– У нас нет столько времени.
– Я знаю, – сказала Сатина. Она пнула ногой камень, который вылетел на улицу. – Если бы ты умел летать, нам было бы гораздо легче.
Она была раздражена, и это рассердило Филиппа.
– А я летать не умею! – ответил он и отвернулся от нее. – Я всего лишь человек.
– Я сказала только то, что, если бы ты умел летать, нам было бы гораздо легче.
– Но я летать не умею!
– Поверь, я это поняла.
– А впечатление такое, что не поняла, если ты все время это повторяешь.
Вообще‑то для Филиппа было не характерно ввязываться в ссоры, потому что он знал, что из этого получаются только испорченное настроение и вражда и лучше помолчать. Но по какой‑то причине он не мог. Он вспомнил восторг, который увидел во взгляде Сатины, когда она рассказывала об Азиэле и его длинных рогах. Вот у него‑то наверняка были большие крепкие крылья!
Филипп посмотрел вверх и увидел сквозь листья дерева кружащие по небу фигуры. Их крылья казались огромными секирами в темноте ночи. Он потер руками лицо и тяжело вздохнул.
– Ты сказала что, кажется, видела этого мальчишку в школе. У тебя нет альбома фотографий или чего‑нибудь в этом роде?
Сатина ошеломленно посмотрела на него:
– Есть, черт побери! Почему ты не сказал этого раньше?
* * *
– Вот он! – Сатина вынула из глубины шкафа небольшой альбом.
Они сидели в комнате Сатины. Филипп был несколько разочарован, увидев, какой обыкновенной была эта комната. Кровать, шкаф, письменный стол, на котором в беспорядке лежали тетради и всякие разрисованные листочки. Полка с книгами, игры, украшения и фотографии подруг. На стенах висели афиши с портретами кумиров из «Ungrateful Dead» и» Soul Devour»[10], судя по всему, это были рок‑группы.
В клетке, стоявшей на полу, жил любимый домашний зверек Сатины, не хомячок и не мягкий пушистый кролик, а паук по имени Спиннер.
Она спросила Филиппа, не хочет ли он подержать его, но Филипп, который вообще‑то не боялся пауков, решил, что держать в руках перламутрового, размером с кулак, тарантула, пожалуй, перебор. Лучше будет, если он останется в клетке – и для паука и для Филиппа.
Филипп подвинулся, и Сатина села рядом.
– Давай посмотрим. Лет ему немного. Он, наверное, из двадцатого или двадцать первого?
Филипп покачал головой:
– Двадцатого или двадцать первого чего?
– Класса, конечно.
Она стала перелистывать страницы, замелькали рога, крылья и острые зубы в улыбках как с рекламы зубной пасты.
– Из двадцать первого класса? Скажи мне, сколько же лет вы тут, в Подземном царстве, учитесь в школе?
– Сто десять лет, – ответила Сатина, и Филипп с уважением присвистнул. – Хочешь посмотреть мою фотографию?
Она перевернула несколько страниц, и Филипп наклонился посмотреть.
Сатина тут же стала листать дальше.
– Эй, я же не успел рассмотреть!
– Смотреть не надо, – коротко ответила она. – Я забыла, какое плохое здесь фото. Не стоит смотреть.
Это была ложь. Филипп слышал это хорошо, также как слышал бег паука по клетке. Что‑то было на той фотографии, которую она не хотела показывать, и это не имело отношения к ее внешности. Ему внезапно очень захотелось посмотреть на эту фотографию.
Сатина продолжала перелистывать альбом, оба внимательно смотрели на лица многочисленных дьяволов.
– Это он! – воскликнули оба одновременно и указали на фото в верхнем левом углу.
Никаких сомнений не было. С маленькой портретной фотографии широко улыбался мальчик‑варгар, показывая острые как шило крысиные зубы.
Филипп посмотрел на подпись.
– Его зовут Кнурре.
