Кладбище колдунов и самоубийц

 

 

Необязательно верить в привидения, чтобы они испугали вас до смерти.

 

Английская пословица

Утро началось с новостного сообщения по питерскому каналу о том, что на Малоохтинском кладбище найден труп шестнадцатилетнего подростка:

«Сотрудники санкт‑петербургского уголовного розыска задержали двадцатилетнюю девушку и троих молодых людей 1986–1987 годов рождения по подозрению в совершении ритуального убийства. Об этом сообщил начальник пресс‑службы ГУВД по Санкт‑Петербургу и Ленинградской области.

Как сказано в сообщении, 3 сентября в полицию обратился житель Петербурга с заявлением об исчезновении своего шестнадцатилетнего сына. Уже 4 сентября на территории Малоохтинского кладбища в металлическом гробу было найдено тело юноши. На груди его была вырезана перевернутая пятиконечная звезда, лицо и правая рука – объедены животными. Судмедэкспертиза установила, что смерть наступила вследствие черепно‑мозговой травмы. Кроме того, у потерпевшего было перерезано горло и выпущена кровь. 8 сентября в ходе проведения оперативно‑розыскных мероприятий по подозрению в совершении убийства были задержаны семнадцатилетняя жительница Петербурга и трое молодых людей, также жителей нашего города. Как установило следствие, в 2009 году девушка и один из молодых людей основали секту «Черной мессы» с верой в темные силы и полную луну. Они объявили себя жрецом и жрицей, а остальных – паствой. К пастве принадлежал и убитый.

По словам задержанных, незадолго до убийства юноша начал высказывать намерение расстаться с жизнью, на что «жрица» и предложила ему принести себя в жертву Сатане и, служа владыке, обрести посмертие. Ритуал провели в ночь с первого на второе сентября на Малоохтинском кладбище. После полуночи девушка начала читать заклинания, после чего двое молодых людей несколько раз ударили жертву металлическими трубами по голове, а потом перерезали горло. Кровь собрали в чашу и по очереди выпили. Тело убитого положили в найденный на кладбище старый металлический гроб и разошлись по домам.

Ведется следствие.

А теперь – к другим новостям.»

«Вот это да, – подумала я. – А мы как раз в эти дни собирались туда за мистикой идти». Не раздумывая, я набрала Йолу.

Вполне предсказуемо: новости она уже видела, прочитала на «Фонтанке». Мы обсудили тему и. И решили сегодня же прогуляться на это кладбище. Мишка уже вернулся и, как оказалось, был готов «хоть к гуриям на Олимп, хоть к волку в пасть». Это его слова, а не мои.

– Йол, тогда давай так. Ты сейчас звони Мишику, а я – собираться. Встречаемся у кладбища часиков в пять, ок? Мишке скажи, чтоб саперные лопатки на всех прихватил, ну и еще чего‑нибудь, ему виднее.

Мы поржали и распрощались.

В пять вечера, когда я подрулила к воротам кладбища, там уже стоял Мишаня и держал в руках зачехленный сверток. Вылезая из машины, я уже согнулась от смеха в три погибели и прокричала:

– Мишка, ты что, правда саперки взял?

– Ну да, мне Йола сказала. Я и саперки взял, и металлоискатель, и камеру. А что? Она сказала, что ты в Публичке вычитала про какой‑то клад в углу кладбища, а сторожа сегодня нет, у него выходной, вот мы и будем клад искать и выкапывать.

«М‑да, Йолочка, ну и фантазия у тебя. Покруче моей, однако, будет», – подумала я и рассказала Мишке, зачем мы сюда приехали. Он насупился:

– Я все же металлоискатель и одну лопатку возьму – вдруг и правда там что‑то найдется, а ты камеру держи.

«Ну, Йолка сейчас приедет – задницу надеру».

Как раз в этот момент подкатила Йолка на своем «шмаровозе» – так в начале девяностых прозвали «мини куперы», которые богатые папики дарили своим юным избранницам, задержавшимся у них в постели дольше чем на месяц. Сейчас сие поветрие по поводу «куперов» прошло, а название осталось. Йолка бесится.

