Жандармская полуинтеллектуальность и сановная интеллигентность 4 страница

Не терпит Бог людской гордыни,

Не с теми он, кто говорит:

«Мы соль земли, мы столб святыни,

Мы Божий меч, мы Божий щит!»

Он с тем, кто гордости лукавой

В слова смиренья не рядил,

Людскою не хвалился славой,

Себя кумиром не творил;

Он с тем, кто духа и свободы

Ему возносит фимиам;

Он с тем, кто все зовет народы

В духовный мир, в Господень храм!

' Кавелин К. Д. Наш умственный строй. Статьи по философии русской истории и куль­туры. М., 1989. С. 58.

² Анненкова Е. И. Аксаковы. СПб., 1998. С. 123-128.

Самих духовных лидеров славянофильства, разумеется, нельзя ставить в один ряд с древнерусскими святыми подвижниками. Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Константин Аксаков — европейски образованные интеллигенты-гуманисты 1840-1850-х годов, которые услышали далекий зов Святой Руси и поверили ему. Они напомнили русской образованной публике о славных деяниях предков и пытались пробудить чувство нацио­нального достоинства. Мне не кажется экстравагантным сравнение, сделанное в 1860 году членом-корреспондентом Петербургской академии наук А. Ф. Гильфердингом (1831-1872) под впечатлением известия о неожиданной смерти Хомякова: «русский народ всегда с особенною любовью и благодарностью будет поминать два имени: Ломоносова, усвоившего России общечеловеческое просвещение, и Хомякова, начав­шего в общечеловеческом просвещении самобытный труд России»¹.

В истории русской интеллигенции 1840-1850-е годы остались време­нем пробуждения интеллигентского самосознания. Об этом свидетель­ствует идеологическая дискуссия между западниками и славянофилами, оцененная как «великий раскол» русской интеллигенции. Мы уже заме­тили (см. раздел 3.3.3), что расхождения между «раскольниками» обуслов­лены не объективными (экономическими или социально-культурными), а субъективными причинами. Интеллектно-этическая типизация лидеров обоих «лагерей» показала, что в каждом «лагере» обнаруживаются прак­тически все типы интеллигентов и интеллектуалов, то есть примерно одинаковое распределение альтруизма и эгоизма, толерантности и инто-лерантности между западниками и славянофилами. Где же скрыта при­чина расхождений? Эта причина обнаруживается, если обратиться к формуле интеллигентности. Она заключается в различной культурно- экологической озабоченности. Интеллигенты и интеллектуалы-западни­ки благоговеют перед европейским прогрессом и озабочены модерниза­цией России. Интеллигенты и интеллектуалы-славянофилы благоговеют перед отечественными палеокультурными ценностями и озабочены их сохранением и реабилитацией. Другими словами, спор идет о националь­ ной идее (национально-культурной идентификации): что есть Россия — нормальная европейская держава или самобытная цивилизация? Этот спор будет продолжен последующими поколениями интеллигенции и не утратит актуальности вплоть до наших дней. Национальная идея — одна из «вечных проблем» русской интеллигенции, и оживленное обсуждение ее западниками и славянофилами, ощущающими личную ответственность за судьбы отечества, — знак пробуждения интеллигентского самосозна­ния в пушкинско-гоголевском поколении.

¹ Гилъфердинг А. Ф. А. С. Хомяков // Хомяков А. С. Стихотворения. М., 2005. С. 449.

346

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.3. ПУШКИНСШ-ГОГОЛЕВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

347

 

3.3.5. Книжное и библиотечное дело

Блажен, кто молча был поэт И, терном славы не увитый, Презренной чернию забытый, Без имени покинул свет.