– Кнурре? – Сатина рывком отняла альбом. – Кнурре Ратник?
– Ты его знаешь?
Она задумчиво кивнула и стала рассматривать фото.
– Как же так?
– Что случилось?
– Кнурре Ратник исчез около трех недель назад. Вся Преисподняя на ушах стояла, чтобы найти его, но это не удалось. Никто не знает, что с ним стало.
– Неужели?
– Кто‑то думает, что он исчез во мраке Окраинных Земель. Другие говорят, что он упал со скалы и зажат камнями в недоступном месте.
– Итак, примерно три недели назад этот парень был в спальне Люцифера, – сказал Филипп. – Там он сделал что‑то очень плохое, потому что Сфера Зла зарегистрировала это. Через несколько ночей – а может быть, в ту же ночь – он бесследно исчез. И никто его больше не видел. – Филипп поднялся с кровати и заходил по комнате, громко рассуждая. – Если бы ты сделала что‑то такое, отчего у Люцифера появится смертельная болезнь, ты тоже скрылась бы, пока не появится возможность безопасно вернуться?
– Но он всего лишь мальчик, – возразила Сатина. – Как он может спрятаться от целого города?
Филипп наклонился и посмотрел на белого тарантула в клетке. Он спрятался за большим поросшим мхом камнем и тоже смотрел на него. С похожих на пилу зубов стекал яд.
– Может быть, кто‑то прячет его?
– Заговор? Ты хочешь сказать, что это заговор?
– Она покачала головой. – Заставить мальчика принять участие в таких делах это… Это…
Она остановилась, и Филипп изобразил мрачную ухмылку.
– Это нехорошо? – сказал он. – Конечно нехорошо. А ты не забыла, где мы находимся?
22
Среди грешников
Ночные происшествия наполнили голову Филиппа множеством мыслей и вопросов, которые гудели в его голове, как рой мошек вокруг уличного фонаря. Наверное, поэтому он заметил Азиэля только тогда, когда было уже поздно.
Он шел от Сатины – ей нужно было написать сочинение, которое надо было сдать уже вчера – как рядом раздалось хлопанье крыльев. Филипп поднял голову и посмотрел прямо в черные дьявольские глаза. Все мысли и вопросы мгновенно испарились из его головы.
– Ой, да неужели же это наш гость из Аида сказал Азиэль и приземлился рядом с Филиппом. Его широкие крылья бесшумно сложились. Он улыбнулся, но между улыбкой и его черным взглядом расстояние было в несколько километров. – Как дела?
– Дела… – Филипп откашлялся. – Дела идут хорошо.
– Рад это слышать, – сказал Азиэль.
Он засунул руку в свои рыжие волосы, и они поднялись, образовав настоящий костер. Черные рога блестели.
– Ну так до свидания, – сказал Филипп и попытался обойти Азиэля. В ту же секунду перед ним распахнулось черное крыло и перекрыло ему дорогу.
– И куда же ты направляешься, ангелочек?
– Мне надо…
– Тебе надо закрыть ротик, – прервал его Азиэль и сильно стукнул крылом, так что Филипп ударился о стоявший на обочине бук с большими шипами. Он рассадил колено о шипы, потекла кровь.
Над ним возвышался Азиэль, и Филиппу показалось, что сам он становится все меньше и меньше. Он посмотрел по сторонам, пытаясь найти путь к отступлению, но ничего не было.
– Ты долго будешь искать помощь. – Азиэль щелкнул пальцами. – В прошлый раз тебе повезло, но сейчас девчонки рядом нет, никто не поможет.
– Говори о Сатине хорошо! – воскликнул Филипп и заметил, что ею гнев сильнее страха.
– Ну‑ну‑ну, щеночек показал зубки! – засмеялся Азиэль. – Дьявольская девчонка что‑то с ним сделала. Позволь! – Дьяволенок наклонился, понюхал грудь Филиппа и изобразил язвительную улыбку. – Даже страх не может скрыть этот отвратительный запах, да ты влюбился, ангел!
Азиэль встал, и теперь не было даже намека на смех в его свистящем голосе:
– Забудь о ней, дружок. Сатина предпочитает настоящих дьяволов. А не ангелочков!
– Я совсем не ангел! – Филипп буквально прорычал эти слова, получилось очень убедительно.
– Мне все равно, кто ты и откуда ты, – сказал Азиэль и постучал кончиком хвоста по груди Филиппа. – Ты помешал нам воровать яблоки. Это ты виноват в том, что старый дурак чуть не оторвал мне хвост! Такие дела требуют мести. В этих местах.
Он схватил Филиппа за шею и потащил его по улице. Филиппу пришлось бежать, чтобы успевать за ним. Несколько раз он падал, но Азиэлю это было безразлично. Он только крепче сжал его за шею и продолжал тянуть Филиппа, ноги которого тащились по земле.
– От‑пу‑сти! – стонал полузадушенный Филипп. – От‑пу‑сти, а то я закричу!
– Кричи на здоровье, ангелочек. Здесь никто на это не обращает внимания!
Филипп делал попытки освободиться и нечаянно наступил Азиэлю на хвост.
– Вот, Дьявол! – закричал тот и поднял Филиппа так, что его ноги повисли в воздухе.
Перед лицом Филиппа появился огромный кулак, и все вдруг стало неотчетливым. В его глазах запрыгали синие точки, и какое‑то время он не мог понять, что произошло. Откуда взялась кровь, капающая ему на руки?
– Вы только подумайте! – голос Азиэля пробился через вату, которая почему‑то забила уши Филиппа. – У ангелов, оказывается, есть кровь!
В глазах Филиппа появились слезы, но он не плакал. Даже близко не было, чтобы он заплакал. Черт его побери, если он доставит такое удовольствие Азиэлю!
Рыжий дьяволенок потащил его за угол, где на них обрушился грохот цепей, крики и свист кнутов.
На большом покрытом грязью поле теснились закованные в цепи мужчины и женщины. Каждый нес тяжелый камень, острые края которого в кровь рассекали кожу. Эти камни они несли через все поле, как будто там возводилось огромное сооружение. Но где оно, Филипп не увидел.
И похоже, что другие грешники несли эти же камни обратно.
– Пошевелитесь, ослы, ленивые! – кричал грагорн, стоявший на небольшом возвышении. Он был большой и черный, как жуткий гот, и его кнут летал над потными лицами грешников. – Вы думаете, что на курорт приехали? А ну, таскать камни!
– Вот что делают с такими подонками, как ты, – прошептал Азиэль и потащил Филиппа на поле.
Зелля была мягкой, как ртуть, и он мгновенно провалился до лодыжек. Что‑то звякнуло: это Азиэль приковал его к цепям группы грешников.
– Приятно поработать, ангелочек, – сказал Азиэль. – Приступай. Конец работы наступит… Да никогда он не наступит!
Он взмахнул крыльями, с довольным смехом взлетел и исчез в темной ночи.
Ноги Филиппа стали быстро тонуть в грязи. Вскоре она доходила ему до колен.
– Надо ходить, – прозвучал сиплый голос.
Филипп повернул голову и увидел пару глаз на измученном лице. – Надо ходить, а то ты утонешь.
Мужчина, в бороде которого были видны комки глины, помог Филиппу выбраться. Он был стар, но его глаза выглядели еще старше. Он был здесь очень давно.
– Что вы делаете? – спросил Филипп. – Что строите?
– Ничего мы не строим, – ответил мужчина. – Мы носим камни с одного края поля на другой. А другие носят эти же камни назад. Так проходит время.
– Но… – Филипп посмотрел на большое количество людей, которые брели по полю. – Это же не имеет смысла.
Мужчина кивнул:
– Разве не то же самое происходит с большинством других видов наказания?