После смеха и веселых разборок мы забросили ненужные две саперки в мой багажник и пошли на кладбище. Одна из встретившихся нам старушек мелко перекрестилась, и к нам в спину понеслось:

– Свят‑свят‑свят! Опять сатанисты поганые!

А мы что? Мы ничего, пошли себе дальше мимо крестов и склепов.

– Мишка, ты все же зачем саперку взял? Что, серьезно решил тут покопать? Тут же кладбище, могилы, трупы! – Йолка осторожно взяла Мишаню за рукав, и было видно, что ей не по себе. – Ну скажи, ты ведь пошутил, да?

– Йол, ну конечно, пошутил. Но, если приборчик застрекочет, то копать буду, – твердо ответил Мишка.

– Ты что, с ума сошел?! – Йолу как отбросило от Мишани на несколько шагов. – Всё, я обратно к машине и домой. Тань, ты куда?

– Йол, да успокойся, не будет Мишка ничего тут копать. Шутит он.

Мишаня обернулся.

– Я? Шучу? С чего это ты взяла? – серьезно глядя мне в глаза, произнес он. Слишком серьезно.

– Т‑ты не шутишь?.. – заикаясь, я во все глаза смотрела на него.

– Нет, – припечатал он и, повернувшись, зашагал по кладбищенской дорожке вглубь, в сторону старообрядческих захоронений.

Мы остановились в ступоре.

Мишка прошел еще какое‑то расстояние, после чего обернулся с широкой улыбкой:

– Да пошутил я, пошутил! Я хочу потом до жилого дома дойти – тут же, на кладбище, и пошукать там у стен, может, что интересное найдется. Я и бутылку водки для местных взял.

– А тут что, жилой дом есть? Прямо на кладбище? – вытаращили мы на него глаза.

– Ага, там почти полторы сотни жителей, – довольный произведенным эффектом, ответил Мишка. – Ну что, идем?

Где‑то с час мы побродили среди склепов и могил, внимательно читая надписи. Нашли несколько больших семейных захоронений – Скрябиных, Кокоревых. и других. Кстати, если верить преданиям, то захоронение Скрябиных способствует исцелению самых ужасных болезней. Для этого нужно в ночь на Ивана Купалу прийти к могиле купца первой гильдии и колдуна Скрябина, встать на колени и трижды прочитать молитву «Отче наш». Говорят, несколько человек, проделавших эту сомнительную процедуру, клятвенно заверяют, что избавились от онкологических заболеваний. Это нам рассказал Мишка, прочитавший перед поездкой кучу информации в Интернете. Там же вычитал он и про этот жилой дом, где раньше была богадельня. Когда‑то в этих стенах монахини Новодевичьего монастыря давали приют нищим и обездоленным. В соседнем здании располагался еще один монастырский приют, для душевнобольных. В годы советской власти монастырская собственность была реквизирована. В здании приюта открылся психоневрологический диспансер, а богадельня стала жилым домом. То, что жилой дом будет расположен прямо на кладбище, автора столь «гениальной» идеи не смутило ничуть. На всех четырех этажах и поныне расположены коммунальные квартиры. На доме, в котором нынче обитают вполне здоровые люди, висит табличка: «Новочеркасский проспект, дом 8, корп. 3». При этом расстояние до Новочеркасского проспекта приличное. Каждый день жители проходят мимо могил. На их же фоне встречают рассвет и любуются закатом. Так полторы сотни петербуржцев много лет живут прямо на кладбище. Если же покопаться рядышком с домом, то можно найти массу интересных вещичек прошлых веков. Не кольца и брюлики, а вилки, поварешки, нательные крестики, монеты, например. Ради этого Мишка и взял свой металлоискатель – игрушку, которую приобрел совсем недавно, уже после нашего приезда из экспедиции.

