Поиск: Рекомендуем: Почему я выбрал профессую экономиста Почему одни успешнее, чем другие Периферийные устройства ЭВМ Нейроглия (или проще глия, глиальные клетки) Категории: Астрономия Биология География Другие языки Интернет Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Механика Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Транспорт Физика Философия Финансы Химия Экология Экономика Электроника

Главная О нас Популярное ТОП Новые страницы Случайная страница Контакты FAQ ЗАКАЗАТЬ РАБОТУ Новая книга о Русской интеллигенции 6 страница ⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

ства»¹. Нетрудно отыскать компромат, порочащий признанных интелли­гентов-гуманистов, живых символов интеллигентности. У интеллигента есть право на ошибку, потому что нет безгрешных людей. Как сказано в словаре В. И. Даля: «грех не беда, да слава нехороша».

Размытость этических понятий позволяет использовать наши логи­ческие формулы в качестве алгоритмических предписаний распознавания интеллигентов и интеллектуалов только при условии учета культурно-исторических реалий. Формулы интеллигентности и интеллектуальности представляют собой абстрактные структуры, подлежащие конкретизации в зависимости от места и времени, то есть от поколения интеллигенции. Дело в том, что силовое столкновение не всегда вызывает осуждение общества. Например, дуэль входила в кодекс дворянской чести как эти­чески оправданное действие. Поэтому разрешить антиномию толерант­ности и насилия очень трудно².

Методологическое замечание 3. Объективность, как известно, — важ­нейшее требование научного познания. Исследование интеллигенции не соответствует этому требованию, поэтому интеллигентоведение изоби­лует субъективным мифологическим знанием. Есть ученые, видящие «корень зла» в том, что к интеллигенции предъявляются морально-этиче­ские требования типа интеллигент не может быть безнравственным. Морализаторство осуждается как антинаучный и претенциозный прием, поскольку суждение о нравственности интеллигенции выносит не объ­ективный арбитр, а интеллигент-исследователь, который не может быть беспристрастным, ибо он сам относится к интеллигенции. Чтобы разо­блачить нелепые претензии на этическую безупречность, напоминают о травле честных правдолюбцев, склоках, холуйстве и прочих безобразиях в интеллигентской среде и высказывают опасение, что «при нравственном подходе к определению интеллигенции она просто исчезнет, нуллифици­руется как слой»³.

Для объективации интеллигентности и получения «реального науч­ного определения интеллигенции» рекомендуются принципы системности и историзма. В результате применения этих принципов вместо сомни­тельно нравственных интеллигентов появляются «интеллектуалы как

¹ Соколов К. Б. Мифы об интеллигенции и историческая реальность // Русская интел­
лигенция. История и судьба. М., 1999. С. 153.

² Антиномию строгости и кротости в христианской святости С. С. Аверинцев обсуж­
дает в статье: Византия и Русь: два типа духовности. Статья вторая: Закон и милость //
Новый мир. 1988. № 9. С. 227-239.

⁵ Фурсов А. И. Интеллигенция и интеллектуалы // Кустарев А. Нервные люди: очерки об интеллигенции. М., 2006. С. 52.

60

Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

61

слой лиц рационального умственного труда, обслуживающий определен­ный исторический тип производства, занимающий особое место в обще­ственном разделении труда» (с. 57).

Нетрудно понять, что данный «интеллектуал» соответствует формуле интеллектности, и объективно оценить его образованность и квалифи­цированность, соответствующие «историческому типу производства», действительно вполне возможно. Однако вместе с устранением этоса снимаются различия между интеллигентом и интеллектуалом, формулы интеллигентности и интеллектуальности теряют смысл, и интеллигенто-ведение превращается в раздел экономической социологии. Подобная «объективация» бесплодна и означает, по существу, снятие проблемы. Я думаю, что научное разрешение проблемы «интеллигенты и интеллек­туалы» заключается не в игнорировании главных различий между ними, обусловленных расхождениями в этическом самоопределении, а в разра­ботке формальных методов оценки интеллигентности и интеллектуаль­ности. Предложенные нами формулы показывают, что клеветники, до­носчики, холуи и тому подобные с университетскими дипломами и прочими атрибутами интеллектности интеллигентами не являются и поэтому не могут «нуллифицировать» интеллигенцию.

1.1.4. Типы интеллигентов и интеллектуалов. Интеллектно-этический континуум

Как страшно найти одинаковость масок От тения до лошадей!

Саша Черный

Русская интеллигенция никогда не страдала «одинаковостью масок». Пожалуй, наоборот. Она отличается таким разнообразием фигур интел­лигентов и интеллектуалов, что их типизация становится актуальной и, надо признаться, нетривиальной задачей. Разнообразие интеллектных фигур в какой-то мере объясняет явления интеллигентофобии и интел-лигентофилии Почему более ста лет интеллигенция окружена ненавистью честных и умных людей, интеллигентами себя не считающими? И вместе с тем, почему у нее так много поклонников, в прозе и стихах восхваля­ющих «особый, дорогой и нежный цветок, взращенный нашей суровой историей» (С. Н. Булгаков)? Очередное проявление «мглы противоречий»? Попробуем ее рассеять.

Не удивительно, что интеллигенция вызывала злобу и ненависть у монархистов и реакционеров. Известно, что когда на банкете в честь

Николая II кто-то за столом произнес слово «интеллигент», царь оглянул­ся на сказавшего и произнес: «Как мне противно это слово». И добавил, что прикажет Академии наук изгнать это слово из русского языка¹. Не удивительно, что убежденный консерватор и эстет К. Н. Леонтьев в сво­их статьях не употреблял слово «интеллигенция» без кавычек, считая его хамским, ибо оно обозначает людей, которые являются носителями ли­берализма, нигилизма и «дошли до полного равнодушия к целостности и силе государства нашего»².

Удивительно неприязненное отношение к интеллигенции некоторых светочей русской культуры. Например, А. П. Чехов в одном из частных писем написал: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фаль­шивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр»³. Не случайно образы рефлектирующего, эгоцентричного, жалкого, беспомощ­ного и бесполезного интеллигентика часто встречаются в рассказах и драмах Чехова.

В среде советских интеллектуалов получили распространение клевет­ники, добровольные и платные доносчики, стукачи, предатели, провока­торы, лицемеры с рабской психологией — сколько их развелось среди выпускников советской высшей школы! И все они в глазах народа выгля­дели представителями интеллигенции! Не удивительно, что некоторые особо этически чуткие натуры отказываются от интеллигентского звания. К примеру, декан философского факультета Санкт-Петербургского госу­дарственного университета Ю. Н. Солонин в одном из интервью заявил: «если есть что нелюбимое мной, так это русская интеллигенция». Причи­ны его «нелюбви»: «холуйство, хамство», «самодовольство при показном сострадании», выпрашивание «подаяний в виде каких-то там пожизненных президентских стипендий», в результате чего «умирает человечность, заменяясь этикетностью и чем-то иным подобным, умирает и интеллигент­ность и, следовательно, ее носители»⁴. Короче говоря, наш выдающийся философ клеймит интеллигенцию не за политическую оппозиционность, а за подлость и пошлость, которые вызывали отвращение А. П. Чехова.

