РПЦ — интеллектуальная кормилица русского самодержавия 5 страница

Кризис русской святости во второй половине XVII века завершился страшными гарями и расколом РПЦ. Это был не экономический и не политический кризис, а кризис интеллектно-нравственный. С. А. Зень-ковский, раскрывая причины старообрядчества, писал: «невозможность для Аввакума и других стоятелей за древнюю веру идти против своей совести, против своей веры и привела их к разрыву с иерархией. Все ос­тальные мотивы: личные, социальные, антагонизм между богатым и часто жестоким епископатом и им подвластным рядовым иерейским кли­ром тоже имели некоторое влияние на их поведение и сыграли значитель­ную роль в дальнейшем росте старообрядчества, но не ради них шли старообрядцы на муки, плаху и в огонь срубов палачей»'. Совесть как движущая сила социального конфликта! Об этом ни древнерусское, ни старомосковское поколения не знали. Для нас появление совести на исто­рической арене весьма знаменательно, потому что именно совесть отли­чает интеллигентов от интеллектуалов, руководствующихся разумом, а не чувствами и эмоциями. Я не могу назвать совестливого Аввакума интел­лигентом, поскольку ему не свойственна интеллигентская толерантность.

¹ Зенъковский С. Л. Указ. соч. С. 489.

248

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕШИИ

2.3. ДОПЕТРОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

249

 

Он относится к типу альтруистических интеллектуалов-квазигуманистов. Это более этически привлекательная фигура, чем интеллектуал-деспот Никон.

2.3.3. Секуляризация палеокультурной интеллектности

Не слушай буих и ненаказанных, В тьме невежества злобою связанных, Но буди правый писаний читатель, Не слов ловитель, но ума искатель.

Симеон Полоцкий

Раскол знаменовал начало коренных изменений в российской интел­лектности. По словам Дж. Биллингтона, «Раскол (подобно революции 1917 г.) представлял собой решающий момент века... Это был своего рода церковный переворот, который в религиозной Московии имел столь же далеко идущие последствия, как большевистский государственный переворот ровно 250 лет спустя в секулярном Санкт-Петербурге»¹. Суть революционных изменений, начавшихся в России в конце XVII века, состояла в завершении 700-летней стадии религиоцентристской палео-культуры и наступлении стадии секулярно просвещенной неокультуры. «Слова "секуляризация", "обмирщение", "эмансипация", "освобожде­ние", "личностное начало", "индивидуализация", — заметил академик А. М. Панченко, — едва ли не самые частые в историко-культурных раз­мышлениях о XVII в. Это понятно, потому что речь идет о ключевых, адекватных эпохе понятиях, о необратимом процессе освобождения ис­кусства вообще и литературы в частности от подчинения церковным и узко государственным интересам»². Я добавлю, что в обновлении нужда­лись не только искусство и литература, но и другие социально-культурные институты, и прежде всего содержание социального интеллекта.

Уровень политической культуры был очень низок. Земские соборы, которые периодически собирались в первой половине XVII века, напо­ловину состояли из людей неграмотных, что свидетельствует о прими­тивности социального интеллекта. Не удивительно, что династия Рома­новых, начиная с Михаила, вовсе не считала себя избранником народа, а оправдывала свое право на престол родственными связями с Рюрико­вичами. «Когда царь Михаил, сев на разоренное царство, через посредство

Земского собора обратился к земле за помощью, он встретил в избравших его земских представителях преданных и покорных подданных, но не нашел в них ни пригодных сотрудников, ни состоятельных плательщиков. Тогда пробудилась мысль о необходимости и средствах подготовки и тех, и других; тогда московские купцы заговорили перед правительством о пользе иноземцев, которые могут доставить "кормление", заработок бедным русским людям, научив их своим мастерствам и промыслам»¹.