А. Пушкин. Разговор книгопродавца с поэтом

К счастью, скромные и талантливые интеллигенты и интеллектуа­лы пушкинско-гоголевского поколения не злоупотребляли «блаженством молчания». Напротив, атмосфера литературоцентризма способствова­ла самовыражению в печатном слове. Материальной основой литера­туроцентризма являлось книжное и газетное дело. В первой половине XIX века расширяется процесс профессионализации в области книгоиз­дания, библиографии и библиотечного дела. Знаковыми фигурами здесь являются А. Ф. Смирдин — первооткрыватель коммерческих отноше­ний между «поэтом и книгопродавцем»; «отец русской библиографии» В. С. Сопиков; «родоначальник отечественного библиотековедения» В. И. Собольщиков. Показательно, что все они выходцы из купеческих семей. Это свидетельствует о расширяющемся проникновении разночин­цев в ряды неокультурного интеллектного слоя. Познакомимся поближе с этим процессом.

В 1802 году в связи с разрешением открывать «вольные типографии» получила простор частная книгоиздательская инициатива. Образовался книготорговый рынок, охвативший столицы и провинцию. Хозяевами этого рынка стали опытные, энергичные и предприимчивые книгоизда­тели-коммерсанты. Коммерциализация книжного производства обусло­вила, с одной стороны, появление профессиональных издателей и книготорговцев (часто — в одном лице), с другой — профессиональных писателей, «мастеров пера» (не будем забывать, что первым профессио­нальным литератором считается А. С. Пушкин). Если в XVIII веке цены на книги устанавливались произвольно и печатники работали себе в убыток, то к середине XIX века наиболее крупные типографии, слово­литни, переплетные и бумажные фабрики начали приносить прибыль.

Напомню имена известнейших коммерсантов-книжников первой половины XIX столетия: В. А. Плавильщиков (1768-1823), прославив­шийся тем, что его издательство начиная с 1807 года выпустило в свет 227 названий книг, а при его магазине в 1815 году была открыта платная библиотека; И. В. Сленин (1789-1835), торговавший книгами в Гостином дворе Петербурга и издававший альманахи декабристов и «Историю...»

Карамзина (2-е изд.); С. И. Селивановский (1772-1835), происходивший из крепостных крестьян и добившийся репутации лучшего московского типографа; М. П. Глазунов (1757-1830), основатель семейной фирмы, издавшей «Собрание образцовых русских сочинений в стихах и прозе» и «Памятник законов» в 17 томах, не считая прочих произведений.

Наиболее яркой и вместе с тем типичной фигурой, конечно, является Александр Филиппович Смирдин (1794—1857). Он прошел обычный для профессионального издателя-книготорговца жизненный путь: «маль­чик» в книжной лавке, приказчик в книгоиздательской фирме, хозяин собственного дела. Главным капиталом Смирдина на первых порах были честность, практическая смекалка, знание книжного рынка. У него не было филологического образования, которое позволяло бы подвергать книги содержательной критической оценке, но он обладал предпринима­тельской интуицией, литературным чутьем, обеспечивающим почти безошибочный выбор. Его несомненный просветительский вклад в оте­чественную культуру — издание всех лучших произведений отечествен­ной беллетристики с конца 1820-х и до конца 1830-х годов. Другой его вклад касается экономики книжного дела: Смирдин начал выплачивать авторский гонорар, который был достаточно весом. Стала легендой его плата Пушкину по 10 рублей за каждую стихотворную строку. Но при этом издатель не оставался в прогаре. Известно, что за время своей дея­тельности он издал и продал книг на сумму около 10 млн рублей, а гоно­раров авторам выплатил на сумму 1,5 млн рублей.

А. Ф. Смирдин — видная и необходимая фигура золотого века дворян­ской культуры с ее литературоцентризмом. Он, как и его собратья по «книгоиздательскому цеху», мастерски обслуживал потребности дворян­ской книжности. К сожалению, в 1840-е годы после гибели М. Ю. Лер­монтова (1841) наступает упадок золотого века. «Мертвые души» и «Шинель» Н. В. Гоголя — прощальная улыбка (гримаса?) отшумевшего праздника. Антикнижная цензурная политика и деинтеллектуализация дворянства приносят свои плоды: падает спрос на книгу, и превосходные смирдинские издания остаются на складах. Легендарный мастер россий­ского книжного дела оказывается банкротом и умирает в нищете и заб­вении.

