Тяжело и дьяволу, и ангелу

 

Филипп почти кончил выполнять задание, когда за ним пришел Люцифакс. Филипп всю ночь не выходил из своей комнаты, даже чтобы перекусить. Еду ему принес дворцовый слуга, тощий демон с прилизанными волосами и кривыми рогами. Его звали Грумске.

– От поварихи, – с хихиканьем сказал Грумске, протягивая Филиппу тарелку. – Просили пожелать приятного аппетита.

Равина приготовила ему одно и то же блюдо на завтрак, на обед и на ужин. Вареные паучьи лапы с соусом из улиток. Желудок бурно запротестовал, когда Филипп увидел это. Но голод не тетка, и он предпочел проглотить пару мохнатых паучьих лап чем забыть о чувстве гордости и попросить у Равины прощения.

Паучьи лапы были проглочены, и только упрямство Филиппа помешало тому, чтобы они тут же вернулись на белый свет.

– Куда мы? – спросил Филипп и закрыл книгу, которая называлась «Проклятые проклятия. Пособие по гарантированным издевательствам».

Он как раз читал интересную главу о безобразиях внутри и снаружи головы, таких, например, как прыщи, флюсы, нарывы на языке и шелушение кожи. Может быть, стоит попрактиковаться на Сатине?

– Иди за мной, – сказал кот.

Филипп молча шел за Люцифаксом вниз по винтовой лестнице.

Они проследовали мимо двери в кабинет, свернули в узкий коридор и остановились перед дверью в самом конце. Перед дверью в спальню Люцифера.

– Входи, – сказал Люцифакс. – Он хочет поговорить с тобой.

Воздух спальни был тяжелым, чувствовалось приближение конца.

Люцифер лежал в постели, болезнь источила его за последние две ночи так, что Филипп закусил губу, чтобы скрыть шок.

Кожа Люцифера была бледна, как зимняя луна, и свешивалась с лица, как ветхая одежда. Глаза его запали в глазницы так, что Филипп почти не видел их, а черные волосы превратились в грязные клочья.

Сломанный рог был скреплен липкой лентой крайне небрежно и висел криво.

– Меня почти нельзя узнать, правда? – хрипло сказал Люцифер и повернулся лицом к Филиппу. Как и лицо, голос его был мало похож на тот, что был прежде.

Филипп покачал головой.

– И вот теперь нас двое. – Намек на улыбку разделил потрескавшиеся губы, а палец, больше похожий на коготь, показал на рога Филиппа. – Они растут быстро. Это хорошо. Ты выучил уроки?

– Почти, – ответил Филипп. – Как ваше самочувствие?

– О‑о, в моей жизни были ночи получше. – Люцифер попытался сесть на постели, но сил не хватило. – Поэтому‑то я и хочу поговорить с тобой. Я больше не могу обучать тебя, Филипп. Стал слишком слаб. – Голос Властителя пропал, глаза закатились. Потом он открыл глаза и остановил свой блуждающий взгляд на Филиппе. – Я больше не могу обучать тебя, Филипп. Стал слишком слаб.

– Это вы уже говорили, – осторожно сказал Филипп.

– Говорил? – пробормотал Дьявол и посмотрел на Люцифакса, который кивнул. Потом Сатана опять повернулся лицом к Филиппу и сказал: – Значит, решено. У тебя очень большие успехи, Филипп. Гораздо большие, чем я рассчитывал, когда мы начинали твое обучение. Но ты еще не прошел весь курс. Твои рога выглядят вполне пристойно, но крылья и хвост только начинают расти.

– Значит, курс будет продолжаться?

– С новым учителем, – продолжил Люцифер и стал зевать. – Я надеюсь, что Люцифакс сможет… твои… рога… сделать… еще…

Глаза Люцифера опять закатились, а речь перешла в сонное бормотание. Потом он внезапно очнулся и устало посмотрел на Филиппа.

– Я больше не могу обучать тебя, Филипп. Стал…

– Знаю‑знаю, – прервал его Филипп. – Слишком слаб.

– А я уже…

Люцифакс и Филипп кивнули.

– Ты это уже говорил, господин, – сказал кот.

Дьявол кивнул:

– Хорошо. Это хорошо. Обучение будет продолжено немедленно. Надо использовать время, потому что я боюсь…

Лицо Люцифера исказилось, он почувствовал сильную боль и застонал.

Когда приступ кончился, он забыл, что хотел сказать. Но это ничего не значило, Филипп уже знал что.

– Потому что я боюсь, что у меня осталось не очень много времени.

