Филипп в последний раз посмотрел на темницу, в голове у него звучал безумный шепот Кнурре Ратника:
– Я увидел темноту. Что‑то сломалось. Я слышал, как что‑то сломалось.
Филипп повернулся и побежал по туннелю. По спине бегали мурашки.
– Что сломалось? – спросил он тогда Кнурре, ответа не последовало.
Но сейчас Филипп знал ответ.
Варгар говорил о своем рассудке.
* * *
Филипп шел, следуя указаниям тюремщика, и вскоре оказался около тронного зала.
Прежде чем отправиться в свою комнату, он зашел на кухню. Из комнаты Равины звучал громкий храп. Филипп ножом отрезал несколько кусков жаркого из волчатины и стал думать.
Кнурре что‑то делал в спальне Люцифера. Именно это, по‑видимому, и привело к болезни Властителя. Но инициатором был явно не сам Кнурре. Кто‑то заставил его сделать это, может быть, пообещав какую‑то награду. Но вместо обещанной награды негодяй запер варгара в помещении с тюстером, и Кнурре сошел с ума.
Но зачем? Зачем надо было доводить парня до безумия?
– Затем, – сказал Филипп, стоя в тишине кухни и продолжая думать, – чтобы он не смог назвать инициатора.
Именно так должно было быть. Встреча с черным привидением стоила Кнурре разума, и теперь он не мог проболтаться. Мог только кричать.
Филипп проглотил последний кусок и поднялся в свою комнату. Перед тем как лечь спать, он бросил беглый взгляд в зеркало. На лбу все еще были шишки. К счастью, боль пропала. Исчезли даже покалывания. Может быть, исчезнут и шишки.
Он задул стеариновые свечи и лег в постель. По непонятной причине ему почти сразу удалось заснуть. Через несколько секунд пришли кошмары.
30
Прорыв!
– Хорошо спал? – спросил Люцифер, не глядя на Филиппа, который замер у Сферы Зла и смотрел на мерцающий огонек. Дьявол стоял за письменным столом и что‑то писал на листе желтой бумаги длинным черным пером.
– Прекрасно, – рассеянно ответил Филипп. Сегодня он проснулся рано и быстро понял, что вернулась жуткая головная боль. Она засела над бровями и колотила до тех пор, пока он не принял две таблетки; боль мгновенно отозвалась эхом и исчезла.
– Приятно слышать, – сказал Люцифер, не поднимая глаз. – А как домашнее задание, ты всё сделал?
– Да, всё.
Люцифер поднял взгляд и стал смотреть на него своими черными глазами. На бледных губах заиграла странная улыбка.
– Превосходно, Филипп. Превосходно.
В эту ночь Люцифер был в отличном настроении. Он насвистывал, и напевал, в его глазах появился блеск, которого Филипп раньше не видел. На щеки Властителя даже вернулась краска.
Две шишки на лбу Филиппа он еще не прокомментировал, но Филипп на всякий случай спустил волосы на лоб, чтобы их не было видно.
– Ну что же, пора бы уже начинать.
Люцифер вставил в чернильницу перо и сложил лист, после чего спрятал его в черный конверт.
– У нас впереди много дел в эту ночь. Я подумал, что тебе надо попытаться пройтись еще раз по тем заданиям, которые у тебя уже были. Для того чтобы посмотреть, ну, сам понимаешь, есть ли у тебя прогресс. И к тому же в твоих книгах написано, что Преисподняя – это повторение.
– Ладно, – сказал Филипп и пожал плечами. Он подошел к занавесу, который висел в воздухе. Занавес разошелся и открыл черноту. – Но я не думаю, что это поможет. Я буду наверняка так же плохо выполнять задания, как и в прошлый раз.
– Может быть, ты прав, но давай попробуем. – Люцифер сделал знак рукой. – Иди. А там посмотрим.
– Как скажете.
Филипп уже хотел войти, как вдруг Люцифер позвал его:
– Кстати говоря, Филипп!
Филипп обернулся.
– Когда увидишь Сатину, попроси ее, пожалуйста, сказать Азиэлю, что Люцифакс хочет с ним поговорить. Старик Кривоног пожаловался на то, что у него в саду опять воруют яблоки, и я просил Люцифакса заняться этим.
– Сатину? При чем тут Сатина?
– Разве она не встречается с Азиэлем? Кажется, Люцифакс сказал, что видел, как они летали вместе, и еще, что они…
– Это были не они.
