Был он видом весьма противен, Сердцем подл, но не в этом суть. Исторически прогрессивен Оказался им избранный путь.
И. Коржавин
В старомосковскую эпоху из прикладных функций Русской православной церкви наиболее значимой и исторически весомой оказалась
1 Ключевский В. О. Сочинения: в 9 т. М., 1987. Т. 2: Курс русской истории. Ч. 2. С. 47.
ПФ-7 Политическая функция. РПЦ вскормила самодержавие с его идеологией единоличного владения землей Русской1, сыграв тем самым важнейшую роль в строительстве централизованного государства. Собирание русских земель, как известно, представляло собой многовековой (XIV-XVI вв.) процесс присоединения удельных княжеств и вольных городов к территории Московского княжества. Различаются три этапа этого процесса, каждый из которых связан с именами выдающихся церковных иерархов.
I этап — первая половина XIV века: начало возвышения Москвы, обеспеченное коварством и бережливостью Ивана I Калиты (7-1340) и его благоразумных детей Симеона Гордого (1316-1353) и Ивана II Красного (1326-1359). Московские князья, Иван Калита прежде всего, дальновидно привечали русских митрополитов, выбравших в 1299 году своей резиденцией Владимир. А соперники Калиты, владимирские и тверские князья, негостеприимно отнеслись к церковным иерархам и жестоко поплатились за это. Митрополит Петр (время служения 1308-1326 гг.), имевший подворье в Москве, вмешиваясь в княжеские междоусобицы, неизменно был на стороне москвичей. Под конец дней своих Петр сделал Москве драгоценный подарок: он завещал похоронить свой прах не во Владимире, что соответствовало бы его церковному чину, а в Москве, которая не была резиденцией митрополита. Иван Калита спешно возвел каменную Успенскую церковь, в стене которой и был погребен Петр. Его преемник грек Феогност (1326-1353) официально провозгласил Москву своей резиденцией и продолжил политику возвышения Москвы. Он добился от константинопольского патриарха канонизации своего предшественника Петра (1339), что создало Москве ореол православной святости и чудотворства. Феогност скончался в Москве, завершив свою заботу о Московском княжестве выдвижением на пост своего преемника москвича инока Алексия, одного из наиболее прославленных деятелей РПЦ.
II этап — вторая половина XIV и первая половина XV века — время деятельности внука Калиты Димитрия Ивановича Донского (1350-1389), его сына Василия I Димитриевича (1371-1425) и внука Василия II Темного (1415-1462). Особенность этого столетнего этапа — стремительное возвышение Москвы как крупнейшего и сильнейшего княжества, носителя идеи общерусского единства, родившейся на поле Куликовом (1380), и центра православной духовности.
Митрополит Алексий (время служения 1353-1378 гг.) в течение 25 лет был активной политической фигурой. Он был сыном родовитого боярина,
1 Название «Россия» возникло в конце XV века и до петровского времени употреблялось наряду с топонимами «Русь», «Русская земля», «Московия», «Московское царство» и т. п.
