РПЦ — интеллектуальная кормилица русского самодержавия 8 страница

Просвещение выражается в модернизации семейно-бытовых отноше­ний, духовного производства и социальной коммуникации, в вытеснении палеокультурной (средневековой) ментальное™ ментальностью неокуль­турной. В процессе просвещения изменяются содержание, социальный статус, ценностные ориентации таких социально-культурных институтов, как церковь, литература, искусство, наука, образование, нравственность, семейно-бытовые обычаи. Рукописная книжность заменяется более про­изводительной мануфактурной, а затем индустриальной книжностью, служащей материально-технической базой для книгоиздательского дела и журналистики. Расширяется круг профессиональных работников, за­нятых в этих институтах, и выделяется слой интеллектной элиты, обра­зованных и разумных людей, осуществляющих важную и ответственную миссию просвещения простого народа.

Просвещение как чисто коммуникационный процесс освоения новых понятий и знаний не может быть конечной целью. Многознающий чело­век способен сделаться рабом, деспотом, предателем, преступником, человеконенавистником, порочным интеллектуалом. С гуманистической точки зрения просвещение оправдано только тогда, когда оно нацелено на формирование духовно свободной, социально активной, альтру­истической личности. Современник Екатерины и идеолог либерализма И. Кант писал: «Сущность Просвещения заключается не просто в рас­пространении знаний, а в развитии активности человеческого разума, который должен не просто усваивать истины, но осознавать свое суве­ренное положение, свое собственное право верховного судьи»¹. Думаю, Екатерина не стала бы противоречить великому философу, но сделала бы

¹ Кант И. Сочинения: в 6 т. М., 1966. Т. 6. С. 27.

оговорку, что простому народу суверенное мышление излишне, ибо он «не станет нам повиноваться, как повинуется теперь».

Тем не менее она сделала очень много для духовного раскрепощения привилегированного сословия — благородного российского дворянства, которому гарантировалась неприкосновенность «чести, жизни и имения», то есть «права человека», провозглашенные в общественном договоре великими просветителями XVIII века. В екатерининские времена распро­страняется мода на изящную книжность, ценятся интеллект, остроумие, начитанность в области художественной литературы и философии, осо­бенно французской, вырабатываются рыцарственные понятия о чести, облагораживаются нравы. Не случайно историки говорят о двух непоро- тых поколениях русских дворян, выросших при Екатерине, из которых вышли герои 1812 года (все военачальники — «екатерининские орлы»), а затем — декабристы, интеллигентные невольники чести.

3.2.1. Зарождение литературоиентризма

Упражнения наши переменны; иногда у нас

обыкновенные службы, иногда чтение Миней-Четий,

а иногда, покинув чтение, боярыня наша изволит

проповедовать нам о молитве, воздержании и посте.

Екатерина II. О время! (Комедия нравов)

Мифологию Просвещения хорошо выразил литературовед Г. А. Гу-ковский в следующих словах: «Дворянской (и не только дворянской) литературе XVIII века было свойственно представление о том, что разум­ное слово способно творить чудеса. Бедствия мира происходят от нера­зумия, оттого, что истина неведома людям. Порочные люди не видят того, что порок нелеп, а добродетель необходима и полезна. Стоит рас­крыть людям глаза, и все пойдет хорошо: порочные немедленно испра­вятся, и жизнь людей станет прекрасной. Результаты такой операции должны сказаться мгновенно. Предполагалось, что несколько литератур­ных произведений могут успешно оздоровить общество»'. По-видимому, Екатерина в молодости чистосердечно верила в просветительский миф, подобно большинству деятелей русского Просвещения.

Содержание русского Просвещения, как и модернизации в целом, виделось в заимствовании неокультурных ценностей, выработанных на Западе, отсюда его вторичностъ, подражательность. Главным

¹ Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века. Дворянская фрон­да в литературе 1750-1760-х годов. М.; Л., 1936. С. 38.