Филипп посмотрел на Люцифера, глаза которого закрылись в третий раз, и прислушался к его неровному дыханию.

Ему надо бы рассказать все, что он разузнал. О варгаре, тюстере и о руке с тремя кольцами, обо всех составных частях заговора против Властителя. И тогда, не исключено, можно будет успеть что‑то сделать. Узнать, что именно отнимало жизнь у Властителя. Может быть, еще не поздно. И кроме того…

И кроме того, это было единственно правильным решением.

Филипп уже открыл рот. Но тут его взгляд упал на тень у своих ног. И он увидел свои рога, торчавшие у него во лбу как маленькие змееныши.

«…единственно правильным, – подумал он. А настоящий дьявол поступил бы единственно правильно?»

Нет.

Филипп закрыл рот и представил, каково это сидеть на троне в большом зале.

«Люцифер II».

Представив это, он улыбнулся.

 

38

Рога, хвост и крылья

 

Следующие ночи прошли быстро. Первую половину ночи Филипп проводил в кабинете Сатаны в обществе Люцифакса, который спрашивал у него выученные уроки, а потом переходил в Комнату Испытаний, где нужно было выполнять конкретные задания.

Эти задания были уже не такими, как раньше. Кот сказал, что Филипп усвоил очень многое, а длина его рогов показывала, что он может двигаться дальше. Это означало, что он теперь должен не просто устраивать какие‑то пакости, а подстрекать других к их выполнению. Именно так действует Дьявол.

Находясь за кулисами, он дергает за ниточки, будучи невидимым, как ветер, от дуновения которого шевелятся листочки. Люди не видели его, но слышали шепот, и Филипп был Змеем в их мыслях. Он щелкал своим острым языком, окутывал облаком отравленных слов и заставлял их делать самое ужасное. Это было так легко.

– Она этого не заслужила, – шептал он в ухо мальчику, который стоял с новой куклой младшей сестры в руке и пытался вспомнить, когда папа с мамой подарили что‑то ему. Потом бросал куклу на пол и начинал топтать ее.

– Она ничего не поймет, это бессловесное насекомое, – шептал он девочке, которая поймала желтую бабочку и теперь думала, не оторвать ли ей крылья для коллекции цветных картинок. Крылья отрывались, а потом и усики, потому что бабочке без крыльев не нужны усики.

– Бросай. В следующий раз она не будет тебя позорить перед всем классом, – шептал он школьнику, который не мог вычислить 17 процентов от 4300 и теперь стоял перед домом, где жила учительница математики. И два больших камня, лежавших в его руке, с грохотом разбивали высокие окна.

Так все и продолжалось. Филипп шептал, подзуживал и приказывал, подстрекал и соблазнял, рот его не закрывался ни на минуту.

– Давай‑давай, тебе хочется сделать это… Об этом никто никогда не узнает… От этого ты будешь чувствовать себя хорошо… Сделай это, все другие будут думать, что ты крутой парень…

Разгорались скандалы, начинались драки, исчезали игрушки и прокалывались шины. И за всем этим – словно кукловод – стоял Филипп со своей дьявольской улыбкой на губах.

Он чувствовал, что его крылья, хвост и рога растут все быстрее и быстрее. Да, он превращался в настоящего дьявола, и это почувствуют… кто?.. Да кто же еще?

ЩЕЛК!

– Ой‑ой‑ой!

Люцифакс взлетел на стуле с жутким воем. Огромная мышеловка прихлопнула его хвост, тот тут же раздулся вдвое.

– Мой хвост! Мой хвост!

Филипп фыркнул.

Люцифакс с жалобным стоном схватил хвост и передними лапами стал стаскивать с него мышеловку. Потом обернулся к Филиппу, его зеленые глаза сверкали молниями гнева.

Филипп пожал плечами и изобразил невинный вид.

– Я не виноват, что твой хвост похож на крысиный.

– Филипп! – Кот тяжело задышал, как делают все, кто хочет подавить гнев. – Филипп, прекрати!

– Что именно, Люцифакс? – спросил мальчик. Его рука поднялась к рогам и ласково их погладила. Он даже не осознавал, что сделал это. Просто у него появилась такая привычка.

– Не пытайся делать вид, будто не понимаешь, о чем я говорю! – закричал кот и подул на распухший хвост. – Сначала ты поджег мои усы, потом насыпал на мой мех порошок, от которого я стал чесаться, потом связал мне лапы клейкой лентой! А теперь это! – Люцифакс стащил с хвоста мышеловку и отбросил ее. – Это было смешно один раз ну два. А теперь хватит! Пора кончать! Понимаешь что я говорю?

– Да, – сказал Филипп, продолжая улыбаться. – Ты говоришь, что не любишь невинных шуток.

– Невинных шуток? – прошипел кот, и у него шерсть встала дыбом. – Вчера ты запер меня в библиотеке с Цербером, которого кто‑то спустил с цепи! Целых полчаса этот отвратительный трехголовый выродок гонялся за мной, пока наконец слуга не услышал мои вопли и не выпустил меня!

– Он посчитал, что это забавно. Его рот улыбался до ушей.

– Этот чертов пес откусил мне правое ухо, Филипп. И съел как какое‑нибудь… собачье лакомство! – Люцифакс показал кровоточащую рану. – Пройдет не меньше двух ночей, прежде чем оно опять вырастет, а пока я почти ничего не слышу!

– Хорошо, что он не откусил тебе голову, – сказал Филипп. – Вот тогда у тебя был бы по‑настоящему дурацкий вид!

– Ты вообще слышишь, что я говорю? – закричал кот.

И выпустил когти, которые разодрали обшивку кресла.

– Не надо так кричать! У меня уши на месте. Люцифакс чуть не взорвался. Он попытался что‑то сказать, но от ярости горло у него перехватило, и он смог издать только странный булькающий звук.

– Ладно, ладно, извини, – сказал Филипп. Он перестал гладить рога и поднял обе руки. – Обещаю, что больше делать этого не буду. Ты доволен?

Кот презрительно фыркнул:

– Ха! В этих краях обещания нарушают так же часто, как и дают. Это был первый урок, который я тебе дал, Филипп. Так дело не пойдет!

Филипп вздохнул.

– Послушай, я и на самом деле сожалею. Да‑да. Я обещаю, что не нарушу своего обещания. – И он перекрестился в обратном порядке.

Люцифакс еще раз фыркнул и пробормотал:

– Как будто от этого что‑то изменилось!

Филипп протянул руку с извиняющейся улыбкой:

– Мне очень жаль, что я так с тобой поступал, Люцифакс. Это правда. Наверное, потому, что ты был хорошим учителем. Ну, так как, друзья?

– Я видел немало тех, кто раскаивался, что протянул руку Дьяволу, – упрямо сказал кот. – А рога у тебя почти такие длинные, как у Люцифера. – Он подумал. Потом протянул лапу. – Ладно, прощу тебя на этот раз. Но если это повторится…

– Это не повторится, – сказал Филипп и пожал коту лапу.

Люцифакс спрыгнул на пол и подошел к двери.

– На этот раз все. К следующему разу ты прочитаешь до конца автобиографию Господина «Жизнь в Аду» и еще раз перечитаешь первые семь глав…

Кот споткнулся обо что‑то и уткнулся носом в пол. Быстро вскочил на лапы и свирепо посмотрел на Филиппа.

– Извини, – сказал Филипп и подтянул к себе хвост. – Это нечаянно. Я еще не очень хорошо управляюсь с ним.

– Так вот, что я сказал, – зашипел кот, – автобиографию Господина до конца и первые десять глав книги «Преступление и наказание». – Он повернулся и вышел из кабинета.

Филипп самодовольно улыбнулся. Выходя из кабинета, он поднял свой хвост, обернул им дверную ручку и мягко потянул к себе.

 

* * *

 

– «Извини, извини, я обещаю, что не нарушу своего обещания, – передразнивал себя Филипп, открывая дверь в свою комнату. – Мне очень жаль, что я так с тобой поступал, бедный‑бедный Люцифакс. Когда я тебе говорю, что мне очень жаль, то ты мне…» – он захлопнул дверь, – не верь!

Он зажег свечи в подсвечнике и подошел к зеркалу.

Оттуда на него смотрел демон. Губы его были сжаты в улыбке, которая больше походила на насмешку.

Филипп очень изменился за последние пять ночей. Иногда он просто не узнавал себя. От недостатка солнечного света кожа его еще больше побелела, рога стали длинными и кривыми. «Почти такими же длинными, как у Люцифера» – так сказал Люцифакс, но это была неправда. Они были длиннее, чем у Люцифера.

А если посмотреть в глаза…

«Глаза – зеркало души, – сказала однажды его мать, – и ни у кого нет более красивых глаз, чем у тебя».

Когда‑то его глаза были голубыми. А теперь уже нет. Они стали черными. Черными и сияющими, как один большой зрачок. Стали глазами Дьявола.

И это он то должен извиняться за свое поведение по отношению к Люцифаксу?

Да ни за что! Это они сами виноваты! Люцифер и Люцифакс. Они завлекли его сюда, обучили злу. И теперь Филипп стал тем, в кого они хотели его превратить.

Он стал Дьяволом. Самым натуральным дьяволом с рогами, хвостом и…

Раздался сухой скрип, когда раскрылись два черных крыла. Затем они взмахнули, закрыли свет от свечей, и отражение Филиппа превратилось в силуэт.

Черные прожилки создавали изящные узоры на внутренней поверхности крыльев, а сами крылья изгибались дугой, как у летучих мышей.

– Давай, – прошептал Филипп. – На этот раз должно получиться.

Он стал шевелить крыльями. Сначала медленно, потом быстрее. Быстрее. Быстрее. Быстрее.

В комнате поднялся ветер, который раскрыл на столе книги и начал быстро перелистывать их.

Филипп еще сильнее замахал крыльями, ветер перешел в бурю. Занавески задрожали.

– Давай! Давай!

Пол исчез из‑под ног.

Филипп повис в воздухе, в десяти сантиметрах от пола, в свободном парении.

– Продолжай! Выше! Выше! – выкрикивал он сквозь стиснутые зубы; крылья поднимались, так что пламя на стеариновых свечах стало горизонтальным. Но вместо того чтобы взлететь, он начал опускаться.

Приземлившись, Филипп раздраженно выругался.

Он делал что‑то неправильно, но что? Он размахивал крыльями изо всех сил. Почему же он поднимался только на десять сантиметров? Так обидно!

В первый раз он сделал попытку взлететь четыре ночи назад. Тогда крылья еще не были такими большими, как сейчас, и хотя он старался изо всех сил, Филипп не смог подняться над полом даже на сантиметр.

На следующую ночь получилось. Он уже почти отказался от попыток, как вдруг словно кто‑то подхватил его под руки и поднял на пять сантиметров в воздух. Правда, продолжалось это не более трех секунд, но все‑таки. Он летал!

Теперь пять сантиметров превратились в десять, а три секунды – в двадцать. Существенно лучше, но еще недостаточно хорошо.

Только тогда, когда он будет летать под небом, на котором нет звезд, словно охотничий сокол, он будет доволен. Сейчас он был не лучше глупой курицы.

Расстроенный и раздраженный, Филипп сложил крылья и подошел к окну. Хвостом он откинул крючки и распахнул окно. Вытер пот со лба кончиком хвоста и стал смотреть на город, в котором уже пятый день проходил Фестиваль Пакостей.

Но поверить в это было невозможно.

Филипп иногда выходил в город, когда хотел отдохнуть от уроков, и не видел никаких признаков праздничного настроения. Тротуары были пусты, большинство ларьков закрыты, плакаты и цветочные гирлянды болтались как‑то уныло. Из‑за новости об отмене праздничного обеда в Замке и слухов о болезни Люцифера из фестиваля ушел праздничный дух, как из воздушного шарика выходит воздух.

Филипп заметил дьяволенка, который летал неподалеку. Он делал спирали и мертвые петли, словно хотел поиздеваться над слабыми летательными способностями Филиппа.

Но Филипп не позволил себе возмутиться. Он только устало вздохнул, взглянул на полупустые улицы, дома и темные гроты. И подумал о Сатине.

Он ее не видел с той самой ночи, когда более или менее откровенно попросил ее убраться подальше. Интересно, чем она занята сейчас? «Неужели трудно догадаться, Филипп? – произнес голос в его голове. Шепотом и очень настойчиво. Так, как он сам говорил, когда уговаривал мальчишку отнять конфету у больной девочки в кресле‑каталке. – Она ведь вместе с ним. С твоим другом Азиэлем. Помнишь, как они смеялись, когда выходили из кинотеатра? Хохотали так, что слезы текли по щекам. И смеялись они над тобой, Филипп! Как она тебя назвала? Глупым и наивным. Да‑да, именно эти слова она употребила, ведь так? Глупым и наивным. Потому что ты думал, что она влюблена в тебя так, как ты в нее».

– Глупый и наивный, – произнес вслух Филипп. Он слышал шорох крыльев дьяволенка, который летал и летал по небу, нежась в теплом воздухе. Звук был очень отчетливый. Как будто тот был ближе, чем на самом деле.

