Востока?

5. В чем проявляется специфика влияния политической культуры на раз­нообразные политические процессы?

6. К какому из типов политических культур вы отнесли бы Россию?

7. В чем состоят особенности, каковы факторы и направления развития современной российской политической культуры?

8. Какое влияние на российскую политическую культуру оказывают цен­ности православной, мусульманской и других религий?

9. Какие политические субкультуры российского общества существенно воздействуют на демократический транзит?

10. Как влияет глобализация на развитие национальных политических
культур?

11. Чем отличается политическая социализация современной молодежи от

12. аналогичных процессов в 1970-1980-х гг.?

 

Тексты

Алмонд Г. Гражданская культура. Политические установки и демократии пяти наций. —Антология мировой политической мысли. — Т. 2. — М., 1997.

Боднар А. Политическая культура общества и ее обусловленности. — Политология вчера и сегодня. — М., 1990.

Далтон Р. Дж. Сравнительная политология: микроповеденческий подход. — Политическая наука: новые направления. — М., 1999.

Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся обще­ства. — Полис. — 1997. — № 4, 5.

Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М., 1991.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? — Полис. — 1994. — № 1.

Almond G.A. The Intellectual History of the Civic Culture Concept. — Almond G., Verba S. The Civic Culture Revisited: An Analytic Study. — Boston, 1980.

 

Дополнительная литература

Ачария Б., Чаморро СМ. Особенности воздействия политической культу­ры на политическую систему общества. — М., 1998.

Баталов Э.Я. Политическая культура современного американского обще­ства. — М, 1990.

Гельман В.Я. Политическая культура, массовое участие и электоральное поведение. — Политическая социология и современная российская политика. — Спб., 2000.

Данилевский Н. Россия и Европа. — М., 1991.

Левадный Н.П., Ушков A.M. Политические культуры Запада, Востока и России в историческом сопоставлении. — М., 1995.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. — Спб., 1994.

Мельвиль А.Ю., Никитин А.И. Ростки новой гражданской культуры? — Полис— 1991. — № 2.

Назаров М.М. Политическая культура современного российского обще­ства. — М., 1997.

Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология (ред. В.Л. Ино­земцев). — М., 1999.

Пивоваров Ю.С. Политическая культура пореформенной России. — М., 1996.

Политическая культура: теория и национальные модели (ред. К.С. Гаджи-ев). —ML, 1994.

Салмин A.M. Религия, плюрализм и генезис политической культуры Запа­да. — Ретроспективная и сравнительная политология. — М., 1991.

Соловьев А.И. Политическая культура: проблемное поле метатеории. — Вестник МГУ. Сер. 12. — Политические исследования. — 1995. — № 2-3.

Соловьев А.И. От трансформации стандартов политической культуры к реформе институтов власти. — Власть. — 1999. — № 11.

Глава 11

Политическая идеология

Программные тезисы

 

· Происхождение и многозначность определений категории политичес­кой идеологии. Ее классические концепции: «ложное сознание» либо социально значимая система идей некоей консолидированной группы людей. Противопоставление идеологии и утопии.

· Современное понимание обусловленности идеологии социальными интересами и собственно политикой («идеи-в-действии»). Функции идеологии в общественной и политической жизни. Понятие идейно-политического спектра и его составляющие: левые — правые; либера­лы — консерваторы; радикализм; экстремизм.

· Типология крупнейших политических идеологий в историческом и современном аспектах. Либерализм, его основные принципы и идей­ные вдохновители. Консерватизм в традиционалистской и либертари-стской трактовках. Различные версии идеологии социализма (марксизм и неомарксизм; социал-демократизм; большевизм и марксизм-лени­низм). Идеология национализма и ее главные компоненты, включая отношение к государству. Фашизм (национал-социализм) как крайне правая идеологическая система. Варианты анархистского идеологичес­кого течения. Опыт участия русских идеологов в его становлении.

 

Проблемные вопросы

 

1. Какова природа политической идеологии?

2. С чем связана множественность интерпретаций категории идеологии?

3. Как определить основные составляющие идейно-политического спектра?

4. Каким образом можно сопоставить ключевые идеи либерализма и кон­серватизма?