Государственная власть и знать стали болезненно ощущать отставание от Европы и начали постепенно перенимать западные новации. С 1630-х го­дов появились полки иноземного строя, вооруженные пушками и ружья­ми. В 1632 году голландец Андрей Виниус занялся строительством тульских заводов, развернулось металлургическое производство, литей­ное дело, появились артиллерийские и пороховые фактории, а также стеклянные, часовые и другие гражданские предприятия. Возникла идея строительства флота. В 1669 году голландцы построили на Оке корабль «Орел». Первенец русского флота дошел до Астрахани, где попал в руки Разина, который приказал его сжечь. Немецкая слобода, жившая по за­падноевропейским обычаям, сделалась соблазнительным рассадником бытового комфорта и увеселений. Бояре и купцы стали возводить ка­менные палаты, обивать стены «золотыми кожами», украшать комнаты картинами и часами, разъезжать по улицам Москвы в немецких каретах с хрустальными стеклами и бархатной обивкой. Однако московское духовенство ожесточенно сопротивлялось иноземным новациям. Про­топоп Аввакум витийствовал: «Будь ты, мудрый латынник, со своей верой и мудростью, сам по себе, а мы со своей верой и апостольской глупостью — сами по себе».

Иным было отношение к просвещению церковной власти Украины, до середины XVII века входившей в состав Польши. Отстаивая от на­ступления католицизма и униатства свою веру и культуру, православное духовенство Украины создавало религиозные братства, а в больших го­родах при церквах этих братств — школы (братские школы). В них учи­лись дети мещан, духовенства, состоятельных казаков, мелкой шляхты и готовились хорошо образованные кадры православного духовенства. Среди этих школ на первое место выдвинулся Киево-Могилянский кол­легиум (с 1633 г. — Коллегия, с 1701-го — Академия), который обра­зовался в 1632 году путем слияния местной братской школы и школы Киево-Печерской лавры. Коллегиум имел восемь классов и в течение 12-14 лет давал обширное богословско-филологическое образование,

 

¹ Биллингтон Дж. Указ. соч. С. 161.

¹ Панченко А. М. Русская история и культура. Работы разных лет. СПб., 1999. С. 70.

¹ Ключевский В. О. Сочинения. Т. 3: Курс русской истории. Ч. 3. С. 10.

250

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕН1_1ИИ

2.3. ДОПЕТРОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

251

 

позволяющее признать его высшим учебным заведением XVII века¹. Не случайно в «бунташном» веке именно Украина стала поставщиком кадров образованного духовенства для просвещающейся России. Выпускниками Коллегии были Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский, зани­мавшиеся «исправлением книг» во время никоновской реформы, митро­полит Ростовский Димитрий, митрополит Рязанский Стефан Яворский, ставший при Петре местоблюстителем патриаршего престола. Особенно весомый вклад в русскую культуру внес Симеон Полоцкий, позже Феофан Прокопович. Украинские учителя преподавали в немногочисленных школах, инициативно открытых в некоторых московских монастырях.

Именно украинские «новые учители», а затем их русские ученики стали носителями греко-латинского просвещения, которое решительно отвергали московские «староверы». Поскольку за «новыми учителями», за русскими западниками стояла могучая сила государственной власти, их победа была гарантирована. На стороне западников была также исто­рическая закономерность: «Все европейские страны должны были рано или поздно пройти ренессансную стадию развития. Наступил черед Руси, которой суждено было воспринять ренессансные идеи в барочной обо­лочке»². Немаловажно обратить внимание на то, что коллизия «староверов» и «западников» на поверхностный взгляд кажется конфронтацией неве­жества и знания, а по сути — это драматическое противостояние нарож­дающегося неокультурного интеллекта и вековечной палеокультурной нравственности.

Неокультурный интеллект чужд смиренной косности, он не боится покинуть отчий дом и встретиться с неизвестной новизной. А. М. Пан-ченко отмечает, что образованные украинцы и белорусы — «все, как на подбор, легки на подъем. В погоне за славой, знаниями и хлебом насущ­ным они свободно пересекают государственные и конфессиональные границы, проходят курс наук у православных, католиков и даже проте­стантов, в Речи Посполитой, в Германии, даже в Италии. Именно они, "киевские старцы", приучили московское общество к мысли о том, что поучиться в иноземной школе не зазорно и полезно, именно они подго­товили исход молодых великороссов в Европу, осуществленный потом волею Петра»³. Одним из таких «легких на подъем» интеллектуалов был белорус Симеон Полоцкий.

