Он парил под черным небом над черной страной.
Пролетел над кладбищем, где самоубийцы по‑прежнему закапывали друг друга, над Долиной Виселиц, над Болотом Тщеславия, где с громкими криками мужчины и женщины бродили по разъедающей их тело грязи.
ЕГО небо, ЕГО страна! После полуночи поступит официальное сообщение. После полуночи все это будет принадлежать ему! Люциферу II!
Правое крыло немного побаливало, но Филипп не давал себе спуску. Люцифер был, конечно, прав, надо его тренировать.
Что‑то пролетело мимо, и Филипп замер в полете.
Посмотрел вниз, но не заметил ничего необычного.
Еще раз пролетело что‑то, на сей раз так близко что порыв ветра задел его щеку. Он взмахнул крыльями, бросился вдогонку и схватил предмет на лету. Это был небольшой камень.
Филипп вновь опустил взгляд и заметил двух дьяволят, стоявших за большим деревом у дороги. У каждого в руке было по рогатке. Значит, все‑таки кто‑то развлекался во время Фестиваля Пакостей.
Дьяволята, решив, что Филипп уже улетел, стали целиться в пожилого демона, который спокойно летел, читая свежий выпуск газеты.
Обе рогатки были приведены в действие. Пожилой демон не был таким везучим, как Филипп. Один камень попал в газету – щелчок заставил старика вскрикнуть от испуга. Второй камень попал ему в крыло, демон с криком стал падать, но ему удалось собраться, и он замедлил падение.
– Хулиганы! – закричал старик, заметив мальчишек под деревом. – Как не стыдно стрелять… Э‑эх, вы!
В сторону пожилого дьявола полетели еще пару камешков, а он сам сделал резкий поворот, чтобы избежать нового попадания. Старик решил не вступать в перепалку с юными бездельниками и скрылся до того, как они перезарядили свои рогатки.
Дьяволята засмеялись, похлопав друг друга по плечу. Филипп решил дать мальчишкам урок, который те запомнили бы надолго – не потому, что они стреляли в пожилого демона, а потому, что позволили себе стрелять в него – как вдруг увидел их.
Они летели, держась за руки, и прямо перед его носом, как будто хотели, чтобы он их увидел. И ничего не говорило о том, что они видели его.
Сатина и Азиэль.
Филипп тяжело задышал, внутри у него все закипело.
Они взмахнули крыльями и исчезли.
Злобно рыкнув, Филипп перевернулся в воздухе и коршуном кинулся к земле, бесшумно опустившись за спиной дьяволят, подбиравших новые камешки.
– Дайте‑ка рогатки, – сказал он, мальчишки обернулись. Один так испугался, что выронил добычу.
Второй – толстяк с торчащими волосами – прижал рогатку к груди и покачал головой.
– Нет, – сказал он дрожащим голосом. – Они… наши.
– Отдайте мне, обе, – холодно и решительно приказал Филипп. – А то будет плохо!
Дьяволенок хотел что‑то сказать, но черный и сердитый взгляд Филиппа заставил его сдаться. Дрожащей рукой он протянул рогатку Филиппу. Дружок последовал его примеру. Глаза обоих наполнились слезами.
– Вот так‑то лучше, – сказал Филипп, схватив рогатки. Он наклонился, поднял с земли несколько камешков и сунул их в карман.
– Мне нужна только одна рогатка. – Он высокомерно ухмыльнулся. – А вы разделите одну на двоих!
Он приложил рогатку к колену и разломал ее пополам. Выбросил куски и взлетел, за собой услышав плач мальчишек.
Филипп мчался над деревьями и крышами. Все быстрее и быстрее, он развил скорость, о которой раньше не мог и мечтать. Правое крыло больше не болело. Крылья поднимались и опускались, разрезая воздух, как нож масло.
Далеко впереди показались Сатина и Азиэль. Теперь они не держались за руки, словно раньше играли комедию только для одного Филиппа.
Он снизил скорость и осторожно приблизился, внимательно наблюдая, чтобы они его не заметили. Потом вынул из кармана камень и зарядил им рогатку.
Сейчас получат заслуженную награду. Оба. Главное сделать все быстро.
Он оттянул резинку, и камень ударил в левое крыло Сатины с такой силой, что оно отвисло. Вскрикнув, та стала падать на землю.