Нельзя не задаться вопросом: можно ли А. Ф. Смирдина, В. А. Пла-вильщикова, И. В. Сленина и их «товарищей по цеху» считать интелли­гентами-книжниками? Бесспорно, они являются книжниками, то есть людьми книжной культуры своего времени. Я уверен, что А. Ф. Смирди-ну, а возможно, и многим другим, свойственно гуманистическое этическое самоопределение: альтруистическая ответственность за отечественную

348

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.3. ПУШКИНСКО-ГОГОЛЕВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

349

 

книжность (она порой служила причиной самоубийственного разорения); смиренная толерантность; истовое благоговение перед Книгой. Однако им недостает образованности — необходимой составляющей интелли­гентности. Согласно нашим формулам и типизациям, представленным на рис. 1.2, А. Ф. Смирдин и другие книжники-коммерсанты пушкинско-гоголевского поколения представляют собой полуинтеллигентов-книж­ ников гуманистического типа.

Вернемся к «восходу» пушкинско-гоголевского поколения, к началу золотого века дворянской культуры. Если ментальность петровского поколения была деформирована утилитарно, и приоритетом пользовались технологические умения и прикладное, естественно-научное знание, то ментальность золотого века была деформирована гуманитарно, в пользу изящной словесности. Академия наук не была допущена в высший свет, она считалась приютом ученых разночинцев и приезжих иностранцев; зато Российская академия, занятая отечественной лексикографией, вы­зывала интерес просвещенной публики, и Пушкин уважительно призна­вался:

Хоть и заглядывал я встарь

В Академический словарь.

Деформированность ментальности господствующего сословия сказа­лась на структурных изменениях библиотечной сети: основанная Петром Академическая библиотека, бывшая в течение XVIII века главным рос­сийским книгохранилищем, оттесняется на второй план учрежденной Екатериной в 1795 году и открытой для посетителей в 1814 году Импе­раторской публичной библиотекой. XIX столетие нельзя назвать периодом расцвета Библиотеки Академии наук. Она оказалась разделенной на два отделения (русское и иностранное), которые решали разные задачи, управлялись разными директорами и имели разные, но одинаково скудные, источники финансирования. «Национальная по рождению, она не ут­рачивает своего положения, но заметно снижается ее официальный статус: в глазах власти она становится всего лишь ведомственной биб­лиотекой»'.

Совсем иная, оптимистическая тональность нужна для описания становления Императорской публичной библиотеки. На склоне лет своих Екатерина II, мудрый интеллигент-сноб и страстный книголюб, замыс­лила новую Библиотеку как вековечный символ своего просвещенного царствования. С самого начала эта Библиотека создавалась как «первен­ствующее книгохранилище России», открытое «для пользы всех и каж-

¹ Леонов В. П. Указ. соч. С. 393.

дого». Статус «первенствующего книгохранилища» оттенял тот факт, что в течение всего XIX и начала XX века она располагала самым крупным коллективом сотрудников среди библиотечных учреждений страны. В со­словном российском обществе между Императорской библиотекой и Академической библиотекой была такая же разница, как между благо­родным аристократом и ученым одописцем. Основными сотрудниками и того и другого учреждения были образованные и креативные люди, но в одном трудились общепризнанные мэтры изящной литературы, а в другом — худородные академики, не вхожие в великосветские салоны.

Директор А. Н. Оленин, возглавлявший Библиотеку в период ее ста­новления, писал: «Все старание мое прилагаю к отысканию людей, кото­рых собственная охота и знания по сей части привлекали бы к усердному отправлению трудной библиотекарской должности». Еще до открытия Библиотеки ее сотрудниками стали И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, В. С. Со-пиков и другие «мужи умные, ученые, ревнующие успехам просвещения и усердные к должности своей». В последующие годы к ним присоеди­нились А. А. Дельвиг, М. Н. Загоскин, А. X. Востоков и прочие, известные «каждому любителю художеств, наук и словесности в России». Этих людей, несомненно, можно отнести к тому отряду профессиональной библиотечной интеллигенции, который я бы назвал аристократическим, имея в виду и аристократов духа, и аристократов крови. Согласно штатно­му расписанию этот «отряд» насчитывал вплоть до 1850 года 14—15сотруд-ников. Кроме директора и его помощника, Библиотеке полагалось иметь 7 библиотекарей, 4 подбиблиотекаря и 3 писца¹.

