Совершаю очередную глупость: намекаю Мэтту о перевороте в отношениях между квартиросъемщиком и домовладелицей, – и он тут же принимается планировать участие в нем своей фракции («Я чувствую – тут дело серьезное!»). Пытаюсь убедить его, что здесь не о чем особо говорить, так как я полностью отказываюсь от мужчин, объявляя, э‑э… Великий Пост. Мэтт тут же взрывается как баллистическая ракета. В чем дело?! Что происходит? Я что – перестала доверять ему как другу? Он не стал бы танцевать партию Щелкунчика‑Принца для первого встречного. Объясняю, что после такого волнительного уик‑энда я решила положить конец разговорам о себе.
– Меня бросила Бабс, – добавляю я, тут же нарушая свои зароки. Мой голос срывается. – Причем на этот раз – все официально.
Мэтт навязывается на «полный отчет» сразу же после работы.
Я говорю, что, раз уж ему непременно хочется навязать мне свое общество, то можно поступить как все культурные, воспитанные люди:
– Может, Мел и Бел тоже придут, а я что‑нибудь приготовлю? Мне бы хотелось поблагодарить всех за пятничное шоу.
– В таком случае, – объявляет Мэтт, – не надо ничего готовить.
Он купит красного вина и нарисуется где‑то в районе семи. И узнает, смогут ли остальные, хотя мне вовсе незачем думать, что чем больше народу, тем безопаснее. Через несколько минут звонит Белинда, чтобы сказать: «Я буду!» А вскоре и Мел: у нее сегодня вечерний спектакль, но она постарается забежать потом. С Тони. Не могу сказать, что прихожу в дикий восторг от перепективы встретиться лицом к лицу со своим братом, но, с другой стороны, перспектива встретиться лицом к лицу с Энди у меня тоже особых восторгов не вызывает. Баррикада из друзей – вот, пожалуй, что мне сейчас больше всего нужно.
Когда в 18:54 раздается пронзительная трель дверного звонка, я удивлена. Мэтт никогда не приходит раньше назначенного времени («Мещанская привычка. Да я лучше три раза обегу вокруг квартала, если потребуется!»). Тяну дверь на себя – и сталкиваюсь лицом к лицу еще кое с кем, от кого тоже не прихожу в дикий восторг.
– Крис… пиан!
Крис, который, судя по задиристо‑хулиганскому выражению лица, явно собирался сразу же перейти в атаку, моментально краснеет. «Отлично придумано, Бэтмен», – хвалю я себя. Стараюсь выглядеть спокойной. Интересно, этот тоже собирается меня бить? Слава богу, Бабс успела меня размять. Сразу видно, что Крис не в восторге от своей новой армейской стрижки. Лучше нанести удар первой.
– Тут на днях заходила твоя сестра. Генриетта. Какое чудесное имя, не правда ли? А главное, такое традиционное.
Не дожидаясь приглашения, Крис вторгается в мое личное пространство.
– Эта твоя дрянь растворила мне волосы! Я стал вылитый Шерлок Холмс! Пришлось сбривать все «под ноль»! Теперь выгляжу как какой‑нибудь скинхед! Ты и твой братец – вы чуть не свели меня в могилу! Ни группы, ни волос! Я хочу, чтобы ты знала: я намерен подать на тебя в суд. Я…
– О боже, какие прелестные волосы! Нет, ничего не говори! Майкл Джон? Тони и Гай? Никки! Ну, конечно, Никки, как я сразу не догадался? Пожалуйста, не надо меня стесняться, я просто обязан их потрогать, я настаиваю, ты должен позволить мне… О‑о‑о! О да, да, какие мягкие иголочки: настоящий ежонок! Стриженый ягненочек! О, как божественно, я словно в раю, милый, словно в раю… Наталия, скажи же мне быстрее: кто этот вкусненький, сочненький персик? Мы его теперь никуда не отпустим!
– Отвали! – голосит Крис. – Убери от меня свои лапы, ты, придурок! Кто ты вообще такой?!
Я изо всех сил стараюсь выразить Мэтту признательность и не расхохотаться при этом. Мэтт, закончивший свое виртуозное выступление в роли королевы из очередной серии кинокомедии «Продолжайте!»,[68]картинно прижимает руки к груди и напускает на себя обиженный вид. Падди с интересом обнюхивает ботинки Криса и задирает заднюю лапу.