5. Как проследить преемственность и борьбу идей в рамках социализма?

6. Если положения о государстве являются центральными для национа­лизма, фашизма и анархизма, то в чем сходство и различия подходов этих идеологий?

7. Вероятно ли возрождение анархистских идей на новом витке развития в XXI в.?

8. Какие течения включает современный идейно-политический спектр нашей страны и можно ли их сравнить с исторически предшествую­щими российскими идеологиями?

 

 

С. 296: Китайский плакат времен Мао Цзэдуна.

1. ИДЕОЛОГИИ В ПОЛИТИКЕ

 

1.1. Происхождение и интерпретации категории политической идеологии

 

Среди понятий политической науки идеология* — одно из самых важ­ных и часто используемых, причем в разных контекстах.

В политическом общении и в массовом сознании термин «идеология» и эпитет «идеологический» нередко связаны с отрицательным первичным восприятием. Идеология и идеологизм ассоциируются с начетничеством, дог­матизмом, схематизацией, пропагандистским упрощением и искажением действительности, как правило, в угоду чьему-либо корыстному интересу.

Общего определения категории идеологии нет; более того, имеющи­еся нередко противоречат друг другу. В этом убеждают представленные в научной литературе следующие дефиниции. Идеология — это:

— процесс производства смыслов, знаков и ценностей в социальной жизни;

— совокупность идей, характерных для конкретной социальной груп­пы или класса;

— «ложные» идеи, способствующие легитимизации господствующей системы власти;

— постоянно искажаемая коммуникация;

— формы мышления, мотивированные социальными интересами;

— тип идентификации;

— социально необходимые иллюзии;

— совпадение установок власти с преобладающим общественно-по­литическим дискурсом*;

— деятельно-ориентированная группа убеждении;

и так далее.

Этимология термина позволяет прояснить его содержание: в слове «идеология» два греческих корня: idea — понятие, образ и logos — слово, учение, мысль. В таком смысле — как науки об идеях — идеология изна­чально воспринималась философами. Считается, что первым это понятие использовал Антуан Дестют де Траси, мыслитель эпохи Французской революции. В его представлении идеология — особая, ценностно-нейт­ральная, а значит, беспристрастная наука, изучающая природу и проис­хождение идей, взглядов и представлений людей. Он надеялся, что со вре­менем идеология займет в своде человеческих знаний такое же место, как биология либо физика.

 

ДЕСТЮТ ДЕ ТРАСИ (Destutt de Tracy), Антуан (1754, Бурбоннэ — 1836, Париж) — французский философ и экономист, государственный деятель, фактический основатель и глава философского течения «Идеология» конца XVIII — начала XIX в. Этот мыслитель, очевидно, повлиял на развитие по­литической философии американского государственного деятеля Т. Джеф-ферсона, который перевел некоторые его труды. Автор таких работ, как: «Элементы идеологии» (1801—1815), «Трактат о воле и ее следствиях» (1805, не закончен), «Логика» (1805), «Коммента­рий к,Духу законов" Монтескье» (1808). Вклад в развитие политической мысли. Для обоснования первоначал своего учения об идеях Дестют де Траси применил в 1796 г. термин «идеоло­гия» (фр. ideologie). Центральные положения этой науки, созданной во мно­гом под влиянием философии Дж. Локка, были описаны в работе «Элементы идеологии». Мыслитель исходил из большого значения человеческих чувств в формировании знания, подчеркнув их «физиологическое» происхождение: мысль — результат чувств, т.е. некий продукт деятельности нервной систе­мы. Соответственно, восприятие, память, воля и суждение используют раз­личные сочетания чувств. Дестют де Траси полагал, что подтверждение зна­ния почти полностью зависит от чувств человека. Оригинальные положения науки об идеях но сути вышли за рамки гносеологической проблематики (гр. gnosis — познание; теория познания) и были распространены на политику, право и т.д. Это бросало вызов авторитету религиозных и светских властей, и в итоге основанное мыслителем философское течение было запрещено Напо­леоном в 1803 г. Учение Дестюта де Траси об идеологиях входит в предысто­рию современной социологии знания.