Однако мрачным интеллигентофобам возражают оптимисты — ин-теллигентофилы, которые находят гуманистическую интеллигентность

¹   Денисов П. Н. Очерки по языку русской общественной мысли. Язык русской обще­
ственной мысли конца XIX — первой четверти XX века. М., 1998. С. 30.

²   Леонтьев К. Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публи­
цистика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996. С. 285.

¹ Чехов А. П. Собрание сочинений: в 12 т. М., 1964. Т. 12. Письма 1893-1904. С. 273.

⁴ Никольский Б. И. Святая простота: в 2 ч. СПб., 2005. С. 278-279.

Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕН1_1ИИ

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

63

в своем социальном окружении и пытаются ее распространить среди русских людей. В конце XIX века писатель-народник Глеб Успенский (1843-1902) патетически восклицал: интеллигенция — «всегда свет, и только то, что светит, или тот, кто светит, и будет исполнять интелли­гентское дело, интеллигентскую задачу»¹.

В советские времена высказывать симпатии к интеллигентности, скажем мягко, было не принято, но некоторые вольнодумцы не забывали свои интеллигентские корни. Одно из свидетельств этого — стихотворе­ние Наума Коржавина «Русской интеллигенции», написанное в 1944 году в сталинской Москве:

Трижды ругана, трижды воспета,

Вечно в страсти, всегда на краю...

За твою необузданность эту

Я, быть может, тебя и люблю.

Я могу вдруг упасть, опуститься

И возвыситься,

дух затая,

Потому что во мне будет биться

Беспокойная

жилка твоя.

Не случайно в конце 1980-х, на излете горбачевской перестройки Интеллигент стал героем дня, воплощением Разума и Совести страны, освободившейся от ига тоталитаризма. Зазвучали высокие слова, пере­кликающиеся с высказываниями народников начала XX века.

Противоречия между интеллигентофобами и интеллигентофилами объясняются тем, что их обличения и восторги адресованы разным пред­ставителям интеллектного слоя. Дело в том, что, помимо фигур интелли­гентов-гуманистов и интеллектуалов-циников, полностью соответству­ющих формулам интеллигентности и интеллектуальности, в интеллектном слое существуют какие-то другие фигуры, которые общественное мнение считает интеллигентскими. Эти фигуры можно обнаружить, если обра­титься к переменным этическим параметрам, характеризующим направ­ленность личности, отношение к другим людям и отношение к Природе и Культуре.

Имеются три фигуры, включающие альтруистическую направленность личности, а именно: квазигуманист, допускающий насилие ради дости­жения идеологически санкционированных и альтруистически пережи­ваемых целей, например утверждение христианства или либеральной

¹ Успенский Г. И. Собрание сочинений: в 10 т. М, 1956. Т. 5. С. 237.

демократии; скептик — высоко образованный и вольномыслящий аль­труист, отвергающий насилие и критически оценивающий современную культуру, а не благоговеющий перед нею¹; наконец, нигилист, не только подвергающий сомнению общепризнанные культурные ценности, но и склонный к их разрушению, ибо, как говорил тургеневский Базаров, «место надо расчистить». Однако русский нигилист является не эгоистом, а альтруистом, поскольку, как справедливо заметил С. JI. Франк, он забо­тится «о насущном хлебе для всех или большинства»².

Разнообразно эгоистическое самоопределение. Эгоист может быть добрым и сострадательным человеком, а может быть злым и жестоким. Он может варварски разрушать природу и культурные ценности, а может быть их фанатичным поклонником. В общественной жизни, да и в быту часто сталкиваешься с интеллектуалом-деспотом. Деспотизм, конечно, чужд альтруизма и толерантности, но он базируется на некоторых куль­турных ценностях, прежде всего — определенной идеологии. Содержание идеологии не имеет значения, важно, чтобы она способствовала укреп­лению власти деспота. Особый вид деспотизма — культ собственной личности (нарциссизм), когда собственное «я» становится высшей куль­турной ценностью, ради блага которой оправдано применение любых средств. Эгоистические личности представлены еще двумя фигурами: сноб, отвергающий насилие и уважительно относящийся к культуре³, и конформист, толерантный, но культурно беспринципный человек.

В общей сложности получается восемь фигур интеллектного слоя, имеющих различную этическую ориентацию. Вот они:

ГУМАНИСТ = альтруизм + толерантность + экологическая озабо­ченность;

КВАЗИГУМАНИСТ = альтруизм + насилие + защита культуры (идеологии);

СКЕПТИК = альтруизм + толерантность + критика ценностей куль­туры;

НИГИЛИСТ = альтруизм + нетерпимость + отрицание ценностей культуры;

' Скептицизм понимается здесь как философская позиция, характеризующаяся сом­нением в существовании надежных критериев истины. В эпоху Просвещения скептицизм отождествлялся со свободомыслием (М. Монтень, П. Бсйль и др.).

² Франк С. Л. Этика нигилизма // Вехи: сб. статей о русской интеллигенции М 1991
С. 182.

³ Напомню, что в соответствии с современным словоупотреблением сноб — «чело­
век, считающий себя носителем высшей интеллектуальности и изысканных вкусов» (Большой
толковый словарь русского языка. С. 1223).

54              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

ДЕСПОТ = эгоизм + насилие + насаждение собственных цен­ностей;

СНОБ = эгоизм + толерантность + экологическая озабоченность;

КОНФОРМИСТ = эгоизм + покорность + индифферентность к эко­логии;

ЦИНИК = эгоизм + нетерпимость + потребление природы и культуры.

Важно обратить внимание на то, что других вариантов этического определения быть не может, потому что исчерпаны все возможные сочетания этических параметров. Стало быть, представленный перечень является конечным исчислением фигур интеллектного слоя. Конечно, наименования фигур приняты условно ради удобства обращения к ним, и, вероятно, возможны более удачные формулировки. Но дело не в словах, а в том, чтобы решить, какие из них относятся к интеллигентам, а какие — к интеллектуалам. Наиболее подходящим критерием для это­го может служить толерантность: интеллигент — это человек, неспо­собный к насилию, а интеллектуал — человек, действующий по принци­пу «цель оправдывает средства».

Тогда получаются два класса интеллектных фигур, которые обыденное сознание оптом относит к интеллигенции:

— фигуры интеллигентов — ГУМАНИСТ, СКЕПТИК, СНОБ, КОН­ФОРМИСТ;

— фигуры интеллектуалов — ЦИНИК, ДЕСПОТ, КВАЗИГУМАНИСТ, НИГИЛИСТ.

Теперь можно внести уточнения в формулы интеллигентности и интел­лектуальности. Этическое самоопределение интеллигента является толе­ рантным, а этическое самоопределение интеллектуала — интолерантным. При этом следует учитывать антиномию толерантность/насилие, о которой говорилось в методологическом замечании 2 (см. раздел 1.1.3). В фор­муле интеллигентности постоянной этической составляющей становится толерантность, а в формуле интеллектуальности — интолерантность. Переменными этическими составляющими остаются альтруизм и эколо­гическая озабоченность.

Очевидно, что восторг интеллигентофилов вызывают гуманисты, иногда — квазигуманисты. А интеллигентофобы клеймят циников, дес­потов и конформистов, принимая их за представителей класса интелли­гентов. Досадное недоразумение! Еще досаднее, что к числу интеллиген­тов относят людей, по своему умственному развитию находящихся вне интеллектного слоя. Как было показано в разделе 1.1.2, интеллектный слой — необходимая составляющая социальной стратификации, но ведь есть и другие социальные слои, смежные со слоем образованных и креа-

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...                                                   55

тивных людей. Хотелось бы и этих людей включить в типизацию интел­лигентов и интеллектуалов, коль скоро им нередко присваивают интел-лектные псевдонимы.

