Разновидности авторитаризма

Линц предложил типологию авторитаризма, исходящую из четырех уже знакомых нам факторов — плюрализм, идеологизация, мобилизация и конституционность власти лидера: военно-бюрократический, корпоративный, дототалитарный, постколониальный, расовая/этническая демократия.

Военно-бюрократический режим. Такой тип авторитаризма обычно возникает в виде военной диктатуры, но при дальнейшем политическом развитии все большая роль принадлежит разного рода гражданским профессионалам. В правящей коалиции доминируют военные и бюрократы, отсутствует какая-либо интегрирующая идеология. Режим может быть и беспартийным, и многопартийным, но чаще всего существует одна проправительственная, отнюдь не массовая, партия.

Основная идеологическая цель режима — исключить независимое, неподконтрольное ему участие во власти определенных групп (чаще низших слоев, а также этнических, религиозных и культурных меньшинств), которые были вовлечены в политическую жизнь в предшествующий демократический период (если таковой был). Военных и бюрократов обычно объединяет страх перед революцией снизу, поэтому устранение влияния на общество радикально настроенных интеллектуалов представляется им необходимым условием его дальнейшего развития. Данную проблемную ситуацию режим разрешает с помощью насилия и/или закрытия доступа интеллектуалам в политическую сферу через избирательные каналы.

Обратите внимание Примерами военно-бюрократических режимов были: правление генерала Пиночета в Чили (1973-1990), военные хунты в Аргентине, Бразилии, Перу, Юго-Восточной Азии и т.д. Пиночет утверждал: «Ни один лист не шелохнется в Чили без моего ведома». Генерал Мартинес (Сальвадор) философствовал: «Большее преступление убить насекомое, чем человека», жертвами его антикоммунистических чисток (1932) стали 40 тыс. крестьян, и с индейской культурой было по сути покончено. Лозунг генерала Риоса Монтта (Гватемала): «Христианин должен носить с собой Библию и пулемет»; в результате его «христианской кампании» 10 тыс. индейцев были убиты и более 100 тыс. бежали в Мексику. Жестокость военных режимов к своим оппонентам сопоставима с беспощадностью тоталитарных: за время правления военной хунты в Аргентине, по разным оценкам, исчезли от 20 до 30 тыс. человек, 2,3 тыс. были убиты. Начальник ПВО Буэнос-Айреса откомментировал это так: «Сначала мы убьем наших врагов, потом коллаборационистов, затем их сторонников, потом равнодушных и, наконец, неопределившихся». В Чили во время военного переворота 1973 г. погибли 5 тыс. человек, а 2 тыс. были казнены в следующем году, очень многие пропали без вести.

Особенность военного режима в том, что посты в правящей элите занимают исходя из позиции в армейской иерархии. Формы военного правления — от личной диктатуры одного генерала или полковника до хунты*. Иногда военные лидеры управляют негласно, предоставив руководящие посты гражданским лицам, и обеспечивают контроль и порядок в обществе. Режимы такого типа могут стремиться легализовать себя путем принятия конституций по либерально-демократическому образцу, сохранения псевдоконституционных парламентских структур, закрепленных законом требований гражданского повиновения.

Политические предпосылки для военно-бюрократических режимов образуются, как правило, в обществах с низким экономическим, социальным и культурным уровнем развития, где были введены либерально-демократические парламентские институты, но не сложилась действенная партийная система либо партии оказались не в состоянии сформировать стабильное правительство. Возникают условия для таких режимов и в слаборазвитых многонациональных государствах, где этнические конфликты ведут к национал-шовинизму и увеличению политического влияния армии.

Американский политолог Альфред Степан считает, что преторианство*, усиление общественной неудовлетворенности и беспорядка, долгосрочная неэффективность власти способны подтолкнуть к замене гражданской правящей элиты на военную, а следовательно, к установлению военного авторитаризма. Общество преторианского типа отличается от демократических обществ с широким гражданским участием (т.е. партиципаторных) отсутствием институтов или лидеров, которые могли бы выступить посредниками между участниками открытого политического конфликта. Более того, преторианство делает невозможным консенсус между социальными группами по поводу процедур и методов принятия решений, улаживания конфликтов, что и приводит к использованию любых средств, наиболее эффективным из которых является военная интервенция в политическую сферу.

Вмешательство военных в политику, а следовательно, установление военно-бюрократического режима могут также стимулировать следующие факторы: особое военное корпоративное сознание, организационные проблемы самой армии и государства в целом, институциональные интересы армейских лидеров.

Интерпретация Хантингтон на базе эмпирических данных пришел к выводу, что групповому сознанию (менталитету) военных присущи следующие основные ценности и идеи: верховенство общества над индивидом; важность порядка, иерархии и разделения функций; «безопасность общества зависит от поддержания мощных вооруженных сил»; «война — политический инструмент»; «повиновение — высшая добродетель военных». Итак, военный менталитет отличается реализмом и консерватизмом, так что вряд ли может послужить главной причиной вмешательства армейцев и/или спецслужб в политику. Согласно Степану по натуре своей военные — аполитичные граждане; в самой армии и сторонники режима, и его противники обычно находятся в меньшинстве, хотя влиятельные социальные группы могут специально настроить военных на интервенцию в государственные дела.