¹  Протопоп Аввакум и другие московские «староверы» считали, что вследствие реформ
Петра Могилы (Киевский митрополит с 1632 по 1647 г.) украинская церковь утратила ис­
тинную веру, как и находящаяся под властью султана греческая православная церковь.

²  Панченко А. М. Я эмигрировал в Древнюю Русь. С. 124.

³  Там же. С. 253.

Симеон Полоцкий (1629-1680) родился в Полоцке, в 1637-1651 годах учился в Киево-Могилянской коллегии, затем — в иезуитской школе в Вильно, в 1656 году принял иночество под именем Симеон и преподавал в Полоцкой братской школе. Первый раз он побывал в Москве в 1660 году и читал стихи перед царским семейством. Окончательно перебрался в Москву в 1663 году, занялся там активной преподавательско-просвети-тельной и литературной деятельностью, сделался официально признанным придворным ученым, поэтом и учителем царских детей. Алексей Ми­хайлович и Федор Алексеевич щедро его жаловали за льстивые и пате­тические вирши и богословские трактаты. У талантливого монаха за­велись слуги, собственный выезд, богатый гардероб, ему пожаловали погреб в стене Китай-города для сохранения «ради безбедства от пожа­ров» его вещей. В этом погребе сберегались главным образом рукопис­ные книги. Во славе и почете он окончил дни свои и удостоился пыш­ного погребения¹.

Образованность и творческие способности Симеона несомненны. Он прославился как книгочей и книголюб, владеющий несколькими языками. Ученый книжник не остался в стороне от внутрицерковной борьбы. По поручению царя он горячо полемизировал с заключенным Аввакумом и, по словам последнего, «разошлись, яко пьяни, не могли и поесть после крику»². Не случайно ему было поручено подготовить обличительное сочинение против раскольников и описание деятельно­сти Собора 1666 года, осудившего патриарха Никона. В истории русской культуры Симеону Полоцкому принадлежат почетные титулы первого профессионального поэта и первого профессионального драматурга. Его поэзия признается вершиной русского литературного барокко. Одна из наиболее характерных тем литературно-педагогического творчества Симеона — это прославление чтения, мудрости, философии, книги как средства просвещения. Свой общественный долг он трактовал альтруи­стически: делиться с другими своей «мудростью», быть полезным для окружающих. Мудрость от раздаяния приводит не к скудости, а к умно­жению знаний, — поучал он. Вирши и драматические произведения первого профессионального поэта были главным образом нравственно-поучительны и посвящены «добронравию, яко без оного аки тело без души есть». В том же духе творились им многочисленные устные и пись­менные проповеди.

' Пушкарев Л., Жуков Д. Симеон Полоцкий // Жуков Д. Русские писатели XVII века. М, 1972. С. 197-335.

² Житие протопопа Аввакума, им самим написанное... С. 331.

252

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.3. ДОПЕТРОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

253

 

Осуждая «староверов», С. Полоцкий в своих проповедях в Успенском соборе не стеснялся обличать отсталость всего московского клира. При­езжий эрудит говорил, что премудрость не имеет в Москве, где голову преклонить, и возмущался невеждами, которые смеют называться учите­лями, не быв никогда и нигде учениками: «поистине, это не учители, а мучители». Такие его выступления снискали ему репутацию гордого «латынника». Действительно, Симеон в своей научной и педагогической деятельности ориентировался на латинскую книжность. С ним открыто полемизировал грекофил Епифаний Славенецкий, другой выдающийся выпускник Киево-Могилянской коллегии. В 1676 году Епифаний умер, и оппозицию против придворного «латынника» возглавил сам патриарх Иоаким (правление 1674—1690 гг.).