Индивидуальные личности могут быть типизированы по различным основаниям деления, например по общим и специальным способностям, ценностным ориентациям и притязаниям, эмоциональным и эстетическим свойствам. Существуют многочисленные теории личности¹, каждая из которых предлагает свою интерпретацию понятия «личность» и соб­ственную типизацию личностей. К сожалению, мне не удалось обнаружить типизацию личностей, построенную по интеллектным и этическим ка­чествам, которые представлены в наших формулах интеллигентности и интеллектуальности. Вместе с тем достаточно очевидно, что четыре фигуры интеллигентов, представленные выше, — это типы личности, характеризующиеся интегральным качеством интеллигентности; четыре фигуры интеллектуалов — другие типы личности, которым свойственна интеллектуальность. Следует обратить внимание на то, что в данном случае речь идет о логически сконструированных идеальных типах в смысле Макса Вебера. Идеальные типы создаются не путем обобщения эмпирической реальности, а строятся исследователем при помощи мыш­ления и воображения, то есть являются виртуальными социальными группами. Идеальный тип, по М. Веберу, — это не результат познания, а познавательный инструмент социолога и историка. «Именно благодаря своей отдаленности от эмпирической реальности, своему отличию от нее идеальный тип может служить как бы масштабом для соотнесения с ним этой последней»².

Учитывая социальные группы, которые нельзя отнести ни к интел­лигентам, ни к интеллектуалам, потому что они лишь частично удовлет­воряют формуле интеллектности или не удовлетворяют совсем, можно построить типизацию личностей в виде интеллектно-этического кон­ тинуума, содержащего разные типологические фигуры в зависимости от развития интеллекта и этического самоопределения. Обратимся для начала к интеллектной составляющей С, включающей образованность и креативность. Если исключить одно из этих качеств, то в зависимости от направленности этической переменной получается тип иолуинтел- лигента или тип «олуинтеллектуала. Полное отсутствие в духовной структуре личности интеллектной составляющей С делает человека

¹   Хьелл Л., ЗиглерД. Теории личности (Основные положения, исследования и при­
менение). СПб., 1997.

²   Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. Социология Макса Вебе­
ра и веберовский ренессанс. М., 1991. С. 45.

66              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

неинтеллигентом или неинтеллектуалом. Если современное общество ранжировать по признаку развития интеллекта, получится интеллектное виртуальное пространство, точнее интеллектный континуум, состоящий из трех слоев: высший, интеллектный — интеллигенты и интеллектуалы; средний, полуинтеллектный — полуинтеллигенты и полуинтеллектуалы; нижний, неинтеллектный — неинтеллектуалы и неинтеллигенты.

П. А. Сорокин предположил, что «в любом обществе существует особый механизм, контролирующий процесс вертикальной циркуляции. Этот контроль заключается, во-первых, в тестировании индивидов для установления адекватного выполнения ими социальных функций; во-вторых, в селекции индивидов для определенных социальных позиций; в-третьих, в соответствующем распределении членов общества по раз­личным социальным слоям, в их продвижении или деградации. Другими словами, внутри стратифицированного общества существуют не только каналы вертикальной стратификации, но и своего рода «сито», которое просеивает индивидов и определяет им то или иное место в обществе¹. Предложенные формулы интеллигентности и интеллектуальности как раз представляют собой формально-логическое описание «стратифика­ционного сита» в интеллектном пространстве, о котором писал осново­положник современной социологии.

Подчеркнем, что понятия «полуинтеллигент» и «полуинтеллектуал» вводятся нами для того, чтобы отграничить высший интеллектный слой, состоящий из интеллигентов и интеллектуалов, от людей с относительно низкой образованностью или креативностью. В трактовках интеллигенции (раздел 1.1.1) это отграничение не соблюдалось. Так, социально-эконо­мическая трактовка советской интеллигенции распространялась на по­луинтеллигентов со средним специальным образованием и невысокой креативностью, выполнявших репродуктивный умственный труд по предписанным им методикам и заданным образцам. Это обстоятельство дало А. И. Солженицыну основание презрительно именовать советскую интеллигенцию «образованщиной». Близких взглядов придерживался православный философ Г. П. Федотов. В обстоятельном эссе «Трагедия интеллигенции» (1926), исходя из того, что «интеллигенция — категория не профессиональная», он пришел к выводу, что надо «исключить из интеллигенции всю огромную массу учителей, телеграфистов, ветерина­ров (хотя они с гордостью притязают на это имя) и даже профессоров (которые, пожалуй, на него не притязают)»². Где же место этой «огромной

¹ Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 405.

² Федотов Г. П. Трагедия интеллигенции // Федотов Г. П. Судьба и грехи России: в 2 т.
СПб., 1991. Т. 1.С. 68.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...                                                   67

массы» недостаточно интеллигентных людей? Очевидно, в полуинтел-лектном слое. Наши формулы позволяют четко разграничить работников умственного труда на высший интеллектный слой, включающий интел­лигентов и интеллектуалов, и низший — полуинтеллектный слой.

Попытки стратифицировать интеллигенцию не прекращаются и в на­ши дни. Так, А. С. Ахиезер с соавторами предлагает разделить интеллек­туальный слой на интеллектуальную элиту, которая выступает как «ге­нератор идей», и собственно интеллигенцию, которая функционирует как «транслятор идей». Делается вывод: «Таким образом, место интеллиген­ции в обществе определяется как середина между народной массой и элитой, между высшими и низшими классами»¹. В нетворческой (меха­нической) посредническо-коммуникационной деятельности видится назначение «профессиональной деятельности работников умственного труда: учителей, юристов, врачей, инженеров, служащих».

М. К. Мамардашвили, осмысливая процессы интеллектуализации и дегуманизации, происходящие в современном обществе, обратил вни­мание, что значительно разросся интеллектуальный слой, занятый «стан­дартизированным массовым трудом, предполагающим взаимозаменяемость его исполнителей, шаблонное воспроизводство уже имеющихся "образцов" в массовых масштабах, рутинный и частичный характер самой интеллек­туальной функции, дробящейся между рядом исполнителей»². Философа встревожило, что профессионалы этого труда специализируются на ма­нипуляции сознанием и мало способны к креативной деятельности, хотя образование есть у всех. Я разделяю озабоченность Мамардашвили и убежден, что необходимо отграничить интеллигентов от полуинтелли­гентов. Не менее полезно различать в социальной среде «духовную элиту», «властителей дум», «интеллигентов-экспертов», профессиональ­но занятых, по словам К. Б. Соколова, «формированием, сохранением и развитием общенациональной картины мира и претендующих на реша­ющее право голоса во всех вопросах, так или иначе связанных с выпол­нением этих функций»³. Но для этого не требуется вводить новые фор­мулы и критерии стратификации, вполне достаточно наших формул ин­теллигентности и интеллектуальности.

Умственный труд учителя, врача, юриста и так далее не может не быть творческим, креативным. В противном случае учитель, врач и так

¹ Социокультурные основания и смысл большевизма / А. С. Ахиезер [и др.]. Ново­
сибирск, 2002. С. 213.

² Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М, 1992. С. 285.

³ Соколов К. Б. Указ. соч. С. 164.

Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

далее становится профессионально непригодным, его нельзя допускать к ученикам, больным и т. д. Поэтому требование креативности включено в наши формулы интеллигентности и интеллектуальности. Элита — это не профессия, а социальный статус. Элиту образуют профессионалы высокого класса, обладающие (обязательно!) развитой креативностью. Есть педагогическая, медицинская, юридическая, какая-то иная элита, но нет нужды выводить ее за пределы интеллигенции и считать «высшим классом», «интеллигентами-экспертами», а остальных интеллигентов — «собственно интеллигенцией». Путаница получилась потому, что смеша­ны разные типологические основания деления. «Элита» и «масса» — при­знаки социально-статусные, а «интеллигенции» приписан признак про­фессионально-функциональный (род занятий). Концы с концами не сходятся. Мы не допускаем этой некорректности. В нашем исследовании интеллигентность и интеллектуальность трактуются не как профессио­нальные или социально-статусные признаки, а как интегральные качест­ва личности, включающие образованность, креативность, этическое самоопределение. Элита, с нашей точки зрения, — это просто «хорошие» интеллигенты (интеллектуалы), избранная (элитарная) часть интелли­гентской (интеллектуальной) виртуальной группы.

Теоретически различая слой полуинтеллигентов и полуинтеллектуалов от слоя неинтеллигентов и неинтеллектуалов, я не знаю критериев прак­тического их разграничения. Для целей, поставленных в нашей работе, подобные критерии и не требуются. Поэтому объединим средний и ниж­ний слои интеллектного континуума, считая это объединение полуинтел- лектным слоем. В итоге в интеллектном континууме остались два слоя: интеллектныи и полуинтеллектный.

Теперь учтем этическую составляющую интеллигентности и интел­лектуальности. Для этого наложим на интеллектныи слой те восемь этически окрашенных фигур интеллигентов и интеллектуалов, которые были представлены в предыдущем разделе. Вероятно, эти фигуры мож­но пролонгировать на полуинтеллектный слой, правда, с частичной корректировкой названий фигур. Нет нужды переименовывать фигуры гуманиста и деспота, поскольку в полуинтеллектной массе достаточно личностей, соответствующих этим этическим формулам. Зато остальные имена хочется вульгаризировать, чтобы точнее отразить этическое упро­щение фигур полуинтеллектного слоя. Именно для этого слоя характер­ны безбожные еретики и бездарная богема, холуйство и фанатизм, ван­дализм и хамство, в которых часто упрекают интеллигентов и интел­лектуалов, имеющих другие грехи и пороки. Полагаю, что именно полуинтеллектному слою адресован афоризм: «человек, которому тре-

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

буется больше слов, чем нужно, для того, чтобы сказать больше, чем он знает».

Таким путем получается интеллектно-этический континуум, состо­ящий из одного интеллектного слоя, включающего восемь этических фигур, и одного полуинтеллектного слоя, также включающего восемь фигур. В общей сложности в интеллектно-этическом континууме обна­руживаются 16 контрастных фигур. Разумеется, существуют промежу­точные, расплывчатые фигуры. Поэтому мы говорим о континууме, а не о дискретной типизации. Структура интеллектно-этического континуума показана на рис. 1.2.

Рис. 1.2. Структура интеллектно-этического континуума

Перечисленные типологические фигуры интеллектно-этического континуума ассоциируются прежде всего с современной российской действительностью, но их легко найти в других эпохах и странах. К при­меру, видный отечественный историк, знаток античности Р. Ю. Виппер (1859-1954) еще в дореволюционные годы обнаружил в интеллектной среде и России, и Древней Греции две противоположно ценностно-ори­ентированные группы: «одна, которая зажигает светоч для всех и отдает свои силы делу необозримой массы работников жизни», и другая, «кото­рая прячет свою струйку света только для самоусовершенствования, только для выработки внутренних сокровищ своей души и в остальном человечестве видит бруски эстрады, нужной для того, чтобы возглашать

70       Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

высокомерную проповедь о божественной собственности духа»¹. Р. Ю. Вип­пер обе группы оптом относит к интеллигенции, нам же ясно, что первая образована альтруистическими гуманистами, а вторая состоит из эгои­стов-снобов.

Персонификация рис. 1.2 — дело весьма сложное и щекотливое, по­тому что континуум предполагает наличие множества переходных и промежуточных фигур. Тем не менее есть, на мой взгляд, достаточно характерные персоны. К интеллигентам-гуманистам, по моему мнению, можно отнести JI. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, А. Д. Сахарова, а к интеллектуалам-деспотам — Петра Великого, В. В. Маяковского, Е. Т. Гайдара. Прибегающие к насилию ради достижения альтруистиче­ских целей Н. Г. Чернышевский, С. Л. Перовская, Ф. Э. Дзержинский, Б. В. Савинков — классические интеллектуалы-квазигуманисты. Мне симпатичны интеллигенты-скептики П. Я. Чаадаев и В. Г. Белинский, как и гордившийся званием нигилист П. А. Кропоткин. Фигуры талант­ливых интеллигентов-снобов олицетворяют В. Я. Брюсов и Н. А. Бердяев, а А. Н. Толстого, И. А. Пырьева и многих других советских литерато­ров и кинематографистов я ассоциирую с интеллигентами-конформиста­ ми. Наконец, интеллектуальный слой замыкают знаменитые провокато­ры — циники С. Дегаев и Е. Азеф. А вот лидеров КПСС Н. С. Хрущева и Л. И. Брежнева к высшему интеллектному диапазону отнести не могу: первому недостает образованности, а второму — креативности, поэтому оба являются полуинтеллектуалами.

Хотелось бы обратить внимание читателя, что развернутая типизация интеллектного слоя предлагается впервые и, я надеюсь, будет способ­ствовать обогащению методологии интеллигентоведения. До сих пор практиковалось либо апологетическое описание интеллигента как эти­ческого идеала, либо противопоставление интеллигента и интеллектуа­ла в качестве антиподов. В результате все интеллигенты и интеллектуа­лы получались «на одно лицо». Причем из-за смешения типологических признаков разных фигур и их гражданского самоопределения это «лицо» утрачивало сходство с реальными личностями и превращалось в лик химеры. Примером подобной химеры является образ интеллигента, нарисованный в 1909 году авторами сборника «Вехи» (см. раздел 1.1.2). В этом образе произвольно смешаны: альтруистическое служение «делу народа», свойственное интеллигентам-гуманистам, партийный догматизм и насилие, присущие интеллектуалам-деспотам, беспочвенность скепти­ков и нигилистов. Кроме того, в качестве типологического признака

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ и типизлиия ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...                     71

неправомерно указана оппозиционность к государственной власти, кото­рая характеризует не этическое, а гражданское самоопределение лично­сти. Если обратиться к типизации на рис. 1.2, легко установить, что ти­пичные фигуры революционных народников находятся вне класса интел­лигенции — это интеллектуалы-квазигуманисты или нигилисты и полуинтеллектуалы-фанатики. Так что подзаголовок сборника «Вехи» я бы уточнил: это не сборник статей о русской интеллигенции, а сборник статей об интеллектуалах и полуинтеллектуалах с народническим граж­данским самоопределением.