 

Однако уже в начале XIX в. понятие идеологии приобретает в обы­денном языке осуждающий оценочный смысл. Вспоминают, в частно­сти, Наполеона, который презрительно называл «темными метафизика­ми» и «идеологами» либеральных интеллектуалов эпохи Просвещения, чьи воззрения, по мнению императора, были совершенно оторваны от реальной жизни из-за того, что в своем взгляде на мир они руководство­вались лишь надуманными умозрительными — «идеологическими» — схемами. В наполеоновской Франции слово «идеология» воспринима­лось пренебрежительно, и такие негативные ассоциации распространи­лись по Европе, закрепившись за понятием на будущее.

Это тем не менее нисколько не помешало ученым размышлять о при­роде идеологии и связанных с ней явлениях жизни. В истории политичес­кой мысли среди различных концепций идеологии четко выделяются две, видимо, самые авторитетные — Карла Маркса и Карла Мангейма. Обе концепции весьма сильно повлияли на современные представления об идеологии.

 

		Интерпретация Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» (1845-1846) и более по­здних работах описали идеологию как: 1) идеалистическую кон­цепцию, согласно которой мир представляет собой воплощение идей, мыслей и принципов; 2) тип мыслительного процесса, когда его субъекты — идеологи, не сознавая связи собственных интере­сов с материальными интересами определенных классов и объек­тивных побудительных сил своей деятельности, постоянно воспроизводят иллюзию абсолютной самостоятельности обще­ственных идей; 3) обусловленный вышесказанным метод подхода к действительности, состоящий в конструировании мнимого ее об­раза, который выдается за саму действительность.
МАРКС (Marx), Карл (1818, Трир — 1883, Лон­дон) — выдающийся немецкий философ, социолог, экономист, создатель классического марксизма — ре­волюционного учения, возникшего во второй поло­вине 1840-х гг. в русле европейских рационалисти­ческих традиций, в первую очередь под влиянием фи­лософского наследия Гегеля и Фейербаха. Маркс вместе со своим соратником Фридрихом Энгельсом — основатели I Интернационала (1864), способствовавшего созданию партий социалисти­ческого толка во многих государствах Европы. Это­му мыслителю принадлежит авторство очень мас­штабного теоретического творческого наследия. Вклад в развитие политической мысли. Марксизм — сложная мировоз­зренческая система, включающая философское, экономическое, социально-политическое учения. Маркс придавал решающее значение экономической сфере в жизни общества. Выдвинув на первый план производственные отно­шения, этот классик философии выработал нетрадиционный взгляд на обще­ство, его историю. Центральная категория в марксизме — отчуждение. Именно через отчуждение продукта труда проявляется сущность буржуазного строя: антагонизм между трудом и капиталом. При капитализме процесс самоот­чуждения человека достигает высшей точки, ибо его физические и умствен­ные силы тоже становятся товаром, а сам человек превращается в вещь. По­этому процесс эмансипации (освобождения от зависимости) человека дол­жен осуществить самый отчужденный класс — пролетариат — путем ликвидации «вещных отношений» и их причины — частной собственности. Социализация (обобществление) средств производства уничтожит наемный характер труда, человек подчинит своему контролю процесс производства ма­териальных благ. Роль рабочего класса в низвержении буржуазного строя Маркс изложил в «Манифесте Коммунистической партии» (1848). Взгляды Маркса на политику и государство более сложны и противоре­чивы. Сформулировав теорию общественного развития (исторический ма­териализм), мыслитель утверждал, что целью социализма должно быть не только бесклассовое, но и безгосударственное общество. Ради достижения этой цели рабочему классу нужно завоевать политическую власть. В сужде­ниях Маркса главенствовало представление о государстве как об организа­ции «исключительно господствующего класса»; тем самым он абсолютизи­ровал роль государства как орудия подавления. Акцентировав внимание на проблеме создания неантагонистического общества, Маркс уделял мало внимания тематике буржуазной демократии, структурирования власти буржуазии. Эти пробелы в теоретическом насле­дии ученого после его смерти пытался восполнить Энгельс, заявивший о «поворотном пункте» в истории капитализма — о возможности при опреде­ленных обстоятельствах «частичной уступки буржуазией своего политичес­кого господства своим союзникам». Подобные идеи в дальнейшем развива­ли теоретики социал-демократии. Политические взгляды Маркса, не будучи особо признанными при его жизни, серьезно повлияли на политическую мысль конца XIX и XX столе­тий. Его суждения о политике стали основой целого ряда идеологий, докт­рин, программ, а также руководством к действию почти всех революцион­ных движений и партий леворадикального, коммунистического толка, про­возглашавших свое мессианство и социальную исключительность.