С воцарением юного Федора Алексеевича его бывший учитель получил полную свободу действий. Эту свободу вдохновенный книжник использо­вал для максимальной самореализации. Поражает его трудолюбие: целые дни он, не разгибая спины, проводил за письменным столом в своей келье в Заиконоспасском монастыре. По словам С. Медведева, «на всякий же день име залог писати по полутетради, а писание его бе зело мелко и уписисто». Желая ускорить публикацию своих трудов, Симеон упросил царя учредить под его началом типографию и освободить ее от духовной цензуры патри­арха. Первой печатной книгой, выпущенной этой типографией, был «Бук­варь языка словенска», составленный Полоцким в 1679 году. Затем после­довали нравоучительные наставления и повести, получившие широкое распространение в обществе. Симеону Полоцкому принадлежит идея учреждения в Москве государственного образовательного учреждения, которая в 1680-е годы воплотилась в Славяно-греко-латинскую академию. О гуманном этическом самоопределении Симеона свидетельствуют его миролюбивые вирши в жестокий «бунташный век». Причину войн он видел в жадности и стяжательстве, в стремлении присвоить себе чужое. Чтобы пресечь кровопролитие, он призывал в «Вертограде многоцветном»:

«Мое» и «твое» речь да упразднится. Вместо же тос «наше» да слышится, Тогда желанный мир во мире будет.

Однако миролюбивый пастырь не осуждал войны праведные, ради защиты от нападения, и провозглашал: «Свободно есть царству гражданы своя защищати». Этим выводом он оправдывал решительный отпор тур­кам и татарам, постоянно угрожавшим южным границам России.

Если теперь свести воедино характерные черты Симеона Полоцкого, получается законченный портрет интеллигента-книжника XVII века,

обладающего обширной начитанностью, литературной одаренностью и гуманистическим этическим самоопределением (альтруизм + толерант­ность + благоговение перед Книгой). Правда, просветительский альтруизм поэта-царедворца не был чужд льстивому конформизму, но я склонен считать это следствием искренних монархических убеждений, а не эго­истических расчетов. Вот характеристика личности Полоцкого, прина­длежащая одному из его биографов: «В лице Полоцкого мы видим одно­го из родоначальников русской демократической интеллигенции. Не за­нимая никаких высоких должностей, Симеон жил результатами своего труда, искренне верил в возможность преобразования русской обществен­ной жизни. Это мог сделать только царь, и Полоцкий обращается к мо­нарху, надеясь, что тот с помощью просвещения создаст условия для идеального управления страной»¹.

В 1680 году Симеон Полоцкий скончался, оставив учеников и в цар­ской фамилии, и среди московского духовенства. Продолжателем научно-педагогической деятельности Симеона стал его любимый ученик Силь­ вестр Медведев (1641-1691). По отзывам современников, он был чело­веком более умным и даровитым, чем его обожаемый учитель. Свидетельством его эрудиции служит составленный им первый русский библиографический труд «Оглавления книг и кто их сложил». Он обладал большой личной библиотекой — более 600 книг на латинском, польском, немецком языках (на кириллице — всего 18 сочинений). Предполагалось, что именно Сильвестр возглавит Академию, задуманную Симеоном Полоцким, но патриарх Иоаким этому воспрепятствовал. Он добился, чтобы во главе открывшейся в 1687 году Славяно-греко-латинской ака­демии встали греческие ученые братья Иоанникий и Софроний Лихуды. В Академии сначала преподавали логику согласно Аристотелю, затем переходили к «физике, или естественной философии», грамматике, пии­тике, риторике, предполагалось изучать психологию, то есть Академия выходила на уровень европейских университетов. К сожалению, Сильвестр Медведев, немало способствовавший организации Академии, был от нее отлучен и стал жертвой политических интриг. Будучи честным и прямо­душным человеком, он усердно почитал своего учителя (до нас дошли 15 редакций его эпитафии Симеона Полоцкого), выступал ревностным защитником царевны Софьи, за что и был арестован после переворота 1689 года. Его подвергли сперва церковному суду, а затем жестоким пыт­кам и обезглавили по приказу Петра².

' ПушкаревЛ., Жуков Д. Указ. соч. С. 330.

² Богданов А. П. Перо и Крест. Русские писатели под церковным судом. М., 1990. С. 352-353.