Публичная библиотека быстро стала научным и интеллектуальным центром, непременным участником культурной жизни Северной столицы. Все штатные сотрудники Публичной библиотеки считались чиновниками, то есть находились на государственной службе, дающей ряд привилегий. От кандидатов на библиотечные должности требовались высшее образо­вание, «многосторонняя подготовка, специальные познания по разным отраслям науки», знание библиографии и четырех иностранных языков — французского, немецкого, латинского, греческого (или вместо одного из них какого-либо восточного языка). Даже подбиблиотекари должны

¹ В 1851 году номенклатура должностей была изменена: библиотекари стали имено­ваться старшими библиотекарями, подбиблиотекари — младшими библиотекарями, пис­цы — чиновниками для письма (канцелярскими чиновниками). К 1860 году число штатных библиотечных сотрудников достигло 24 человека. По штатному расписанию 1874 года предусматривалось 16 библиотечных должностей, плюс 12-15 «вольнотрудящихся» для обслуживания читального зала и других нужд. Наконец, в 1895 году Николай II утвердил штат Библиотеки, состоящий из 32 старших и младших библиотекарей.

350

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.3. ПУШКИНСКО-ГОГОЛЕВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

351

 

были хорошо знать русский язык и три иностранных. Эти требования позволяют отнести библиотекарей Публичной библиотеки к высшему интеллектному слою русского общества.

Василий Иванович Собольшиков (1808-1872) начал свою карьеру в Публичной библиотеке в марте 1834 года в должности писца. Одновре­менно он учился в Академии художеств, закончив которую в 1839 году, был «возведен в звание свободного художника архитектуры». В октябре 1843 года переведен в подбиблиотекари, с мая 1844-го исполнял обязан­ности архитектора Библиотеки и осуществил устройство «готического зала» («Кабинет Фауста») для хранения инкунабул, построил новый чи­тальный зал, оборудованный подъемными машинами для книг, дополни­тельными помещениями для занятий женщин-читательниц и для худож­ников. В 1850-1860-е годы В. И. Соболыциков активно участвовал во всех крупных начинаниях в быстро растущей Публичной библиотеке. Почетное звание «родоначальника русского библиотековедения» принес­ли Собольщикову первое отечественное руководство по библиотечному делу «Об устройстве общественных библиотек и составлении их ката­логов» и аналитический «Обзор больших библиотек Европы в начале 1859 года», которые были опубликованы в «Журнале Министерства на­родного просвещения» в 1859 году. В 1867 году вышли в свет его «Вос­поминания старого библиотекаря», стяжавшие автору славу первого историографа Императорской библиотеки¹.

Развитие библиотечного дела невозможно без соответствующего прогресса в области библиографии. Наивысшим достижением библио­графов пушкинско-гоголевского поколения, бесспорно, является «Опыт российской библиографии» Василия Степановича Сопикова (1765-1818). Этот «Опыт» является уникальным по нескольким причинам: в нем впервые реализована мечта о полном своде русской книги от начала книгопечатания до 1816 (частично — 1818) года, включившем 13 249 книг и журналов на русском и церковно-славянском языках в России и за ру­бежом; воплощена просветительская идея о самообразовательном чтении, чему служат выделение курсивом наиболее ценных изданий, выписки из книг и рекомендательные аннотации (среди них выдержки из «Путе­шествия» А. Н. Радищева — прямой вызов антикнижным репрессиям); в «Предуведомлении» изложена гуманистическая доктрина библиографии как «пространнейшей науки из всех человеческих познаний», которая

¹ Вслед за А. Н. Ванеевым замечу, что «первым библиотековедом» правильнее назвать не Соболыцикова, а И. Бакмейстсра, «Опыт о Библиотеке и Кабинете редкостей...» кото­рого был напечатан на русском языке в 1779 году (переиздан в 1780-м).