– Это мой друг, Мэтт, – говорю я. – Ему очень понравилось, как ты выглядишь.
Мэтт жеманно улыбается и протягивает Крису вялую руку.
– Я просто балдею! И так счастлив, что пришел сюда!
Крис, подозревающий, что имеет дело с double entendre,[69]весь как‑то сжимается.
Я прикусываю язык, пытаясь сдержать смешок.
– Крис, может, ты все‑таки зайдешь…
– Ни за что. С тобой свяжется мой адвокат.
Назовите все что угодно, чего только можно испугаться, – и я немедленно испугаюсь. Я терпеть не могу всякие неприятности. Живу в постоянном страхе, что случайно наступлю кому‑нибудь на ногу, и какая‑нибудь компания из разряда «Вы получили телесное повреждение не по своей вине?» (а таких сколько угодно – достаточно посмотреть их рекламу на ТВ) немедленно потянет меня в суд, где меня обязательно приговорят как минимум к десяти годам тюрьмы. Но Криса я сейчас почему‑то совсем не боюсь. Он сам, похоже, в ужасе от Мэтта.
– Ах, ты, большой глупыш! – продолжает напевать наш Энгельберт.[70] – Ну что ты, зайди, выпьем по чашечке чая! Тебе сразу станет гораздо лучше!
– Возможно, Тони тоже подойдет, чуть позже, – добавляю я.
Крис смотрит на меня волком.
– Каплю обезжиренного. И без сахара.
Когда я приношу чай и красное вино в гостиную, Крис сидит, забившись в угол дивана: его бледные руки крепко зажаты между ног, как у стыдливой девственницы. Мэтт буквально нависает над ним.
– Вот я ему и говорю: «Мой дорогой, он же член семьи и прекрасно знает, как вилять задницей!»
Мэтт оглушительно хохочет над своей, вероятно пошленькой, шуточкой. Крис сухо кивает, а затем вдруг вскакивает с дивана, хватаясь за свой мобильник.
– Мне надо срочно позвонить. Черт, тут не ловит. Я выйду на улицу.
И сломя голову выскакивает из квартиры. Мы с Мэттом чуть не задыхаемся от смеха.
– Я люблю тебя, – говорю я. – Черт, как же я тебя люблю!
Мэтт шикает в сторону входной двери.
– Терпеть не могу грубиянов и скандалистов. Мудак хренов! Жаль, что я его тогда еще не оценил! Ну, слава богу, сегодня я здесь, чтобы оценить Энди! Итак, vite![71]Давай, рассказывай. Он здесь? Ну, пожалуйста, скажи, что он здесь!
Я объясняю, что никакого Энди в моей жизни не будет. И объясняю – почему. Я держусь нормально, пока не дохожу до того места, где Бабс, хлопнув дверью, выскакивает из квартиры. Тут мой подбородок начинает дрожать. Не могу поверить, что она ушла из моей жизни навсегда. Отхлебываю приличный глоток вина, чтобы погасить боль. Метод вроде бы срабатывает. Мэтт глядит на меня – и вдруг хлопает себя по лбу.
– Если и есть на свете человек, про которого можно сказать: «он способен сварить кашу из топора», то это ты, Наталия.
– Ужасно ироническое замечание, – говорю я. Задумавшись еще на мгновение над смыслом его слов, я начинаю хихикать (к этому времени в каждом из нас уже по два бокала красного, а мне и после одного‑то все вокруг начинает казаться ужасно забавным).
– Эй! Есть кто дома? У вас дверь нараспашку!
– Белли! – в голос кричим мы оба.
Я бросаюсь к двери. Падди вразвалочку топочет следом.
– Да, это я, – широко улыбается она, посылая нам воздушные поцелуи. – Там какой‑то тип болтается под домом. По‑моему, чем‑то ужасно расстроенный.
– А большинство типов, которые болтаются под моим домом, выглядят чем‑то ужасно расстроенными, – говорю я.
Мы осыпаем друг дружку пулеметными очередями смеха.
– Классная стрижка. Он кто?
– Один из моих бывших. Пришел требовать возмездия.