204
Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
205
крестником Ивана Калиты и получил отличное образование: «еще детищем буда, — говорит его "Житие", — изучися всей грамоте и в уности сый всем книгам извыче». В юношеском возрасте он постригся и удивлял всех строгостью своих иноческих подвигов. Митрополит Феогност заприметил способного юношу, приблизил его к себе и стал готовить в качестве преемника. После смерти владыки Алексию пришлось поехать в Константинополь, где в течение года он проходил испытания при патриаршем дворе. В конце концов он получил посвящение в митрополита Киевского и всея Руси и с почетом вернулся в Москву. Алексий поддерживал тесные связи с московским княжеским домом. Он был опекуном князя Ивана Ивановича во время его недолгого правления (1353-1358) и сохранил опекунство над малолетним его сыном Димитрием. Митрополит использовал завоеванный им авторитет в Орде для того, чтобы добиться в 1363 году великокняжеского ярлыка для 13-летнего Димитрия. Большое внимание митрополит Алексий уделял церковному строительству, он украшал родной город каменными храмами, основал три монастыря. Но он не страдал кроткой толерантностью. Его властное пасторское вмешательство, вплоть до отлучения от церкви и придания анафеме, обезоруживало врагов Москвы. Летописи признают, что Алексий не всегда был этически безупречен: в 1367 году он вместе с князем Димитрием заманил в Москву тверского князя Михаила и пытался вероломно лишить его свободы, но этому помешали слухи о приближении послов из Орды. Алексий вовлекал в политические акции даже Сергия Радонежского. По приказу владыки старец закрыл все храмы в Нижнем Новгороде, чтобы утихомирить удельных князей. Г. П. Федотов замечает: «Нет сомнения, что в своих политических шагах преподобный Сергий руководился волей митрополита Алексия, совмещавшего сан святителя с властью правителя государства»1. Учитывая использование силы для достижения политических целей, есть основания для того, чтобы отнести преподобного Алексия к священнослужителям-интеллектуалам.
После кончины митрополита Алексия вокруг Московской митрополии развернулась международная интрига, где в роли режиссеров выступали то амбициозные московские князья, то властолюбивые константинопольские патриархи. Каждая сторона выдвигала на авансцену собственные интеллектуальные фигуры. Любимцем великого князя Димитрия Ивановича был поп Митяй. Летописцы живописали его следующим образом: «Статный мужчина высокого роста, с красивым лицом, большой окладистой бородой и изящными манерами. Громкий приятный голос вместе
1 Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 177.
с отчетливостью произношения делал его артистом при богослужении, а специальный дар красноречия в связи с исключительно громадной начитанностью и феноменальной памятью — изумительным оратором. Широкие энциклопедические познания в книгах самого разнообразного содержания давали ему возможность и в светском обществе быть очаровательным собеседником. Природный ум стяжал ему авторитет дельца, мудрого советчика во всевозможного рода делах»1. Не удивительно, что князь Димитрий определил Митяя своим духовником и хранителем печати, а затем склонил владыку Алексия написать завещательную грамоту на передачу митрополии княжескому фавориту. Несмотря на то что Митяй не имел иноческого чина и от него «веяло духом антимонашества» (чем объясняется оппозиция ему со стороны Сергия Радонежского и других нестяжателей), Алексий согласился с его кандидатурой. Возможно, РПЦ имела бы в лице Митяя энергичного и просвещенного митрополита-интеллектуала, но последний неожиданно скончался по дороге в Константинополь.
Пренебрежем последующими актами этой увлекательной московско-константинопольской интриги и обратимся к ее финалу: в конечном счете престол митрополита «всея Руси» занял византийский ставленник и московский патриот Киприан (время служения 1390-1406 гг.). Некогда болгарский инок, получивший образование на Афоне, потом — доверенное лицо патриарха, представитель последнего в качестве митрополита Киевского Киприан (Кипианос), выдержав тяжелую многолетнюю борьбу с конкурентами, приехал в Москву с этическим самоопределением византийского интеллектуала2. Он проявил себя искушенным политиком и дипломатом, способствовавшим укреплению культурных и экономических связей Византии и Московии, церковным писателем и реформатором литургической практики, зачинателем сводной московской летописи. Своей выдающейся разносторонней деятельностью в духе возвеличения Москвы и расширения ареала Русской церкви, он вошел в пантеон ее прославленных и канонизированных святителей.
Политику Киприана продолжил митрополит Фотий (1408-1431), присланный из Константинополя. Фотий сыграл решающую роль в династическом споре, разгоревшемся после смерти Василия I. Только благодаря помощи митрополита Василию II удалось закрепиться на великокняжеском столе. Правда, дорогой ценой: он был ослеплен своим соперником и двоюродным братом Димитрием Шемякой и получил
1 Карташев А. В. Указ. соч. С. 323.