Филипп выдержал взгляд Люцифера.
– Разве не они?
Дьявол растерянно покачал головой:
– Кажется, он сказал, что…
– Это были не они, – повторил Филипп. – Люцифакс ошибся.
– Неужели?
Люцифер посмотрел на него, потом пожал плечами:
– Ну ладно. Задание ждет тебя, Филипп. Приступай.
Филипп сжал зубы, помедлил. Потом повернулся и шагнул в темноту. За спиной он услышал, как Люцифер засвистел.
* * *
Филипп стоял в саду, где было много белых простыней. Они висели на синих бельевых веревках и колебались от легкого ветерка, испуская аромат чистоты и свежести.
По небу скользили кучевые облака, по земле бежали тени.
Филипп уже был здесь раньше. Он помнил сад и простыни. Старое задание, как сказал Люцифер. Но что ему надо было делать? В чем состояло задание? Вот черт, совершенно выветрилось из памяти!
Он попытался собраться с мыслями, это было трудно. Мешало то, что Дьявол сказал о Сатине и Азиэле.
«Но ведь Люцифакс сказал, что он ошибся. Что это были не они».
Если это были не они, то почему кот рассказал об этом Люциферу?
«Забудь об этом, Филипп. Думай о чем‑нибудь другом. Думай о задании. Сейчас надо выполнять задание».
– Но я даже не знаю, что мне надо делать! – рявкнул он.
В шишках на лбу опять появилась боль.
Вокруг колебались от ветра простыни, хлопая при сильных порывах.
«Как кнуты, – подумал он. – Звук в точности такой, как от кнутов».
Облачко заслонило солнце и нарисовало на одной простыне тень. Подул ветер, простыня дернулась, Филипп увидел тень, которая ужасно напоминала знакомое лицо.
Азиэль.
Еще один порыв ветра, простыня образовала складки, и теперь ему показалось, что Азиэль ухмыляется.
Филиппа охватил гнев, выбора больше не было. Он был обязан сделать это, чтобы не взорваться.
Не раздумывая, он наклонился к клумбе, взял в большую горсть грязной земли и бросил изо всех сил в ухмыляющуюся физиономию.
Попадание было идеальным. Грязь попала в лоб Азиэля и поплыла по поверхности простыни, расползаясь, как паутина огромного паука. Простыня съежилась, лицо пропало.
Освобождающее ощущение радости охватило Филиппа, он не мог не рассмеяться.
Облака все еще неслись по небу, теперь лицо возникло на соседней простыне. Сходство с Азиэлем было еще более разительным.
Филипп собрал еще больше грязи, она полетела и попала Азиэлю между глаз.
Филипп продолжал смеяться, он не мог остановиться. В груди кипело и бурлило, он бросал и бросал грязь в свежие выстиранные простыни, смеясь и крича, что он совсем не ангел.
– Слышишь ты, что я говорю? Я совсем не ангел!
– Правильно, Филипп! – раздался вдруг рядом с ним восторженный голос. – Ты сделал это! Ты сделал это!
Филипп развернулся, держа в руке большой ком грязи, и Люцифер, стоявший в щели, испуганно поднял руки к лицу.
– Нет, не в меня! Не надо в меня!
Разъяренный Филипп опустил руку:
– Что это значит? Что я сделал?
– Ты выполнил задание! – почти прокричал Люцифер; он сиял, как солнце вверху над ними. – Да ты сам посмотри!
Филипп повернулся и посмотрел на простыни, которые застыли в дуновении ветра. Грязь была везде, простыни были больше черными, чем белыми.
– Я выполнил задание? – буркнул он и посмотрел на грязь в руке. – Я выполнил задание?
Грязь выпала из его руки. У Филиппа были странные ощущения. Растерянность. С одной стороны, он впервые выполнил задание и был рад тому, что ему удалось сделать что‑то правильно – или, точнее, сделать что‑то неправильно. А с другой стороны, он чувствовал себя очень неловко. Как будто он чего‑то лишился.
– Да наконец‑то ты сделал это, Филипп! Редко мне приходилось видеть такие грязные простыни. Это сногсшибательный поступок! По‑настоящему сногсшибательный! Ведь это так, Филипп? – Черные глаза излучали улыбку. – Приятное чувство, да?
Филипп смотрел Люциферу в глаза и тоже чувствовал на своих губах улыбку. Нет, это не было приятное чувство. Это было совершенно фантастическое чувство!