 

Для Маркса идеология — прежде всего, безусловно, «ложное сознание», т.е. извращенное и искаженное представление о действительности. Это глав­ная отправная точка в его понимании идеологии.

 

Обратите внимание Первоначала тезиса о «ложном сознании» просматриваются уже в работах английского философа Фрэнсиса Бэкона, прежде всего в его учении об «идолах сознания», т.е. о тех основных ложных идеях, ко­торые вызывают «заблуждения разума». По мнению Бэкона, «заб­луждения разума» обусловлены существованием четырех типов «идо­лов»: 1) «идолы племени» — присущие всем людям общеродовые заблуждения; 2) «идолы пещеры» — индивидуальные заблуждения; 3) «идолы рынка» — заблуждения, проистекающие от неверного упот­ребления слов и понятий; 4) «идолы театра», т.е. ложные представ­ления, которые, подобно пышным театральным декорациям, способ­ны отвлекать человеческое внимание от содержания самой реально­сти. Именно эти «идолы театра», говоря современным языком, и представляют собой идеологический самообман.

Для марксова истолкования идеологии характерны такие аспекты, как классовый подход (т.е. в идеологии усматривается сугубо классовое явле­ние) и социологическая трактовка рассматриваемого понятия на основе со­циальной обусловленности идей (что в итоге сводится к ее обусловленнос­ти материальным базисом). Такое упрощение (редукция), однако, не долж­но заслонять важное рациональное зерно самого принципа социальной обус­ловленности идей, который успешно и вполне логически использовался после Маркса.

 

В общественном производстве своей жизни люди вступают в опре­деленные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — про­изводственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокуп­ность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юри­дическая и политическая надстройка и которому соответствуют оп­ределенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их созна­ние. На известной ступени своего развития материальные произво­дительные силы общества приходят в противоречие с существую­щими производственными отношениями... Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстрой­ке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отли­чать материальный, с естественнонаучной точностью констатируе­мый переворот в экономических условиях производства, от юриди­ческих, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об от­дельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоре­чий материальной жизни, из существующего конфликта между про­изводительными силами и производственными отношениями.   К. Маркс, «К критике политической экономии»

Итак, для Маркса и Энгельса идеология есть особый тип мыслитель­ного процесса, когда его субъекты — идеологи как производители и транс­ляторы идеологий — сами не сознают, что продукты их деятельности, т.е. идеи, обусловлены вполне конкретными классовыми интересами, в кото­рых выражаются в первую очередь экономические мотивации данного класса. Именно поэтому идеологи и рисуют ложную, сугубо иллюзорную картину действительности, в силу этого предстающей в превращенном, искаженном виде.

 

Идеология — это процесс, который совершает так называемый мыс­литель, хотя и с сознанием, но с сознанием ложным. Истинные побу­дительные силы, которые приводят его в движение, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идеологическим процессом. Они создают себе, следовательно, представления о лож­ных или кажущихся побудительным силах.   К. Маркс, Ф. Энгельс, «Немецкая идеология»

В соответствии с марксовым классовым подходом идеологически из­вращенные формы ложного сознания отомрут вместе с неизбежным и окон­чательным исчезновением самих классов. В основе такого оптимистичес­кого прогноза лежит своеобразная романтическая концепция освободитель­ной роли пролетариата как класса, который по логике марксизма не заинтересован в собственном господстве, а стремится лишь к освобожде­нию всех классов, в т.ч. и своей противоположности — буржуазии. Значит, Маркс изначально отрицательно оценивал идеологию в силу ложности со­держащихся в ней идей. Вот почему собственную идейную систему он от­казывался называть идеологией — для него это была свободная от идеоло­гических извращений наука.