– Почему бы тебе самой не спросить его, а, Бел? Может, он уже хочет войти? – добавляет Мэтт. – Его зовут Криспиан. Он немного угрюмый, но это лишь оттого, что он страшно стесняется. Частная школа как никак. Только для мальчиков и все такое. Не привык к дамам.
Глаза Белинды расширяются.
– Обожаю шикарных мужчин, – восклицает она и спешит на улицу.
– Бедный Крис, – вздыхает Мэтт. – Веселье‑то еще только начинается. Ого! Бел, похоже, прочесывала магазины?
К настоящему моменту наши центры самоконтроля уже как следует залиты алкоголем, что позволяет нам без зазрения совести начать рыться в сумке Бел.
– «Выскочка‑Пират»! – восторженно кричит Мэтт, вынимая яркую цветную коробку. – Какая она все‑таки умница! Купила нам игрушечку! Теперь будет во что поиграться!
Я морщу нос.
– Мэтт, тут написано: «для детей от 4 лет и старше». Я думаю, она, скорее всего, купила это для племянницы или племянника.
– Чушь! Дети не в состоянии оценить всю прелесть таких вещей. И вообще, главное не физический возраст, а умственное развитие.
Когда возвращаются Белинда с Крисом, мы с Мэттом вовсю поглощены пятым раундом «Выскочки‑Пирата». (Эта игра требует хитрости и стратегического мышления. Игроки по очереди тыкают красными, голубыми, зелеными и желтыми сабельками в круглые, как бочонок, бока Выскочки‑Пирата до тех пор, пока кто‑то случайно его не заколет. При этом голова Пирата подскакивает вверх и отваливается. Счет 2:3, в мою пользу.)
– Это все он! – пищу я. – Он открыл коробку!
– Ой, ну ты ж меня знаешь: я просто сам не свой до красных коробочек, – вкрадчиво мурлычет Мэтт, исключительно для Криса.
Бел, вся раскрасневшаяся от волнения, лишь мельком взглядывает на коробку.
– Ну же, ну, Криспиан, – журчит она, – ты говорил, что в школе, да, в школе, ты курил травку, да? Чтобы ловить кайф с девчонками и все такое? И как, ну как им? Что они говорили? Ну же, расскажи! Это потрясающе!
У Криса такой вид, будто он вот‑вот разревется. О степени его возбуждения говорит тот факт, что, когда появляется Энди, он, кажется, ужасно этому рад.
– Ага! Наш восхитительный Андреас! – громко кудахчет Мэтт, который (поправьте меня, если я ошибаюсь) виделся с Энди всего один раз, да и то в течение одной минуты.
Падди тут же принимается изучать ботинки Энди, радостно виляя хвостом.
Оценив новоприбывшего на предмет возможной принадлежности к джентльменам, Белинда приходит к благоприятному заключению.
Единственный, кто не захлебывается от восторга, – это я.
– Привет, – говорю я неловко.
– Привет, – отвечает Энди. Он переводит взгляд с меня на Криса, затем – снова на меня, и хмурится. Мэтт отслеживает эту молчаливую пантомиму и, размахивая желтой сабелькой от «Выскочки‑Пирата» в сторону Криса, громко кричит:
– Криспиан вернулся, чтобы отомстить. Судя по всему, он считает, что длинные космы его ужасно украшали. Хотя лично мое мнение: эта его новая, настоящая мужская прическа – это что‑то суперсексуальное! Но попробуй‑ка, скажи ему об этом! В общем, все было ужасно драматично. Падди, ну‑ка, слезь – никто не собирается с тобой за руку здороваться! Ой, как мило, смотрите, он привел с собой своего маленького дружка!
Робби, который в этот момент как раз прошаркал в квартиру, сжимая в руках свои байкерские причиндалы (лиловый шлем, шлем для пассажира, шарф, кожаные перчатки, кожаная куртка – не хватает лишь самого транспортного средства), трет глаза. Он широко улыбается мне, затем – Мэтту:
– Поговори мне еще.