284

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.2. ЕКАТЕРИНИНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

285

 

источником просветительных идей служила книжность. Язвительный Сатирикон в начале XX века не без основания писал о екатерининском просвещении: «Громадные успехи сделала литература. Все писали. Луч­шими русскими писателями были Вольтер и Жан-Жак Руссо. Лучшими русскими поэтами были Вергилий и Пиндар. Все остальные — Ломоно­сов, Сумароков, Фонвизин и другие — постоянно им подражали. Самым выгодным ремеслом в литературе было писать оды. Одописцы блажен­ствовали, но и другие писатели процветали. Вообще все процветало»¹.

Екатерининское поколение положило начало литературоцентризму, под знаком которого пройдет весь XIX век. Просвещенная Россия не имела своих философов и религиозных пророков, но она обладала созвез­ дием гениальных писателей и поэтов, которые почитались как «власти­тели дум» образованного общества и заменяли ему и философов, и про­роков. На Западе, надо сказать, поэзия никогда не имела того авторитета, которым она пользовалась в России. На смену палеокультурной церковной книжности пришла неокультурная светская книжность. Эта замена ока­залась возможной потому, что в результате секуляризации, осуществлен­ной Петром, церковь перестала быть центром духовной жизни, и ее роль перешла к литературе, опирающейся на старинный культ Книги и книж­ников. Светская литература, не избегавшая сатиры и обличения пороков, заявила о себе как о независимой социальной силе. При Екатерине II не покровительство двора или вельможи будет придавать авторитет литера­туре, а, напротив, авторитет литературы будет принуждать правительство заигрывать с литераторами. (Правда, Екатерина порой прибегала к реп­рессиям, но это лишнее свидетельство силы печатного слова, могущест­ва Книги.)

Отношение литературы и жизни в XVIII веке не было отношением «литература отражает жизнь»; скорее напротив — жизнь отражала литературу. По романам и элегиям учились чувствовать, по трагедиям и одам — мыслить. Сделавшись прилежным читателем, дворянин екате­рининской эпохи начинает горделиво отождествлять себя с теми или иными художественными персонажами, оставаясь тем не менее крепост­ником и тираном. В. О. Ключевский отметил, что в его менталитете «нравственные и политические идеи сами по себе, а реальная жизнь сама по себе. Отсюда—увлечение идеями равенства и свободы среди общества, основанного на рабстве»².

В литературоцентристском сословном обществе необычайно вы­рос социальный престиж поэтов благородного дворянского сословия. Ю. М. Лотман подчеркивал: «Творчество поэта не считалось в России XVIII века ремеслом и резкой гранью было отделено от остальных ис­кусств. Поэзия — "язык богов", благородное занятие... Профессионализм в поэзии, равно как и оплата литературного труда, воспринимались как нечто противоположное самой сути ее высокого предназначения... Поэт выступает в роли носителя высшей истины, а поэтическое слово получа­ет ценность слова, дарованного свыше, наделенного особой авторитет­ностью, становится Словом»¹. Профессионалы книжного дела, в том числе писатели развлекательных романов, переводчики, книгоиздатели, библиотечные работники и прочие труженики, считались литераторами низшего сорта. Таким образом, в слое библиотечной интеллигенции об­наруживается кастовость: непрофессиональная каста вдохновенных «служителей Музы» и профессиональная каста наемных работников Книги.

Эти касты не смешивались друг с другом в светском общении, но в литературных потоках смешение происходило поневоле, и творцами русской словесности были не одни благородные поэты, хотя вполне очевиден сословный характер модернизации и просвещения в России. Из числа писателей, учтенных в «Опыте исторического словаря русских писателей» Н. И. Новикова (1772), «однатреть с небольшим приходится на долю духовенства, остальное количество распределяется таким об­разом, что меньшую часть составляют бывшие питомцы духовных училищ, дети лиц духовных, а большую — писатели-дворяне <...> участвовавшие в литературе по влечению своего таланта, по внутренне­му призванию, а отчасти по духу времени»². Короче говоря, выяснилось, что писатели-дворяне составляют около половины русских писателей. Что же касается живописи, музыки, архитектуры, академической науки, то здесь преобладали разночинцы, «художники-ремесленники», а не благородные избранники, которым Е. А. Баратынский адресовал высо­комерные строки:

Опрокинь же свой треножник! Ты избранник, не художник!