Он кивнул.
– Такой ответ, как бальзам на рану! – воскликнул Люцифер и восторженно зааплодировал. – Наконец‑то мы на правильном пути, мой друг! А теперь больше не будем терять драгоценное время на болтовню! Ночь еще не кончилась, тебя ждет еще много заданий. Посмотрим, сможешь ли ты выполнить их так же, как выполнил это. Что‑то говорит мне, что сможешь.
«Чудно, – подумал Филипп и посмотрел на свои грязные руки. – Что‑то говорит мне то же самое».
31
Немые звуки
– Где тебя носило вчера? – спросили друг у друга одновременно Филипп и Сатина, когда Сатина открыла ему дверь.
Филипп непонимающе покачал головой:
– Что ты хочешь сказать?
– А ты что хочешь сказать? – спросила в свою очередь Сатина. – Где был ты? Разве ты не обещал зайти?
– А я и заходил. – Филипп почувствовал раздражение. Она хотела обмануть его? – Никого не было дома. Я звонил три раза.
– Я была дома всю ночь… Ай, вот черт! – Она стукнула себя по лбу, что‑то вспомнив. – Я бегала в магазин для мамы. Видимо, ты приходил, когда меня не было.
– Видимо, так, – ответил он и попытался заглянуть ей в глаза. Она специально отводила взгляд?
– Почему ты не зашел попозже?
«А ты была дома попозже?» – подумал он и почувствовал, как на лбу, в шишках, опять застучало.
Ему пришлось принять еще одну таблетку от боли в рогах, когда Люцифер отпустил его. Голова раскалывалась, он почти не мог подниматься по лестнице.
– Филипп?
– Что?
– Я спросила, почему ты не зашел попозже?
– Я не мог, – сказал он. – Люцифер дал мне чересчур много заданий. Я читал половину ночи.
Она кивнула:
– Все учителя здесь очень строгие. Как дела с твоими заданиями?
– Идут хорошо… Э‑э, я хочу сказать, что идут плохо. – Он потряс головой. Иногда были проблемы с такими словами. – Движутся.
И это не было ложью. Люцифер был вне себя от восторга, но сам Филипп не помнил деталей. Все было непонятно и перемешано, как во сне. Однако каждый раз, когда ему выпадало новое задание, что‑то: тень или звук, или запах напоминали ему об Азиэле.
Когда он думал об Азиэле, когда видел его смеющуюся физиономию или слышал в порывах ветра его издевательский смех, то ему становилось очень трудно не быть злым. Трудно было отказаться проткнуть шины велосипедов в школьном дворе, разбить стекла в оранжерее или положить кнопки на стулья. А хуже всего – или лучше всего – было то, что он чувствовал радость от всех этих безобразий. Чувствовал… облегчение.
Но при этом у него появлялась жуткая головная боль.
– Это хорошо, – сказала Сатина.
Она переминалась с ноги на ногу.
– Послушай, Филипп. К нам на обед придут гости, мне надо прибраться в моей комнате, а еще папа велел пропылесосить весь дом. Мне иногда кажется, что он принимает меня за грешницу. Пока!
Она стала закрывать дверь.
– Я нашел Кнурре Ратника, – сказал он.
Дверь распахнулась.
– Что ты сказал?
– Варгара, которого мы видели в спальне Люцифера. Я его нашел.
– Ты на… Да, но… Как… Где? – Сатина наконец смогла договорить до конца.
Филипп посмотрел по сторонам, чтобы удостовериться, что рядом никого нет.
– Здесь, в Замке. В темнице, в подвале.
– Не может быть! – Сатина сделала знак рукой, приглашая его войти. – Можно сейчас и не пылесосить.
Наверху, в комнате Сатины, Филипп рассказал все, что узнал в прошлую ночь.
Сатина возбужденно ходила по комнате взад и вперед. А Филипп стоял у окна, ему не хотелось садиться. По неизвестной причине внизу спины появилась боль.
– От всего этого можно сойти с ума, – сказала Сатина когда Филипп кончил свой рассказ. Она села на кровать.
– Получается, что кто‑то заставил Кнурре отравить Люцифера, после чего этот «кто‑то» запер Кнурре в одном помещении с тюстером, Кнурре сошел с ума и теперь не может проболтаться, так что ли?
Филипп кивнул.
– Но почему он не сделал этого сам? Почему надо было использовать Кнурре, для того чтобы отравить Люцифера?
– Из‑за Сферы Зла. Виновник всего этого знал, что есть Сфера Зла, которая разоблачит его.
– Или ее, – сказала Сатина.
Филипп кивнул еще раз.
– И что мы делаем теперь?
– Насколько я могу судить, наш единственный след – тюстер. Может быть, он расскажет нам что‑нибудь.
– Хочешь поговорить с тюстером? – Сатина испуганно посмотрела на него. – Мне кажется, ты не понимаешь того, что сказал. Говорить с тюстером не так просто. Если, конечно, не хочешь стать овощем в смирительной рубашке. Они опасные, Филипп. По‑настоящему опасные.
– Это я знаю, – сказал он, у него в голове зазвучал безумный крик Кнурре. Еще бы, он прекрасно знал, как опасны тюстеры. – Но ведь это наш единственный след. Кроме того, нас теперь двое. Как ты думаешь, у нас получится? Если мы будем говорить с ним по очереди?
– Или же дело кончится тем, что мы оба станем вопящими уродами, – ухмыльнулась Сатина. Потом улыбаясь, пожала плечами: – Но зато я могу не пылесосить. В путь!
* * *
Жизнь в городе кипела. На краю площади готовили к открытию ларьки и палатки. Скрипящие тележки, груженные большими бочками пива, пересекали площадь в разных направлениях. Перед фонтаном пять больших демонов сколачивали что‑то, напоминающее сцену.
– Что здесь происходит? – спросил Филипп и отскочил в сторону, потому что высокий демон выскочил из‑за угла с длинной лестницей на плече и двумя бочонками краски в руках.
– Подготовка к Фестивалю Пакостей, – ответила Сатина. – Фестиваль начнется через две ночи. Разве ты не знал?
Филипп покачал головой.
– Подожди, увидишь, – сказала она. – Целая неделя с весельем, праздником и скандалами. В особенности много последних Фестиваль завершается праздничным обедом в Замке, на котором будут чествовать победителя конкурса Фестиваля Пакостей. Последние три года…
– Я знаю, – сказал Филипп и пнул ногой камень, лежавший на тротуаре. – Побеждал Азиэль.
– Никто даже рядом с ним не стоял.
Филипп бросил взгляд на Сатину, но не мог понять, раздраженная она или восхищенная.
– Если он опять победит, это будет новым рекордом. Только одному за все время удавалось получать награду три раза. Никогда не угадаешь, кто это был!
– И кто же?
– Мать Азиэля.
– Правда?
Сатина кивнула:
– Но это было много лет тому назад.
Они пошли через парк, вскоре за деревьями появилась церковь.
Филипп удивился ее странному местоположению. Он спросил Сатину, как это получилось.
– Там же кладбище, – сказала она, как будто это и без того было понятно.
Такой ответ еще больше запутал Филиппа, потому что он не знал, как используют кладбище. Демоны ведь бессмертные, а грешники уже умерли.
Сатана больше ничего не сказала, ответ они получили, когда через несколько минут вышли из парка.
Нормальное кладбище Филипп связывал с красивыми цветами, печальными надписями на памятниках и торжественной тишиной. Но про это кладбище так сказать было нельзя. Напротив. Это кладбище представляло собой кипение жизни.
Истощавшие грешники повсюду копали глубокие ямы перед большими памятниками, которые торчали из земли, словно гигантские зубы. Вокруг стояли рычащие на них грагорны, они взмахивали кнутом каждый раз, когда лопата замедляла движение.
«Здесь умершие не покоятся в могилах, – подумал Филипп и вздрогнул. – Здесь они копают могилы. Но для кого?»
Ответ был дан почти сразу. Один грешник, который выкопал большую могилу, видна была только его голова, вдруг отбросил лопату и лег на дно.
– Похороны! – прокричал, один из палачей, несколько грешников подбежали к могиле и стали засыпать ее землей.
– Они же… – Голос Филиппа превратился в хриплый шепот. – Они же хоронят его живым!
– Чисто технически он уже умер, – ответила Сатина. – Это место называется Равнина Самоубийц.
– Самоубийц?
– Каждую ночь они вырывают себе могилы, а другие хоронят их живыми. На следующую ночь приходит группа грабителей и осквернителей могил, которых кнутами заставляют выкопать их. И все начинается сначала.
Эту могилу грешники уже засыпали, после чего торопливо перешли к собственным могилам и продолжили трудиться.