– Что такое… – начал Азиэль и оглянулся. При виде Филиппа его глаза увеличились вдвое. – Это ты?
– Да, я, – ответил Филипп и послал в него второй камень.
Еще одно прямое попадание, и Азиэль тоже стал падать.
Филипп почувствовал в сердце огромную радость. Но вдруг улыбка застыла на его губах. Он нахмурился, наблюдая за падением Сатины. Ему показалось, или же…
Нет, не показалось. Но то, что он видел, было так странно, так неожиданно, что он какое‑то время ничего не мог понять. Потому что пока Сатина, крутясь, летела к земле, с ней происходили превращения.
Крылья ее съежились, как будто от ветра. Руки и ноги стали менять форму. Плащ прилип к телу и стал густой черной шерстью, покрывшей ее лицо. Рога на голове исчезли, уши заострились.
– Люцифакс? – изумленно прошептал Филипп, когда кот рухнул на землю вниз головой. Бах!
Люцифакс сделал попытку встать, но тут же снова упал. Его зеленые глаза бешено вращались и ничего не видели.
Раздался еще один стук, и рядом с Люцифаксом упал Азиэль, но и тот, падая, приобрел другой вид. Он стал коротышкой‑демоном с кривыми, как у козла, рогами. Филипп тут же узнал его. Это был Грумске, дворцовый слуга, который иногда приносил еду ему в комнату.
Люцифаксу удалось встать на лапы, хотя он продолжал шататься.
– Что случилось? – пробормотал он.
– Он нас подстрелил! Этот маленький дьявол нас подстрелил! – Грумске с трудом встал и широко раскрыл глаза, увидев свой сломанный хвост. – Мой хвост! Мой хвост!
– Кто нас подстрелил? – спросил Люцифакс и испуганно огляделся.
– Подстрелил я, – ответил Филипп, приземляясь перед ними.
Его голос был холоден, как лед. Он был растерян. И в то же время сердит. Потому что где‑то в его голове уже стала проясняться общая картина.
Темптаны могут менять свой облик, об этом ему однажды сказала Сатина. Судя по всему, Люцифакс обладал такой же способностью.
Кот вздрогнул, заметив перед собой Филиппа. Он бросился бежать, но Филипп опередил его, быстро протянув руку и схватив кота за черный хвост.
– Это были вы, так ведь! – сказал он, и это не был вопрос. – Все время были вы!
– Ты сломал мне хвост! – простонал Грумске и показал на свой сломанный хвост. – В двух местах!
Филипп повернулся к нему, бросив на слугу стальной взгляд:
– Исчезни, Грумске, иначе я сломаю его в третьем месте!
Дворцовый слуга немного постоял с видом маленького мальчика, на бегу столкнувшегося с главным школьным хулиганом. Его бегающие глаза обратились на Люцифакса.
– Ты… ты обещал, что он не узнает об этом, – заикаясь, сказал он. Потом повернулся и исчез.
Филипп повернулся к Люцифаксу.
– Значит, вы обманывали меня!
– Филипп, это… Я не мог… Ты не думай… Пожалуйста, не сдирай с меня шкуру! – умолял Люцифакс, отказавшись от попыток вырваться из рук Филиппа.
– Вы обманывали меня, – повторил Филипп на этот раз голосом, полным гнева Сатина и Азиэль не были тогда в кинотеатре, так? И видел я вас. Тебя и Грумске. Скажи мне правду, Люцифакс, или я оторву тебе хвост!
– Так и было! – завопил кот, почувствовав крепкую хватку Филиппа. – Так и было! Мы тебя обманывали! Вся эта история с Сатиной и Азиэлем – неправда, мы тебя обманывали!
– Зачем? – крикнул Филипп. – Зачем вы это делали?
– Отпусти мой хвост, Филипп, – попросил Люцифакс. – Отпусти мой хвост, и я все тебе расскажу.
– Сначала расскажи все, потом отпущу, – ответил. Филипп.
– Пожалуйста, – кот умоляюще посмотрел на него. – Прошу тебя! Я обязательно все расскажу.
Филипп помедлил, но выпустил хвост Люцифакса. В тот же момент он заметил слабое покалывание в собственном хвосте, но оно исчезло так быстро, что он даже не заметил этого.
– Спасибо, Филипп, – сказал кот и поджал хвост. – Он еще побаливает после той истории с мышеловкой.