Владимир Ильич Ленин, считая себя верным продолжателем марксо-ва учения, в своей трактовке идеологии все же существенно его пересмат­ривает. Один из главных пунктов ленинской ревизии марксизма — попыт­ка совместить воедино идеологию и науку: идеология может стать научной только в одном случае — если это пролетарская идеология, и никакая иная. С одной стороны, Ленин признавал, что любая идеология партийна, т.е. отражает интересы определенной политической (а в итоге и экономичес­кой) группы, но с другой — он же писал о «научной идеологии» как об «уче­нии научного социализма, т.е. марксизма».

Тем самым научность идеологии у Ленина определяется не задачами познания, а напрямую связана с революционным (т.е. в основе своей партий­ным) характером пролетарской идеологии. Эта ревизия марксизма была обус­ловлена прежде всего волевой политической целью Ленина: обеспечением победы пролетарской революции всеми возможными средствами. Поэтому главное в идеологии для Ленина — ее активная политическая, прежде всего мобилизующая, функция. В течение десятилетий советского периода имен­но такая трактовка идеологии господствовала в СССР и странах социализма.

Однако совсем другие выводы из посылок марксовой концепции идео­логии (и в первую очередь из тезиса о социальной обусловленности идей) сделал Мангейм. Он формулирует свой подход к идеологии как к социаль­но значимой системе идей, которую отстаивает определенный обществен­ный слой в собственных интересах.

МАНГЕЙМ (Mannheim), Карл (1893, Будапешт — 1947, Лондон)— выдающийся немецкий философ и социолог, один из создателей социологии знания. Автор таких работ, как: «Историцизм» (1924); «Проблема социологии знания» (1925); «Идеология и утопия» (1-е изд. — 1929; 1952 — расширенное изд. «Идеология и утопия. Введение в социологию зна­ния»); «Человек и общество в эпоху преобразования» (1-е изд. — 1935; 1940 — расширенное изд. «Человек и общество в эпоху преобразования. Исследования современной социальной структуры»); «Диагноз нашего времени: очерки военного времени, написан­ные социологом» (1943); поем. изд. «Свобода, власть и демократическое пла­нирование» (1950); «Эссе о социологии и культуре» (1956). Вклад в развитие политической мысли. Основу концепций Мангейма со­ставляют два положения: о познаваемости социальных процессов и о том, что продукты и формы мышления порождаются процессом исторического разви­тия, т.е. обусловлены историческими, социальными, классовыми и культурны­ми факторами. В итоге возникают разные «стили мышления» с отличающими­ся ценностями и нормами, а также с неодинаковыми познавательными возмож­ностями («перспективами»). В данной связи Мангейм выделил две специфические системы взглядов, связанные со стилями мышления, которые обозначил понятиями идеологии и утопии. Идеология — «духовное образова­ние», складывающееся у правящей группы как теоретическое обоснование оп­ределенной социально-политической ситуации, отвечающей интересам этой группы. Любая идеология есть апология, она ориентирована на сохранение сло­жившегося статус-кво и, по сути, выделяет в реальном мире лишь то, что соот­ветствует установкам властителей. Утопия — негативный вариант идеологии, фиксирующий только то, что «определенные угнетенные группы столь сильно заинтересованы» разрушить или преобразовать. Отсюда общая направленность утопии на будущее и залог ее превращения в идеологию в случае прихода ее носителей к власти.

 

Одно из концептуальных открытий Мангейма заключается в том, что он противопоставил идеологию и утопию*, тем самым выдвинув тезис, по сей день используемый в политической и социологической мысли. По Мангейму, главное отличие между этими понятиями состоит в выполняемых ими общественных функциях. Идеология — совокупность идей, обосновываю­щих существующий статус-кво в обществе, тогда как утопия — идеи с кри­тической социальной функцией, т.е. служащие оправданием действий, кото­рые направлены на свержение данного общественного строя. Таким обра­зом, цель идеологии — стабилизация общественных условий. Создавая искаженную (и в этом смысле ложную, если вспомнить Маркса) картину мира, идеология скрывает все то, что объективно подрывает данный социальный порядок. По словам Мангейма, идеология «стремится к сохранению или по­стоянному репродуцированию существующего образа жизни». Утопия же имеет принципиально иное содержание — она действует в направлении, не­избежно ведущем к уничтожению наличной «структуры бытия».

