Архитектура как «текст в контексте» – Ю. Лотман

Некоторые важные выводы исследований А.В. Икон никова совпадают или созвучны с рассужде­ниями другого видного ученого – Ю.М. Лотмана. Он, например, отмечал, что «архитектура по своей приро­де связана и с утопией, и с историей. Эти две образую­щие человеческой культуры и составляют ее контекст, взятый в наиболее общем виде. В определенном смысле элемент утопии всегда присущ архитектуре, поскольку созданный руками человека мир всегда моделирует его предстваление об идеальном универсуме. Город, как це­лостный культурный организм, имеет свое лицо. На про­тяжении веков здания неизбежно сменяют друг друга. Сохраняется выраженный в архитектуре «дух», т.е. си­стема архитектурного символизма. Определить приро­ду этой исторической семиотики труднее, чем стили­зовать архаические детали» [40. – С. 680]. Ю. Лотман считал, что архитектурное пространство живет двой­ной семиотической жизнью. «С одной стороны, оно моделирует универсум: структура мира построенного и обжитого переносится на весь мир в целом. С другой, оно моделируется универсумом: мир, создаваемый чело­веком, воспроизводит его представление о глобальной структуре мира». То есть архитектура, по Ю. Лотману, это текст в контексте. «Текст в контексте – работающий механизм, постоянно воссоздающий себя в меняющем­ся облике и генерирующий новую информацию» [40. – С. 676]. Ю. Лотман в своих исследованиях использует понятие «вектор пространственной ориентации» горо­да – точка зрения на архитектуру. Так, для Петербурга – это взгляд марширующего по середине улицы солдата, а для Москвы – взгляд пешехода, идущего по изгибам

переулков. Поэтому у Петербурга прямые улицы, а рас­ширение и выпрямление московских улиц уничтожило пространственную игру, когда «церкви и особняки по­ворачивались перед его (пешехода) взором как на теат­ральном круге» [40. – С. 682]. Интересна мысль Ю. Лот­мана о том, что позволяет постройкам различных веков входить в единый контекст. «Разновременность соз­дает разнообразие, а устойчивость семиотических ар­хетипов и набора культурных функций обеспечивает единство. В таком случае ансамбль складывается орга­нически, не в результате замысла какого-либо строите­ля, а как реализация спонтанных тенденций культуры. Подобно тому, как очертания тела организма, контуры, до которых ему предстоит развиться, заложены в гене­тической программе, а в структурообразующих элемен­тах культуры заключены границы ее «полноты». Любое архитектурное сооружение имеет тенденцию «дора­сти» до ансамбля. В результате здание как историко­культурная реальность никогда не было точным повто­рением здания-замысла и здания-чертежа» [40. – С. 682]. «Архитектурное пространство, – продолжает автор, – семиотично. Но семиотическое пространство не может быть однородным: структурно-функциональная неодно­родность составляет сущность его природы. Из этого вытекает, что архитектурное пространство – всегда ан­самбль» [40. – С. 682].

Следует отметить, что исследования А.В. Иконни­кова продолжаются его учениками и коллегами. Среди них следует отметить И.А. Азизян [37. – C. 247–273], Н.Л. Адаскину [37. – C. 293–318], И.А. Бондаренко [238], Ж.М. Вержбицкого [239]. Так, И.А. Азизян ак­тивно разрабатывает тему философских основ взаимо­связи архитектуры и культуры в целом, взаимоотноше­ния архитектуры и других видов искусств [240, 241]. В частности, ею была отмечена особенность развития

архитектуры по сравнению с другими видами искусства. Архитектура, по утверждению автора, менее подвижна и относительно стабильна на переломных этапах разви­тия культуры. «В пределах пространственных искусств выявляется закономерность последовательности выра­ботки новых принципов формообразования от изобра­зительного искусства и прикладных видов творчества, при их непосредственном и косвенном влиянии, к архи­тектуре. Эта последовательность обычно характеризует историко-художественный процесс на его переломных этапах. Она имеет свой прообраз, или модель, в творче­ском движении универсальной художественной лично­сти от изобразительного искусства к архитектуре. Это подтверждает творческая судьба таких классических художников как Джотто, Брунеллески, Мантенья, Рафа­эль, Микеланджело» [37. – С. 253].

СОЦИОЛОГИЯ АРХИТЕКТУРЫ В. ГЛАЗЫЧЕВА

Среди современных российских исследователей социологии архитектуры в первую очередь следует от­метить работы В.Л. Глазычева [242]. Наиболее близка к теме исследования его статья «Социология архитекту­ры – какая и для чего?» [41].

Автор правильно ставит вопрос о проблемах от­ношений социологии и архитектуры. Социальные проблемы архитектуры остаются «над» конкретными проектами при их обсуждении для общества в целом. Конкретное же проектирование носит сугубо профес­сиональный характер. Автор считает такое положение неправильным и считает необходимым построение «мостиков», соединяющих разные уровни общества и конкретного проекта. Автор предлагает оригинальную трактовку предмета социологии архитектуры. Он счита­

ет, что это должно быть измеримое понятие и предлага­ет считать им измерение уровня неудовлетворенности пространственными структурами, спроектированными и произведенными в результате деятельности архитекто­ров. Вот как он об этом пишет: «Значит, для социологии архитектуры архитектура является, прежде всего, про­изводством полезных пространственных структур, обла­дающих ценностью, т.е. вызывающих у различных людей оценку со знаком плюс (восхищение) или минус (неудов­летворенность всех ступеней). Человек же для социоло­гии архитектуры – создатель архитектуры и ее потреби­тель в самом широком смысле.

Удовлетворенность трудно измерить, неудовлетво­ренность – напротив – всегда ориентирована довольно четко и (путем сравнения) относительно измерима. От­сюда вполне естественно, что социология архитектуры интересуется прежде всего всеми формами неудовлет­воренности, возникающей в контакте людей с архитек­турой, интересуется изменением этих форм, так как именно изменение форм неудовлетворенности явля­ется очень точным показателем прогресса в культуре, ибо неудовлетворенность как зеркало отражает потреб­ность – уже осознанную или еще только смутно ощущае­мую».

Анализируя современную практику неудовлетво­ренности архитектурой, В. Глазычев отмечает, что если еще недавно сам факт вселения в отдельную квартиру вызывал такое чувство удовлетворенности, что блоки­ровал все негативные реакции, то к началу 1960-х стали накапливаться неудовлетворенности размерами и пла­нировкой квартир, а через некоторое время добавилась неудовлетворенность непосредственным окружением микрорайонного пространства и неравномерностью градостроительного комфорта в различных районах но­вого строительства и т.д.

Далее автор приходит к выводу, что прогнозирова­ние неудовлетворенности, в зависимости от стиля жиз­ни различных групп населения, не является профес­сиональной задачей архитектора, а должно решаться специалистами по социологии архитектуры. Особенно это важно, по мнению автора, при типовом строитель­стве, когда должны учитываться географические и на­циональные особенности. Автор пытается разобрать­ся, почему социология архитектуры мало востребована в настоящее время, упоминает отечественных ее ро­доначальников (Гинзбург, Ган, Розенберг) и рассужда­ет о направлениях ее развития. Особое внимание от­водится необходимости изучения с социологической точки зрения сферы профессиональной деятельности и организации труда архитектора, взаимодействия ар­хитектуры и строительства, соотношения творческой и административно-технической деятельности. В це­лом автор считает, что социология должна стать важ­ным инструментом самопознания архитектурной дея­тельности [41].