– Не отвлекайся, Люцифакс, – нетерпеливо воскликнул Филипп. – Говори, зачем вы это делали?
– У тебя больше не болит крыло?
– Я сказал, не отвлекайся!
– Я не отвлекаюсь, Филипп! Я пытаюсь объяснить. – Кот глубоко вздохнул. – Это была идея господина. Твое обучение шло ужасно плохо, он не мог тебя ничему научить. Все, что ты делал, никуда не годилось, и он чуть не сошел с ума. Но как раз, когда дела шли хуже некуда, нам неожиданно пришли на помощь они. Сатина и Азиэль.
– Что это значит? – Филипп закрыл глаза. – Что они сделали?
– Они пробудили в тебе чувства. Те два чувства, которые являются самой главной движущей силой человека. Гнев. Любовь. Я думаю, ты сам знаешь, какое чувство к кому ты испытывал. – Кот помолчал. – Видишь ли, господин ничего не знал. Обычно ему достаточно один раз взглянуть людям в глаза, и он уже знает их самые потаенные чувства и самые большие секреты. Но болезнь повредила не только его здоровье. – Кот поднял лапу и указал ею на Филиппа. Ты разоблачил себя сам, Филипп, когда впустил его в мир своих грез. И впустил, не осознавая, что делаешь.
– Когда?
– Когда Дьявол искушал тебя, и тебе это понравилось, – ответил Люцифакс. – Вспомни, как было дело, Филипп. Ты вошел в Комнату Испытаний, потом в школьный двор и стал чемпионом по футболу. Помнишь, как тебя подбадривали и хлопали по плечу, как навязывались тебе в друзья?
Филипп кивнул. Конечно, он помнил это.
– Это было как во сне, правда? В длинном хорошем сне из тех, которые хочется смотреть вечно. Это и был сон, Филипп. Твой сон. А сны бывают ужасно разоблачительными. – Люцифакс говорил так тихо, что казалось, мурлыкал. – Помнишь, в том сне у тебя возникло ощущение, что за тобой кто‑то наблюдает? Какой‑то тайный поклонник, скрывшийся в тени крыши?
Филипп снова кивнул. И это он помнил.
– Все мечтают о таком тайном поклоннике, Филипп, и ты не исключение, – сказал кот. – И как ты думаешь, кто это был? В твоем сне, кто там стоял и смотрел на тебя?
– Сатина, – тихо произнес Филипп, мысленно вглядываясь в фигуру под крышей. Теперь он различал ее лицо. – Тогда я представил себе, что это была Сатина.
– Вот это и увидел Господин, – сказал кот. – Но он увидел не только это. Потому что Сатина была не одна, когда проникла в твои тайные мысли.
– Что это значит?
– Сны показывают не только то, что хочется получить, на что надеются, но и прямо противоположное. То, чего боятся. То, чего не хотят. За спиной Сатины стояла фигура, черная тень твоих грез. Такая черная, что ты не увидел ее, а только почувствовал дуновение холодного ветра.
– Кто это был?
– Змей в твоем Раю.
– Азиэль, – прошептал Филипп.
– Именно. Господин чуть не сошел с ума от радости, когда узнал его. Ни разу с тех пор, как Иисус оказался на кресте, я не видел его таким довольным. Теперь он знал, что надо сделать, чтобы развить твои темные стороны, потому что ничто, слышишь, Филипп, ничто не раздувает зло, как любовь. В особенности, когда оказывается, что твой злейший враг дружит с девочкой, в которую ты влюблен. Знаешь ли ты, Филипп, что ревность – самая распространенная причина того, что человек попадает сюда, в Ад?
Филипп долго смотрел на кота.
– Вы делали это, чтобы я стал злым, – сказал он. Помолчал немного и повторил: – Вы делали это, чтобы я стал злым.
– И получилось лучше, чем мы ожидали, Филипп! – Люцифакс счастливо улыбнулся. – Посмотри на себя! Крылья, рога, хвост! Ты стал дьяволом! Дьяволом! Ты перестал быть…
«Человеком, – подумал Филипп. – Я больше не человек».
– …глупым учеником, который не может сделать ничего плохого.
Люцифакс продолжал болтать, но Филипп его не слушал. Он был сердит. Кровь кипела под его кожей сердце полыхало. Никогда раньше он не был так зол.