254

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.3. ДОПЕТРОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ

255

 

На мой взгляд, судьба Медведева — это судьба интеллигента-книж­ ника «бунташного века», до конца сохранившего верность своим гума­нистическим убеждениям. Но не все ученики Полоцкого оказались столь мужественны. Другой мастер силлабической поэзии — Карион Истомин (1640-е гг. — 1722 г.) предательски отрекся от своего учителя Симеона и друга Сильвестра и даже принял участие в составлении извета на Мед­ведева. В итоге он не только не был репрессирован, но получил важный пост справщика в Печатном дворе. К. Истомин — представитель типа интеллигентов-конформистов, который весьма распространен в неокуль­турной среде. Что же касается литературного наследия С. Полоцкого, то его судьба печальна. В 1690 году обскурант патриарх Иоаким предал книги трудолюбивого просветителя анафеме, объявил их еретическими и запретил использовать в церковной практике. Тем не менее во многих монастырских и личных библиотеках сохранились сочинения опального писателя, и это позволило уберечь его имя от забвения.

О секуляризации палеокультурной интеллектности в XVII веке сви­детельствует появление, вместо вольномыслящих еретиков типа стри­гольников или жидовствующих, образованных и креативных диссиден­ тов-интеллектуалов. Назову два имени. Князь Иван Андреевич Хво- ростинин (7-1625) служил кравчим при дворе Лжедимитрия I, где познакомился с польскими обычаями и католической верой. Это не по­мешало ему после непродолжительной ссылки в монастырь при Шуйском храбро сражаться с поляками в 1612 году и свято чтить память патриарха Гермогена. Он играл немаловажную роль при дворе Михаила Романова, но попал в опалу из-за своего циничного диссидентства. Взбунтовавший­ся князь стал отрицать необходимость поста и молитвы, а на страстной неделе 1622 года ел мясо и «пил без просыпу». При этом он называл царя «деспотом русским», писал, что «в Москве людей нет, люд все глу­пый, жить не с кем, сеют землю рожью, а живут ложью», сочинял даже вольнодумные вирши силлабическим размером. При обыске у него нашли латинские книги (он хорошо знал латынь и церковнославянский язык) и образа. В 1622 году Хворостинина сослали в Кирилло-Белозерский мо­настырь, где он вскоре письменно раскаялся в своей ереси, постригся в монахи и умер спустя три года.

Примером диссидента-простолюдина может служить Григорий Карпо­ вич Котошихин (ок. 1630-1667 гг.). В качестве подьячего Посольского приказа Котошихин был в 1657 году включен в состав русского посоль­ства, отправившегося в Дерпт для переговоров со шведами. В это время в Москве по несправедливому обвинению его отца в краже у него са­мого отняли дом и выгнали на улицу жену. Это событие, немыслимое

в Европе, но обычное в России, глубоко уязвило самолюбие гордого подьячего. Он становится шведским шпионом, а в 1664 году бежит в Польшу, затем поселяется в Стокгольме. Здесь по заданию шведских властей Котошихин написал сочинение «Россия в царствование Алексея Михайловича». Дни свои он окончил печально: то ли в пьяной драке, то ли на плахе палача. Но сочинение его не было утрачено. Оно было издано в 1841 году и до сих пор является ценным историко-культурным источ­ником о России XVII века. Я полагаю, что «историка поневоле» Котоши-хина, как и князя Хворостинина, можно отнести к интеллектуалам-циникам.

Интеллектуальный цинизм закономерно соседствует со своим анти­подом — интеллигентским гуманизмом. Появление в окружении «тишай­шего» Алексея Михайловича бояр, соответствующих формуле неокуль­турной интеллигентности, является отчетливой приметой секуляризации российского интеллектного слоя XVII века. Особенно привлекательной фигурой, намой взгляд, является Федор Михайлович Ртищев (1625-1673). Его характеризуют три интеллигентские черты: жажда знания, альтруи­стическая тяга к просвещению, милосердная толерантность. Он устроил в подмосковном Андреевском монастыре вольную светскую школу, куда в 1649 году пригласил за свой счет из Киево-Печерской лавры и других обителей порядка 30 ученых монахов. Прибывшие украинские учителя должны были переводить иностранные книги на русский язык и обучать желающих греческому и латинскому языку, славянской грамматике, ри­торике, философии и другим наукам. Сам Ртищев стал прилежным сту­дентом этой школы и, пользуясь своим положением, заставлял некоторых молодых людей посещать Андреевский монастырь. Разумеется, он под­держивал просветительную деятельность Симеона Полоцкого.