2 Оболенский Д. Указ. соч. С. 527-545.
206
Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
207
прозвище «Темный». Свой долг РПЦ Василий Темный отдал в 1441 году, когда решительно воспрепятствовал присоединению Русской церкви к унии православной и католической церквей.
В итоге второго этапа собирания русских земель территория Московского княжества увеличилась в 30 раз. Если Иван Калита владел пятью городами — Москвой, Коломной, Можайском, Звенигородом, Серпуховом и общая площадь его владений составляла 28 тысяч км2, то у Василия Темного было 840 тысяч км2 с большими и богатыми городами Нижний Новгород, Кострома, Дмитров. РПЦ способствовала консолидации приобретенных земель вокруг столичной Москвы.
III этап — вторая половина XV — XVI век — время формирования русского самодержавия и завершение собирания русских земель под эгидой Москвы. Это время деятельности Ивана III (1440-1505; великий князь с 1462 г.): присоединение Ростовского княжества (1474), Новгородской земли (1478), Твери (1485), Вятки (1489) и свержение татарской зависимости (стояние на Угре в 1480 г.); Василия III (1479-1533, великий князь всея Руси с 1505 г.): присоединение Пскова (1510), Смоленского княжества (1514), Рязанского княжества (1517); Ивана IV (1530-1584, в 1547 г. венчан на царство): присоединил Казанское (1552) и Астраханское (1556) ханства, начал (ок. 1581г.) завоевание Сибирского ханства, в Ливонской войне (1558-1583) за Прибалтику потерпел поражение. Хотя значительная часть исконно русских земель еще находилась в составе Великого княжества Литовского и Польши (в том числе Галицко-Волынское княжество, Белоруссия с городами Полоцк, Орша, Минск, Украина с Киевом и Приднепровьем), историческая задача создания самостоятельного централизованного русского государства была решена.
РПЦ, пользуясь исключительным авторитетом и доверием русского народа, могла бы превратить Русь в теократическое государство, то есть последовать примеру римского папства, провозгласившего, что духовная власть выше светской. Но русские митрополиты, следуя византийскому канону, никогда не претендовали на суверенное управление государством. Предел их амбиций состоял в достижении автокефалии (независимости) от константинопольского патриархата. Решающий шаг к этому был сделан в середине XV века, когда Василий II изгнал митрополита-униата Исидора, подписавшего Флорентийскую унию об объединении христианских церквей под эгидой Папы Римского. РПЦ поддержала решительного князя, а не «латинствующего» предстоятеля, и таким образом автокефалия была достигнута. Освободившись от власти чужеземного патриарха, Русская церковь тут же безоговорочно признала верховенство своей светской власти и продолжила добросовестное служение ей. Можно
сказать, что РПЦ, вскормив самодержавие, добровольно сделалась его вассалом.
В декабре 1448 года собор русских епископов поставил на кафедру митрополита Московского епископа Иону, ставленника московского князя. Иона исполнял обязанности митрополита в 1448-1461 годах. Он всегда был верным сторонником Василия Темного в его династических спорах, смирял мятежных новгородцев и вятичей, защищал интересы Москвы в Орде, требовавшей дани, был постоянным советником в государственных делах, в сношениях с другими странами. Во время его правления в 1453 году Константинополь был взят турками, и это послужило дополнительным доводом в пользу автокефалии. Теперь не могло быть и речи о назначении предстоятелей РПЦ из константинопольской патриархии (хотя патриархи отказались от унии и вернулись к каноническому православию). После кончины Ионы согласно его завещанию был избран митрополитом Ростовский архиепископ Феодосии (1461-1464). Феодосии был первым митрополитом, которого князь московский утвердил в сане (инвестировал) единолично, подобно византийским императорам, инвестировавшим патриархов. Поскольку светская власть возводила на престол церковных владык, она по статусу своему оказалась выше их. Автокефальная церковь, как и ее предшественница, послушно продолжила интеллектуальное «кормление» великих князей, взяв на себя идеологическое обоснование русского самодержавия.
Основоположником идеологии православного самодержавия является преподобный Иосиф Волоцкий (1439/40-1515), игумен Иосифо-Волоцкого монастыря, инициатор церковно-политического движения, названного иосифлянством. Жестокая и непримиримая борьба интеллектуалов-иосифлян с интеллигентами-нестяжателями обусловила идейное и духовное своеобразие старомосковской эпохи. О нестяжателях, Ниле Сорском, олицетворяющем старомосковскую интеллигентность, и византийском интеллигенте-гуманисте Максиме Греке уже говорилось. Теперь обратимся к личности Иосифа Волоцкого — воплощению старомосков ской интеллектуальности.
Иосиф (в миру — Иван Санин) происходил из богомольной семьи волоколамских дворян. В семь лет выучив Псалтирь, а в восемь научившись читать «все божественные книги», мальчик стал чтецом и певцом в церкви. К иноческому служению Иосиф приобщился в Боровском монастыре, известном своим строгим режимом. Игумен монастыря так высоко оценил «крепкий и непоколебимый ум» инока Иосифа, что избрал его своим преемником. Но молодой игумен недолго пробыл в Боровске. Его увлекла идея основания идеального монастыря на родине, в лесах
208
Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
209
под Волоколамском. Идею поддержал местный удельный князь Борис, родной брат Ивана III и его бояре. Через семь лет был воздвигнут великолепный каменный храм, расписанный «хитрыми живописцами», знаменитым Дионисием и его учениками. Храм обошелся в тысячу рублей — сумма громадная по тем временам, в пять раз превышающая стоимость обычной каменной церкви. Монастырь Иосифа сразу сделался аристократической обителью: среди его пострижеников преобладали боярские сыновья, он имел обширные земельные владения, получал богатые вклады. Однако устав монастыря был достаточно суров, и игумен сам подавал пример в «аскетическом делании». При этом Иосиф обладал вкусом к церковному благолепию, который сочетался в нем с практическим умом, с большим талантом хозяина и строителя. Он не только принимает пожертвования, но умеет и заставить их прибывать в богатую монастырскую казну.
Зачем ему это богатство, от которого убегали в пустынные скиты нищие нестлжатели? Иосиф оправдывает свое «стяжательство» тем, что «надобно церковные вещи строити, святые иконы и святые сосуды и книги, и ризы, и братство кормити... и нищим и странным и мимоходящим давати и кормити». Однако Г. П. Федотов склонен усомниться, что движущим мотивом деятельности волоколамского игумена было альтруистическое «сострадание к бедняку», а не эгоистическая забота о собственной душе. «Не из сострадания, — пишет он, — а из христианского долга проистекает общественное служение Иосифа»1. Действительно, разумный интеллектуал не склонен поддаваться эмоциям сочувствия и сострадания. Но нельзя не прислушаться к С. С. Аверинцеву, который предупреждает: «Все отнюдь не просто: мы должны быть очень осторожны, чтобы не увидеть вместо реального Иосифа Волоцкого карикатуру на него, к чему наше, что называется "интеллигентское" сознание естественным образом склонно. Тот же самый преподобный Иосиф, чьей жестокости мы готовы ужаснуться, в лихолетье был заботливым кормильцем сотен голодающих, попечителем детей, брошенных родителями... Будь он "нестяжателем" в духе преподобных Нила Сорского или Максима Грека, а не крутым хозяином, ему не на что было бы осуществлять столь широкую благотворительность»2.
При исключительных дарованиях, учености и воле преподобный Иосиф не мог ограничиться внутримонастырскими заботами. Он обладал
1 Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 216.
2 Аверинцев С. С. Византия и Русь: два типа духовности. Статья вторая: Закон и ми
лость. С. 233.
политическим мышлением, которое подсказало ему, что только в самодержавии может заключаться богоответственная власть, способная обеспечить покой и порядок на Руси. Он писал: «Царь естеством подобен всем человекам, властью же подобен высшему Богу». Следуя доводам своего жестокосердного разума, волоцкий игумен лично убеждал сдержанного Ивана III, что царям подобает еретиков в заточение посылать и лютым казням предавать. Нельзя верить их покаянию: пожизненное отлучение от церкви и заточение в темницу — вот участь раскаявшегося грешника. Милосердные заволжские старцы, ученики Нила Сорского, протестовали против языческой суровости, но московские самодержцы прислушивались к голосу Иосифа и повелевали «языки резати, иных огню предати». Неумолимую нетерпимость проявлял Иосиф и к своим церковным оппонентам, прежде всего к смиренным и кротким нестяжателям. Против нестяжательства ополчились не только иосифляне, но и большинство священнослужителей, опасавшихся потерять церковное имущество. Нестяжательство было осуждено на церковных соборах, его лидеры были репрессированы. В 1450-е годы заволжские нестяжатели подверглись настоящему разгрому за снисходительное отношение к еретикам, часто искавшим спасения в заволжских лесах. Они давали у себя убежище гонимым вольнодумцам, движимые, конечно, не сочувствием к их учениям, а нежеланием участвовать в пролитии крови. Заволжье было объявлено «гнездом ереси» и многие нестяжатели были осуждены на заточение, их скиты разрушены, остальные старцы разбрелись по глухим местам Русского Севера.
Так было разгромлено целое духовное направление, отличающееся палеокультурной интеллигентностью и гуманностью. Восторжествовало иосифлянство, практичное и беспощадное, духовное орудие самодержавия и воплощение палеокультурной интеллектуальности. Победа идеологии и этики иосифлян наложила свой отпечаток на всю последующую историю России. Палеокультурные интеллектуалы оказались сильнее палеокультурных интеллигентов. Могло ли быть иначе? Что было бы, если русские люди прислушались бы к голосу кротких нестяжателей? Над этим вопросом задумался в середине XX века историк церкви А. В. Кар-ташев и пришел к следующему «историософскому выводу»: «Если не диктовать древней русской истории современных нам оценок и программ, а признать органически неизбежным генеральный ход ее по безошибоч ному инстинкту биологического самоутверждения (а не буддийского самоотрицания), то надо нам, историкам церкви, пересмотреть банальное, пресное, гуманистическое оправдание идеологии и поведения «заволж-цев» и признать творческую заслугу величественного опыта питания
210
Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
211
и сублимации московско-имперского идеала, как созидательной формы и оболочки высочайшей в христианской (а потому и всемирной) истории путеводной звезды — Третьего и Последнего Рима» (курсив мой. — А. С.)]. Проще говоря, исторически прогрессивным признается московско-имперский идеал Третьего Рима, разработанный интеллектуалами-иосифлянами, а не анахоретско-гуманистическая идеология интеллигентов-нестяжателей.
Не могу полностью согласиться с этим выводом. Разработка концепции Третьего Рима, первой русской национальной идеи — бесспорная «творческая заслуга» государственников-иосифлян. Однако утрата смиренной кротости и бескорыстия человеколюбивых нестяжателей обусловила нравственную деградацию общества и эскалацию неограниченного произвола самодержавия. Нарастание этих негативных тенденций стало одной из причин Смуты, покаравшей деморализованную Московию в начале XVII века. Иосифляне, обожествлявшие царскую власть, ставили ее выше человеческих законов, развращая безнаказанностью и развращаясь сами. При этом Иосиф Волоцкий чтился выше всех других «новых» чудотворцев и в московской иерархии святости занял место непосредственно за преподобными Сергием Радонежским и Кириллом Белозерским.