Можно было бы собрать любопытную коллекцию интеллигентских «химер», сотворенных разными авторами, но в этом нет необходимости. Кропотливую работу по сбору и систематизации типологических при­знаков русских интеллигентов выполнил теоретик интеллигентности А. А. Труфанов¹. Исходя из постулата, что интеллигентность — «это специфическое свойство, которое определяется российской национальной традицией» (с. 260), он обобщил мнения русских писателей и философов в виде следующего перечня «специфических качеств, выражающих идео­логическую систему русской интеллигенции»:

а) Обостренное чувство социальной справедливости, которое прояв­
ляется как страстная эмоция, а не отвлеченно-формальное размышление
о справедливости. Возмущение несправедливостью побуждает стрем­
ление установить справедливость, выливающееся в разные формы —
от утопических фантазий до политического терроризма. «Чувство
справедливости, — подчеркивает А. А. Труфанов, — предполагает бес­
корыстие, правдивость, жажду добра, сострадательность, совестливость...
боль за несовершенство мира, внутреннюю сопричастность всему про­
исходящему в мире. Философски это всегда позиция ответственности
и свободы, когда отказ от свободы и ответственности не может быть
оправдан никакими (курсив мой. — А. С.) внешними обстоятельствами»
(с. 109).

б) Больная совесть русского интеллигента «связана с религиозным
чувством зла мира и с глубокой потребностью искоренения зла. Больная
совесть лишает русского интеллигента буржуазного благополучия и не
позволяет ему ощутить спокойное довольство своей чистой совестью»
(с. ПО).

в) Нравственный идеализм — вера в существование в этом мире чего-
то святого, непоколебимого, значимого для всех честных людей. Нрав­
ственный идеализм может быть религиозным и безрелигиозным, но

¹ Виппер Р. Две интеллигенции. М, 1912. С. 24-25.

¹ Труфанов А. Л. Основы теории интеллигентности. Казань, 2002.

72              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

в любом случае он «противостоит прагматическому и утилитаристскому взгляду на жизнь» (с. 115).

г) Сострадание толкуется Труфановым как «особая национальная
черта» русского человека, «когда невозможным оказывается принять весь
мир, если в нем пролита хотя бы одна-единственная слеза. Такой универ­
сализм сострадательности и человечности определяет специфику фено­
мена интеллигентности» (с. 137).

д) Антимещанство, которое «проходит красной нитью через всю
историю русской интеллигенции и вообще через историю русских духов­
ных исканий», отражая «религиозную формацию души русского интел­
лигента» (с. 148).

е) Гражданственность предполагает «служение своей стране и свое­
му народу», «любой труд, осознаваемый как свободно принятый долг
перед своей страной», «единство судеб, связанность со своей страной и
своим народом в единое целое», которое «возможно даже в вынужденной
эмиграции» (с. 154-155).

Помимо указанных «необходимых и достаточных качеств интелли­гентности», А. А. Труфанов перечисляет еще пять «необходимых, но не достаточных качеств» (с. 177-179). В том числе: идейная принципиаль­ ность — «это всегда любовь к ценности, хотя она может и не означать любви к истине»; приобщенность к богатствам мировой культуры за счет «универсализма образования»; способность к критическому мыш­ лению; личная тактичность и порядочность; терпимость к инакомыслию, которая почти не встречается в истории русской интеллигенции, но в будущем она должна быть усвоена интеллигентами «при твердом сохра­нении собственной принципиальной позиции».

А. А. Труфанов добросовестно справился со своей задачей: он про­штудировал труды А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, П. Л. Лаврова и Ф. М. Достоевского, П. Я. Чаадаева, А. С. Хомякова, Н. Ф. Федорова, не забывая и прочих писателей. Не случайно практически все черты на­родника-квазигуманиста из сборника «Вехи» обнаруживаются среди «необходимых качеств интеллигентности». А. А. Труфанов непостижимым образом сочетает их с этико-культурологической концепцией интелли­генции конца XX столетия и восторженно восклицает: «Идеология ин­теллигентности универсалистична и метафизична, активна и критична, самоотверженна и возвышена!» (с. 262). В результате русский интеллигент предстает не в качестве химеры типа «голова льва + туловище козы + хвост дракона», а в виде сюрреалистического шедевра в духе Сальвадора Дали, алогично сочетающего несовместимые противоположности. Здесь соседствуют политический терроризм и «универсальная сострадатель-

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...                                                   73

ность», совестливость и способность к критическому мышлению, идей­ная принципиальность и терпимость к инакомыслию, антимещанство и «личная тактичность» и т. д.

По-видимому, самого А. А. Труфанова несколько озадачили метафи­зические плоды его добросовестного труда, потому что в Заключении своей книги от признается: «Наша теория практически совершенно бес­полезна, но она имеет важный отрицательный смысл», ибо «позволяет высветить безрадостные и мрачные контуры грядущего» (с. 262). Не могу разделить пессимизм теоретика интеллигентности. Его исследование поучительно и полезно, потому что он показал на собственном примере бесперспективность познания феномена интеллигенции путем суммиро­вания взглядов различных авторитетов.

Интеллигенция, как свидетельствует рис. 1.2, многолика, поэтому суждения о ней противоречивы, хотя каждое содержит зернышко истины. Можно рассуждать об «интеллигенции вообще», имея в виду темы «ис­тория интеллигенции», «интеллигенция и власть», «интеллигенция и народ» и т. п. Но по мере углубления в суть дела «интеллигенция вообще» распадается, и перед нами — бесконечная борьба интеллигентов, интел­лектуалов, полуинтеллигентов. По этой причине интеллектно-этическая типизация интеллектного слоя — необходимая методологическая пред­посылка для распознавания действующих лиц в истории русской интел­лигенции. Будем иметь в виду этот вывод. Теперь обратимся к другим комментариям по поводу нашей формулы интеллигентности.

1.1.5. Комментарии к формуле интеллигентности

Сколько бы человек ни трудился в исследо­вании, он все-таки не постигнет этого.

Книга Екклесиаста. 8, 17

Было бы несправедливо и даже оскорбительно по отношению к сот­ням (!) талантливых и эрудированных авторов, взволнованных судьбою русской интеллигенции, утверждать, что нам мало известно об этом феномене. Нет, мы знаем о нем много, пожалуй, даже слишком много. Историография русской интеллигенции началась с романов И. С. Тур­генева, Ф. М. Достоевского, И. А. Гончарова, Н. Г. Чернышевского, Н. С. Лескова, П. Д. Бобрыкина, рассказов А. П. Чехова и публицистики Д. И. Писарева, П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского, Н. В. Шелгунова; в начале XX века пользовались вниманием многотомники Р. В. Иванова-Разумника и Д. Н. Овсянико-Куликовского, скандальную славу приобрел

74              ^г«ва 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

сборник статей «Вехи», который соперничал в этом отношении с рома­нами В. Ропшина и провокаторством Е. Азефа.