На небольшом холме рядом с кладбищем стояла церковь. Ее окружала высокая, поросшая мхом каменная стена, путь преграждала ржавая калитка из кованого железа.
Здание напоминало скорее руину, чем настоящую церковь. Крыша во многих местах прохудилась, стекла в окнах были разбиты, а колокольня так наклонилась, что, казалось, вот‑вот упадет. Паутина огромных размеров висела между балками крыши и в окнах с разбитыми стеклами, откуда чуть ли не выливалась темнота.
Филипп заметил там глаза множества пауков, подстерегавших свою добычу.
До вершины холма не доносились крики с Равнины Самоубийц и рычания грагорнов. Здесь, на высоте было слышно только биение собственного сердца.
Сатина дотронулась до калитки из кованого железа.
Филипп думал, что скрип будет неимоверный, так что самое мужественное сердце заледенеет, но к его удивлению калитка не издала ни единого звука.
Они осторожно подошли к церкви, стараясь держаться поближе друг к другу.
– Тс‑с! – Сатина внезапно остановилась. – Слышишь?
Филипп прислушался. Покачал головой:
– Нет.
– Двери хлопают? Ветер шепчет?
– Нет.
– Я тоже не слышу, – сказала она, и это было единственное объяснение ее странного вопроса.
Они обошли церковь, где тени были еще чернее, и быстро нашли спуск в подвал. Спуск вел к сломанной двери, две створки которой криво висели на петлях.
Иногда ветер усиливался и бил дверью о каменную стену, но почему‑то звуков не было. Так бывает по телевизору, когда зритель выключает звук.
Из открытой двери на них смотрела непостижимая чернота, и Филипп почувствовал, как волосы у нею встают дыбом.
Внутри… Как раз здесь внутри… Вот здесь Кнурре лишился разума. Чтобы вытащить его, пришлось ломать дверь.
Они стали спускаться по лестнице. Где‑то глубоко в голове Филиппа прозвучал крик варгара, и только когда они прошли половину лестницы, он понял, что они с Сатиной держатся за руки. Ладони у обоих были влажные.
Они дошли до конца лестницы и встали перед чернотой в двери.
– Эй!
Чернота съела голос Филиппа, не оставив никаких признаков эха.
Сатина постучала по разбитой двери, и этот звук тоже был какой‑то другой. Как будто она постучала по перине, а не по деревянной двери.
Филипп удивленно посмотрел на Сатину.
– Мне кажется, я знаю, почему такой звук, – сказала она и вошла в подвал. Ее рука, все еще державшая руку Филиппа, втянула его тоже.
Темнота и тишина поглотили их. Слышно было только их дыхание. Запахло чем‑то мокрым и неприятным.
Из‑за плотного слоя теней ничего не было видно. Перед ними могло стоять чудовище, и они его все равно не увидели бы. Капля пота потанцевала на лбу Филиппа, обогнула шишку и упала на пол.
– Так я и думала, – сказала Сатина, и к большому удивлению Филиппа она сказала это… с облегчением.
– Что? Что ты думала?
– Его нет дома, – ответила она. – Это заметно. Здесь недостаточно холодно.
Филипп посмотрел по сторонам.
– Ты уверена?
Он почувствовал, как она кивнула.
– Абсолютно. Поэтому нет ужасных звуков.
– Если никого нет дома, может быть, нам лучше тогда уйти? – предложил Филипп.
Сатина сказала, что это прекрасная мысль.
* * *
– Попробуем еще раз прийти в эту же ночь? – спросил Филипп, когда они снова стояли по другую сторону калитки из кованого железа.
Сатина покачала головой:
– К нам придут гости, помнишь? Придется подождать.
Филипп бросил взгляд на черную церковь, которая замерла, как тень, в вечной темноте ночи.
– А мне это даже лучше. Мне кажется, я не мог бы заставить себя сразу пойти туда еще раз.
– Если тебе страшно сейчас, то подожди, что будет, когда тюстер вернется. Вот это страшно так страшно! – Сатина посмотрела на свои наручные часы. – Надо идти домой. Если я не буду пылесосить, когда папа вернется, он посадит меня под домашний арест на целую неделю. Пока, Филипп!
Под ее плащом начали расправляться крылья, и Сатина уже приготовилась взлететь, когда Филипп остановил ее.
– Сатина?
– Да. В чем дело?