Я поспешно представляю всех друг другу. Крис молча кивает Робби, но не подходит. Бел с улыбкой машет рукой, но не отодвигается от Криса ни на миллиметр. Мэтт вскакивает и целует Робби и Энди в знак приветствия. Энди, явно благодарный Мэтту за Крисовы мучения, крепко стискивает его в медвежьих объятиях. Когда Энди бросает взгляд в мою сторону, я позволяю себе эдакую мини‑улыбочку. Ага. Значит, я не одна такая, кто боится в одиночку предстать перед вчерашним партнером по сексу.
– Садитесь, мальчики, садитесь, – Мэтт приглашающе похлопывает по дивану рядом с собой. – Наталия, по‑моему, у нас выпивка на исходе. У тебя дома еще что‑нибудь найдется?
Спотыкаясь, я иду на кухню (которая почему‑то вся качается), роюсь по полкам и ящикам и возвращаюсь с большим подносом позвякивающих бутылок.
– Я не знаю. Возможно, что‑то тут уже просроченное.
– Господи Иисусе! – восклицает Робби, бесформенной кучей роняя свое барахло на мой афганский ковер. – Откуда ты взяла все это… это… дерьмо?
Мэтт выстраивает алкогольную сокровищницу в одну линию.
– «Мартини Экстра Драй», джин «Бифитер», «Бейлиз», «Мецкаль Лахита», – господи, а это что такое?! – водка «Советский удар», «Смирнофф», портвейн «Тейлорс», «Палвин» – боже, какой ужас, – «Палвин № 11», – Энди, дорогуша, сохраняй достоинство, сейчас будет еще хуже: тайский ликер «Санг‑Тхип Рояль», «Джек Дэниелс», «Куантро», вишневый ликер «Хирингс», бутылка «Красного пса», – смотри‑ка, Падди, что она для тебя припасла! – и три бутылки «Ньютон энд Ридли». Мм. Прямо‑таки для настоящих ценителей!
– Я бы попробовал тайский ликер, – говорит Робби, косясь на этикетку. – Выглядит… интересно. Нэт, а лед у тебя есть?
Иду на кухню, приношу лед, стаканы, диетическую «колу» и тоник. Мэтт начинает играть роль «поилицы». Крис сердито принимает сибирскую водку с тоником, Энди предпочитает смерть от текиллы «Мецкаль Лахита» (Мэтт расстарался: насадил червячка на шпильку и стряхнул Энди в стакан), Бел получает полпинты «Бейлиз», Робби не изменяет своему «Санг‑Тхипу», а я беру большой стакан вишневого ликера.
– Ну, а я буду «Палвин»! – храбро заявляет Мэтт. Закрыв лоб рукой, он кричит: «Барух атах адонай!», опрокидывает в себя одним глотком и заходится в припадке удушья.
– По звуку похоже на кошку, харкающую шерстью, – говорит Энди. И делает приличный глоток текилы.
Мэтт с удовлетворением наблюдает за его агонией.
– По крайней мере, – отвечает он, – хоть с виду не похож.
– Вы все спятили, – заявляет Бел. – Лично я сегодня пью только «Айриш Крим».
– Ну уж нет, дорогуша, – и не надо со мной спорить, – в конце концов, я твой босс, – будем пить по очереди, чтобы попробовать все. Сегодня мы расширим наши узкие, ханжеские горизонты. Правда, Криспиан?
Все поворачивают головы к Крису: тот сидит, схватившись обеими руками за горло, а лицо его на глазах наливается ярким багрянцем. Будучи не в состоянии произнести слово, Крис кивает головой и щелкает двумя пальцами в сторону Мэтта, что явно свидетельствует о его согласии. Учитывая, что Крис все это время старался держаться от Мэтта на безопасном расстоянии, я заинтригована таким потеплением в их отношениях. И, похоже, не я одна. Удивленно подняв брови, Мэтт вертит в руках бутылку «Советского удара», пытаясь прочесть этикетку.
– Тридцать семь с половиной оборотов, – тихо говорит он. – Русские точно вдарили, что надо. Что бы мы делали без алкоголя – этой смазки для любой компании?
– Уверен, ты нашел бы другую смазку, – говорит Энди.
Мэтт обиженно надувает губы.
– Выпей‑ка лучше стаканчик «Санг‑Тхипа», милый. Заодно рот свой промоешь.
