Культура и интеграция национальных обществ. Майкл шадсон

Культура парадоксальным образом является как наиболее за­метной, так и самой сомнительной силой социальной интеграции. Она наиболее заметна, потому что современное национальное го­сударство с полной уверенностью в своем праве использует поли­тику в области языка, формального образования и воспитания, массового отправления ритуалов и средства массовой информации в целях интеграции своих граждан и обеспечения, их лояльности. В социальной и политической теории давно бытует постулат о том, что общества могут и должны интегрироваться с помощью общих символов, общих культурных ценностей, единого образова­ния и воспитания. В современной науке он восходит к рассужде­ниям Монтескье о гомогенности общества как важном факторе 1>.'| иштии республики. Монтескье утверждал, что социальная гомо­генность необходима, чтобы граждане смогли развить в себе чувство братства, которого требует республика. Граждане в респуб­лике* социализируются путем патриотического гражданского воспитания, проведения частых публичных обрядовых мероприятий, введения цензуры на инакомыслие и в идеальном случае — утверждения единой религии. <...>

Хоти культура использовалась вполне осознанно как инстру­мент национальной интеграции, она не была ее единственным или самодостаточным условием. Может быть, она не является даже обязательным условием интеграции. Так, Швейцарию характери­зует глубокая локальная изолированность ее кантонов; ее народ разведен по четырем основным языковым группам, и все же госу­дарство существует, хотя "швейцарцы не проявляют больших эмо­ций в отношении своего государства". Италия интегрирована лич­ными клиентельными отношениями между центральным прави­тельством и местными нотаблями, поскольку в стране нет объеди­няющего национального мифа или общепризнанной национальной культуры. Когда Италия в 1860 г. стала единым политическим объединением, менее 3% ее населения пользовалось в повседнев­ном обиходе итальянским языком. Характер и особенности прояв­ления национальных чувств у разных обществ драматически отли­чаются друг от друга.

Есть повод сомневаться в первостепенности роли культуры в процессе социальной интеграции. И действительно, все больше социологов и историков не признают культуру главным интеграци­онным механизмом государственных образований. <...> Нет ника­кой причины ставить социокультурную интеграцию над процесса­ми политического упорядочения или социальной координации как элементами, определяющими целостность общественной группы. Может быть, лучше вообще не считать, что существует несколько сил, помогающих обществу сплачиваться, а исходить из наличия неких различных путей, по которым общество интегрируется. Ведь общества могут быть объединены приказами, что будет означать, наличие в них весьма эффективного политического контроля. Они могут быть сплоченными благодаря координации усилий людей с различными ролевыми функциями, стремящихся к мирному взаи­модействию, используя для этого всевозможные формальные и неформальные механизмы. Они бывают и сплоченными сообщест­вами, где людей объединяет общая преданность универсальному набору верований и ценностей. Во всех этих способах интеграции просматривается определенный уровень культурного взаимопони­мания и наличие общепринятых средств коммуникаций, однако политический строй базируется преимущественно на организации и силе, социальная координация — на рыночно-товарных отноше­ниях и межличностном взаимодействии, а социокультурная общ­ность — на общественных связях, ориентированных на общие культурные обычаи, роли и символы.

Признавая все это, мы все же должны согласиться с тем, что феномен национального государства нельзя понять или даже опре­делить в отрыве от созданного им культурно-исторического обли­ка. Если вопрос стоит не о том, какая сила (фактор) интегрирует то или иное общество, а что определяет и очерчивает границы то­го общества, в которое сплачиваются индивиды, то самым сущест­венным оказываются черты его культуры.

Все общества фиктивны. Личностная идентификация с какой-либо группой людей, выходящей за пределы того круга лиц, с ко­торым человек сталкивается лицом к лицу в повседневной жизни (а может быть, и внутри этого круга), определяется силой вооб­ражения. Культурные импульсы могут заставить человека иденти­фицировать себя с единоверцами по религии или с земляками в данной области, с коллегами по работе или профессии, с сограж­данами в каком-то национальном государстве, с родичами по рас­ширенной племенной группе, характеризуемой этническим единст­вом. Любая из этих идентификаций есть элемент создания "воображаемой общности", как это квалифицирует Бенедикт Ан­дерсон. Чувство общности покоится на каких-то конкретных, вполне поддающихся наблюдению характеристиках. Но на каких? Задача воображения здесь как раз и состоит в том, чтобы предло­жить индивиду ту или иную группу (а иногда и сразу несколько таких групп) в качестве основной базы для личностной идентифи­кации и создания внесемейных привязанностей. <...>

Понимание культуры как интегрирующей силы или как источ­ника сопричастности людей к данному обществу требует внима­тельного рассмотрения конкретных механизмов объективизации, наследования и распространения культуры.