Дом уже виднелся между надгробий, когда мы остановились перекурить у какого‑то склепа. Тихо переговариваясь, мы сделали первые затяжки и. услышали шуршание шагов совсем неподалеку. Выглянули осторожно и увидели человека, остановившегося метрах в двадцати от нас. Он положил на землю какой‑то сверток и достал лист бумаги. Прочитал, кивнул каким‑то своим мыслям и стал разворачивать сверток. На свет явились лопата и небольшой ломик типа фомки. Мы затаились как мыши и стали смотреть, что будет дальше. Мужик тем временем принялся с усердием раскапывать могилу. «И не боится ведь среди бела дня гробокопательством заниматься», – подумалось мне. Хотя. из окон дома его явно не видно, а народу на кладбище, кроме нас, нет. Я немного отвлеклась, и тут мне в бок врезался Йолкин локоть, и послышалось тихое шипение – дескать, смотри!

Видимо, я что‑то пропустила, так как у ребят глаза были по пять рублей. Я посмотрела в сторону гробокопателя. К нему тихонько, пригнувшись, подбирался со стороны спины какой‑то мужик‑оборванец в грязных лохмотьях с топором в руках.

Оп‑паньки, вот это мы попали. Вот это расклад! Нам только на кладбищенскую мафию не хватало наткнуться для полного счастья. Прикопают тут как не фиг на фиг – подумалось мне.

Ростом оборванец был под метр девяносто. И шел настолько тихо, что казалось, будто он идет просто по воздуху. Он подбирался к жертве все ближе и ближе. Вот он подошел почти вплотную и занес топор. Гробокопатель увлеченно углублялся в землю. Мишаня шумно втянул воздух, и гробокопатель, услышав, вдруг чутко вскинул голову. И наконец‑то заметил опасность. Было видно, как открылся его рот, но мы не услышали ни звука. Подобравшийся мужик наклонился и что‑то ему сказал. Мародер в ответ отчаянно замотал головой и отшатнулся назад. Оборванец с топором снова приблизился к нему и, видимо, повторил просьбу. Гробокопатель в ответ размахнулся и ударил мужика лопатой по голове. И. Не встретив никакого сопротивления, черенок лопаты ударился о край разрытой могилы.

Вот тут нас и прошибло: призрак! Мы наблюдаем разборки призрака и гробокопателя! Во время нашей борьбы с рассудком за его выживание призрак в обносках, раскинув руки, вдруг ринулся на обидчика. И тут тишину кладбища прорезал дикий визг. Внезапно он оборвался, и повисла звенящая кладбищенская тишина. Мы стояли ни живы ни мертвы. Зашли, называется, могилки посмотреть да у домика покопаться.

Между мертвым и живым происходила между тем какая‑то борьба, а потом произошло что‑то странное. Какое‑то мерцание и. оба противоборствующих персонажа исчезли. Они как сгинули – будто провалились под землю.

От накатившего на нас ужаса мы не могли двинуться с места пару минут. Первым пришел в себя Мишка. Он, ничего не говоря, схватил нас за руки и потащил, не глядя ни вперед, ни под ноги. Ломанулся с кладбища прямо через могилы, а нас тащил за собой, как на веревке, в сторону парковки. Мы выбежали за ворота. Мишка одним махом вытащил из‑за пазухи бутылку, приготовленную для жителей кладбищенского дома, отвернул крышку и присосался к водке. Несколько больших глотков – и он передал бутылку Йолке.

– Не, Йол, я не буду, – сказала я, когда она протянула водку мне, – ядо дома потерплю, мне сейчас машину вести. Так что поехали. Надо только Дим Димычу позвонить и ключи от твоего шмаровоза ему оставить – пусть отгонит куда‑нибудь на парковку.

Я набрала номер своего давнего пациента и, описав наши перипетии, попросила подъехать не мешкая. Слава богу, что Димка живет в пяти минутах езды отсюда – на Энергетиков.

Приехав на Марата и по пути заскочив за дополнительным лекарством, мы сели в гостиной приходить в себя. Потом позвонила Ленка и приехала, притащив с собой Юлика. Они, раскрыв рты, слушали рассказ о нашем приключении и почему‑то поминутно спрашивали: «А вы, вообще, точно не пили перед кладбищем?» Да не пили мы. не пили. Мы ж за рулями туда приехали. Мишка после этой истории в разговоре не участвовал и весь вечер промолчал, только пил. В ночи нам пришлось его раздевать и укладывать в кабинете на диван. А утром этот придурок сокрушался, что на кладбище никто из нас камеру не догадался включить. Нет, ну нормальный человек?