Корпоративный авторитаризм. Режим корпоративно-авторитарного типа устанавливается в обществах с вполне развитым экономическим и социальным плюрализмом, где мобилизация граждан достигла необходимого уровня для их эффективного политического участия. Корпоративное представительство интересов — альтернатива слишком идеологизированной массовой партии и дополнение к однопартийному правлению. Однако, несмотря на идеологию корпоратизма*, ни один из подобных режимов не отказался от единственной (даже слабой) партии, которая возникала в результате слияния ряда недемократических организаций и/или была создана сверху.

Во всех политических режимах встречаются элементы корпоратизма — институционализированного и регулируемого представительства интересов, — но только авторитаризм стремится всецело организовать политику на такой основе. Образцы корпоративного режима — правление Салазара в Португалии (1932-1968) с основанным им Новым государством (порт. Estado Novo), режим генерала Франко в Испании (после дототалитарного периода).

Франкистская концепция утверждала, что народ участвует в управлении государством через семью, муниципалитеты, «вертикальные профсоюзы» (т.е. объединяющие сразу хозяина, служащих, рабочих, сбытчиков продукции и прочих участников какого-либо производства) и другие «органические единицы».

Статья VI. Естественные ассоциации общества — семья, коммуна и профсоюз — базовые структуры национального содружества. Установления и корпорации иного характера, отвечающие социальным потребностям, с общими интересами, должны защищаться с тем, чтобы они могли эффективно участвовать в совершенствовании целей национального сообщества. Статья VIII....Народ участвует в выполнении задач законодательного характера и в осуществлении других функций, имеющих общий интерес, через посредство семьи, коммуны, профсоюзов и различных объединений, признаваемых законом для этих целей. Любая другая политическая организация, находящаяся вне этой представительной системы, будет незаконной. Органический закон государства. Испанская конституция (1967)

В Латинской Америке отсутствие широкой политический мобилизации масс не раз позволяло внедрять корпоративное представительство интересов. Так, в Мексике президент Карденас провел перестройку Институционно-революционной партии, монопольно правившей многие десятилетия. Если раньше в партию входили только правительственные чиновники и политики, то изменение структуры (она была разделена на четыре сектора — рабочий, крестьянский, народный и военный) позволило ввести в нее массы для увеличения партийных рядов и более тесной связи элиты и граждан. Это, в свою очередь, укрепило основы политического режима.

Дототалитарный авторитаризм. Считается, что именно особенности периода институционализации автократии (идеология, организационная база нового режима, личностные характеристики лидера, состав элиты) определяют авторитарный либо тоталитарный исход. Сложные тоталитарные структуры не могут быть созданы в короткие сроки (кроме крайних случаев дезорганизации общества после гражданских войн, оккупации и т.д.), следовательно, уместно говорить о дототалитарной стадии политического развития.

К порядкам такого типа Линц относит фашистские мобилизационные режимы, которые — по сравнению с военно-бюрократическим и корпоративным авторитаризмами с их единственной слабой партией — являются менее плюралистическими и либеральными, более партиципаторными и «демократичными». Речь идет о государствах, где ранее была установлена демократия, а после прихода к власти фашиствующих лидеров началась эволюция в тоталитарном направлении. Большая заидеологизированность и высокая мобилизация гражданской поддержки делают внутреннюю оппозицию режиму почти невозможной.

Фашистская идеология изначально противостояла доктринам марксизма (коммунизма) и либерализма, парламентской демократии, в социальном смысле — буржуазии, а в экономическом — капитализму. Неспособность или нежелание либерально-демократических лидеров институционализировать реальные механизмы разрешения межгрупповых конфликтов создает базу для возникновения фашизма. Фашизм — это и ответ на более радикальные антидемократические действия левого крыла идеологического спектра. Безуспешные попытки революционного переустройства общества (в случае наличия сильного социал-демократического движения), а также продолжительный экономический кризис (инфляция, депрессия, безработица и серия банкротств) привлекают средние слои на сторону фашизма. Дальнейшее развитие дототалитарного режима может привести к формированию уже полного, типичного тоталитаризма.

Вместе с тем дототалитарной властью не обязательно будет фашизм, преодолевший демократическую стадию. Дототалитарный характер режима обусловливает ряд важных политических, социальных и культурных факторов; среди них: 1) довольно влиятельная политическая группа, ориентирующаяся на тоталитарную утопию, еще не укрепила свою власть и не институционализировала новую систему; 2) такие институты, как армия, церковь, группы интересов и т.д., сохраняя достаточную автономию, легитимность и эффективность, стремятся к ограничению плюрализма в свою пользу; 3) ситуация общественной неопределенности, когда одни ожидают, что прежние политические и социальные структуры сумеют поглотить тоталитарное движение, а другие сомневаются в успехе этого процесса.