 

¹          Всеобщая история, обработанная «Сатириконом». Л., 1990. С. 329-330.

²          Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. С. 280.

¹   Лотман Ю. М. Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция //
Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М, 1994. С. 366-367.

²   Сухомлинов М. И. История Российской академии. СПб.,! 880. С. 60-61.

286

Глаза 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕН1_1ИИ

3.2. ЕКАТЕРИНИНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

287

 

3.2.2. Екатерина Великая — интеллигент-сноб

Едина ты лишь не обидишь, Не оскорбляешь никого, Дурачества сквозь пальцы видишь, Лишь зла не терпишь одного. Не дорожа своим покоем, Читаешь, пишешь пред налоем И всем из твоего пера Блаженство смертным проливаешь...

Г. Державин. Фелица

Главными просветителями в Европе были интеллигенты-гуманисты — философы, писатели, педагоги, ученые, как правило, люди высокой книжной культуры. В России пионерами Просвещения стали самодержцы- библиофилы. Именно цари, а не интеллектная элита, решали, что и как нужно заимствовать за рубежом, а чего допускать нельзя. Первоначальная цель русского Просвещения сводилась к тому, чтобы «в просвещении стать с веком наравне», то есть походить на придворных и дворян фран­цузского или английского короля. Эта цель была достигнута еще Елиза­ветой, когда великолепие ее двора стало приводить в восторг иностранных дипломатов. Екатерина и екатерининские вельможи стали не только по­ходить на европейских аристократов, но и превосходить их. Поэтому ученическое просветительство можно было свертывать, что и про­изошло в конце царствования Екатерины.

В истории русской интеллигенции, в истории культуры и просвещения России Екатерина Великая сыграла выдающуюся роль. Не могу не при­вести несколько цитат. В 1880-е годы профессор Дерптского универси­тета А. Г. Брикнер писал: «Екатерина производит в общей сложности впечатление личности, отличавшейся не только громадными умственны­ми способностями, но и благоприятными качествами души... Из общего обзора деятельности Екатерины мы получаем следующий вывод: она действовала успешно в качестве посредницы между прогрессом и куль­турой Западной Европы, с одной стороны, и бытом России — с другой. При ней значительно упрочилось могущество и влияние России во все­мирной системе государств; во время царствования Екатерины и благо­даря ее инициативе Россия быстро подвинулась вперед на пути прогрес­са, европеизации»'. Несомненный вклад императрицы в модернизацию и просвещение России отмечают и современные историки: «Именно Екатерина была, возможно, самым успешным из всех российских рефор-

¹ Брикнер А. Г. История Екатерины Второй. М., 1998. С. 797.

маторов, ведь ей без каких-либо серьезных социальных, политических и экономических потрясений удалось почти полностью реализовать за­думанную программу значительных преобразований... Во все продолже­ние ее царствования Российское государство становилось богаче, а жизнь подданных — зажиточнее. Россия значительно расширила свои границы, а ее положение и авторитет в мире были как никогда высоки. Век Екате­рины — это и эпоха духовного расцвета, формирования национального самосознания, складывания в обществе понятий чести, личного досто­инства, законности»¹.

Нетрудно значительно увеличить число как апологетических, так и нигилистических высказываний в адрес Ангальт-Цербстской принцес­сы, иноземной Фелицы, неожиданно оказавшейся на российском престо­ле. Консерватор князь М. М. Щербатов (1733-1790) беспощадно бичевал «страстолюбие» и «любострастие» сей «жены, свергнувшей своего мужа возмущением и вооруженною рукою», и обвинял ее в «повреждении нравов в России». Вспоминаются слова молодого Александра Пушкина в его «Заметках по русской истории XVIII века», датированных 2 августа 1822 года, где он называет Екатерину Великую «Тартюфом в юбке и в короне» и говорит о «жестоком деспотизме под личиной кротости и тер­пимости», о «казне, расхищенной любовниками», о «ничтожности в за­конодательстве», об «отвратительном фиглярстве в сношениях с филосо­фами ее столетия» и предсказывает ее памяти «проклятие России». Нас интересует личность и государственная деятельность Екатерины II в связи с двумя вопросами: во-первых, можно ли удачливую императри­цу назвать интеллигентом? Во-вторых, как отразилось екатерининское просвещение на развитии российского интеллектного слоя?