Утро встретило нас сообщением на Йолкин телефон, что ей надлежит через пару дней быть в Москве, в головном офисе владельца ее ресторана. На вокзале будет ждать водитель с ключами от служебной квартиры. Немного подумав, я решила, что мне все равно делать нечего, и тоже отправилась в Первопрестольную – друзей навестить да по городу погулять. Раньше я не любила Москву – впрочем, как и любой житель Питера. Но потом мне показали другой город, другую Москву – уютную, двухэтажную, с очаровательными кривыми улочками и неожиданными тупичками, обвитыми виноградными лозами. Маленькие дворики, проходные и нет, неровные, мощенные булыжниками мостовые, которые помнят всех прохожих, которые по ним ходили. И если в сумерках прислушаться, то, кажется, можно услышать массу интересных историй от этих древних камней. Вот по этой‑то волшебной Москве я и поехала погулять.

 

Призраки старой Москвы

 

Йолка с вокзала сразу рванула в «Селянку» – московский филиал их питерского рестика, а я, закинув шмотки к друзьям, позавтракав и распрощавшись с ними до вечера, отправилась прогуляться по любимым местам.

 

«Мать, дай счастья жигану»

 

Несколько раз перекусив в городе, я вдруг обнаружила, что нахожусь совсем неподалеку от Ваганьковского кладбища. А неслабо я сегодня прогулялась! Ну что ж, давно не бывала тут, можно и зайти. Последний раз, если быть более‑менее точной, на Ваганьковском я была в начале восьмидесятых прошлого столетия. Родители привезли меня туда, чтоб самим посмотреть и ребенку показать могилы Есенина, Высоцкого и еще кого‑то.

Медленно прогуливаясь по аллеям, просматривая надписи на надгробных памятниках, я наслаждалась тишиной и шуршащими листьями. К слову сказать, здесь людей не только хоронили. Здесь их и убивали. В ноябре 1850 года неподалеку от ограды Ваганьковского кладбища был обнаружен труп молодой женщины, которую изнасиловали, а затем перерезали ей горло. Луиза Симон‑Деманш – любовница известного драматурга Сухово‑Кобылина. Следствие решило, что убийство совершил крепостной Сухово‑Кобылина Ефим Егоров, действовавший, естественно, по наущению хозяина. Мол, Луиза не отпускала его к другой, а именно – к восходящей звезде светского общества Надежде Нарышкиной, которая ждала от драматурга ребенка. Мадемуазель Деманш постоянно закатывала литератору скандалы, грозилась даже пойти к царю, и драматург решил избавиться от надоевшей любовницы. Такая была версия.

Тут же, на Ваганьковском кладбище, через год после смерти Есенина застрелилась на его могиле Талина Бениславская, его любовница. Похоронена была рядом с ним.

И здесь же лежит тот, который собственноручно расстрелял более пятисот человек. Это матрос Железняк.

Так, вспоминая факты и легенды кладбища, брела я по дорожкам, шурша листвой и изредка встречая или обгоняя других посетителей. Вот я опять стала нагонять какую‑то женщину. Ничего примечательного, разве что длина юбки да приталенный жакет. да плавность походки с зонтиком. Сейчас так не ходят – нет такой стати и так не держат спину. Наверное, пришла к кому‑нибудь на могилку, подумалось мне.

Вдруг, пока я любовалась походкой, из рук женщины выскользнуло что‑то блестящее.

Я ускорилась и наклонилась. Колечко, изящное, с тремя камушками, вроде бы как золотое. Я поднялась, чтоб окликнуть даму и вернуть кольцо, но она уже заворачивала за какой‑то памятник. «Ну куда можно пропасть с кладбища? Да в общем‑то, никуда» И я пошла за незнакомкой.

Завернула за тот же памятник, но женщины. не было.

Огляделась. Передо мной стояла железная пальма, а рядом – статуя без головы. «Куда ж она подевалась‑то, здесь же все просматривается». Я крутила в пальцах кольцо и недоуменно оглядывалась. Меня окружал лес могил и надгробий, но спрятаться за ними можно было, только улегшись на землю.