«Да, глупый и наивный, как ангелочек. Но так больше не будет, Филипп. Больше не будет. Ты опередил их. Ты разрушил их планы, когда оттолкнул Сатину. Помнишь выражение ее лица? Великолепное зрелище. Она ничего не поняла. Ангел перестал быть ангелом. Он больше не был милым и приветливым, таким, что просто тошнило. Он больше не был милым и наивным».

Голос превратился в совсем тихий шепот, скорее в шелест где‑то глубоко в голове.

«Или все‑таки был им?»

– Нет, – ответил Филипп вслух. – Нет, не был.

Звук летящих крыльев стал еще громче. Это было совсем странно, потому что дьяволенок уже превратился в далекую маленькую точку. Что‑то здесь не так Филипп посмотрел вниз и ахнул. Он больше не стоял на полу. Он висел в воздухе в метре от пола.

Его крылья распахнулись и так осторожно подняли его, что он вообще не заметил этого.

От изумления Филипп забыл махать ими и со стуком опустился на пол. Потом изумленно засмеялся.

Он летает! Он по‑настоящему летает! Это не какое‑то там беспомощное размахивание крыльями, при котором он с трудом поднимался на пару сантиметров над полом. Нет, взмахи его крыльев стали выдержанными и сбалансированными. Естественными.

Он сделал это! Совсем о том не думая. Но как? Каким образом? Он даже не пытался взлететь, это произошло само собой, пока он стоял и думал о…

– Сатина, – прошептал он, и для него вдруг все стало ясно.

«Думай о хорошем!» Эти слова Питер Пэн говорил Венди и ее братьям, когда учил их летать. «Думай о хорошем!»

Но здесь в глубоком темном подземелье, где время тянулось бесконечно долго, как и на Острове Неверландия Питера Пэна, – здесь все было наоборот. Здесь надо было думать о плохом. Думать о плохом так, как Филипп думал о Сатине и Азиэле. Как они обошлись с ним. Как он думал и как собирался обойтись с ними.

– Спасибо за помощь, Сатина, – сказал он и расправил крылья. – После коронации я награжу тебя. Дарую тебе должность переносчицы камней. Правда, заманчиво? – Он щелкнул пальцами. – Но ты успокойся. Ты не будешь работать в одиночестве. Азиэль, конечно, будет тебе помогать.

 

39

Люцифер II

 

Филиппа разбудил Люцифакс, повторявший его имя.

– Оставь меня, – пробурчал Филипп и повернулся на другой бок. – Я устал.

– Это лень, – сказал кот из‑за двери. – Замечательно, Филипп. Замечательно. Это значит, что у тебя уже есть шесть из семи смертных грехов. По правилам нашей школы это означает, что дьявол выполнил формальные требования для получения аттестата. Последний, седьмой грех – обжорство – не будет особой проблемой. Причина того, что ты до сих пор не имеешь его, очень проста – у тебя не было времени. Выползай из постели! Сегодня важная ночь!

– Ты говоришь это каждую ночь, – сказал Филипп, сполз с постели и стал одеваться. Зевая, он открыл дверь и встряхнул головой, чтобы избавиться от сонливости.

– Нам пора, – сказал кот.

Но вместо того чтобы, как обычно, спуститься по винтовой лестнице к кабинету Люцифера, Люцифакс направился в другую сторону и стал по лестнице подниматься.

– Куда мы идем? – спросил Филипп.

– Потерпи.

Лестница поднималась выше и выше и делала поворот круг за другим.

На пути не было ни дверей, ни коридоров. Был слышен только треск факелов, отбрасывавших длинные тени, которые они сами обгоняли. Сверху спускалась паутина, вздрагивавшая иногда от дуновений ветерка.

По дороге Филипп думал о том, что сказал Люцифакс, будто у него уже есть шесть из семи смертных грехов. Неужели это правда?

Первыми идут зависть и гнев. Хорошо, с ними все ясно. Он завидовал Азиэлю, потому что тот дружил с Сатиной.

«И сейчас дружит, – поправили его мысли. – Они дружат и сейчас, не забудь».

Он, конечно, помнил это, отсюда гнев.

Дальше идут лень, о которой только что говорил Люцифакс, потом гордыня.

«Вот этого не было, – подумал он, – я не вел себя высокомерно и не сделал ничего…»

«Разве? Ты был откровенно груб с Равиной, а потом начисто отказался извиниться перед ней. Весьма высокомерное поведение…»

«Ладно, ладно. А как быть со сладострастием? Вот здесь уж Люцифакс точно ошибся, потому что я никогда…»

«Разве? Если мне память не изменяет, в какой‑то момент ты был готов нарушить обещание, данное Люциферу, ради одного поцелуя Сатины? Вот тебе и сладострастие!»