Федор Михайлович считал полезной церковную реформу, начатую патриархом Никоном, но он не одобрял жестоких методов ее осущест­вления. Он с равным уважением относился к тем, кто крестился двумя, и к тем, кто крестился тремя перстами, устраивал у себя дома диспуты противных сторон, не допускал фанатического экстремизма. В 1664 го­ду после возвращения из ссылки протопоп Аввакум нашел у Ртищева радушный прием. Федор Ртищев прославился благотворительностью: он устраивал для больных и нищих госпитали и приюты, тратил большие деньги на выкуп русских пленных у татар, помогал иноземным пленни­кам, находившимся в России, и узникам, сидевшим в тюрьмах за долги. В. О. Ключевский писал: «Своим влиянием царского любимца Ртищев пользовался, чтобы быть миротворцем при дворе, устранять вражды и столкновения, сдерживать сильных и заносчивых или неуступчивых

256

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

людей вроде боярина Морозова, протопопа Аввакума и самого Никона. Такая трудная роль тем легче удавалась Ртищеву, что он умел говорить правду без обиды, никому не колол глаз личным превосходством, был совершенно чужд родословного и чинного тщеславия, ненавидел мест­нические счеты»'. По всем показателям Федор Михайлович Ртищев со­ответствует чрезвычайно редкой фигуре боярина московского двора — ин­ теллигента-гуманиста. К сожалению, я не могу никого поставить рядом

с ним.

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (1607-1680) — первый русский дипломат, завоевавший европейское признание своей образован­ностью (он знал математику, латинский, немецкий, польский языки) и талантом политика и государственного деятеля. В сложных переговорах со Швецией и Речью Посполитой Ордин-Нащокин показал себя сторон­ником мирного решения спорных вопросов, что не всегда совпадало с мнением государя. В 1671 году он отказался выполнять дипломатическое поручение царя и покинул Посольский приказ. В феврале 1672 года он постригся в монахи. В. О. Ключевский характеризовал его следующим образом: «говорун и бойкое перо», «тонкий, цепкий и емкий ум», «вдум­чивый и находчивый», «мастер своеобразных и неожиданных политичес­ких построений». «Такое направление ума совмещалось у него с неуго­монной совестью, с привычкой колоть глаза людям их несообразитель­ностью. Ворчать за правду и здравый рассудок он считал своим долгом и даже находил в том большое удовольствие»². В деятельности боярина Афанасия Лаврентьевича мне не удалось обнаружить альтруистических мотивов, поэтому я склонен отнести его к интеллигентам-снобам.

К этому же типу интеллигентов относится Артамон Сергеевич Мат­веев (1625-1682), сменивший Ордина-Нащокина на посту руководителя Посольского приказа. В его дипломатический актив можно записать воссоединение Украины с Россией. Интересы Матвеева не ограничивались политикой. Его привлекали такие, казалось бы, далекие сферы, как ме­дицина, театр, история. В 1670-х годах он возглавил Аптекарский приказ и одновременно создал «комедийную группу», которая давала театраль­ные представления. Кроме того, Матвеев известен как один из авторов книг по официальной истории российского государства. Он показал себя решительным сторонником западных нововведений; был первым моск­вичом, открывшим в своем по-европейски убранном доме журфиксы,

¹ Ключевский В. О. Сочинения: в 8 т. М., 1957. Т. 3: Курс русской истории. Ч. 3.
С. 330-331.

² Там же. С. 337.

2.4. КРОВАВАЯ МГЛА НЕВЕЖЕСТВА И КНИЖНАЯ КОММУНИКАЦИЯ                                                           257

которые проходили без попоек и с участием хозяйки (неизвестное в до­мостроевской Москве новшество). После смерти Алексея Михайловича завистливые бояре расправились с интеллигентным западником: его лишили чинов и поместий и отправили в ссылку. Через несколько лет ему удалось вернуться в Москву, но только для того, чтобы стать жертвой дикой расправы во время Стрелецкого бунта в мае 1682 года.