Крайности, как известно, сходятся. Поэтому не удивительно, что в стане иосифлян деспотизм соседствовал с конформизмом. Воплощением беспринципной политики угодливости и услужливости стала деятельность ученика Иосифа митрополита Даниила, занимавшего престол в 1521-1539 годах. Раболепной преданностью великому князю и безоговорочной защитой его интересов, которая не останавливалась перед нарушением церковных канонов, вероломством и клятвопреступлением, он сумел стать доверенным исполнителем княжеской воли, даже крестным отцом сыновей Василия III. Пользуясь поддержкой светской власти, мстительный митрополит жестоко расправился с ненавистными ему нестяжателями. Именно Даниил выступил обвинителем на церковных соборах, осудивших смиренномудрого Максима Грека.
Интеллектуальные питомцы Иосифо-Волоцкого монастыря стали высшими иерархами РПЦ XVI столетия, идеологами русского самодержавия. Если их идейные противники нестяжатели утверждали, что всякое земное царство лежит в грехе, а путь во «внесветное» Царство Божие состоит в уходе от мира в иноческое уединение, то иосифляне видели спасение в установлении православного государства, которое
1 КарташевА. В. Указ. соч. С. 414-415.
сольет себя с церковью. Живя в таком государстве, повинуясь его власти, исполняя его законы, христианин тем самым исполняет предписания религии, живет праведной жизнью и спасается. Если нестяжатели требовали разделения светской и церковной власти, то иосифляне выступали за их слияние, за использование государственной мощи в интересах РПЦ. Иосифлянские идеологи были первыми правоведами-государственника ми на Руси.
После падения Константинополя идея особой исторической миссии РПЦ, можно сказать, носилась в воздухе. Ее принесли с собой греческие эмигранты, бежавшие под защиту московских государей. Впервые эта идея прозвучала в «Повести о белом клобуке», где говорится, что белый клобук1 — символ чистоты православия, после пребывания в Риме и Константинополе попал на Русь, ибо там «благодать Святого Духа воссия». Аналогичные мотивы звучат в «Послании о Мономаховом венце», появившемся около 1523 года. Хрестоматийную формулировку сложившихся в русском обществе представлений о новых правах и обязанностях русского государства и его самодержавных правителей дал старец псковского Елизарова монастыря Филофей в своих посланиях к дьяку Мисю-рю Мунехину и русским самодержцам — сначала Василию III, а затем Ивану IV Первое датируется 1523-1524 годами, а последующие — 1530— 1540-ми2. Филофей сокрушается, что в настоящее время «вся христианская царства потопишася от неверных; токмо единого государя нашего царство едино благодатию Христовой стоит». Отсюда Филофей, обращаясь к московским самодержцам, делает вывод: «Един ты во всей поднебесной христианам царь, защитник веры и церкви Христовой. Вся христианския царства снидошася в твое едино: яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти; уже твое христианское царство инем не останется».
Послание Филофея Ивану IV не пропало даром. Деспотичный государь использовал идею «Москва — Третий Рим» для оправдания своих репрессий, заменив сакральный смысл этой формулы смыслом политическим. Государственники-иосифляне, опираясь на поддержку светской власти, добились автокефалии РПЦ, но добытая ими духовная гегемония была использована неоднозначно. С одной стороны, старомосковская эпоха — «золотой век» иконописи, своеобразного русского зодчества, активного монастырского строительства, стремительного расширения
1 Клобук — монашеский головной убор цилиндрической формы, покрытый ниспада
ющей на плечи тонкой тканью. Монашеский клобук черного цвета.
2 Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции
(XV-XVI вв.). М, 1998.
21 2 Глава 2. ПАЛЕОКУЛЬТУРНЫЕ ПОКОЛЕНИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
2.2. СТАРОМОСКОВСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
213
государственных пределов, которое сопровождалось цивилизаторским воздействием на язычников северных и восточных областей. О прогрессивных изменениях в мировоззрении интеллектуальной элиты свидетельствует художественная литература, где, по словам Д. С. Лихачева, наметился «отход от теологической точки зрения на человека»1. С другой стороны, старательные ученики преподобного Иосифа проводили жесткую консервативно-охранительную политику, ненамеренно, а может быть, и намеренно культивируя невежество и косность, подавляя образовательно-просветительную функцию РПЦ (ПФ-2). В XV веке грамотность на Руси сохранилась лишь в среде немногочисленных монахов-книжников, а среди белого духовенства неграмотных священников, служивших «по памяти», было большинство. Бояре же позабыли «про всякую книжность и про всякие книги, давно переставшие считаться барским делом»2.