В советское время после отголосков былых дискуссий в 1920-е годы наступило продолжительное молчание. Однако в 1970-х о русской интел­лигенции вспомнили без саркастической иронии, возродились былые мифологические сюжеты, появились новые научные проблемы, обнару­жилась бездна нашего незнания о таинственных интеллигентских созвез­диях. Только в 1990-е годы были защищены 134 диссертации, посвящен­ные проблемам интеллигенции, из которых 30 — докторские; состоялись более 50 конференций, конгрессов, научных дискуссий, круглых столов международного, всероссийского, межрегионального и регионального уровня, оставивших после себя сборники тезисов или докладов; вышли в свет более 100 монографий, сборников статей, учебных пособий солид­ного объема¹, а количество журнальных и газетных статей явно превы­сило возможности библиографического учета. Кипучую научно-педаго­гическую деятельность развил Ивановский государственный университет, важнейшим результатом которой, на мой взгляд, стала идея комплексной межнаучной дисциплины — интеллигентоведения и соответствующего вузовского курса. Можно сказать, что проблематика русской интеллиген­ции сделалась горячей точкой отечественного обществознания, более того, точкой обжигающей, поскольку кое-кто начинает говорить о тупи­ке, о топтании на месте, о бесплодности дальнейших дискуссий, ибо «мы не слышим друг друга», о «кризисе интеллигентоведения».

Я отдаю себе отчет в рискованности предлагаемых мною методологи­ческих новаций, и прежде всего — формализации концепта интеллигент­ности. Каждый интеллигентовед по-своему представляет себе интеллигент­ного человека, приписывая ему различные отличительные качества и способности, аргументируя свои взгляды ссылками на авторитеты, личный опыт, исторические факты, иногда на социологические опросы. Нет ника­кой возможности собрать и сопоставить точки зрения различных авторов. Однако в порядке обоснования содержания моих логических формул я хочу объяснить принципы отбора их составляющих и причины исклю­чения некоторых, часто упоминаемых «интеллигентских» качеств.

1. Интеллектность как антропогенное качество. Есть ученые, выдвигающие постулат, что интеллигентность — качество не социаль­но-культурное, а антропологическое, это «дифференцированно-избира­тельное этическое качество личности (выделено автором. — А. С),

75

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

главными параметрами которого являются совестливость, деликатность, добропорядочность, честь, честность, духовность, сострадательность, гражданская мужественность, социально позитивная смысложизненная ориентация, истинная патриотичность, способность к самопожертвованию и ряд других»¹. Подчеркивается, что интеллигентность (в антропологи­ческом аспекте) может быть присуща «субъектам любой социальной группы», и вместе с тем она чужда «тем представителям революционной интеллигенции, которые исповедовали и проводили индивидуальный и массовый террор», а также тем интеллигентам, «которые опошляют оте­чественную художественную культуру циничным натурализмом, вуль­гарной эротикой, пропагандой культа насилия, жестокости, коррупции». При этом оговаривается, что последние «в социологическом плане оста­ются субъектами своей социальной группы», то есть остаются «интел­лигентами» (там же). В итоге появляются нелепые «неинтеллигентные интеллигенты» и «интеллигентные неинтеллигенты». Эта нелепость возникает потому, что автор утверждает антропогенность, то есть обще-человечность, интеллигентности, а сам понимает ее как доступное толь­ко избранным «состояние души», отмеченное совестливостью, деликат­ностью и прочими добродетелями, давно укоренившимися в обыденном сознании.

На самом деле, имеет смысл говорить об антропогенной интеллект-ности, а не интеллигентности или интеллектуальности, поскольку всем представителям рода человеческого присуща именно интеллектность на том или ином уровне ее развития. Антропология интеллигенции может стать разделом интеллигентоведения, но объектом ее исследования долж­ны быть не этические добродетели, а интеллектность, представленная сочетанием исторически обусловленного уровня образованности и креа­тивности. Именно интеллектность представляет собой характеристику умственного потенциала личности, поэтому она входит в качестве по­стоянной Сив формулу интеллигентности, и в формулу интеллектуаль­ности. Антропогенная интеллектность заслуживает внимания, потому что, по мнению многих авторов, именно в человеческом Разуме скрыты истоки Добра и Зла.

2. Интеллектность и Мировое зло: философско-теологический экскурс. В первом соборном послании апостола Иоанна Богослова ска­зано: «Мир лежит во зле» (5, 19). Кто виновен в этом? Философ-персо­налист Н. О. Лосский (1870-1965) специально исследовал этот вопрос

' Олейник О. Ю. Изучение проблем интеллигенции в 90-е годы: справочно-библиогра-фическая информация//Интеллигенция и мир. 2001. № 1. С. 91-100.

¹ Гидиринский В. И. Русская интеллигенция в истории России (социокультурный аспект). М., 2005. С. 169.

76              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

в трактате «Бог и мировое зло», где пришел к выводу, что «Мы сами создали свою несовершенную жизнь, мы сами — виновники зла, и все страдания, испытываемые нами, суть печальное заслуженное нами след­ствие нашей вины»¹. Вина «тварной личности» заключается в «чрезмер­ной любви к себе, предпочтении себя другим личностям», то есть в грехопадении в «основное нравственное зло себялюбия, эгоизма» (с. 347). Себялюбивые личности, заботясь о полноте жизни преимущественно для себя, будучи властолюбивыми, корыстными, завистливыми и тому по­добными, ставят такие цели, достижение которых есть для них поло­жительная ценность, а для других людей — отрицательная ценность. В результате возникает обособление и борьба себялюбивых существ друг с другом, порождающие «все виды зла и все несовершенства наши». В том числе причину социального зла, состоящего в войнах и насилии, философ-персоналист видит не в экономической или политической сфе­ре, а в «нравственном зле себялюбия», в «страсти властолюбия, честолю­бия, гордыни» (с. 357) и приходит к выводу, что «поскольку зло в чело­веческой жизни обусловлено глубочайшими свойствами человеческой личности, оно не может быть устранено никакими изменениями обще­ственного строя». Он не отрицает целесообразности борьбы за социаль­ную справедливость, но подчеркивает, что «идеал абсолютного добра в земных условиях недостижим» (с. 358).

Согласно нашим формулам интеллектный слой делится на две сим­метричные части: класс альтруистов — фигуры ГУМАНИСТ, СКЕПТИК, КВАЗИГУМАНИСТ, НИГИЛИСТ и класс эгоистов — фигуры СНОБ, КОНФОРМИСТ, ДЕСПОТ, ЦИНИК. Причем в составе обоих классов представлены как интеллигенты, так и интеллектуалы. Так, гуманисты и скептики относятся к интеллигентам, а деспоты и циники — к интеллек­туалам. Можно было бы эгоистов (себялюбцев) объявить агентами Ми­рового зла, пособниками дьявола, толкающими человечество в пропасть, и предать их анафеме. Но толерантный религиозный философ отвергает такой примитивный вывод.

Он подчеркивает: «Любовь к самому себе, к своей личности есть проявление законное и даже должное, но любовь эта должна быть пра­вильною и возвышенною; она должна быть бескорыстною любовью к абсолютной ценности своей, как и всякой другой личности». Эгоисти­ческая любовь становится порочной, когда она превращается в «любовь к своему искаженному образу», включая личные недостатки, без их осуждения и без намерения их искоренить. Лосский показывает пагубность

' Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М, 1999. С. 343.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

эгоистической любви, потому что она ведет к раздвоению личности себя­любца и «отпадению от Бога и Божественного идеала жизни в Царстве Божием» (с. 354—355). Получается, что эгоизм — качество не безусловное, а относительное. Более того, благонамеренный интеллектуал может пре­одолеть свое порочное себялюбие, и Н. О. Лосский указывает путь к аль­труистическому бытию.