Наконец, нельзя не вспомнить царевну Софью (1657-1704), которую даже ее враги почитали как женщину умную, честолюбивую и образо­ванную. Она была прилежной ученицей Симеона Полоцкого, который посвятил ей вирши, где прославлял ее стремление к обретению мудрости и знания путем чтения «церковных книг» и «отеческих свитцев». Вероят­но, просвещенная царевна знала польский язык и латынь, а также сочи­няла стихи, подражая своему учителю. Я думаю, что можно назвать Софью не только первой женщиной — правительницей государства Рос­сийского, но и первой русской женщиной-интеллектуалом допетровско­го поколения. Погубила ее гордыня, претензия на равное положение с братьями-царями. В 1686 году она принимает титул «самодержицы», дает публичные аудиенции иностранным послам, жалует к руке, день ее именин справляется как официальный праздник, ее изображение грави­руется на медалях. Семнадцатилетний Петр не мог это перенести.

Секуляризация допетровского интеллектного слоя сопровождалась разделением его на три партии, ведущие друг с другом непримиримую идеологическую борьбу: оппозиционное государству и РПЦ старообряд­чество; консервативная ортодоксальная партия во главе с патриархом, ориентированная на греческую (византийскую) образованность; запад­ническая партия, объединяющая религиозных реформаторов «латинян» и светских интеллигентов. Идеологические конфликты — обычное явле­ние неокультуры, и допетровское поколение впервые, так сказать, «руси­фицировало» это явление.

2.4. КРОВАВАЯ МГАА НЕВЕЖЕСТВА И КНИЖНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

Мы по необходимости кратко охарактеризовали три палеокультурных поколения русских интеллигентов и интеллектуалов: древнерусское, старомосковское, допетровское. По уровню образованности и креатив­ности, по этическому и религиозному самоопределению эти поколения

258

Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

2.4. КРОВАВАЯ МГЛА НЕВЕЖЕСТВА И КНИЖНАЯ КОММУНИКАЦИЯ

259

 

существенно не отличались от прочей массы населения, относящейся к полуинтеллектному или неинтеллектному слою. Что представляла собой в культурном отношении эта масса? О культуре жителей Московии XV-XVII веков можно составить представление по свидетельствам ино­странцев, посетивших нашу страну в это время. Я имею в виду хорошо известные произведения А. Контарини, С. Герберштейна, Дж. Горсея, Ж. Маржерета, А. Олеария, Де ла Невилля¹. Общее мнение заезжих на­блюдателей о русском народе неплохо передают стихотворные послания-памфлеты из России XVI века, принадлежащие английскому джентльме­ну Джорджу Турбервиллю (1540-1610):

И холод, грубость их людей, и князя их коварство,

Священниками и монахами наполненное царство.

Мужчины вероломны, будто бы у турков переняли все манеры,

Распутны женщины, и в храмах идолы поставлены без меры.

Народ здесь груб, к порокам низким склонен,

Пьянство в их природе, и этот люд лишь свиты Бахуса достоин,

А если голова у них когда-нибудь трезва,

То и с подсказкою шагнут едва-едва...²

Так создавался отталкивающий образ дикой Московии в глазах циви­лизованных европейцев. Большинство иностранных авторов относились к русскому люду презрительно и высокомерно, их суждения небеспри­страстны и часто поверхностны. Поэтому особенно интересно прислу­шаться к умному и наблюдательному доброжелателю, почти 20 лет про­жившему в России. Юрий Крижанич (ок. 1618-1683 гг.), хорват по рождению и католический пастор, в 1659 году самовольно сбежал из папского Рима в православную Москву. Будучи горячим панславистом и считая Московию центром славянского возрождения, он занялся в Москве лингво-филологической работой — созданием всеславянского языка. В 1661 году по неизвестной причине его отправили в Тобольск с поручением «быть у государевых дел, у каких пристойно». В Сибири он 15 лет занимался славянской филологией, имея полный досуг. В 1676 году царь Федор возвратил Крижанича в Москву, и через год, объявив свое подлинное вероисповедание, хорват покинул Россию. Памятником его пребывания в Сибири остался труд «Политика»³, где автор делится сво­ими «политическими думами»: