Конфликт и дезинтеграция
На пороге третьего тысячелетия одной из новых тем социального и политического анализа становится "вызов восстановления обществ", раздираемых войной. Речь идет о возрастании числа стран в Европе, а также в Африке, Азии и Латинской Америке, в которых сама ткань общества и основные институциональные структуры разрываются вследствие гражданской войны и затяжного вооруженного конфликта. В некоторых случаях даже существование государств как "национальных" или четких политических образований стало ненадежным, неопределенным или просто невозможным. В качестве примеров достаточно назвать Сомали, Либерию, Руанду, Кампучию, Боснию, Эль Сальвадор, в обозримом будущем в эту категорию могут пойти Судан, Заир, Таджикистан, Перу и др. Международные организации, представляющие собой постоянный элемент нового типа в быстро меняющемся мире, все чаще вынуждены заниматься "миротворческим процессом" — восстановлением законности и порядка. В настоящее время ООН активно участвует в урегулировании более 30 "внутренних" конфликтов, и ожидается, что это число в ближайшие годы увеличится почти на порядок. Поэтому с началом третьего тысячелетия неопределенность будущего и соответственно вопросы о предпосылках, направлении и жизнеспособности новых форм государственности или возможности альтернативных политических формул будут заставлять возвращаться к знакомым, но болезненным проблемам глобального политического порядка.
Одно из центральных мест займут, видимо, вопросы, касающиеся идентичности, политического будущего и возможных траекторий формирования государств. Что составляет или может составить социальную и культурную базу новых направлений политического структурирования и какие перспективы коллективного будущего могут быть предложены и приняты? Сомали ярко иллюстрирует более острую дилемму: смогут ли кланы, насмерть боровшиеся друг против друга, вновь объединиться в каком-либо общем деле ради Сомали? Каковы альтернативы? Что может произойти на этом конкретном отрезке времени и что произойдет в конечном счете? Простое возвращение в догосударственное прошлое кажется немыслимым и не представляется реальной альтернативой. Но и опыт государственной системы, имевшей в Сомали менее глубокие корни, чем в большинстве африканских стран, был болезненным, и целесообразность ее восстановления весьма сомнительна. Но что-то должно произойти в ответ на международную заинтересованность, в существовании какого-либо ответственного органа, с которым можно обсуждать вопросы. Кроме того, во многих сферах сомалийцы стали зависимыми от структур, способных выступать посредниками в отношениях с внешним миром. Сходные проблемы возникают в других странах. Каковы возможные политическая идентичность и государственные рамки, приемлемые для боснийцев, в особенности для боснийских мусульман? Есть ли реальные основания ожидать сохранения в будущем единого Судана? Общества и отдельные люди в различных уголках мира прилагают серьезные, порой отчаянные и даже безнадежные усилия, чтобы найти здравые политические формулы, пригодные для решения подобных вопросов.
С этим связаны теоретические вопросы, касающиеся феномена государства, процессов его формирования и реструктурирования. Среди них — вопрос о разграничении понятий "государство" и "безгосударственный": эта граница в прошлом зачастую была размыта и с течением времени концептуально менялась. Возможно, на фоне отмеченных выше тенденций это различие приобретет новые значения, во всяком случае явно назрела необходимость вновь рассмотреть особенности и сам факт существования "безгосударственных" общностей.