«И это тоже считается? Малюсенький поцелуй который я даже не получил?»

А жадность? Во всяком случае, жадности не было никогда. Он всегда делился с другими, если было что делить. И он всегда брал себе самый маленький кусочек, когда поднос с кушаньями посылали вокруг стола. Нет уж, он не жадный, и он точно никогда…

«Ты лжец, Филипп. Ты лжешь и знаешь, что лжешь. Только не хочешь признаваться. Ты стал таким жадным, что это читается в твоем взгляде. Когда‑то ты хотел, чтобы все было по‑другому, ты не хотел оказаться здесь. Но теперь‑то все изменилось – и ты изменился, Филипп, – и у тебя чешутся руки. Не каждый день предлагают целое царство. И от такого предложения Филипп Ангел не подумает отказаться. Он знает, что кто‑то отравил Дьявола, но ничего не делает для того, чтобы, до конца разобраться в этом деле. Почему? Потому что теперь он не хочет разбираться до конца. Потому что он почувствовал запах трона и Темною царства, которое следует к трону в придачу. Потому что он стал жадным. Я говорю неправду?»

– Нет, – сказал Филипп. – Все это правда.

– Ты что‑то сказал? – спросил Люцифакс. Филипп покачал головой.

Они продолжали идти вверх по лестнице, которая кончилась около узкой двери с ручкой в виде сжатых в кулак костей руки. Из‑под нее шел свет, и Филипп увидел на некоторых ступеньках капли крови.

– Где мы? – спросил он.

Похоже, они находились в одной из башен Замка. От ветра, который бил по каменным стенам, башня дрожала.

– Зачем мы пришли сюда?

– Открой дверь, юный ученик, – ответил Люцифакс. – Кое‑кто хочет посмотреть на тебя.

Филипп взялся за ручку в виде кулака и осторожно открыл скрипучую дверь.

Помещение было круглым и не особенно большим. Оно было пустым, если не считать одной‑единственной стеариновой свечки, которая стояла в центре и создавала круг мягкого света на полу.

Тени покрывали стены, как черные обои. Ветер шептался в углах, напоминая Филиппу об ужасном голосе, который он слышал в темном подвале церкви. Он вздрогнул. Неужели здесь спрятался тюстер?

– Входи, – прозвучал откуда‑то сзади голос Люцифакса.

– Здесь никого нет, – сказал Филипп. Он попятился, но кот преградил ему дорогу. – Здесь пусто…

Он застыл, напряженно слушая.

Кто‑то закашлялся. Но кашель был такой слабый и едва различимый, что, скорее, напоминал дыхание.

Филипп прищурился и посмотрел в сторону, откуда шел звук. Из темноты стал медленно проявляться контур.

– Люцифер? – воскликнул он. – Это вы?

– Удивляешься? – Голос Властителя был сухой и надтреснутый, как высохшая протока. – Иди сюда мой мальчик. Дай мне посмотреть на тебя.

Филипп осторожно подошел к Дьяволу, который сидел в темноте, как будто больше не переносил света.

По мере того, как глаза Филиппа привыкали к темноте, он все лучше видел фигуру Люцифера, замершего в согнутом положении на старом деревянном стуле.

Филипп тихо охнул.

В последний раз, когда он видел Люцифера, болезнь изменила Дьявола настолько, что его почти невозможно было узнать. Теперь узнать его было невозможно. Этот высохший демон, не имел ничего общего с черным дьяволом, который когда‑то давно начал войну на небесах. Оба его рога были обломаны. Одного рога не было совсем, второй болтался на обрывке грязной липкой ленты. Одно из торчавших сбоку крыльев висело над полом и казалось сломанным.

Лицо Люцифера было мертвенно бледным, напоминая искореженную луну.

Люцифер больше не был тенью самого себя. Он был тенью своей тени.

– Неужели ты тот самый мальчик, которого я видел в последний раз шесть ночей назад? – прохрипел Люцифер. – Тебя не узнать.

– Вас тоже, – ответил Филипп и задумался, – как же, черт побери, Люцифер смог подняться по этим лестницам. Должно быть, на это ушли долгие часы.

– Не очень вежливо сказано. Но я и не ожидал от тебя другого. – Дьявол помолчал, наблюдая за Филиппом, глаза его прятались в темноте. – Люцифакс рассказал мне о том, что ты делал в последние ночи.