Чтобы ответить на первый вопрос, обратимся к формуле интеллигент­ности. Образованность Екатерины, добытая благодаря упорному само­образовательному чтению, и ее креативные способности, бесспорно, находились на весьма высоком уровне. А этическое самоопределение? Еще не вступив на престол, молодая государыня выработала для себя стратегические принципы просвещенного монарха, которые состояли в том, чтобы просвещать нацию, ввести добрые законы и заставить их соблюдать, учредить хорошую полицию, сделать государство изобильным и сильным, внушающим уважение соседям. Отстранив от власти своего постылого супруга, Екатерина, в отличие от Петра, не стала насильствен­но реализовывать свои идеи, а избрала тактику постепенного и после­довательного их продвижения. П. А. Вяземский точно заметил: «Она

¹ Каменский А. Б. Жизнь и судьба императрицы Екатерины Великой. М, 1997. С. 267.

288

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.2. ЕКАТЕРИНИНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

289

 

любила реформы, но постепенные, преобразования, но не крутые. Она была ум светлый и смелый, но положительный». В эту тактику вписыва­ются ее демократические утопии в духе собственноручно написанного «Наказа» и проект воспитания «новой породы людей», реализованный в виде Смольного института благородных девиц. Столкнувшись с упорным сопротивлением невежественного дворянства, Екатерина отказалась от соблазна отмены крепостного права, но постепенно сужала область его распространения, запрещая в то же время крестьянам даже жаловаться на своих господ. В свой жестокий век просвещенная императрица была необыкновенно милосердна, на ее совести только две казни государствен­ных преступников: Василия Мировича, пытавшегося освободить Иоанна VI Антоновича, и Емельяна Пугачева. Правда, в 1790-е годы, напуганная кровавым террором Французской революции, она приказала вынести из кабинета бюст Вольтера, дала приют братьям казненного короля и фран­цузским аристократам, отправила в Сибирь А. Н. Радищева, заточила в Шлиссельбургскую крепость Н. И. Новикова и учредила цензурное ве­домство.

Оценивая деятельность Екатерины с этических позиций, я не могу признать ее альтруистом, пекущимся не о собственном благе, а о благе других людей. Она узурпировала власть не для блага российского обще­ства, а ради своего эгоистического честолюбия и собственных амбиций. Власть была для нее смысложизненной ценностной ориентацией, поэто­му по направленности личности Екатерина — эгоист. Но она была не столь эгоистична, чтобы вовсе не прислушиваться к голосу совести. Глубинные эгоистические цели сочетались в ее деятельности с толерант­ ностью в выборе средств их достижения, в признании верховенства за­кона (не всегда, впрочем, соблюдаемого на практике).

Зато культурный уровень императрицы нельзя не признать выдающимся. По своей ментальное™ она была образцовым человеком книжной куль­ туры: «У нее были две страсти, с годами превратившиеся в привычки или ежедневные потребности — читать и писать. В свою жизнь она про­читала необъятное количество книг по шести одновременно. Начитанность возбуждала ее литературную производительность. Она много писала по-французски и даже по-русски, хотя с ошибками, над которыми подшучи­вала (исчо = еще — 4 ошибки в слове из трех букв). Обойтись без книги и пера ей бьшо так же трудно, как Петру I без топора и токарного станка. Она признавалась, что не понимает, как можно провести день, не измарав хотя бы одного листа бумаги»'. Без всяких преувеличений, она занимает видное

Ключевский В. О. Сочинения. Т. 5. С. 29.

место в ряду русских писателей XVIII века; ее перу принадлежат мно­гочисленные нравоучительные комедии и сказки, исторические и педа­гогические сочинения.