Не в состоянии больше сдерживаться, я начинаю безудержно хохотать. И вдруг чувствую, как мне становится тепло и легко: я словно плыву куда‑то, и жуткие события прошедших выходных постепенно теряются в тумане. Я не сопротивляюсь, когда Мэтт наливает мне сладкого, успокаивающего «Палвина».
– На твоем месте я бы не стал курить и пить одновременно, – советует Робби. – Штука, похоже, огнеопасная. А я, наверное, попробую «Мецкаль». Хотя боюсь, что после того, как отведаешь твоей янтарной амброзии под названием «Санг‑Тхип», все остальное покажется сплошным антиклимаксом.
– А я хочу поиграть в «Выскочку‑Пирата», – восклицает Энди. – Давай‑ка, Натали, поднимайся! И чур – я буду голубой саблей. Мэтт, ты меня научишь?
– Осторожней, Мэтт, – советует Робби. – Энди сейчас на взводе! Береги свою задницу!
Мэтт скрещивает ноги.
– Думаю, я не буду беречь свою задницу. Пусть это окажется приятным сюрпризом! – Он стискивает мое бедро. – Натали… а нам с тобой, похоже, придется бросать монетку!
И хоть я уже и напилась, как говорится, в хлам, я все‑таки еще в состоянии узнать в этом комментарии большой, хрюкающий, машущий поросячьим хвостиком faux pas, и угрожающе сверкаю глазами на Мэтта. Тот широко улыбается мне, отвечая нараспев:
– Никто все равно ничего не слышал! Да и вообще, посмотри на них, им уже все по барабану!
А затем, повернувшись к Энди:
– Итак, дорогуша. Берешь свою сабельку в правую руку…
С колотящимся сердцем, я бросаю взгляд на Робби. Закрывая рукой выпирающие губы и тряся головой в безудержном веселье, он протягивает свой стакан Бел. Крис расселся на полу: вливает вишневый ликер «Хирингс» себе в глотку. Его пристальный взгляд зафиксирован где‑то на среднем плане, и, похоже, он совершенно не замечает красную струйку, сочащуюся по его подбородку. Бел осциллирует между передачей Его Светлости салфетки и дегустацией «Санг‑Тхипа». Мэтт прав: им уже все по барабану. Украдкой бросаю взгляд на Энди. Тот улыбается.
– Я буду зеленой сабелькой, – говорит он.
Когда, два часа спустя, раздается звонок в дверь, Крис без рубашки храпит прямо на полу, тихонько поскуливая во сне. То же самое можно сказать и о Падди. Белинда на кухне: распевая во все горло «Бриллианты навсегда», она пытается отскрести вишнево‑ликеровые пятна от Крисовой дубленки «Миу‑Миу» с помощью «Фэри» и губки «Брилло». Робби, Энди, Мэтт и я заканчиваем, наверное, уже сороковую партию «Выскочки‑Пирата». Меня слегка подташнивает, и поэтому я передала Робби все свои полномочия. Какое‑то время назад Мэтт решил, что проигравший должен снимать с себя по одному предмету одежды. Этим объясняется тот факт, почему Робби сидит в одних трусах. На Энди остались зеленые «боксеры», футболка и один носок. Мэтт щеголяет в искусственной меховой ушанке и черных джинсах. Я же очень своевременно приняла превентивные меры, еще час назад сбегав к шкафу и натянув на себя семь кардиганов. Сейчас я уже не очень хорошо помню, когда это Робби вдруг решил пересмотреть правила и начать играть на деньги. И еще решил, что именно он будет Банкометом. («Ага, Фуеплетом, на букву „Х“», – поправил Энди.) Полагаю, теперь понятно, почему я на двадцать фунтов беднее, чем полчаса назад.
– Кто‑то пришел! Слава тебе, Господи! – вопит Энди, с трудом поднимаясь на ноги. – Не знаю, кого там черт принес, но моя задница благодарна им от всего сердца!
Мэтт смотрит на меня и молча смеется. «Ну, пожалуйста», – говорят мне его губы.
«Бесполезно, – отвечают ему мои. – Что тут поделаешь?»
– Я согласен с Энди, – говорит Робби, прыгая по ковру и пытаясь запихнуть обе ноги в одну штанину. – По‑моему, у нас тут уже столько всего… А я, пахож‑же, еще и наварил‑ся на шейсят фунтиков.