– Прочь с дороги! – Огромный пыхтящий мужчина с колоссальным камнем на спине шел навстречу им, грязь разлеталась во все стороны. – Прочь с дороги, говорю!
Гигант шел прямо на них, но старик, который помог Филиппу выбраться их грязи, даже не пошевелился. Он покачал головой:
– Обойди.
Гигант остановился. На лбу у него было круглая дыра над правым глазом размером с грецкий орех.
– Держи рот закрытым, Давид, если бережешь зубы! – прорычал он.
– Подходи! – холодно ответил старик. – Я тебя победил, Голиаф, могу победить и снова.
Гигант свирепо фыркнул, но не ответил. Потом пнул ногой грязь и обошел их.
– Голиаф, – прошептал Филипп и представил себе большую дыру во лбу гиганта. Потом посмотрел на щуплого старика. – Давид, так вы Давид? Давид с пращой[11]! – Я самый, – сказал старик, и гордость мелькнула в его красных глазах.
– Но почему… Разве… Я думал…
Слова застревали в горле Филиппа.
Многого из того, что происходило в Подземном царстве, он не мог понять. Но вот это было полным безумием. Все дети знали историю о Давиде маленького роста, который убил гиганта Голиафа выстрелом из пращи, и все знали, что Давид – герой.
– Почему вы попали сюда?
Свет в глазах Давида потух, и он стыдливо опустил голову.
– Обо мне рассказывается много историй, а не только та, где я и Голиаф, – сказал он тихо. – Я был королем, очень жадным. И одна женщина… – Голос совсем пропал, а когда вернулся, источал стыд. – Ее звали Вирсавия, она была замужем. В то время мой народ воевал с аммонитами. Я отдал приказ, чтобы ее муж Урий был послан в бой. Два дня спустя его убили, и я смог заполучить мою Вирсавию.
Он поднял голову, и Филипп увидел слезы в его глазах.
– Поэтому я здесь и вечные времена буду таскать камни.
Он повернулся и пошел. Филипп попытался догнать его, но ноги опять завязли в грязи.
– Подождите! – крикнул он. – Давид, подожди! Вы должны мне помочь!
Но Давид уже исчез в толпе. Филипп выбрался из грязи и схватил первого попавшегося мужчину, который вздрогнул от его прикосновения.
– Вы мне не поможете…
– Отпусти! – испуганно закричал мужчина и высвободился из рук Филиппа. – А то ударят кнутом!
– Но это ошибка! Я вообще не должен быть здесь! Раздалось много голосов:
– Я тоже.
– И я.
– Я с самого начала это говорю, но меня никто не слушает. Вообще никто не слушает!
– Всем закрыть рот и шевелить ногами! – прорычал грагорн с возвышения, и Филиппу показалось, что воздух взорвался, когда кнут засвистел над их головами.
Гнусавое бормотание тут же мгновенно прекратилось, грешники двинулись дальше. Филиппу пришлось двигаться вместе с ними, чтобы не оказаться втоптанным в грязь.
Он очень скоро понял, что чем быстрее он идет, тем ему легче. А если долго стоять на одном месте, то начинаешь тонуть.
Поэтому Филипп пошел быстрыми шагами, думая о том, что бы такое сделать, чтобы выбраться отсюда.
* * *
– Помогите, если можете. Я… больше не могу.
– Заткнись, парень!
– Убери ноги, а то ударят кнутом.
* * *
Мир состоял из камня, грязи, пота и крови. Ничего другого не было.
Филипп с громкими стонами шел по грязи, спотыкаясь о свои собственные ноги, и заметил, что камень, который он нес, сделал вмятину на его руке. Но боли больше не было. Он слишком устал, чтобы испытывать боль.
Сколько времени он пробыл здесь? Два часа? Двадцать часов? Он не имел об этом ни малейшего представления. Время погрузилось в грязь вместе с его ногами, и у него не было сил закончить хотя бы одну связную мысль.