Но гнев его был совершенно другим, чем тот, к которому он привык в Преисподней. Потому что из‑за того гнева он делал то, что никогда и ни за что не стал бы делать прежде. Ибо это был гнев мщения, который он мог удовлетворить, только сделав плохо другим.
Гнев, который Филипп чувствовал теперь, был не менее сильным. Но вместо того, чтобы наполнять его неудержимой яростью, готовой разорвать его на мелкие куски, если он мгновенно не отреагирует, этот гнев высасывал из него силы, разрушал его и не оставлял ничего, кроме глубокого‑глубокого разочарования.
– Вы отняли у меня друга, – сказал он.
Он попробовал крикнуть, хотел крикнуть. Но сил не было.
– Единственного, который у меня был!
– Зато ты получил царство, Филипп, – ответил Люцифакс. Кот встал на задние лапы и замахал передними. – Мы подарили тебе царство! Разве целое царство не стоит одного друга?
Филипп взглянул на кота, развернулся и пошел.
– Филипп, подожди! – крикнул Люцифакс и побежал за ним. – Куда же ты? Куда ты?
– Найду Сатину, – сказал Филипп, – и извинюсь.
Кот громко ахнул.
– Нет, Филипп, нельзя этого делать! – Люцифакс попытался остановить юношу. В зеленых глазах кота была паника. – Слышишь? Нельзя этого делать! Ты все испортишь!
Филипп посмотрел на Люцифакса и почувствовал, как к нему возвращается его прежний гнев. Долю секунды он хотел дать ему пинка.
– Это вы все испортили, – сказал Филипп. Расправил крылья и полетел.
Черные признания
Он нашел Сатину у пруда, она сидела под деревом с книжкой на коленях. Что он ее найдет здесь, ему сказала ее мама Демеона открыла ему дверь, когда Филипп позвонил в их дом. Он поежился от ее колючего взгляда и почувствовал, что краснеет. Откашлялся и спросил, дома ли Сатина, Демеона испуганно шикнула на него, но было уже поздно.
В комнате раздался грохот, как будто оттуда готовы были вырваться гром и молния, только на двух ногах.
– Это тот негодяй, из‑за которого расстроилась моя дочь? – раздался голос Чернорога, и кровь в жилах Филиппа заледенела. Он тут же представил себе, как папа Сатины появляется в двери, хватает его за рога и разрывает пополам, как какой‑нибудь лист бумаги, громко повторяя, что здесь, конечно, Преисподняя, но обращаться так со своей дочерью он не позволит!
– Она у пруда, Филипп, – прошептала ему Демеона, бросив взгляд за плечо. – Поторопись!
Филиппа словно ножом резануло, когда он увидел Сатину. В голове мелькнула мысль отказаться от всего и улететь. Но от такой мысли ему стало стыдно.
И, кстати говоря, летал он теперь с трудом. Крылья болели все сильнее. Сначала боль была почти незаметной, но постепенно она захватила все, вплоть до кончиков перьев. Сам полет тоже стал представлять трудности. Когда Филипп взмахивал крыльями, его движение было не плавным и естественным, а судорожным и напряженным. Словно он забыл, как это делают.
Но сейчас это было неважно; он нашел того, кого искал.
Филипп изменил курс и повернул к земле. Скорость была слишком высокой, и он приземлился неуклюже, как пьяный альбатрос. Покатился по земле и наткнулся на дерево, у которого сидела Сатина. Девушка испуганно вскрикнула.
– Филипп? – Сатина уставилась на него. Она была еще прекраснее, чем прежде. Может, потому, что теперь Азиэль не держал ее за руку.
– Здравствуй, Сатина, – выдохнул Филипп. Он открыл рот, чтобы сказать что‑то еще, но не сказал. Все слова исчезли.
– Прощай, Филипп, – сказала Сатина, захлопнула книгу, отвернулась от него и направилась к дому. Шаги ее были быстрыми и твердыми.
– Сатина, подожди! – крикнул он ей вслед. – Это для тебя!
Филипп вытащил из‑за спины букет серых, как туман, цветов, которые испускали приятный дымок. Это были Розы Привидений, любимые цветы Сатины. Он нарвал их по дороге сюда.
Сатина обернулась и взглянула на цветы, которые он ей протягивал.
– Если… – Филипп осторожно откашлялся и потер одну ногу о другую. – Если, конечно, ты их возьмешь…
– Мне? Вот эти – мне?
Он кивнул.