«показывает состояние и постепенное распространение наук, образует вкус читателей к хорошим сочинениям»; наконец, выход в свет пятитом­ного библиографического свода стал возможен только благодаря помощи коллег и друзей. В. С. Сопикову по праву принадлежит титул отца русской библиографии. Правомерно назвать его и В. И. Соболыцикова первыми библиотечными интеллигентами-разночинцами.

Без преувеличения можно утверждать, что литературоцентризм зо­лотого века дворянской культуры был бы невозможен без Публичной библиотеки, без университетских библиотек и библиотек многочислен­ных научных обществ. Об авторитете библиотек в российских уни­верситетах свидетельствует тот факт, что великий русский математик, профессор Казанского университета Н. И. Лобачевский (1792-1856) в 1825-1837 годах исполнял обязанности директора университетской библиотеки и сделал немало для совершенствования комплектования и классификации фондов, а также улучшения обслуживания читателей.

Особого упоминания заслуживает появление в 1830-е годы во многих губернских и уездных городах публичных библиотек (спасибо вельмож­ному интеллигенту Н. С. Мордвинову!). Организация общедоступных библиотек в губернских городах возродила либеральные настроения, и в 1836 году А. И. Герцен, находившийся в ссылке в Вятке, охотно при­нял должность помощника библиотекаря. А в декабре 1837 года при от­крытии губернской Публичной библиотеки для чтения 25-летний гуманист произнес свою знаменитую речь, в которой есть мудрые слова: «Публич­ная библиотека — это открытый стол идей, за который приглашен каждый, за которым каждый найдет ту пищу, которую ищет... Книга — это духов­ное завещание одного поколения другому, совет умирающего старца юноше, начинающему жить... В книге не одно прошедшее; она состав­ляет документ, по которому мы вводимся во владение настоящего, во владение всей суммы истин и усилий, найденных страданиями, облитых иногда кровавым потом; она — программа будущего»¹.

В заключение отметим, что ментальность интеллигентов и интеллек­туалов 1840-1850-х годов существенно отличалась от ментальности их старших братьев — интеллигентов-декабристов. Последние обладали обостренным чувством чести, светской выучкой, романтической готов­ностью к самопожертвованию, стремлением к практической самореа­лизации. Первые были обуреваемы жаждой полемического философ­ствования, предавались словесным баталиям, а не дуэльным поединкам. «Слово» было их «дело», в то время как в практической жизни они

¹ Цит. по: Ванеев А. Н. Указ. соч. С. 241-242.

352

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

 

обнаруживали неумелость, пассивность, инфантилизм, давая повод для справедливых упреков и насмешек со стороны предприимчивых интел­лектуалов. Применительно к декабристам напрашивается печальный эпитет «последний»: последняя попытка дворцового переворота, послед­ние невольники дворянской чести, последние сыновья века Просвещения. Жившим напряженной духовной жизнью лидерам западничества и сла­вянофильства к лицу оптимистический эпитет «первый», и мы были вынуждены часто к нему обращаться в предыдущих разделах для того, чтобы маркировать происходящие новации. Переплетение «концов» и «начал», «первых» и «последних» свойственно пушкинско-гоголевскому поколению потому, что оно является посредником между уходящей дво­рянской культурой и нарождающейся разночинной культурой.

Глава 4

ПОКОЛЕНИЯ РАЗНОЧИННОЙ

ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Разночинцам в сословной структуре Российской империи выпала роль социальной прослойки, где концентрировались люди, «отставшие» от занятий своих отцов¹. Разночинцев нельзя назвать русским «треть­им сословием», потому что в их рядах было слишком мало промыш-ленно-торговой буржуазии, а вот их взаимосвязь с русской интелли­генцией, особенно интеллигенцией субкультурной, привлекает вни­мание, более того, накладывает свой отпечаток на два неокультурных поколения — пореформенное (вторая половина XIX в.) и революционное (90-е гг. XIX — 30-е гг. XX в.). Об этих поколениях пойдет речь в на­стоящей главе.