Сначала он шел бодро, потому что так было легче. Но вскоре наступили усталость и истощение сил, и теперь каждый шаг давался ему с таким трудом, что он практически не двигался.
Пот тек в глаза, все стало неотчетливым, Филипп спотыкался о свои цепи. Камень выскользнул, он упал в грязь. Никто ему не помог. Напротив, Филипп почувствовал, как они отскочили от него. Как будто он был опасным зверем.
Филипп попытался встать, но не смог. Руки не реагировали, ноги умерли, он чувствовал, как погружается в грязь.
Далеко вдали он услышал чей‑то низкий голос, прокричавший что‑то непонятное. Потом раздалось хлопанье мощных крыльев, словно прогремел гром.
Грязь пожирала его, проглотила кисти руки, руки целиком, ноги. Стало даже приятно, что грязь охлаждает его горячую кожу, и Филипп перестал что‑либо делать, чтобы подняться наверх.
Последнее, что он услышал, прежде чем грязь заполнила уши и остановила все звуки, был сильный взмах кнута, который разорвал над ним воздух. Потом он почувствовал, как кто‑то тянет его за лодыжку…
И потерял сознание.
23
Неприятное открытие
– Филипп? – Голос в темноте произнес его имя.
Голос низкий, грохочущий. И в то же время ласковый. Озабоченный. – Филипп?
Он попытался ответить, но губы и язык ему не повиновались. Получалось какое‑то слабое кваканье.
Что‑то холодное попало ему на лоб, стало очень приятно. Потом кто‑то раздвинул его губы, и маленькими порциями в рот потекла холодная вода. Часть попадала на щеки, но больше текло в рот, и он глотал ее. Это была самая лучшая вода, которую он пил в жизни.
– Филипп? – снова прозвучал голос. На этот раз голос был более отчетливый, и когда он попытался ответить, это получилось.
– Да? – сказал он.
Филипп открыл глаза и увидел черное, как у древнего ящера, лицо с длинными рогами и желтыми горящими глазами.
Он чуть не охнул от страха, но подавил этот позыв.
– Я так и подумал, что это должен быть ты, – сказал демон, и его острые зубы обозначили дружескую улыбку. Филипп узнал его. Это был тот грагорн, который кричал на переносивших камни и хлеставший их кнутом, если те слишком долго отдыхали.
Филипп посмотрел по сторонам и увидел, что лежит на деревянном столе.
Комната была темной и большой, с длинными столами и стоявшими рядом деревянными скамейками.
Демон осторожно смочил его лоб влажной тряпкой.
– Где же… – начал Филипп, но сухой кашель прервал его вопрос.
– Спокойно, дружок. Пей. Я думаю, это тебе нужно.
Грагорн протянул ему кувшин с водой, и Филипп начал ее глотать.
Он сделал еще одну попытку:
– Где же я?
– В нашей столовой, – ответил палач. – Я вытащил тебя в последнюю секунду. Я увидел в грязи твой черный плащ. На грешниках нет одежды, поэтому я понять не мог, что случилось. И что же вытащил мой кнут из грязи? Грязного мальчишку, очень похожего на того странного парня, о котором рассказывала моя дочь.
– Ваша дочь? – Филипп уставился на демона. – Вы говорите о Сатине?
Грагорн кивнул:
– Она много болтала о своем новом друге. О мальчике по имени Филипп, у которого нет рогов на лбу и крыльев на спине.
– Вы папа Сатины? – недоверчиво повторил Филипп, и не понимая, как грубый великан может быть отцом такой изящной и красивой девочки, как Сатина.
– Да. – Демон выпрямился на стуле и улыбнулся гордой отцовской улыбкой. – Тебе кажется, что она не похожа на меня?
– Нет‑нет, – ответил Филипп и почувствовал, как его волосы взлетели от громкого смеха грагорна.