 

Интерпретация Всемирно известный польский историк идей и философ Ежи Шац­кий дал любопытное истолкование идеям Мангейма. В книге «Уто­пия и традиция» (1971) он писал: «Утописту дается иногда возмож­ность превратить свою альтернативу идеала и действительности в по­литическую альтернативу и в известные эпохи именно он оказывается наиболее дальновидным политиком. Иначе говоря, граница между уто­пией и политикой не закрыта раз и навсегда. Поэтому... я не боюсь говорить об утопиях политики». И далее он приводит примеры: Фран­цузская революция и чисто политическое искусство марксистов «уп­равлять силами, действующими в существующем обществе». «Уто­пия политики» — это «практическое применение утопического мыш­ления в жизни общества». В отличие от других утопий, у утопии политики есть шанс на реализацию, и здесь практика заменяет идеал.

В соответствии с исходным принципом социальной обусловленности идей Мангейм вполне в марксовом духе сформулировал важнейшее для его концепции положение: социально-классовые побудительные мотивы как идеологии, так и утопии «невидимы» для самих их носителей.

 

Утопичность идей всегда выявляют представители господствующе­го слоя, находящегося в полном согласии с существующим поряд­ком; идеологииность — представители поднимающегося слоя, отно­шения которых к существующему порядку полны напряжения, выз­ванного самим их положением в данном обществе.   К. Мангейм, «Идеология и утопия»

 

1.2. Современные подходы к идеологии

 

Сейчас концепции Мангейма, тем более Маркса, политологи нередко критикуют, особенно тезис о «ложном сознании», а также противопостав­ление идеологии и утопии. Вместе с тем рациональный первоэлемент обо­их подходов — идея о том, что разные типы «ложного сознания» в ходе своей внутренней эволюции и динамики могут выполнять известные соци­альные функции, — так или иначе используется почти всеми исследовате­лями политических идеологий. Причину этого может объяснить следую­щая цитата из Мангейма.

Мироощущение политического деятеля и его представление о дей­ствительности все более вытесняют схоластически-созерцательное восприятие и мышление; и с этого момента... — что же действи­тельно есть действительное? — более не исчезает... Если первона­чально исследователи ложного сознания обращались в своих поис­ках истинного и действительного к Богу или к идеям, постигаемым посредством чистого созерцания, то теперь одним из критериев дей­ствительного все более становятся законы бытия, постигнутые впер­вые в политической практике. Эту специфическую черту понятие идеологии сохранило, несмотря на все изменения содержания, ко­торые оно претерпело на протяжении всей своей истории от Напо­леона до марксизма... В своей борьбе «сверху вниз» Наполеон, име­нуя своих противников «идеологами», пытался дезавуировать и уничтожить их. На более поздних стадиях развития мы обнаружи­ваем обратное: слово «идеология» используется в качестве орудия дезавуирования оппозиционными силами общества, прежде всего пролетариатом... Поэтому нет ничего удивительного в том, что по­нятие идеологии связывали прежде всего с марксистско-пролетар-ской системой мышления, более того, даже отождествляли с ней. Однако в ходе развития истории идей и социальной истории эта стадия была преодолена. Оценка «буржуазного мышления» с точ­ки зрения его идеологичности не является более исключительной привилегией социалистических мыслителей; теперь этим методом пользуются повсеместно, и тем самым мы оказываемся на новой стадии развития....   К. Мангейм, «Идеология и утопия»

Одна и та же по форме идеологическая система, рождающаяся как обо­снование свержения существующих порядков и выполняющая критичес­кую функцию, способна со временем превратиться в оправдание полномо­чий и привилегий нового правящего слоя, стремящегося сохранить свое господство (нечто подобное, кстати, произошло в СССР с идеологией мар­ксизма-ленинизма).

Эту закономерность подмечает, в частности, Льюис Фёйер, утверж­дающий, что «догма — это революционная идеология предшествующего поколения, когда бывшие революционные фанатики становятся консер­ваторами и охранителями». Предложенный им «закон крыльев» исходит из мысли о том, что любая политическая идея в своей эволюции проходит все фазы политического спектра — слева направо или наоборот, — об­служивая полярные политические силы («Идеология и идеологи», 1975).