Филипп покосился на кота, тот издевательски ухмыльнулся.

Затем Люцифер издал хрипящий звук, который Филипп сначала принял за кашель, но который оказался смехом.

– Слушать это необыкновенно приятно. Просто порция необходимого лекарства для моего больного сердца.

– Спасибо, – сказал Филипп, а Люцифакс оскорблено фыркнул.

– Благодарить должен я, Филипп, – сказал Люцифер. – Когда я обнаружил, что произошла ошибка, что ты не тот мальчик, который… То я чуть не умер. Но с тех пор многое изменилось, и я начинаю думать, что в действительности никакой ошибки не было. Что ты и есть тот самый мальчик. Настоящий Преемник. Ты достиг большого успеха, Филипп. Гораздо большего, чем я мог надеяться. И теперь мы, ты и я, подошли к концу нашего пути.

Люцифер показал на него своим согнутым пальцем.

– Время учения подошло к концу, Филипп. Остался последний экзамен.

– Экзамен? – пробормотал Филипп. Под ребрами сильно застучало сердце.

– Мое время практически истекло. Я поговорил с Мортимером до того как подняться сюда. Лестницы отняли у меня последние силы, а нужно еще спускаться. Но на твоем экзамене я должен присутствовать, и, кроме этого, он обещал подождать, чтобы я умер в собственной постели.

– А что будет? Потом?

– «Король умер, да здравствует король», – ответил Люцифер. – В полночь Люцифакс возвестит об этом всем, после чего состоится твоя коронация и вручение тебе символического трезубца. Это будет завершением Фестиваля, который на этот раз был не очень веселым.

«Король умер, да здравствует король». Эти слова заметались в голове Филиппа, как летучие мыши мечутся в порывах штормового ветра. Они казались нереальными, безумными. Это могло быть только тем что видят во сне. Четырнадцать дней назад он сидел у себя дома над учебником математики. А теперь был здесь. Оставалась только одна ночь до того, как он станет Властителем Тьмы! Конечно, при условии, что выдержит экзамен. В чем бы он ни состоял!

– Что надо делать? – спросил Филипп и оглянулся по сторонам. – Что это за экзамен?

У Люцифера хватило сил на слабую улыбку:

– А я‑то думал, что ты давно понял.

Он схватил трость, прислоненную к стене, и отодвинул на единственном окне крючок, который тут же беззвучно отскочил.

– Ты должен летать.

– Летать? – прошептал Филипп.

Он подошел к окну и посмотрел вниз. В животе похолодело. Далеко‑далеко внизу двор Замка был крохотным серым пятном размером с ноготь мизинца. Люцифер явно сошел с ума.

– Да, летать. Последний экзамен. Рога и хвост у тебя уже выросли, крылья тоже. Теперь осталось получить доказательство, что ты достоин занять трон. Только если ты достоин этого, Филипп, только если ты стал дьяволом до мозга костей, крылья понесут тебя.

– А если не понесут? – спросил мальчик.

– Упадешь. Прыгай в окно.

– Но…

– Прыгай в окно.

– Но я же еще не…

– Прыгай в окно!

Это был приказ, и хотя отдавался он слабым шепотом, можно было не сомневаться во власти говорившего. Как бы там ни было, здесь, во мраке, сидел сам Сатана.

Сердце билось, Филипп поднялся на подоконник.

Он чувствовал, как ветер качает башню. Казалось, что она сама хочет выбросить его из окна. Дело могло кончиться плохо. Он ведь даже не тренировался. Его рекорд – жалкие двадцать секунд, черт побери! Неужели он останется в живых, прыгнув с такой высоты? Какой бред говорить, что…

– Не думай так долго, Филипп, – сказал Люцифер. – Лети и доверься сердцу.

Трость оказалась между лопатками Филиппа, и не успел он опомниться, как Люцифер вытолкнул его в окно.

Филипп падал. Он кричал, но ветер, который рычал ему в уши, заглушал эти крики. Плащ болтался вокруг него, как пара сломанных крыльев, башня Замка проносилась мимо.

Под Филиппом, над ним, перед ним, позади него мелькал двор, приближавшийся с бешеной скоростью.

«Крылья! – прозвучал дребезжащий голос, преодолевший гром у него в ушах. – Маши крыльями!»

Филипп расправил крылья и сам удивился той силе, с которой ветер ударил по ним. Ветер пытался оторвать их, словно они были зонтиком в ветреную погоду. Он закрутился в воздухе еще быстрее.