– Что, сестра, тоже к Соньке пришла? – услышала я вдруг из‑за плеча голос и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Сбоку от меня стоял молодой натренированный мужчина в довольно дорогом костюме и легком пальто. В руках – огромный букет ярко‑алых роз.

Похоже, не поняв моего замешательства, он приятным баритоном продолжил:

– Ну да не буду тебе мешать, подожду в сторонке.

Повернувшись, он отошел к лавочке неподалеку, закурил и погрузился в какие‑то размышления. Я вгляделась в надгробие уже с большим интересом. Женская фигура из некогда шикарного белого мрамора под огромной черной пальмой. На могиле – огромное количество живых цветов и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями: «Соня, научи жить», «Солнцевская братва тебя не забудет», «Мать, дай счастья жигану» и все в таком духе.

– Простите, – прервала я думы мужчины. – А чья это могила? – Правда, я начала уже догадываться.

Он оторвался от размышлений и быстро подошел ко мне:

– Тю‑ю‑ю, – протянул он. – А я‑то думал, ты фарт пришла у Сони просить. Это могила Соньки Золотой Ручки, королевы воров. А приходят сюда. ну кто за чем. Говорят, Сонька и с того света помогает мошенникам и ворам, но следит, чтобы всё меж ними было по понятиям. Так что ты давай загадывай желание, а я – после тебя. Хотя, – пожал он плечами, – можно и рядышком. О! – встрепенулся он. – Ты колечко не клади только, а то сторожа враз срисуют. Жалко будет.

– Я как‑то и не собиралась. Это не мое кольцо. Его женщина обронила, а я за ней пошла, чтоб отдать, да вот не догнала. Тут она и пропала куда‑то, у этого самого надгробия.

– Да ну?! Не врешь? – Мужчина даже как‑то подобрался. – А продай! – вдруг с азартом воскликнул он. – Ну на кой тебе это кольцо, я тебе таких миллион куплю! Продай, а?

– Послушайте, не могу я его продать, – улыбнулась я. – Сейчас дальше пойду, постараюсь эту женщину найти.

– Ты чего, совсем больная? Это ж сама Сонька тебе подарок сделала! Слыхал я о таком, но чтоб человека встретить. – Он недоуменно покачал головой и в раздумье протянул: – Да‑а‑а, свезло тебе. И кольцо это покупать бесполезно будет, оно – только тебе, и, если чего, в помощь может пойти. А дай посмотреть.

Я протянула ему кольцо, он взял его бережно, как реликвию, и долго любовался, играя отсветами камней в закатном солнышке. Наконец сокрушенно протянул мне и твердо сказал:

– Держи, твое по праву. Меня, кстати, Митей зовут. Дмитрием, то есть, – поправился он. Затем положил цветы к могиле и, уже не обращая на меня внимания, притронулся пальцами к статуе и что‑то неслышно и жарко зашептал.

А я стояла и смотрела, и почему‑то вела внутреннюю беседу. С кем? Да не знаю, может, и с Сонькой. Я не просила ее ни о чем, только поблагодарила за кольцо и пообещала, что когда‑нибудь вновь приеду на Ваганьковское кладбище к ее могиле.

Потом мы с Митей брели по дорожкам к выходу, а я все сомневалась, оставить ли кольцо у себя или прикопать под Сонькиным надгробием. По всему выходило, что у себя оставить страшно, а прикопаешь – может и обидеться хозяйка колечка. Так ничего и не решила.

Мы вышли с кладбища, и Митя предложил доехать до какой‑нибудь кафешки.

– Знаешь, – рассказывал он уже в тепле кофейни, – такое редко, но случается, причем странно, что Сонька дарит что‑то случайным людям, ну то есть не только ворам, а и просто прохожим. Я знаю три таких случая, твой – четвертый. Один раз она подарила какой‑то девчонке платок с вышивкой. Так вот, когда девица отнесла его на экспертизу, оказалось, что возраст этого платочка о‑го‑го какой! Второй раз цепочку с крестиком – старушке древней, лет под девяносто. А у той как раз такой крестик с цепочкой пропали давным‑давно, еще в детстве сопливом. Она потом рассказывала, что его еще ее бабушка носила. Третий подарок – знаю, что получил олигарх, который начинал с кооператива, а теперь в Лондоне живет и здесь меценатством занимается. А симпатичное, однако, колечко, – глянул он на мою руку, когда я уже надела кольцо. – Да и пальчики ничего, – с многозначительной уже улыбкой заметил он. – Продолжим знакомство?