Американский политолог Мартин Сэлиджер верно подмечает такую особенность функционирования идеологии — ее «асимметричность»: одни и те же по основному смыслу идеи и принципы способны входить в состав разных идеологии, они могут выдвигаться разными политическими сила­ми и обслуживать их интересы, выполняя, таким образом, неодинаковые социальные функции («Идеология и политика», 1976).

В современной политической мысли, вслед за Марксом и Мангеймом, распространено и представление об идеологии как о «ложной» форме со­знания, а характер и содержание деформированного образа реальности обус­ловлены конкретными социальными обстоятельствами, в которых находится производитель и транслятор идеологии (т.е. сам идеолог) и которые либо скрыты от него, либо намеренно им искажены. В этом смысле идеология опять-таки трактуется как противоположность научному постижению дей­ствительности.

 

Идеология от науки отличается не рациональными доводами, а ло­зунгами, традициями, желаниями, предрассудками, легендами, при­зывами к чувствам, ссылками на авторитет. Идеологиям не присущи принципы научной жизни и объективности, пересмотр своих выво­дов, постоянная критика и аналитическое сопоставление возможных точек зрения.   Я. Барион, «Что такое идеология?»

Следуя принципу социальной обусловленности идей, политологи уде­ляют пристальное внимание вопросу о взаимосвязи идеологии и соци­альных интересов. Они отмечают нередко встречающееся несовпадение социальной базы и общественной функции идеологии. Иными словами, носителями какой-то идеологии способны быть социальные слои, чьи ин­тересы в ней не представлены, или, напротив, идеология может изначально возникнуть вне той среды, интересы которой она призвана отстаивать (как это было, например, с пролетарской идеологией на заре ее существования). Кроме того, одна идеология способна в определенных ситуациях обслужи­вать интересы разных социальных слоев. В других случаях интересы од­ной социальной группы могут быть зафиксированы в разных идеологиях (на Западе интересы предпринимателей выражаются и либеральными, и консервативными, и даже социал-демократическими партиями).

Другая важнейшая черта идеологии — ее органическая связь с поли­тикой и обусловленность политической практикой. Политика — своего рода инобытие идеологии, которая воплощается именно в сфере политического. Равным же образом и политика немыслима без «одухотворяющего» ее иде­ологического компонента. Вот почему вряд ли имеет смысл говорить о «кон­це идеологии», как это сделали Дэниел Белл в 1950-е гг. и Фрэнсис Фукуяма в 1980-е гг. либо неоднократно Реймон Арон, начиная со знаменитой книги «Опиум интеллектуалов» (1955).

 

ФУКУЯМА (Fukuyama), Фрэнсис (род. 1952, Чи­каго) — американский политолог, профессор универ­ситета Дж. Мэйсона; эксперт по международным от­ношениям Госдепартамента США, своими позиция­ми повлиявший на идеологию американских «новых правых» в 1990-е гг. Автор нашумевшей статьи «Конец истории?» (1989); книг «Конец истории и последний человек» (1992); «Доверие. Социальные добродетели и созида­ние благосостояния» (1996); «Великое крушение» (1999). Вклад в развитие политической мысли. В рабо­тах о «конце истории» Фукуяма констатировал, что мировая история как про­дукт соперничающих идей (идеологий) подошла к своему завершению, посколь­ку после крушения коммунизма концепция либеральной демократии утверди­лась в качестве «единственного принципа» политической организации человеческого сообщества. Выдвижение подобной идеи в конце 1980-х гг. было, очевидно, обусловлено политическими и культурными причинами: эрозия мар­ксистско-ленинской идеологии и распад социалистической системы; расшире­ние дискуссий о «постмодерне» и «постистории», становящихся реальностью развитого Запада и постиндустриального общества. Эти дискуссии основыва­лись на положениях о возрастании глобальной взаимозависимости, плюрализ­ма и универсализации в сфере идей. Таким образом, версия «конца истории» Фукуямы появилась на волне эйфории после окончания холодной войны в ка­честве попытки осмысления складывающихся реалий на основе анализа но­вых тенденций в международных отношениях, выводы которого абсолютизи­ровались и распространялись на все человечество, что вызвало критику дан­ной концепции и ее замену идеей «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона.