– Она рассказывала, что ты очень вежливый, а еще, что ты абсолютно не способен лгать! – засмеялся стражник и хлопнул себя по ляжкам. – Сатина никогда не была на меня похожа, и в этом ее счастье. Да, Сатина похожа на свою мать, и больше ни на кого. Но я, друг мой, тоже люблю приветливость. А зовут меня, между прочим, Чернорог.
Смех утих, и папа Сатины кивнул в сторону плаща Филиппа, испачканного в грязи:
– Тебе повезло, что я тебя заметил. Если бы не плащ, лежал бы ты сейчас в земле. А за каким чертом тебя туда занесло? В цепях и так далее?
– Тут замешан Азиэль, – тихо сказал Филипп.
– Азиэль? – повторил Чернорог. – Это дело рук Азиэля? Похоже на него, проклятого. Он тебя преследует?
Филипп пожал плечами. Ему не хотелось выглядеть слабаком в глазах папы Сатины. – У нас были стычки. Ничего серьезного.
Чернорог улыбнулся и покачал головой:
– Да‑да, ну ладно. Иногда парень заходит слишком далеко, но, пожалуй, можно похвалить его за изобретательность. Хорошо, но надо бы тебе помыться, парнишка. Ты сейчас чуть ли не грязнее меня.
Чернорог бросил тряпку в таз, стоящий на полу.
– Послушай. Моя работа на сегодня кончилась. Пойдем вместе ко мне домой. Там помоешься горячей водой, перевяжешь раны, пока постирают твой плащ. Останешься пообедать. Сатина обрадуется.
Филипп открыл рот, чтобы ответить, но демон опередил его и похлопал по плечу.
– Договорились, – сказал он. – Как ты думаешь, сам идти сможешь?
Филипп кивнул, хотя ноги все еще были тяжелыми и напоминали желе.
– Хорошо, парень. Пошли.
Чернорог встал и направился к двери, хихикая.
– Похожа на отца? Вы такое слышали? Очень может быть, у парня нет рогов и крыльев, но что у него есть, так это чувство юмора.
Филипп пошел за ним, от ног к спине с каждым его шагом передавалась дикая боль.
* * *
– Сокровище мое, я дома! – крикнул Чернорог, открыв дверь в дом. Демон был такой большой, что ему приходилось наклонять голову и проходить в нее боком.
– Обед почти готов! – ответил голос их кухни. По‑видимому, это была мама Сатины. В сравнении с грохочущим голосом Чернорога ее голос был нежным и элегантным, как выглаженный шелк.
– Надеюсь, ты приготовила много, потому что я привел гостя.
Чернорог подмигнул Филиппу и дал знак идти за ним на кухню, где мама Сатины что‑то помешивала в кипящем котле. Запах был привлекательным, и живот Филиппа забурчал.
– Гость? – Она обернулась.
Чернорог не солгал, сказав, что Сатина была похожа на свою мать и ни на кого другого. Сатина была хороша, ее мама тоже. Даже в испачканном переднике и с соусом на щеке. Она явно была темптаном, потому что женщина с такими глазами могла соблазнить мужчин на что угодно.
– Это новый друг Сатины, – объяснил Чернорог, когда мама Сатины стала рассматривать покрытого грязью мальчика, вдруг появившегося на ее кухне. – Там на работе, было одно маленькое происшествие. Я обещал, что здесь можно будет помыться и постирать плащ.
– Однако же, милый мальчик, какой у тебя вид!
– Было очень смешно… – начал было Чернорог, но сердитый взгляд жены остановил его. Он откашлялся и опустил глаза. – Могу подождать.
– Вполне можешь, – сказала мама Сатины и, улыбаясь, повернулась к Филиппу.
Улыбка сразу согрела его, он подумал, что ему очень нравятся родители Сатины. Может быть, дьяволы не такие уж и злые, как о них думают – по отношению друг к другу, во всяком случае.
«Они должны такими быть дома, – подумал Филипп. – Иначе не будет никакой жизни. Недаром Люцифер говорит, что добро существует только при наличии зла. И наоборот».