Библиофильские эмоции были не чужды императрице. Как известно, она в 1765 году приобрела библиотеку энциклопедиста Дени Дидро, оставив последнюю в его пользовании до конца жизни и выплатив ему 50 тысяч ливров пенсии в качестве своего библиотекаря. «Было бы же­стоко разлучать ученого с его книгами, — писала Екатерина Далам-беру, — я часто бывала в опасении, чтобы не отняли у меня моих»¹. Дидро был не единственным библиотекарем книголюбивой императрицы; звание личного библиотекаря Екатерина присвоила В. П. Петрову, «за-карманному стихотворцу» государыни, как аттестовал себя сам Петров.

Рассуждая формально, сына бедного священника, даровитого и тру­долюбивого Василия Петровича Петрова (1736-1799) можно причислить к профессиональной библиотечной интеллигенции екатерининского поколения. Фактически же он заслужил благосклонность царицы не усердием в библиотечном обслуживании ее читательских интересов, а одописанием во славу ее великолепного царствования. Петров прослав­лял монархию и ее героев в тоне восторженного преклонения; «долг мой воистину велит мне самодержцев славить», — писал он своей жене. Естественно, Екатерина поощряла своего библиотекаря деревеньками с крепостными крестьянами и дворянским званием. Но этого мало. В одной из своих анонимных статей она собственноручно написала: «Из наших молодых писателей невозможно обойти молчанием имя г. Петрова, биб­лиотекаря личной библиотеки императрицы. Сила поэзии этого молодо­го писателя приближается уже к силе г. Ломоносова, и у него более гар­монии»². Для нас фигура В. П. Петрова представляет интерес, потому что «библиотекаря личной библиотеки императрицы» можно назвать первым библиотечным интеллигентом-конформистом, не чуждым эгоистичес­кого раболепия.

Если Петр I был основателем газетного дела в России, то Екатерину по праву следует именовать матерью русской журналистики. В 1769 году, разочаровавшись в законотворческих способностях невежественного дворянства, Екатерина решила начать его перевоспитание посредством печатного слова и инициировала с этой целью издание сатирического

¹   Иконников В. С. Значение царствования Екатерины [I // Екатерина II: pro et contra.
СПб., 2006. С. 678. История взаимоотношений просвещенной императрицы и французско­
го просветителя подробно описана в статье: Осьмакова Н. Библиотекарь ее императорско­
го величества // Библиотекарь. 1988. № 8. С. 44-45.

²    Гуковский Г. А. Русская литература XVIII века. М., 1999. С. 245-249.

290

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.2. ЕКАТЕРИНИНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

291

 

журнала «Всякая всячина», став главным его автором. Вслед за «Всякой всячиной» в том же году появились еще семь журналов: «И то, и сио», «Ни то, ни сио», «Поденщица», «Трутень», «Адская почта» и др.¹ Екате­рина вновь вернулась на поприще журналистики в 1783-1784 годах, когда по инициативе Е. Р. Дашковой стал выходить «Собеседник люби­телей русского слова», где она опубликовала (разумеется, анонимно) две обширные статьи исторической тематики.

Обобщая сказанное, можно сделать вывод, что по типу личности Екатерина II относится к интеллигентам-снобам. Более того, учитывая просветительскую, творческую и читательскую активность просвещенной императрицы, мы можем отнести ее к интеллигентам-книжникам².

3.2.3. Интеллектный слой екатерининской России

Знатнейшие лица участие принимают в просве­щении сограждан своих. Сей есть знак крепко вкоре­няющихся наук в неограничимой Российской империи, когда знатность рода и ученость друг другу не проти­воборствуют. Г. Миллер, академик Императорской академии наук

Теперь обратимся ко второму поставленному выше вопросу и отметим характерные изменения в интеллектном слое екатерининского поколения. Надо сказать, что условия для развития интеллигентности в российском обществе были гораздо благоприятнее во второй половине XVIII века, чем в петровские времена. Петр I энергично и целенаправленно создавал интеллектуальную элиту, отдавая предпочтение специалистам военного и инженерного дела, кораблестроителям и естествоиспытателям, а не гуманитарной интеллигенции. Екатерину же привлекали гуманитарные проблемы, возникающие при утверждении просвещенной монархии, особенно словесность и книжность.