– Ты была… – начал он, но остановился. – Вчера была… Ну, я хочу…
– Филипп, у меня не целая ночь впереди. В чем дело?
– Ничего. – Он покачал головой. – Забудь про это.
– Иногда, Филипп, – сказала она и улыбнулась – ты бываешь очень странным. Пока!
Она взмахнула крыльями и вскоре превратилась в маленькую точку над деревьями парка.
– Ты была вчера с Азиэлем? – прошептал Филипп, наблюдая, как точка исчезает в темноте.
Филипп покосился на церковь, которая смотрела на него своими пустыми глазницами, и тоже отправился в путь.
32
Обманут!
Филипп брел потихоньку, куда глаза глядят. Ему не хотелось возвращаться в Замок, у него было ощущение, что для него уже заготовили кучу заданий, которые надо выполнять.
Вот так он оказался возле огромных ворот у входа в Преисподнюю. Ворота как раз были открыты.
Петли гигантских ворот скрипели в ночи. Вошла группа испуганных грешников, которых тут же загнали кнутом в большое здание, откуда доносились звон и стук. Через пару секунд грешники вышли из дверей на другой стороне в гремящих цепях и тяжелых кандалах.
Филипп подбежал к воротам и увидел привратника Драная Борода, который стоял в дверях своего дома и что‑то чиркал в большой книге.
– Привет, Драная Борода! – крикнул Филипп. Демон посмотрел на него поверх очков.
– Уж не Филипп ли это? – воскликнул привратник и обнажил в радостной улыбке желтые крокодильи зубы. Он помахал рукой: – Иди сюда, мой мальчик! Старик Драная Борода рад повидаться с тобой!
– Эти петли хорошо бы смазать, – сказал Филипп, стоя около черного дома.
Он кивнул в сторону гигантских ворот.
– Регулярно смазываем Кипящим маслом. Но это не помогает. Напротив. – Драная Борода сдвинул очки на лоб. – Видишь ли, это не петли скрипят. Это кричат грешники, которые сидят зажатые в петлях. Шантажисты и другие тому подобные мерзавцы. Они там, как между молотом и наковальней. Их не видно, но зато слышно.
Демон отложил книгу, сунул перо во внутренний карман и с облегчением вздохнул:
– О‑ох, конец работы. Я только что впустил последнюю группу. Восемь банкиров, три политика и еще один, продавший душу Дьяволу. Послушал бы ты, как они рыдали, Филипп. Если бы мне давали по одному грошу за каждую просьбу о прощении, которую я слышу, я был бы очень зажиточным демоном. А теперь закроем ворота, пока кому‑нибудь из тех, кто тут внутри, не пришла в голову хорошая мысль. Хочешь попробовать?
Драная Борода отступил в сторону, и Филипп увидел ржавую ручку в стене слева от двери. Она была обращена вверх, и маленький рисунок показывал, что ворота открыты. Ниже был рисунок, который показывал положение, когда ворота закрыты.
– Нажми на ручку, и все пойдет само собой, – объяснил Драная Борода.
Филипп обхватил ручку. Она была тяжелой и сначала не подавалась. Только когда он навалился всем своим весом, ему удалось сдвинуть ее в самое нижнее положение.
Пауза продлилась примерно три секунды. Потом ворота Ада начали движение. И теперь, уже зная, он это услышал, притом очень отчетливо. То, что он принял за скрип петлей, было в действительности криком людей.
– Хорошо пошло, – сказал Драная Борода и похлопал его по плечу, когда ворота с грохотом закрылись. – Толковый ты парень. Можно предложить гостю чашечку чая из чертополоха? Пиво, к сожалению, кончилось.
– Чай это хорошо, ответил Филипп, обрадованный тем, что не придется его выливать из окна дома Драной Бороды.
Филипп прошел вместе с Драной Бородой в маленькую кухню, где на огонь был поставлен горшок с водой.
Около мойки лежала внушительная груда тарелок, стаканов и грязных кастрюль. Рой мух жужжал над немытой, по меньшей мере, неделю посудой. Привратник, по‑видимому, не принадлежал к числу ярко выраженных чистюль.
– Как твои дела, Филипп? – спросил демон и сунул горсть фиолетовых цветов чертополоха в горшок. – Я все время хотел узнать о тебе. Расскажи, что ты сделал? Можно загнуться от любопытства, живя в одиночестве тут на окраине.