Но продолжение знакомства в мои планы не входило, поэтому мы только обменялись телефонами, и вскоре, отговорившись делами, я отправилась в маркет – покупать вино для вечерних посиделок на кухне друзей.

На следующий день, проснувшись, я вдруг поняла, что я должна сделать. И отправилась в ближайший ювелирный магазин, где купила золотое колечко с тремя камушками, весьма изящно сделанное. Спустилась в метро, доехала до «905‑го года» и вскоре уже стояла у знакомого надгробия. Вокруг было тихо, ни души. Я присела у основания и припасенным ножичком вырыла довольно глубокую ямку, куда и положила свой подарок. Нелепый, конечно, поступок, но мне показалось, что он больше понравится Соньке, чем просто душевные метания по поводу того, что мне делать с кольцом, подаренным призраком. Вот так вот.

Кстати, тут же неподалеку, по рассказам Мити, Дмитрия, похоронен и главарь банды «Черная кошка» Иван Митин. Хм, забавное совпадение имени одного и фамилии другого. Так вот, «Черная кошка», оказывается, – не выдумка режиссера, а правда жизни. А Иван Митин был для своих знакомых и соседей не злобным уркой, а мастером смены оборонного завода № 34. На момент ликвидации банды Митин был представлен к высокой правительственной награде – ордену Трудового Красного Знамени.

Около шести вечера зазвонил мобильник. Позвонил Митя и предложил прогуляться по городу. Отчего бы нет? Я и назначила встречу на Хитровке.

– Давай подъезжай через часик к Подкопаевскому переулку, где раньше «Каторга» была. Ты, как поклонник Соньки Золотой Ручки, должен знать этот дом, – сказала я и отключилась.

Через час мы там и встретились. Митя и вправду не знал, что в доме 11 по Подкопаевскому переулку когда‑то располагалась легендарная «Каторга», совсем неподалеку – кабаки «Пересыльный» и «Сибирь», а вокруг ночлежки, малины и снова ночлежки.

Побродив по улочкам, часов в девять вечера мы отправились поужинать в московскую «Солянку», где днем – еда, а вечером и ночью – клубный тусняк.

Перед этим созвонились с Йолой, которая устроила нас как ВИП‑гостей в уютном закутке и обеспечила практически безупречное обслуживание.

– Попробуйте абсент, а я скоро к вам присоединюсь, если вы не против, – сказала она и упорхнула в свою бухгалтерию.

Ужин, приглушенный свет, гламурщики всех мастей и «Зеленая Фея», то бишь абсент.

О... абсент!!! Вот тот способ пития, который люблю. нет, теперь уже любила я:

Берутся два стакана (коньячный и снифтер), кусочек сахара, салфетка, абсентная ложка и трубочка. Абсент наливают в коньячный бокал, сверху кладут абсентную ложку (в ней прорези), на нее кладется кусочек коричневого тростникового сахара, который чуть смачивается абсентом и поджигается. Капли горящего сахара тягуче падают в бокал, и абсент начинает гореть. В течение некоторого времени огонь в бокале поддерживают, чтоб тот прогрелся. Теперь накрывают бокал подставкой под бокал, чтоб огонь потух, а затем резким движением содержимое бокала выливают в снифтер, и этот бокал ставят ножкой кверху на блюдечко, покрытое салфеткой, и просовывают под него трубочку. Выпивают абсент из снифтера и делают затяжку из трубочки.

Вот так мы и пили – порцию, вторую, третью, четвертую.

А потом я поплыла, прикрыла глаза и просто слушала гомон посетителей и легкую музыку. Митя тоже находился в блаженном состоянии, лишь периодически приоткрывая глаз.