Причем, по наблюдениям В. О. Ключевского, ментальность старомосковского грамотея отличалась не в лучшую сторону от ментальности книжника предыдущего поколения. Воодушевленный победами русского оружия и возомнив себя, жителя Москвы — Третьего Рима, единственным блюстителем православия, книжник XV века, недавний «новоук» благочестия, утратил прежнее смирение и возгордился. Раньше высшей похвалой для образованного русского человека было сказать о нем, что он «муж книжен и философ», теперь тщеславный книжник поучал: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов». Этот словоблуд, уверенный, что все можно понимать, ничего не зная, заявлял о себе: «Не учен диалектике, риторике и философии, но разум Христов в себе имею». В. О. Ключевский называет нарисованный социальный портрет «вторым типом русского интеллигента»3. Не могу согласиться с этим приговором. Описанный грамотей-невежда относится не к интеллигентам, а в лучшем случае — к полуинтеллектуалам Московского царства, которых во все времена было предостаточно. А драгоценный огонек старомосковской интеллигентности смиренномудрые нестяжатели унесли в заволжские леса, где он каким-то чудом теплился. Не напрасно Нил Сорский называл книги, «божественные писания» главными наставниками в жизни и не принимал неграмотных в основанный им скит «заволжских старцев».
1 Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 2006. С. 24.
2 Голубинский Е. Е. История русской церкви: в 2 т. М., 1911. Т. 2. Вторая половина
тома. С. 128.
3 Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. С. 302-305.
Ради полноты всемирной панорамы вспомним, что в католической Европе XV-XVI века были временем Высокого Возрождения, Реформации и Контрреформации, кипения религиозной и светской мысли. Там расширялась сеть университетов, распространялись идеи гуманистов, зарождалась опытная наука. Консервативные русские святители воспринимали подобные явления как свидетельства впадения Европы в ересь: «Еретическая церковь сегодня так, а наутро иначе творит, шатается всюду и всюду, то прибавит, то убавит догматов своих; истинная же церковь незыблемо стоит». Воинствующее московское православие ревниво оберегало свою паству от искушений «латинства», «папства», особенно высокоумного «жидовства» и, проводя политику изоляционизма, беспрепятственно руководило целомудренным сознанием обитателей Святой Руси. Английский авантюрист Я. Маржерет, живший в России в 1590-1606 годах, проницательно заметил: «невежество русского народа есть мать его благочестия».
Еще более проницательный Ф. М. Достоевский рассмотрел лживость построенного на невежестве благочестия. Напомню его слова: «Лжи и фальши в допетровской Руси — особенно в московский период — было довольно... Ложь в общественных отношениях, в которых преобладало притворство, наружное смирение, рабство и т. п. Ложь в религиозности, под которой, если и не таилось грубое безверие, то, по крайней мере, скрывались или апатия, или ханжество. Ложь в семейных отношениях, унижавшая женщину до животного, считавшая ее за вещь, а не за личность... В допетровской московской Руси было чрезвычайно много азиатского, восточной лени, притворства, лжи»1. Смута стала «моментом истины», когда тайные грехи стали явными преступлениями.
2.2.3. Лики старомосковских царей
Едет царь на коне, в зипуне из парчи, А кругом с топорами идут палачи, — Его милость сбираются тешить, Там кого-то рубить или вешать.
А. К. Толстой
В древнерусской литературе и иконописи, как отмечал Д. С. Лихачев, господствовал «монументальный стиль в изображении человека», исключающий индивидуально-психологические характеристики, вследствие