Филипп рассказал многое, но не упомянул о смертельной болезни Люцифера и том расследовании, что он начал вместе с Сатиной. Он сказал только, что Люцифер призвал его, чтобы дать определенное поручение. И то ли Драная Борода удовлетворился подробным рассказом, то ли понял, что Филипп не хочет углубляться в эту тему, но только он не стал расспрашивать.
Они стали болтать подряд обо всем на свете между Небом и Адом.
Драная Борода в особенности интересовался тем, что происходит в мире Филиппа, поскольку он, как чистокровный грагорн, никогда не был «там, на поверхности», как он это назвал. Это разрешалось только темптанам и тюстерам. Зато о жизни в Преисподней Драная Борода мог рассказать массу забавных анекдотов, в частности о том времени, когда у них была Великая Забастовка.
Тогда все грешники прекратили работу, потому что, как они сказали, с ними обошлись несправедливо. Это была первая и последняя забастовка за все время, продолжавшаяся ровно двадцать секунд. Столько времени ушло на то, чтобы жестоко наказать организаторов. После этого все остальные молниеносно приступили к работе.
Время летело, и Филипп пришел в себя только тогда, когда выпил четыре чашки чая с чертополохом и прошла половина ночи.
– Нет, спасибо, надо мне возвращаться, – сказал он, когда Драная Борода спросил, не хочет ли он еще чашечку. Мысль о заданиях, которые, безусловно, ждали его, стала мучить его.
– Ты ушибся, что ли, Филипп? – спросил Драная Борода, когда Филипп запахнул свой плащ и завязал его у шеи.
Демон смотрел на его лоб. Челка отошла в сторону и открыла две шишки.
– Да, сказал Филипп. Я стукнулся о дверь.
– Два раза?
– Это был неудачный день.
– Ну что же, такие дни бывают, сказал Драная Борода.
Филипп понял, что он не поверил ему ни на грош. Они распрощались, и Филипп был уже далеко у больших ворот, когда Драная Борода позвал его.
– Да?
– В следующий раз будь осторожен у дверей! – крикнул демон. Шишки не украшают таких мальчиков, как ты!
* * *
Филипп увидел их в ту же секунду, как они вышли из кинотеатра.
Он шел по площади, которая была празднично украшена флагами, плакатами и большими гирляндами, висевшими над улицей. Встреча с Драной Бородой привела его в хорошее настроение, он шел и негромко напевал. И вот тут он увидел их.
Они выходили из кинотеатра, смеялись и шутили, как будто только что посмотрели самый смешной на свете фильм.
Сатина и Азиэль.
Филипп почувствовал укол в сердце, а его желудок превратился в маленький твердый шарик.
Значит, это правда. Люцифакс вчера не ошибся.
Они флиртовали прямо перед его носом. Смеясь и держась за руки!
Горячая волна ненависти хлынула на Филиппа, ею кровь закипела. Она солгала! Она, черт побери, солгала!
Сатина и Азиэль повернули в его сторону, и Филипп быстро спрятался за статуей Люцифера.
– Ты уверена, что он все еще ничего не подозревает? – услышал он голос Азиэля.
Филипп осторожно выглянул из‑за цоколя статуи. Они шли по другой стороне улицы. Их хвосты переплелись.
– О да, – ответила Сатина и, смеясь, покрутила головой. – Он такой же глупый и наивный, как и все другие ангелы. Я могу обвести его вокруг пальца!
«А я‑то думал, что я ей нравлюсь, – подумал Филипп и почувствовал себя так, словно выпил целую бутылку соляной кислоты, которая стала разъедать его изнутри. – Я думал так».
«Ты ошибся, – прервал его голос. Это был голос Люцифера. – Ты ошибся. Потому что ты такой же глупый и наивный, как и все другие ангелы».
– Хорошо, – сказал Азиэль. – Продолжай в том же духе. И он попадет туда, куда мы захотим.
– Но как долго продолжать? – спросила Сатина. – Иногда меня тошнит от него. Вся эта доброта и вежливость и дружелюбие. Это же чертовски невыносимо!
Придется терпеть еще некоторое время, Сатина. Всего лишь до тех пор, пока все не будет кончено. И тогда наш ангелочек узнает, что такое дьявольская любовь.
Наступила короткая пауза, они с улыбкой смотрели друг на друга.
Несколько ужасных секунд Филипп ждал, что они начнут целоваться. Вместо этого они рассмеялись и исчезли за следующим поворотом.