– Роберт, – отзывается Мэтт, наблюдая за тем, как Робби падает лицом вниз. – Попробуй вставлять ноги по очереди. Может, тебе помочь?
– Нет уж, спсибо. Стой, где стоишь.
– Ну, почему, – говорит Мэтт, – почему все нормальные в половом отношении мужчины, – даже самые последние жлобы, – всегда уверены, что ты только о них и мечтаешь?
Я трясу головой.
– Тебе лучше знать!
– Я – замужняя женщина, – добавляет Мэтт. – И вот еще что, Роберт. Ты, конечно, прелесть, слов нет, но все же далеко не самый хорошенький мальчик в нашей песочнице.
Робби выглядит обиженным.
– То есть?! – Он тыкает пальцем в его мягкий, белый живот. – Ты хочешь скзать, што если б я был, если б я был гомиком, – а я не гомик, понятно? да? я – Парень, Мужик, Чувак! ты понял? – ты бы не захотел со мной трахнуться?
– Роберт, – отвечает Мэтт с серьезным видом. – Ты просто душка, но… – тут его голос понижается до шепота, – …ты не мой тип.
Когда в комнату входит Энди в сопровождении Тони и Мел, мы всем скопом валяемся на диване, хихикая, словно маленькие дети.
– О НЕТ! – кричит Мел, сердито топая маленькой ножкой. – Они тут вовсю без нас развлекаются!
– Мел, ангел мой, – говорит Мэтт. – Тебе просто нужно нас догнать – вот и все. Хлебни‑ка для начала «Санг‑Тхипа»!
Мел резво пересекает комнату, но, заметив Робби, застывает на месте. Тот второпях застегивает молнию. Я в очередной раз исполняю ритуал официального представления: правда, на сей раз несколько менее твердым языком.
– Так значит, – объявляет Мэтт, вставая, – это и есть тот самый Тони, о котором я столько слышал. Так‑так.
Тони смотрит на Мэтта с подозрением.
– Что «так‑так»?
– Так‑так, Энтони… Что тут скажешь? Ты – точно такой, как я тебя и представлял. Большой Папа‑Мишка!
Прежде, чем Тони успевает прожевать эту фразу, Мел вдруг вскрикивает:
– А он что здесь делает?
И тыкает обвиняющим пальчиком в сторону похрапывающего Криса.
– Да, – вторит ей Тони, хмуря брови. – Что он здесь делает? И почему это вы, ребята, все полуголые?
Мел, привыкшая к наготе, игнорирует его замечание.
– Мне очень нравится твоя квартира, Натали, – говорит она. – Можно я похожу, посмотрю?
– Конечно, – отвечаю я, а Мэтт громко кричит:
– Чего это он такой ворчливый, а, Натали? Может, Мишка кашки хочет? Как думаешь?
– Мэтт, – шепчу я, – тсс! Мел, Тони, что‑нибудь выпьете?
Мел заправляет волосы за уши и мысленно суммирует присутствующих мужчин. Ее порхающий, словно бабочка, взгляд останавливается на Энди.
– Как, ты сказал, тебя зовут?
– Энди.
– Точно. Энди! Что бы мне выпить, Энди? Ты ведь живешь здесь, да? Покажешь мне квартиру?
Тони внимательно смотрит на Энди. Энди не замечает его взгляда.
– Я не знаю, что тебе выпить, – отвечает он. – И это квартира Нэт. Уверен, она сама тебе все покажет.
Он улыбается Мел, но улыбаются лишь губы. Складка недоумения омрачает чело Мел. Она привыкла к тому, что мужчины хватаются за эстафетную палочку ее флирта обеими руками.
Мне становится ее жалко.
– Лично я думаю, тебе стоит попробовать «Советский удар», Мел, – советую я.
Тони, чье настроение к этому моменту из угольно‑черного перерастает в черное как смоль, пихает Криса ногой. Судорожно дернувшись, Крис просыпается, морщит лоб и начинает стонать. Заметив Тони, он кое‑как принимает сидячее положение.
– Ты! Нам с тобой надо кое в чем разобраться, – говорит он хриплым голосом.
– Да? Ну, давай, разберемся.
– Это ты подбил «Монстров» снюхаться с Пирсом, они нарушили контракт…
– Э‑э, какой контракт? Разве у них был контракт? По‑моему, нет. Еще что? Ничего? Вот и отлично. А теперь – заткнись.