В середине XIX века Россия накопила значительный опыт модерни-зационных преобразований, поэтому отставание от стран-лидеров не было столь значительным, как в конце допетровского XVII века. Главны­ми барьерами, отделявшими царскую Россию от модернизированной Европы, были три палеокультурных пережитка: во-первых, крепостное право; во-вторых, неограниченное царское самодержавие; в-третьих, средневековая ментальность подавляющей части населения. Крепостное право, поддерживающее внеэкономическое принуждение, препятствова­ло капитализации русской экономики, самодержавие пресекало либе­рально-демократическое обновление политической сферы, неграмотное крестьянство мечтало о земле и воле, дарованных добрым государем. Крестьянская реформа 1861 года устранила первый барьер; благодаря

' Напомню, что согласно «Толковому словарю» В. И. Даля разночинец — человек не­податного сословия, но без личного дворянства и не приписанный ни к гильдии, ни к цеху. В пушкинско-гоголевскос время «разночинца» не связывали с занятиями умственным трудом. В число разночинцев попадали придворные служители, лоцманы, ремесленники, художники и музыканты. В середине XIX века разночинцев стали ассоциировать с известной образованностью; к ним стали относить воспитателей и гувернеров, агрономов, землемеров, управляющих, врачей и прочих профессионалов умственного труда. Образованные разно­чинцы были выходцами, главным образом, из духовенства, чиновничества, купечества, мелкопоместного и безземельного дворянства, изредка—детьми ремесленников и крестьян. Действовавшая с петровских времен Табель о рангах стимулировала получение образова­ния, поскольку окончание курса высшего учебного заведения давало право на чины 12-го и 10-го классов, а для крестьян и мещан служило выходом из податного сословия.

354

Глава 4. ПОКОЛЕНИЯ РАЗНОЧИННОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

РАЗНОЧИННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

355

 

земской, судебной и военной реформам был смягчен казенно-бюрокра­тический режим, но все-таки главный политический барьер — конститу­ционно неограниченное самодержавие, как и палеокультурная менталь-ность, сохранился до начала XX века. Тем не менее поздняя модернизация прошла в России довольно успешно и отличалась от ранней модернизации, инициированной Петром I и продолженной Екатериной II, следующими особенностями.

1. Интенсивность модернизации сохранилась, но обеспечивалась она
не благодаря импульсам со стороны просвещенных монархов, а благода­
ря усилиям гражданского общества, формировавшегося во второй по­
ловине XIX века в пореформенной России. Инициатором и организатором
социально-культурных новаций все чаще становились не царь и не пра­
вительство, а гражданское общество в лице земства, купечества, пред­
принимателей, меценатов, научных и прочих обществ. Конечно, о фор­
мировании «гражданского общества» в пореформенной России нельзя
говорить без оговорок. Напомню, что в современной политологии под
гражданским обществом понимается сообщество граждан, независимых
от государства, но взаимодействующих с ним согласно правовым демо­
кратическим нормам'. К сожалению, демократического взаимодействия
государственной власти и законопослушных граждан в нашем отечестве
не получалось никогда, тем не менее надо признать, что появление зна­
чительного слоя профессиональной интеллигенции — одна из примет
гражданского общества.

2. В структуре российского общества появился социальный слой,
заинтересованный в модернизационных преобразованиях и способный
содействовать этим преобразованиям. Таким слоем были разночинцы.
Именно образованные разночинцы стали основным материалом для фор­
мирования профессионалов умственного труда. Действовавшая с петров­
ских времен «Табель о рангах» открывала для энергичных и знающих
выходцев из низших сословий перспективы государственной карьеры,
получения личного, а в дальнейшем — потомственного дворянства.
Многие талантливые люди успешно использовали эти возможности.
Например, отец Ленина И. Н. Ульянов (1831-1886) родился в семье бег­
лого крепостного, который умер, когда его сыну Илье было всего пять
лет. И он достиг чина действительного статского советника (то есть
штатского генерала), должности директора народных училищ губернии
и звания потомственного дворянина. Но все-таки немало было образо-

ванных разночинцев да и благородных дворян, которые пренебрегали благами государственной карьеры и выбирали жребий самоотверженной борьбы с могучим самодержавием. Что питало их альтруизм, доходящий до фанатизма? Конечно, не меркантильные соображения и расчеты, а скорее, мифологические идеалы и утопии, пленявшие души, жаждущие подвига и отвергающие мещанские добродетели.