В какой‑то момент ритм шума сменился с радостного гомона тусовки на угрожающепьяный. Я приоткрыла веки – чуть‑чуть, чтоб никто не подумал, что я выплыла из абсентового состояния, и в следующий миг широко раскрыла глаза. «Ой, мамочка!!!» – только и смогла произнести я и побыстрее подтянула ноги на кресло.

Вокруг меня копошились страшные личности в обрывках лохмотьев, от них несло перегаром и вонью. Эта кишащая масса постоянно передвигалась, ругалась и материлась, сверкала страшными блевотными язвами и выясняла между собой отношения.

«Ой, мамочка!!!» – во второй раз подумалось мне. «Надо меньше пить! Надо меньше пить, надо меньше пить», – панически забилось в голове.

А маргиналы наседали со всех сторон и уже задевали меня своими грязными обносками. Вот мимо протолкнулась какая‑то женщина в полуразорванном платье: «Да пусти же ты, ирод! Пьянь подзаборная. Вот Ваньке все скажу – порешит тебя, ублюдка.»

Свет плошек с колышущимся огнем метался по грязным стенам. Какие‑то веревки, на которых висело тряпье, перегораживая проход или огораживая углы. Детский плач и заросшие, небритые рожи в шрамах, тянущие ко мне руки: «Барыня, дай копеечку. Помираю, дай выпить».

«Приехали, – билась в голове мысль. – Надо меньше пить! Чтоб я еще раз выпила абсент. А может, это уже „белочка“? Или я сошла с ума?»

– Таня. Танюш? С тобой все в порядке?..

В очередной раз приоткрыв глаза, я в мути увидела Йолкино лицо, которое то надвигалось, разрастаясь до неимоверных размеров, как великий Гудвин, то удалялось, стягиваясь в точку.

– Угу, – стряхивая оцепенение, сказала я. – Всё ок. А можно мне домой?

– Танюш, давай я сейчас такси вызову, хорошо? Мне пока еду на завтра соберут, и я тебя к себе отвезу на оперквартиру, хорошо? Только ты не засыпай опять.

– Давай, – пробормотала я и вновь провалилась в какой‑то кошмар. Но на сей раз в нем присутствовала знакомая фигура.

«Интересно, где я ее видела?»

Молодая женщина, в довольно‑таки приличном платье, весьма развязно смеясь, чокалась бокалами с жуткими каторжниками: «Ну что, друзья мои, – за ювелирный дом Хлебникова? Вот она, ваша доля, разгребайте! – Ина стол посыпались из небольшого ридикюля сверкающие камни и золотые кольца. – Ваше это – ваше!!! Сонька никогда не забывает своих! – в пьяном воодушевлении воскликнула молодая женщина. – Сонька за всех заплатит!»

«Господи, вытащи меня из этого кошмара!!!» – уже просто ору я в астрал или не знаю куда!

А тем временем, пытаясь вырваться из кумара, вижу следующую картинку: женщина, – это, видимо, действительно Сонька, осматривается шальным взглядом и говорит:

– Сеня, здесь, в ночлежке Расторгуева, негоже прятать. Пошли подвалами.

Я вижу ступеньки, по которым кто‑то спускается, но не я, это точно.

– Сеня, – свистящий шопот, – тише!!! Пошли. Сейчас до «утюга» доберемся, я там хороший закуток знаю. Там и спрячем.

Две тени скользят по сумрачному подвалу и вваливаются в освещенное масляными плошками помещение.

– Ну что, братики, не ждали? – развязно кричит Сонька. – А вот и я, дорогие мои! – Покачиваясь и пьяно улыбаясь, она подходит к столу и вываливает из‑за корсажа драгоценности и красные купюры. – Вот, Соня обещала – Соня выполнила! А где моя девочка? Где моя кровиночка, Тонечка. – Качнувшись, Сонька валится на стол.

– Сонь. – Рвань и мужики участливо двигаются к столику. – Ну, мы это. как тебе сказать. Ну отдали мы ее на воспитание в дом, чтоб жилось ей сладко. В дом Румянцевых. Мы за ней наблюдаем. Там тетки‑няньки сопли подтирают.