Сподвижницей просвещенной императрицы в развитии отечественной науки и словесности стала энергичная и амбициозная княгиня Екатерина Романовна Дашкова (1744-1810), проявившая блестящие организатор­ские способности и деловую предприимчивость. Почти 12 лет (1783-1794)

¹  Берков П. Н. История русской журналистики XVIII века. М.; Л., 1952; История русской
журналистики XVIII-XIX веков / под ред. А. В. Западова. М, 1963.

²  Историческое значение царствования Екатерины II и ее противоречивый образ интел­
лигента на троне довольно полно раскрыты в недавно изданной капитальной антологии:
Екатерина II: pro et contra / сост., прим., вступ. ст. С. Н. Искюля. СПб., 2006.

она занимала пост директора Петербургской академии наук и одновре­менно была президентом учрежденной по ее инициативе Российской академии. Дашкова стала первой женщиной (за исключением царствующих особ), находившейся на государственной службе, и до сих пор остается единственной женщиной — руководителем Академии за всю историю ее существования Служение Екатерины Романовны было плодотворным, отличалось альтруистическим бескорыстием и любовью к Отечеству, которую она почитала «первою и нужнейшею в гражданине добродете­лью». В своих «Записках» она признавалась: «Мне пришлось таить от мира страдания сердца; остроту этой боли не может притупить гордость и побороть сила духа. Обо мне можно сказать, что я была мученицей, и я не побоюсь этого слова, ибо скрывать свои чувства или представлять­ся в ложном свете всегда претило моему характеру»¹. Можно назвать княгиню Дашкову символом женской эмансипации XVIII века.

Многосторонняя научно-организационная деятельность Е. Р. Дашко­вой в качестве руководителя Академии наук превосходно представлена в монографии Г. И. Смагиной². Мне хочется оттенить ее заслуги в каче­стве основателя Российской академии. Главные задачи этого научного учреждения были обозначены как «сочинение грамматики и словаря» и изучение древнерусских литературных памятников. Дашкова сумела привлечь к работе над Словарем не только многочисленных литераторов и многих членов Академии наук, но и екатерининских вельмож, включая светлейшего князя Потемкина. Работа велась планомерно и принесла желаемые плоды. С 1789 по 1794 год был выпущен в шести частях Сло­варь Академии Российской, производным порядком расположенный. Он включал свыше 40 тысяч слов, размещенных по этимологическому прин­ципу. Это был первый толковый и нормативный словарь, положивший начало русской лексикографии. В 1813 году Российскую академию воз­главил адмирал А. С. Шишков (1754-1841), который решительно напра­вил ее деятельность к тому, «чтобы красоты словенского языка в подроб­ности рассматриваемы были». Академия просуществовала до 1842 года, когда Николай I после кончины ее престарелого президента включил ее в состав Академии наук.

Я вижу культурно-историческое значение Российской академии в том, что она представляла собой первое филологическое учреждение в нашей стране. Согласно классическому определению С. С. Аверинцева филология

¹ Дашкова Е. Р. Записки. Л., 1985. С. 35.

¹ Смагина Г. И. Сподвижница Великой Екатерины (очерки о жизни и деятельности ди­ректора Петербургской академии наук княгини Екатерины Романовны Дашковой) СПб 2006.

292

Глава 3. ПОКОЛЕНИЯ ДВОРЯНСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

3.2. ЕКАТЕРИНИНСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

293

 

(греч. — любовь к слову) — «содружество гуманитарных дисциплин, изучающих историю и выясняющих сущность духовной культуры чело­вечества через языковый и стилистический анализ письменных текстов»'. Это «научное содружество» образуют языкознание, литературоведение и книговедение, которые, в свою очередь, дифференцируются на множе­ство прикладных и вспомогательных дисциплин вроде стилистики, пси­холингвистики, палеографии, текстологии и пр. Книжность входит в предметное поле филологии, и подлинный интеллигент-книжник в той или иной мере приобщен к филологическому знанию. Поэтому Россий­скую академию можно считать научной обителью гуманитарной интел­лигенции XVIII века, а Екатерину Великую и Екатерину Дашкову — первооткрывателями филологии в нашем отечестве.