3. Поскольку разночинная интеллигенция представляла собой меж­классовую и межсословную социальную прослойку, ей была свойствен­на социально-культурная беспочвенность, то есть оторванность и от ве­ликосветской дворянской культуры, и от исконных народных верований и традиций. Вакуум беспочвенности компенсировали интеллигентские субкультуры, наиболее известными из которых являются этико-полити-ческая субкультура народничества и этико-просветительная субкультура земских служащих (см. рис. 1.1).

4. Многие образованные разночинцы, оставшиеся вне государствен­ной службы, а в особенности студенчество, ощущали себя «пролетариями умственного труда» и находились в постоянной оппозиции к царско­му режиму, представляя собой источник постоянной социальной напря­женности, характерной для второй половины XIX века. Именно в интеллигентских субкультурах вызревали идеи революции и террора*. Образованная разночинная интеллигенция взяла на себя миссию спасе­ния и освобождения русского народа от гнета самодержавия, невежест­ва, бесправия и самоотверженно вступила в единоборство с могучим царизмом.

5. Ученическая подражательность западным образцам сменяется критическим и скептическим отношением к европейскому образу жиз­ни, которое дополняется разработками самобытных отечественных новаций. Особенно больших успехов достигли русская литература, му­зыка, изобразительное искусство, естествознание, получившие на сты­ке веков мировое признание. В 1880-е годы национальное самосознание, осмысливающее историческую миссию нации и ее место в мировом сообществе, вылилось в русскую идею, обогатившую отечественную философию.

6. Пережив николаевский «цензурный террор» (1848-1855), отече­ственная книжность, обретя общественное признание и индустриаль­ную базу, начала стремительно развиваться качественно и количествен­ но. К этому времени относятся известные слова А. И. Герцена, объясня­ющие значение русского литературоцентризма: «У народа, лишенного

 

' Политология: энциклопедический словарь / под ред. А. И. Аверьянова. М, 1993. С. 75-78.

¹ См.: Одесский М. П., Фельдман Д. М. Поэтика террора. М, 1997.

356

Глава 4. ПОКОЛЕНИЯ РАЗНОЧИННОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

4.1. ПОРЕФОРМЕННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

357

 

общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Влияние литературы в подобном обществе приобретает размеры, давно утраченные другими странами Европы»¹. Общеизвестна роль литературы в подготовке общественного мнения к отмене крепостного права, в станов­лении и развертывании нигилизма, народничества, толстовства, эмансипа­ции женщин, героизации образов самоотверженных боевиков подполь­ной России. Униженные и оскорбленные «бедные люди» — интел­лигентные разночинцы сделались главными героями в провозглашенной В. Г. Белинским «натуральной школе» критического реализма в русской литературе. В это время складывается характерная для критического реализма тенденция учительства, проповедничества, обличительства. Журналистика, книгоиздательство и книжная торговля, библиотечное дело и библиография быстро профессионализируются и приобретают облик зрелых социальных институтов.

7. Модернизационные преобразования были фрагментарны: упорно сохранялась самодержавная верховная власть с мощным полицейским аппаратом и самой крупной в Европе армией (около 1 млн человек в конце XIX в.); православная церковь оставалась составной частью госу­дарственного аппарата, выполняя консервативно-охранительную роль, поддерживая самодержавие и осуждая светских христианских мыслите­лей; всячески ограничивалась, а порою просто подавлялась обществен­ная самодеятельность в местном самоуправлении, частном предприни­мательстве, культурно-просветительной деятельности; государственная и церковная цензура существовала до 1905 года; возникший при Петре раскол культуры на «господскую» и «простонародную» сохранялся до 1917 года.