 

Известный американский политолог Карл Фридрих (1901 -1984), в свою очередь, подчеркивал то, что «идеологии неразрывно связаны с политичес­ким процессом, ибо без идеи не бывает никаких политических действий». Влияние идеологии проявляется на всех фазах этого процесса: осознание проблемы, выбор и принятие политического решения, его осуществление и оценка результатов. Но политика тоже существенно влияет на идеологию — очень часто политический интерес оказывается решающим фактором для выбора направленности и содержания идеологической деятельности. При этом в одних ситуациях ход идеологических процессов может обгонять политическое развитие, в других — тормозить. В первом случае идеология выполняет критическую функцию, во втором — консервативную.

Кроме того, между идеологией и политикой складывается особый род взаимоотношений. Во-первых, можно говорить о неодинаковом влиянии на политику разных типов идеологии, которые отличаются по «степени иллюзорности». Одни идеологии, образно говоря, более «ложны», чем дру­гие (например, идеологии нацизма, расизма существенно опаснее, нежели центристские), и задают политике соответствующую ориентацию. Во-вто­рых, политике в зависимости от конкретной ситуации почти всегда присущ разный уровень идеологизма. Так, для политического процесса может быть характерна искусственная идеологизация, т.е. его подчинение конкретным идеологическим целям, достижение которых считается категорически не­обходимым, причем немедленно и независимо от реально складывающих­ся обстоятельств.

 

Обратите внимание — «Президент является гарантом конституции» — это политичес­кое утверждение. — «Тот факт, что президент является гарантом конституции, позво­ляет позитивно оценить процесс демократизации в стране» — идео­логическое утверждение.

Как же на основании всего вышесказанного понимать идеологию во­обще и политическую идеологию в частности? Вот несколько дефини­ций. Среди них — предложенная польским социологом и политологом Ежи Вятром.

 

Идеологию можно определить как относительно систематизирован­ную совокупность взглядов, отличительной чертой которой являет­ся функциональная связь с интересами и стремлениями обществен­ной группы и в состав которой входят возникающие на основе исто­рического опыта и условий жизни данной группы идеи, отображающие и оценивающие действительность, а также директи­вы к действиям, исходящими из этих идей.   Е. Вятр, «Социология политических отношений»

Вятр уточняет, что идеология предлагает и разъясняет политическим силам общую картину мира, ценности, с которыми связаны политические действия, указывает средства, обеспечивающие реализацию этих ценнос­тей. Кроме того, идеология — это совокупность символов с эмоциональ­ным содержанием, поощряющим усиление активности индивидов и групп.

Мэтр американской политической науки Дэвид Истон понимает иде­ологию как «артикулированную совокупность идеалов, целей и задач, ко­торые помогают членам политической системы интерпретировать прошлое, понимать настоящее; она также предлагает образ будущего».

Здесь можно добавить, что политическая идеология, по сравнению с идеологией как таковой, более отчетливо ориентирована на практическое политическое действие, на реальное влияние на политическое поведение тех или иных акторов (индивидов, социальных групп, партий, движений и др.). Вот почему Фридрих, например, называет политическую идеологию «идеями-в-действии». Политическая идеология отличается от совокупно­сти неких идей тем, что она более целостна и систематизирована, выраже­на, как правило, в теоретической форме, четче формулирует лежащие в ее основе базовые принципы, сильнее настаивает на активном участии в ка­ких-либо политических организациях.

 

Политическая идеология — система верований, которая объясняет и оправдывает предпочитаемый данным обществом политический по­рядок (уже существующий или предполагающийся), а также предла­гает стратегию (процессы, институциональные меры, про1раммы) для ею достижения. Это целостная система идей о политических сред­ствах для сохранения или преобразования политического порядка... Это системы идей, связанные с действием. Обычно они содержат программу и стратегию для их реализации вместе с главной функци­ей объединения организаций, выстраивающихся вокруг них... Это совокупности идей, которые относятся к существующему полити­ческому и общественному строю и нацелены на то, чтобы изменить либо защищать его.   К. Фридрих, «Человек и его правительство: эмпирическая теория политики»