В ситуации такого рода протототалитарная партия, опирающаяся на массовые или военные организации, может постараться методом давления войти в правящую элиту, в которой ее лидеры (вместе с представителями иных партий) образуют оппозиционную или полулояльную к демократии коалицию. Подобным образом сформированные — якобы конституционные — правительства ограничивают гражданские свободы, запрещают одни партии, нейтрализуют либо вбирают в себя парламентские фракции других и в результате создают одну, уже гораздо более сильную протототалитарную организацию. Именно относительно высокое влияние сторонников тоталитарного развития в данной новообразованной партии решает политический характер будущего режима.

Постколониальный авторитаризм. Однопартийные мобилизационные авторитарные режимы, возникающие после обретения бывшим колониальным государством независимости, создаются снизу и возможны в достаточно эгалитарных (уравнительных) обществах с низким уровнем экономического развития и небольшой по численности экономической элитой. Как правило, постколониальная независимость является таковой лишь в формально-юридическом плане: экс-метрополия сохраняет весьма сильные позиции в данных государствах. Основой для мобилизации широкой общественной поддержки новому режиму чаще всего становятся националистические лозунги защиты независимости, затмевающие значимость любых внутренних конфликтов. Ответ режима на рост напряженности в обществе — непоследовательная политика, соединяющая насилие над оппозицией с попытками включить ее (кооптировать) в базу поддержки и в структуры власти. Подобные политические методы укрепляют положение националистических лидеров (обычно харизматического толка из-за слабости традиционного доколониального авторитета и отсутствия рационально-легального).

Обратите внимание Лидеры-харизматики в свой пропаганде прежде всего упирают на «счастье» для населения страны жить под их властью. Показателен здесь пример весьма своеобразного поэтического творчества конголезского правителя Патриса Лумумбы: «Пусть испарятся в солнечных лучах Те слезы, что твой прадед проливал, Замученный на этих скорбных нивах! Пусть наш народ, свободный и счастливый, Живет и торжествует в нашем Конго, Здесь, в самом сердце Африки великой».

В переходной к постколониальному авторитаризму ситуации прежде всего обостряются экономические проблемы, в силу недостатка профессионалов резко падает управляемость общественными процессами и, напротив, растут ожидания граждан. Так создаются условия для появления антисистемной (нелояльной) оппозиции, что заставляет правителей ограничить или вовсе прекратить попытки свободного политического соревнования. Наиболее сильная (доминирующая) партия становится единственной. Эта партия, однако, не способна сформировать тоталитарные механизмы мобилизации граждан из-за несоответствия между ее идеологической риторикой и прагматической политикой, потому уровень политического участия при новом режиме остается довольно низким. Последнее обстоятельство определяет нестабильность позиций лидеров постколониального авторитаризма — для таких государств характерны перевороты, убийства правителей.

Расовая / этническая демократия.Это тип авторитарного режима, где политический процесс можно было бы назвать демократическим, поскольку к участию в нем допущено определенное расовое или этническое меньшинство, но другие подобные группы исключены из политики юридически или фактически, причем с использованием насилия. Такие режимы придают большое значение утопической идеологии, оправдывающей существующее положение вещей, что позволяет назвать их потенциально тоталитарными. Примером расовой демократии можно назвать бывший режим ЮАР с его идеологией апартеида*.

Эти режимы сближаются с демократическими, если судить по уровню политического участия и возможностям оппозиции правительству внутри конкретной группы. Но экономическое, социальное и культурное неравенство рас (или этносов), политика сегрегации при отрицании даже потенциальной консолидации, а значит, неизбежная поляризация общества, препятствуют становлению демократической полиэтничной политической системы. Расовая/этническая квазидемократия вполне может допустить демократическое соревнование, не затрагивающее вопросы происхождения человека, и гарантировать какие-то другие свободы. Однако развитие политического сознания исключенного из политики этноса почти всегда создает оппозицию режиму — принципиальную, нелояльную, нелегальную, вместе с тем, как правило, ненасильственную, ибо открытый силовой конфликт лишь ужесточает авторитаризм, толкая его в сторону тоталитаризма с формально демократическими институтами, широкой массовой поддержкой и радикальной идеологией.

Мы верим, что в результате правительственной политики насилие со стороны африканцев стало неизбежным; если не появится ответственный лидер для регулирования массовых настроений, возникнут вспышки терроризма, которые проведут к расовой вражде в стране... Кроме насилия, нет другого способа победить в борьбе против принципа расового превосходства белых. Все законные способы выражения протеста этому принципу исключены законодательством, и мы оказались в позиции, когда мы должны либо согласиться с постоянным состоянием неполноценности, либо бросить вызов правительству. Н. Мандела, «Речь на заседании Верховного суда Претории» (1964)

Попытки установить демократию (особенно с упором на ее принцип правления большинства) во многосоставных — термин Аренда Лейпхарта (род. 1936) — в этническом, культурном, лингвистическом, религиозном отношениях обществах, сегменты которых имеют отчетливую самоидентификацию, могут завершиться становлением режима, схожего с расовой демократией. Но расовая/этническая демократия представляет собой также возможную предварительную стадию развития демократии в обществах вышеуказанного типа, где до поры до времени отсутствует согласие между образующими его группами.