Он пишет: «Вся судьба наша, все содержание нашей жизни зависит от того, что мы любим и, следовательно, к чему мы стремимся. Если мы любим свою самость больше всего на свете, мы обрекаем себя на бедную по содержанию, ограниченную жизнь. По мере того, как расширяется область нашей любви и возрастает в нас бескорыстная любовь к ценно­стям, вне нашей самости находящимся, жизнь наша становится все со­держательнее и совершеннее. Легче всего человеку выйти за пределы своей самости путем любви к неличным ценностям — истины, красоты, свободы, совершенствования социального строя и т. п. Но наиболее вы­сокая и наиболее трудная ступень выхода из своей ограниченной самости состоит в умении полюбить чужое индивидуальное "я", как себя самого... Велики трудности, которые необходимо преодолеть, если мы хотим вы­работать в себе способность действительно, по-настоящему любить ближнего. Но победить все препятствия и достигнуть этой ступени раз­вития необходимо, потому что без нее никакое подлинное совершенство­вание невозможно... Отсюда становится понятным, почему Иисус Христос выразил основы доброй жизни в двух заповедях, которые обе имеют в виду ценность личности: люби Бога больше себя и ближнего твоего как самого себя» (с. 376-377).

К сожалению, «мир во зле лежит», и в интеллектном слое слишком мало интеллигентов и интеллектуалов, последовательно следующих за­поведям Христа. Но, неоднократно повторяя, что «мы, обитатели психо­материального царства бытия, сами виноваты в существовании зла» в силу присущего нам эгоизма, Н. О. Лосский не впадает в эсхатологи­ческий пессимизм и утешает нас оптимистической диалектикой: «зло никогда не бывает абсолютным: во-первых, в его составе всегда есть первозданное добро и выработанные деятелями качества и способности, сами по себе положительные (например ум, находчивость, изобретатель­ность), но только использованные для дурных целей; во-вторых, и сами злые деяния, бедствия и несовершенства нашей жизни, являющиеся следствием нашего себялюбия, побуждают к творческим усилиям вы­работки все новых и новых форм жизни и, в конце концов, ведут к преодолению основного нравственного зла себялюбия» (с. 368). Други­ми словами, эгоизм полезен для личного саморазвития «деятелей» и для

78              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

социального прогресса. Значит, деспоты и циники, снобы и конформисты, подобно квазигуманистам и нигилистам, сея зло и разрушение, в итоге осуществляют добрый замысел Божественного проведения.

Я не уверен, что диалектика Н. О. Лосского безупречна, но мне близ­ки два вывода, вытекающие из его трактата: во-первых, антропогенный интеллектный слой (интеллигенты и интеллектуалы в равной мере) яв­ляется причиной прогресса и деградации, Добра и Зла в человеческом обществе; во-вторых, интеллектность не является порождением Миро­вого зла, напротив, она — единственная защита от эгоизма и насилия, единственная надежда на спасение «лежащего во зле мира». Поэтому интеллигентофобы глубоко неправы.

3. Правда и ложь. Мы уже обращали внимание на то, что как в клас­се интеллигентов, так и в классе интеллектуалов представлены альтру­истические и эгоистические фигуры. Альтруизм, в отличие от эгоизма, не нуждается в лицемерии, скрытности, обмане. Альтруист, свободный от своекорыстных расчетов, способен жить по правде, а не по лжи, в отличие от эгоиста, в той или иной мере допускающего ложь, хитрость, предательство ради достижения личных целей. Включение в этическое самоопределение интеллигента или интеллектуала альтруизма означает, что правдивость становится его неотъемлемой чертой. Суть правдивости хорошо сформулировал Н. В. Карлов: «Интеллигентность беззастенчиво опровергает любимые и привычные заблуждения. Она говорит горькую правду. Для нее нет запретных тем, нет излишне деликатных вопросов, нет авторитетов, нет сакральной истины. Именно это раздражает. Имен­но за это ее не любят»'. Стало быть, гуманисты и квазигуманисты, скеп­тики и нигилисты предпочитают «жить по правде», а деспоты, снобы, конформисты и циники не могут обойтись без лжи. Можно сказать, что в нашей формуле интеллигентности правдивость подразумевается в со­ставе этического самоопределения в качестве непременного элемента². Вместе с тем гуманистическая правдивость не должна быть бестактной и жестокой, она может допускать «ложь во спасение» во имя милосердия. Требуя правдивости, альтруизм обусловливает присущие интеллигентным людям доброжелательность, скромность, честность, уважительное отно-

¹   Карлов Н. В. Интеллигентна ли интеллигенция... // Вопросы философии. 1998. № 3.
С. 16.

²   Кстати, Д. С. Лихачев считал, что ложь нельзя оправдывать страхом перед «возмез­
дием» за правду: «У нас должен присутствовать единственный страх: страх лжи. Вот тогда
и будет в нашем обществе здоровая нравственная атмосфера» (Лихачев Д. С. О русской
интеллигенции // Новый мир. 1993. № 2. С. 10). Насчет «лжи во спасение» он ничего не
говорил.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

шение к окружающим. Исключаются высокомерие и спесь, самоутверж­дение за счет унижения других, цинизм, холуйство и хамство. Недопустимо присвоение чужого, от чужого имущества до чужой идеи.

4. Оппозиционность, понимаемую как отчуждение от государства и враждебность ему, сторонники уникальности русской интеллигенции называют в качестве сущностного и неотъемлемого ее признака. Видимо, под впечатлением революционно-террористических акций радикальной интеллигенции, которым сочувствовали российские либералы, сложился устойчивый стереотип о вечной враждебности интеллигенции к само­державию да и государственной власти вообще. На этом основании интеллигенции инкриминируется разрушение Российской империи и установление большевистской диктатуры. Известный лингвист и семио-тик Б. А. Успенский на международной конференции в 1999 году сообщил, что «русская интеллигенция — это та группа общества, которая в прин­ципе, по самой своей природе, не может быть привлечена к участию в государственной деятельности, не может быть вовлечена в бюрократи­ческую машину... Интеллигенция, которая может рассматриваться как культурная элита, по существу своему не может принадлежать к соци­альной элите: соответственно, интеллигент не может быть богатым, он не может обладать властью, он не должен быть администратором»¹. По­лучается нелепость: обществом в целом, включая нищую культурную элиту, должны руководить неинтеллигентные люди — деспоты, мерзавцы, циники с сомнительным уровнем интеллекта. Не верится в такую «спе­цифику» русской интеллигенции и русского образа жизни.

Мы не включили оппозиционность в формулу интеллигентности не только потому, что она свойственна лишь отдельным радикальным поли­тическим субкультурам, а не интеллигенции в целом. Это решение про­диктовано также следующими логическими соображениями. Согласно определению альтруизм предполагает заботу о благе общества. Как из­вестно, общество и государство не совпадают. Если государственная власть угнетает общество, альтруистическая этика диктует интеллигенту встать в оппозицию по отношению к такой власти. Если же государство является подлинно демократическим и заботится о благе своих граждан, потребность в оппозиции не возникает. Стало быть, интеллигентность не обязательно сопровождается оппозиционностью и тем более анархиче­ской антигосударственностью. Для эгоистически ориентированного

¹ Успенский Б. А. Русская интеллигенция как специфический феномен русской культу­ры // Русская интеллигенция и западный интеллектуализм: история и типология: материалы междунар. конф. М.; Венеция, 1999. С. 14.