Другой заслугой Екатерины II является реформирование книгоизда­тельской политики. С петровских времен книгоиздательское дело было монополизировано государством. Петр лично определял тематику из­даний, следил за переводом книг и был редактором многих из них. Екатерина действовала не столь прямолинейно и более эффективно. Она всемилостивейше поощряла издательскую деятельность Академии наук и Московского университета, особенно в части переводов антич­ных классиков, писателей и мыслителей разных стран, а в начале 1783 года осуществила либеральную акцию: обнародовала Указ о воль­ ных типографиях, открывший дорогу частной инициативе в книгопеча­тании. Сразу же появилось множество частных типографий не только в столицах, но и в различных губернских городах. Книжное дело оживилось необыкновенно. Почти в три раза вырос ежегодный объем книгоизда­ния. Так, в 1761-1765 годах издавалось в среднем 110 названий книг в год, а в 1786-1790-м — 362. Если в течение всего XVIII столе­тия было выпущено 11 тысяч книг, то в последнюю четверть века — 6585 названий².

Либеральный указ позволил Н. И. Новикову в 1784 году организовать «Типографическую компанию» — огромное книгоиздательское и кни­готорговое предприятие, которое во второй половине 1780-х годов выдавало более трети всей книжной продукции России. Энергичный предприниматель, убежденный просветитель и тираноборец Николай Иванович Новиков (1744-1818), несомненно, является выдающимся представителем интеллигенции XVIII века. Не случайно некоторые авторы называли его «первым русским интеллигентом», а А. С. Пушкин

¹ Аверищев С. С. София — Логос. Словарь. Киев, 2006. С. 452.

² История книги / под ред. А. А. Говорова и Т. Г. Куприяновой. М., 2001. С. 166.

утверждал, что он «продвинул на полвека образованность России». Жаль, что раздраженная императрица обошлась с ним жестоко и не­справедливо, неоправданно инкриминировав ему масонскую деятельность в Москве.

На самом деле масонство представляло собой этико-мистическое движение просвещенной русской интеллигенции XVIII столетия. К кон­цу 1770-х годов это движение охватывает почти всю культурную элиту. Весь Московский университет во главе с его куратором М. М. Херасковым (1733-1807) стоял под знаком «вольных каменщиков». В масонских ложах состояли А. П. Сумароков, Н. М. Карамзин, В. А. Жуковский, архитекто­ры В. И. Баженов и А. Н. Воронихин, живописцы В. Л. Боровиковский, Ф. С. Рокотов, Д. Г. Левицкий.

Причины распространения масонства в России историк православия Г. В. Флоровский объясняет материалистической бездуховностью пет­ровского и послепетровского времени и духовным обнищанием право­славия. Он писал: «В масонстве русская душа возвращается к себе из петербургского инобытия и рассеяния... Это был не только эпизод, но этап в истории нового русского общества»¹. Я не уверен, что масонство есть «исторический этап русского общества», но согласен с замечанием философа-богослова, что «масонский опыт дал много новых и острых ощущений рождавшейся тогда русской интеллигенции» (с. 121). Ма­сонская идеология оказала воздействие на формирование этического самоопределения интеллигентного дворянства конца XVIII — начала XIX века², поэтому напомним ее содержание.

Масоны проповедовали строгость и ответственность жизни, нрав­ственное благородство, воздержанность и бесстрастие, самопознание и самообладание, призывали «искать в себе самом истину». «Властвовать надо не над вещами, а над мыслями», — учили они. Масонство требова­ло не только личного самосовершенствования, но и деятельной любви, поэтому состоятельные масоны были филантропами. Идеи масонства хорошо согласовывались с духом просвещения, а также сентиментализма и романтизма, распространившимися в то время. Масоны XVIII столетия не порывали с христианством, а, напротив, стремились стать «истинней-шими христианами». Любопытно, что митрополит Платон (Левшин), ко­торому Екатерина II поручила «испытать в догматах православной веры поручика Н. И. Новикова», сообщил «всемилостивейшей государыне»,