«Начинай же! Ну!»

Филипп взмахнул крыльями, попытался выправиться, выйти из смертельной спирали, в которой оказался. Это было невозможно. Какие бы движения он ни делал, он продолжал падать, и тут странная мысль…

«Не поэтому ли Люцифера называют падшим ангелом?» – пришла ему в голову. Двор Замка летел ему навстречу.

«Лети и доверься сердцу, – вдруг прошептал ему в уши Люцифер. Его голос перекрыл шум ветра. – Как ты это делал вчера».

Как вчера?

Как вчера? Ну, конечно! Вчера он стоял у окна и вдруг оказался в метре над полом, потому что подумал о…

Азиэле и Сатине.

Филипп снова взмахнул крыльями. Один раз, но тихо и спокойно.

Это случилось в самую последнюю секунду. За долю секунды до того, как рухнуть на камни двора, он изменил направление полета и соколом взвился над головами демонов, проходивших по двору. Все испуганно заахали и замахали кулаками вслед ему:

– Надо летать по правилам, хулиган!

– Мерзавец чертов, как ты смеешь пугать добропорядочных демонов!

– Молокососы проклятые, никого не уважают, кроме себя!

Голоса утонули в вое ветра, который теперь в ушах Филиппа звучал победным кличем.

Он носился взад и вперед под черным небом, как нож разрезал воздух, плыл на крыльях, которые несли его ровно и спокойно, а в сердце звучала сладкая музыка.

Он летал! Он летал по‑настоящему, и это было самое волшебное изо всего, что он испытал за свою жизнь!

Филипп быстро понял, что надо делать, чтобы маневрировать. Если немного опустить правое крыло, то повернешь направо, если левое, то налево. Чем ниже он опускал крыло, тем круче был поворот. Если он поднимал оба крыла, то взлетал, а если опускал, то несся к земле.

Филипп летал над двором Замка, огибая высокие башни.

Он выдержал экзамен! Он сделал это!

Он замахал крыльями сильнее, взлетая, покружив вокруг башни, из которой Люцифер вытолкнул его.

Слегка запыхавшись, Филипп приземлился на окно и сложил крылья. Они больше не скрипели.

На стуле сидел Люцифер, высохший и скрученный, как старая мумия. Филипп видел, что он попытался улыбнуться, но это осталось только попыткой.

– Ты выдержал экзамен, – сказал Люцифер глухим шепотом. – Ученик Дьявола завершил обучение.

– Правое крыло побаливает, – сказал Филипп и помассировал плечо. Вспыхнула тупая боль. – Кажется, оно еще не совсем выросло.

– Надо его тренировать. – Люцифер бросил быстрый взгляд в сторону, и кот покинул комнату.

Умирающий Дьявол со стоном поднялся.

– Меня ждут лестницы и Мортимер. Я передам ему привет от тебя.

Трость стукнула о деревянный пол, и Люцифер сгорбленной тенью поковылял по направлению к двери.

Филипп молча смотрел ему вслед.

– Ирония судьбы, правда? – сказал Люцифер, хватаясь за ручку, чтобы не потерять равновесия. – Вообще‑то мне нужна помощь, чтобы спуститься по всем этим ступеням. Но ты, Филипп, даже не подумал предложить ее мне. Теперь ты стал таким. Но это ничего. Вниз я спущусь. С чьей‑то помощью или без нее Люцифер помолчал и повернулся к Филиппу. Липкая лента, державшая остатки его сломанного рога, оторвалась, рог упал на пол и рассыпался в прах.

Люцифер с горечью посмотрел на кучку пыли, поднял взгляд на Филиппа, замершего жуткой фантастической фигурой на подоконнике.

– Береги мой трон, Филипп. Обещаешь?

– Обещаю, – ответил Ученик Дьявола Люцифер кивнул.

– Прощай, друг мой.

– Прощайте.

– И тренируй плечо, – сказал Сатана и заковылял вниз по лестнице. Стук трости вторил его шагам.

Филипп еще немного посидел.

«Ученик Дьявола завершил обучение».  

Эти слова разбудили в нем что‑то. Сначала он не знал, что именно, но ощущение было мерзким. Оно росло, переходило из глубин живота в горло, как крик или чувство тошноты.

Но крика не было. Был смех. Черный смех из самого черного уголка его черного сердца, и хотя он сам этого не понял, волосы на его руках и затылке встали дыбом.

«Ученик Дьявола завершил обучение».  

По‑прежнему смеясь, Филипп спиной вывалился из окна наружу.

 

40