– Сначала ты должен принять горячий душ, – сказала мама Сатины. – Не можешь же ты изображать из себя грязного тролля. Как тебя зовут?
– Филипп.
Она кивнула, словно уже знала это.
– Меня зовут Демеона. Идем со мной, Филипп, я покажу тебе нашу ванную комнату.
– Сатина! – прорычал Чернорог с такой силой, что стаканы в шкафу зазвенели. Он постучал кулаком по лестнице на второй этаж. – Иди сюда! К тебе пришли!
– Послушай, сколько раз я говорила, что нельзя рычать в доме?! – возмутилась Демеона, и Филипп увидел, как вздрогнул огромный демон. Чернорог смотрел куда угодно, только не на свою жену. – Плохие привычки можешь забыть. Ты не на своем поле!
– Извини, – сказал Чернорог и неуклюже поцеловал ее в щеку. – Застарелая профессиональная травма. Почему она не отвечает? Нет дома?
Пять минут назад вышла. Не знаю куда Сказала. что скоро вернется.
– Должна вернуться до того, как еда будет на столе, – сказал Чернорог.
– В таком случае, присмотри на кухне, а я поищу полотенце для нашего гостя.
Папа Сатины пробурчал что‑то вроде того, что все подгорает, когда он присматривает на кухне, но он постарается.
* * *
Филипп стоял перед зеркалом и рассматривал себя. Грязи больше не было, он опять был похож сам на себя. В известных пределах.
Он был рад, что Сатины не было дома. Что, если бы она увидела его? Измазанного в грязи с головы до ног дурачка?
Он стал осторожно одеваться. Пока он стоял под душем, в дверь постучали. Мама Сатины сказала, что одежда выстирана и высушена. Выстиранное белье сохло быстро здесь, в Преисподней.
Когда Филипп дотрагивался до многочисленных ран, покрывавших его тело, появлялась боль. Грязи больше не было, но остались другие воспоминания о ночных унижениях. Их вода не могла смыть.
К счастью, крови не было, но при виде ран вернулись воспоминания. И было еще что‑то. Какое‑то чувство. Чувство, которое было совершенно не характерно для него, поэтому он не сразу понял, какое. Потом до него дошло.
Злоба. Черная пылающая злоба.
Филипп крепко сжал кулаки. Так крепко, что стало больно.
«Азиэль», – подумал Филипп. В голове появилась сильная боль. Над бровями застучали молоточки. Потом все исчезло.
Филипп раскрыл ладонь. Увидел, что по руке течет кровь. Капля крови вытянулась и упала на пол. Он вытер ее, потрогал рану, кровь перестала идти. Потом он оделся и вышел на кухню.
* * *
– Филипп? – воскликнула Сатина, увидев его. – Что ты здесь делаешь?
– Я же сказал, что у нас есть для тебя сюрприз, – сказал Чернорог и взмахнул рукой, приглашая Филиппа подойти поближе. Он поставил стул рядом с Сатиной.
– Садись, дружок. Душ понравился?
– Да, спасибо, – ответил Филипп, сел и немного смущенно улыбнулся Сатине. Странное ощущение. Три часа назад они сидели в комнате Сатины, и в этом ничего странного не было. А теперь он сидел рядом с ней, и ему было неловко.
– Тебя же не узнать. Видишь, Демеона? Парнишка‑то рыжий!
Чернорог рассмеялся своему замечанию, жена тем временем открыла холодильник, вынула кувшин с холодной водой и поставила его на стол.
– Пожалуйста, – сказала она. – Кушать подано.
– Давно пора. – Чернорог наклонился над столом, чтобы взять блюдо с мясом. – Я умираю с голода.
– Руки прочь! – прозвучал голос Демеоны, резко, как свист кнута. Чернорог замер в середине движения, можно было почти видеть слова: «Что я опять сделал не так?», которые мелькнули в его голове.
– Сначала гость!