Крис поднимается, с трудом удерживаясь на ногах.
– Но… но… А где моя рубашка? – бормочет он. – И дубленка?
– Вот твоя рубашка, – говорю я кротко, указывая на смятую, испачканную кучу на полу. – Боюсь, Бел еще не успела ее постира…
– Но зато закончила с дубленкой! – гордо похваляется Бел, потрясая чем‑то, напоминающим замшу. – Правда, она немножко… немножко…
– Моя дубленка! Ты же испортила ее, мать твою! Ты, маньячка! Ты… Это же модельная вещь… да ты хоть знаешь, сколько я за нее отвалил?! Шесть с половиной сотен! Что ты… господи, голова просто раскалывается… все, я ухожу отсюда… зачем я вообще приходил… а вы, вы все тут… вешалки стоячие!
– Думаешь, тебя кто‑то слушает? – говорит Энди.
– А что значит: «вешалки стоячие»? – интересуюсь я.
– Думаю, это значит: «придурки», – отвечает Энди. – Крис, должно быть, понабрался у каких‑нибудь кокни!
– Да ты, я смотрю, у нас просто деспот, Тони, – воркующим голоском говорит Мэтт, пока Крис спасается бегством.
– Ты ведь не собираешься к нему клеиться, правда, Мэтт? – спрашивает Робби.
– Я столько времени угробила на эту его дубленку! – кричит Бел. – А он?! Ай, да пошел он! Все, я умираю с голоду. Иду в закусочную.
– Сомневаюсь, девушка, что вы найдете где‑нибудь поблизости рыбу с картошкой!
Бел игнорирует Робби с его сомнениями и, нетвердо держась на ногах, делает вираж в сторону двери. Но тут в поле ее зрения попадает мой брат, и она останавливается.
– Ты ведь брат Нэт, так?
– Тебе‑то что?
– Знаешь, – говорит Мэтт, – а ты и вправду гундос.
Я прицеливаюсь, пытаясь легонько пнуть Мэтта, но промахиваюсь.
– Перестань, Нэт, – говорит Энди. – В этой комнате только ты одна до смерти боишься Тони. Ой‑ой‑ой, наш Большой Папа‑Мишка, с каких это пор ты у нас стал таким крутым?
Мел хихикает.
– Он не крутой, он самый милый! И, вообще, никто почему‑то не спрашивает, как прошел спектакль.
– Никто не спрашивает, потому что все и так знают: ты была просто великолепна, дорогуша.
– Нет, я была ужасна! Спина болела, а ноги меня просто убивали. Это был не балет, а настоящая агония. Я была похожа на огромного, тяжелого слонопотама.
– Ерунда. Ты была легкой, блестящей, безукоризненной, – успокаивает ее Тони. – Правда, мне очень не понравилось, как на тебя пялился этот похотливый Оскар.
– Ну, – замечает Мэтт. – Все‑таки это «Ромео и Джульетта».
– Я не с тобой разговариваю!
– Ой, смотрите, как все испугались, – ухмыляется Мэтт.
Пять голов дружно поворачиваются в сторону Тони. Он выглядит ошарашенным.
– Что?.. Не понял… Это что, подначка? Ты со мной подраться хочешь?
Пять голов дружно поворачиваются в сторону Мэтта.
– Ну, если ты настаиваешь.
Тони грубо хохочет.
– Хотел бы я на это посмотреть! И что же ты сделаешь? Ударишь меня своим ридикюлем?
Мэтт несколько раз быстро хлопает ресницами, демонстрируя, как ему все уже наскучило.
Тони наливается краской.
– Что? Что?! Ну же, давай! Пошли выйдем!
Уже через несколько минут Тони обнаруживает, что гомосексуалисты, – особенно если они родом из самой неспокойной части Эксмута, – прекрасно умеют постоять за себя. По крайней мере, один из них – умеет точно. Мэтт сбивает моего брата с ног первым же ударом. И несмотря на то, что затем портит весь эффект, пролив пару слезинок по поводу своих ушибленных костяшек, Энди и Робби провозглашают его героем сегодняшнего вечера. В глубине души не могу с ними не согласиться.