– Воображаешь, что очень умный? – произнесла она с отвращением и снова отвернулась.
Филипп, взглянув на цветы, заметил, что большинство из них сломалось во время его жесткого приземления.
Он отбросил испорченный букет и бросился за девушкой.
– Подожди! Сатина, тебе придется выслушать меня!
– Выслушать тебя? – передразнила она. – А надо ли? Я уже наслушалась тебя более чем достаточно!
– Сатина ты не понимаешь…
– Филипп, я тебя прекрасно понимаю! Не надо ничего объяснять маленькой глупой Сатине. До нее наконец дошло. Иди к себе в Замок и учи уроки. Они так чертовски важны для тебя!
– Уже нет, – сказал он. – Мое обучение закончилось. Этой ночью.
Она резко остановилась и взглянула на него.
– Этой ночью… Это означает, что…
Филипп кивнул:
– Коронация состоится в полночь.
– А… А Люцифер?
Он пожал плечами:
– В любой момент…
Состояние шока у Сатины длилось не более секунды. Потом в ее глазах появилась такая ненависть, что на Филиппа обрушилась волна холода.
– Значит, Ученик Дьявола добился того, чего хотел, – произнесла она голосом, насквозь пропитанным ядом. – Поздравляю!
– Сатина, ты должна выслушать меня…
Он хотел взять ее за руку, но она ускользнула.
– Я уже выслушала больше, чем это того стоило, – зло сказала она, расправила крылья и так сильно взмахнула ими, что порыв ветра чуть не опрокинул его.
– Они меня обманули! – крикнул Филипп ей вслед, но она была уже далеко. – Они лгали мне о тебе и Азиэле!
Сатина скрылась за деревьями и крышами.
Филипп почти плакал.
– И я им поверил. Я им поверил, я, такой глупый и наивный, просто до тошноты. Извини меня, Сатина!
У него снова появилось жжение в рогах. Не боль, а странное ощущение, какое бывает, когда отсидишь ногу.
– Кто тебя обманул? – раздался голос. – И во что ты поверил, когда они тебя обманули?
Филипп мгновенно обернулся. Позади него стояла Сатина со сложенными на груди руками.
Взгляд ее был недоверчив. Но он перестал быть враждебным.
– Люцифер и Люцифакс, – ответил он. – Грумске тоже принимал в этом участие, но я думаю, он не понимал, что делает.
– Рассказывай, – заявила она. И он все рассказал.
Филипп начал с той ночи, когда увидел Сатину и Азиэля, выходивших из кинотеатра, и передал их разговор. А закончил тем, как подстрелил их из рогатки, и оказалось, что это были совсем не Сатина и Азиэль, а Люцифакс и замковый слуга Грумске.
– Так вот почему ты сказал, что я была в кинотеатре в ту ночь, – выдохнула Сатина, когда он завершил свое повествование. Взгляд ее во время его рассказа становился все добрее и добрее. – А я понять не могла, что за чушь ты несешь. В ту ночь я вообще ничего не поняла. Мне показалось, что ты изменился.
– Так оно и было, – вздохнул Филипп, а мысленно продолжил: «Я был тогда Люцифером II». – Извини, Сатина.
– Ты не виноват.
Он задумался. Потом покачал головой:
– Я виноват. Потому что сам решил им поверить.
– Но ведь они тебя обманули! Ты же видел, как Азиэль и я выходили из кинотеатра!
– Да, – сказал Филипп. – Но думаю, что в тот момент я уже решил, что буду им верить. Когда я вас увидел, для меня это стало лишь подтверждением того, в чем я был уверен: что ты и Азиэль еще… Ну, сама знаешь.
Она кивнула.
– Я думаю… – Филипп остановился, обдумывая, как лучше сказать. – Я думаю, что‑то во мне хотело поверить в это. Хотело найти причину быть злым. Странно, правда?
К его удивлению Сатина покачала головой. Но не объяснила почему. Вместо этого она сказала:
– Твои рога стали короче.
Филипп сморщил лоб и проверил. Она была права. Его рога стали короче на несколько сантиметров.
– Наверное, это потому, что я перестал сердиться, – сказал он и улыбнулся.
– А тебе и не надо было сердиться, сопляк, – прорычал кто‑то, пролетев над ними.
Это был Азиэль. Он приземлился и медленно сложил крылья.
– Тебе надо было чертовски радоваться!
42