Папа Сатины недовольно откинулся на стуле и с неприязнью посмотрел на Филиппа, который тут же поторопился взять что‑нибудь. Мясо плавало в жирном черном соусе, который казался немного подгорелым. Он вопросительно посмотрел на Сатину.
– Летучие мыши, – прошептала она. – Тебе понравится.
Филипп был не очень в этом уверен, но это, во всяком случае, было лучше, чем кровавое пиво Драной Бороды. И он не собирался изображать из себя привереду, в то время как папа Сатины сидел рядом и ждал, стуча вилкой.
Филипп передал поднос дальше, и Чернорог повеселел. Четыре куска мяса перекочевали на тарелку демона, которая по размеру была вдвое больше, чем у других.
– Я все еще не поняла, что ты здесь делаешь? – снова спросила Сатина.
– Я… э‑э… – Филипп откашлялся и почувствовал, как краснеют его щеки. – Я наткнулся на Азиэля по дороге домой. Твой папа… спас меня, можно сказать.
– Спас тебя? – Сатина с испугом посмотрела на него. – От чего? Что сделал Азиэль?
– Приковал меня к грешникам, – ответил Филипп. Он пытался произнести это так, как будто в этом не было ничего особенного, но слова звучали не так, как он хотел. Они были унылыми. – К тем, которые носят камни.
– Как изумительно подло это было сделано! – засмеялся Чернорог и детально описал, как все происходило.
Слишком детально, как показалось Филиппу, которому захотелось залезть в мешок и застегнуть его, когда папа Сатины рассказывал, как он вытаскивал Филиппа из грязи, ухватив за лодыжки.
– Можете говорить, что хотите, – закончил Чернорог, – но надо наградить этого бездельника за находчивость. Другие могли бы поучиться у него!
– Наградить? – сердито закричала Сатина. – Как ты только можешь это говорить? Его не надо награждать! Его надо наказывать! Это он должен таскать камни вперед‑назад целую ночь, чтобы узнать, что это такое!
– Но, Сатина! – сказала Демеона. – Успокойся. Твой папа только хотел сказать…
– Я прекрасно знаю, что он хотел сказать, и мне кажется, что это отвратительно!
От этих жестоких слов Чернорог обиженно пробормотал что‑то, из его широких ноздрей повалил черный дым.
Филипп молился, чтобы Сатина немного успокоилась, прежде чем ее отец не рассвирепеет по‑настоящему.
Но, судя по всему, Сатина и не думала останавливаться.
– А что было бы, папа, если бы ты не увидел Филиппа? Если бы не заметил его плаща? Филипп так и утонул бы в грязи?
– Все это болтовня, – пробормотал Чернорог и поддел кусок мяса на тарелке. – Все не так уж и плохо. Вон он, Филипп, сидит у нас здесь.
– А что будет в следующий раз? Азиэль не имеет права обращаться так с другими, но никто ему этого не говорит! Его только хвалят, говорят, какой он замечательно вредный и гадкий!
– Ты тоже говорила это когда‑то, насколько я помню, – ответил Чернорог, что мгновенно остановило поток слов Сатины.
На ее щеках появился румянец, и она зло посмотрела на отца.
– Тихо! – строго сказала мама Сатины. – Поговорим о чем‑нибудь другом!
– Почему же? – воскликнул Чернорог. – Это не я был..
– Я сказала, что мы будем говорить о другом!
Филипп посмотрел на Сатину, которая старательно отводила взгляд.
Было заметно, что отец задел ее за больное место. Но какое? Что он хотел сказать? И почему вдруг она начала усиленно есть свою порцию летучей мыши?
Краем глаза она наблюдала за ним, и он вспомнил этот взгляд.
«Это то же самое, – подумал Филипп и вспомнил, как Сатина резко переменилась, показывая ему фотографии в своем альбоме. Она что‑то увидела и тут же перелистнула страницу. – Взгляд тот же самый. Ей за что‑то стыдно».