80              Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

интеллектуала проблема оппозиционности не актуальна, потому что он готов сотрудничать с любой властью, в том числе деспотической или тоталитарной, в личных интересах.

5. Интеллектная свобода (духовная свобода) и индивидуальность не вошли в наши формулы в явном виде по следующим соображениям. Интеллектная свобода — необходимое условие креативности; если име­ет место творческая (креативная) деятельность, то выполняется условие интеллектной свободы. Обратное же неверно: можно предоставить ин­дивиду полную свободу — твори, выдумывай, пробуй! — а новаторских достижений не получается. Стало быть, интеллект креативного деятеля всегда свободен, его мышление не может быть сковано стереотипами, канонами, догмами, в противном случае оно творчески ограничено. Спра­ведливо следующее рассуждение А. И. Солженицына: «Интеллектуальная свобода — очень желанный дар, но как и всякая свобода — дар не само­ценный, а — проходной, лишь разумное условие, лишь средство, чтобы мы с его помощью могли бы достичь какой-то другой цели, высшей»'.

Р. В. Иванов-Разумник считает духовную свободу необходимым ус­ловием индивидуальности, а индивидуальность (индивидуализм) — от­личительной особенностью интеллигенции. Поясняя методологию свое­го фундаментального исследования истории русской общественной мысли (первое издание вышло в свет в 1907 г.), он пишет: «индивидуализм будет служить нам той ариадниной нитью, руководствуясь которой мы будем идти по "большой дороге" истории русской интеллигенции... Беспрерывно шла борьба за индивидуальность, за широту, глубину и яркость человеческого "я"; беспрерывно велась борьба за личность — борь­ба политическая против государства, борьба социальная, классовая и борьба против "общественности"; наконец, беспрерывно шла борьба за человеческую личность как за цель, борьба против теорий и действий, основанных на приписывании личности значения только средства»².

Мы отказались от ариадниной нити Иванова-Разумника, потому что «индивидуальность интеллигентного человека» заключается в его интел­лигентности, а индивидуальность интеллектуала — соответственно в интеллектуальности. В нашем исследовании роль «путеводной нити» будут выполнять формулы интеллигентности, интеллектуальности, ин-теллектности. В постоянной С этих формул учтены индивидуальные различия интеллектов, а в переменной части — этическая индивидуали-

' Солженицын А. И. На возврате дыхания и сознания (По поводу трактата А. Д. Са­харова «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свобо­де») // Новый мир. 1991. № 5. С. 9.

² Иванов-Разумник Р. В. История русской общественной мысли: в 3 т. М, 1997. Т. 1. С. 38.

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...                                                   81

зация интеллигентов и интеллектуалов. Что же касается «беспрерывной борьбы» интеллигенции с властью и окружающим «мещанством», то она видится не эгоистической борьбой за частную индивидуальность (личность, человеческое «я»), а альтруистической борьбой за интелли-гентизацию социума, и в этом плане будет раскрываться нами. Не ин­дивидуальность является критерием интеллигентности, а этическое самоопределение; интеллектная свобода и индивидуальные творческие способности (креативность) — предпосылки интеллигентности, предпо­сылки необходимые, но все-таки предпосылки, а не конечные смыслы жизнедеятельности.

6. Патриотизм и интеллигентность. Субкультурную интеллектуаль­ную молодежь, начиная с нахальных нигилистов, разумные люди обви­няли в беспочвенности, антипатриотизме, космополитизме, и не без ос­нования. Эти упреки справедливы в той мере, в какой они обращены к людям, отвергающим русскую национальную культуру. Этическое само­определение гуманиста, квазигуманиста, сноба, иногда даже деспота, как показывают их формулы, включает почитание, уважение, благоговение, предполагающие служение национальной культуре. Это служение пред­ставляет собой создание, хранение, распространение и освоение нацио­нальных культурных ценностей. Излишне подчеркивать патриотическую сущность подобного служения. В то же время скептики и конформисты, нигилисты и циники, ревизующие культурное наследие, равнодушные к нему или использующие его в собственных корыстных целях, далеки от патриотической любви к Отечеству.

7. Интеллигентность и культурность. Поскольку образованность есть не что иное, как освоение определенного фрагмента культурного наследия, а этическое самоопределение интеллигентного человека вклю­чает благоговение перед национальной культурой и почитание культуры других народов, казалось бы, можно сделать вывод, что интеллигентность предполагает культурность, а культурность предполагает интеллигент­ность. Но этот вывод вовсе не очевиден, он требует уточнения многознач­ного понятия «культура», которое предопределяет «культурность» интел­лигента.

По моим подсчетам, в нынешней отечественной культурологии су­ществуют по крайней мере пять концепций культуры: социоатрибутив-ная (функциональная), духовно-смысловая, информационно-семиоти­ческая, антропоцентристская (гуманистическая), трансцендентная (запредельная)¹. Социоатрибутивная концепция исходит из широко

' Соколов А. В. Феномен социально-культурной деятельности. СПб., 2003. С. 26-34.

Глава 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

1.1. ФОРМУЛА ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТИ И ТИПИЗАЦИЯ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ...

83

распространенного понимания культуры как «второй природы», искус­ственно созданной человечеством и являющейся неотъемлемым атрибу­том всякого человеческого общества начиная с палеолитических родовых общин. Культурность в этом случае распространяется на всех членов общества, за исключением несоциализированных дебилов, и интеллигент­ные аристократы духа оказываются столь же полноправными носителями культуры, как и неграмотные крестьяне. Ясно, что социоатрибутивная концепция в нашем случае неконструктивна.

Крайности сходятся. Трансцендентное понимание сущности культу­ры можно кратко сформулировать так: культура — не способ делания чего-то и не совокупность каких-либо материальных или духовных цен­ностей, а относительно свободный творческий Дух, материализующийся в способах человеческой деятельности и ее продуктах. Если этот Дух отождествить с известной нам философско-теологической трактовкой интеллигенции («интеллигенция — разумный дух» — см. параграф 1.1), то «интеллигентность» и «культурность» становятся синонимами. Но это отождествление опять-таки не привлекает конструктивностью.

Более приемлемой кажется духовно-смысловая концепция, представ­ляющая культуру как созданный людьми смысловой мир, который в про­цессе общения сплачивает их в одухотворенное сообщество. К этой кон­цепции примыкает информационно-семиотическая концепция, отожде­ствляющая культурные ценности со знаковыми сообщениями, а культурную деятельность — с социальной коммуникацией, включая коммуникацию книжную. Здесь активная культуротворческая и коммуникационная роль отводится интеллектной элите, которая по уровню культурности, надо полагать, должна превосходить остальное население.

Антропоцентристская концепция акцентирует роль культуры в фор­мировании личности, рассматривая культуру как способ и меру «произ­водства человека», а не вещественных изделий. В отличие от социоатри-б

Дата добавления: 2018-11-12; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 304 | Нарушение авторских прав

Лучшие изречения:

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства. © Амелия Эрхарт
==> читать все изречения...

1453 - | 1389 -