– А Софа? Софка где? – Женщина оседает на табурет и, роняя голову на скрещенные руки, пьяно плачет.

К ней тихо подкрадывается какой‑то здоровый мужик и, осклабившись, хватает за попу.

– Руки мыл? – вскидываясь, ощеривается Сонька.

– А чё, грязные, что ли? – развязно цедит мужик.

– Смотря куда лезешь, – абсолютно трезво отвечает вдруг королева воров.

– Хм. К своей цыпе, от которой мурашки по всему телу. К своей марухе, с которой у нас две дочки. К жене своей, к мадонне.

– Остынь, Митя, я тебе не маруха, – устало и гордо отвечает женщина. – Да и не про меня это.

– Сонь, а ты знаешь, что Сура объявилась? Из Варшавы приехала и дом тут снимает. Твоя дочка! Работает чисто!

Сонька мотает головой по сложенным кренделем холеным рукам на грубом столе и засыпает. Видимо, и я вместе с ней.

– Ваше здоровье, господа. Вы ждете кого‑то или так, отдохнуть зашли?

– Да жду! Не вас! – И руки упали.

– Судьба – индейка, жизнь – копейка, – последнее, что я слышу в этой вакханалии.

 

Наплевав на мелкие тревоги,

На душевность делая акцент,

Мы колдуем рьяно, как Ван Гоги,

Разбавляем водкою абсент.

 

(Gexogen)

Наутро я открыла глаза и увидела белый потолок. Опасаясь всего на свете, скосила глаза: полка с книжками и светильниками. Угу, ни о чем не говорит. Стакан с водой. Тоже мимо кассы. Мобильник – вот то, что надо!

За завтраком рассказала Йоле про абсентовые красочные галлюцинации.

– А знаешь. – Йола помешала сахар в своей чашке. – Ведь на самом деле, говорят, в этих ночлежках Соня появлялась, когда бывала в Москве. Так что, может, это и глюки, а может, и нет. Абсент ведь – тоже непростой напиток. Не зря же его весь бомонд Серебряного века пил, а потом свои гениальные произведения творил.

Мы помолчали, продолжая жевать бутерброды и запивать крепким сладким чаем.

– Тань, а может, у нас уже паранойя после той поездки, а?

– А может, просто надо от всех штучек избавиться, что мы в экспедиции понабрали?

Йолка покрутилась на диванчике и, устроившись поудобнее, протянула:

– Так жа‑алко ведь. Они красивые.

– Ну, значит, так и будем с призраками общаться, пока не надоест. – Поставив чашку в раковину, я занялась мытьем посуды. – А знаешь, Йол, я вот думаю. Может, наши приключения в Пнет выложить? – Задумчиво споласкивая тарелку, я оглянулась на Йолку: – Пусть народ посмотрит, а мы комменты почитаем. Забавно может получиться.

– Ага, прочитают и подумают, что нас так по укурке плющило, что никуда мы не ездили, а дома на кухне коньяк хлестали и траву курили. Ну а под конец ты все это еще абсентом полирнула. Кстати, звонил Мишаня, приглашал в Псков, он туда на выходные к бабушке поехал. Может, заглянем? Грибочков пособираем, отдохнем от всей мистической мутотени на нормальной природе с шашлыками.

– Чего б нет? Давай. Ты во сколько сегодня высвобождаешься, в три? – Йолка кивнула. – Ну вот и отличненько, тогда ты на работу, а я на вокзал. Встречаемся в четыре здесь. И если не сложно, закажи еды с собой из рестика, ок?

Быстро собрав свой рюкзак, Йолка оставила мне ключи и упорхнула на работу, а я, дождавшись вызванного такси, отправилась на квартиру друзей за своим рюкзаком и на вокзал за билетами.

В 18.30 наш поезд уже отчаливал от перрона, сердито перестукивая всеми своими колесами.

 

 

Легенды Пскова

 

Мишка встретил нас на перроне и тут же закрутил в радостной круговерти:

– Привет, девчонки! Ну что, готовы? Еще сто тридцать кэмэ, и мы в деревне, на свежем воздухе. Дня три отдохнем и – назад в Питер с ветерком, на машине.

– Миш, так ты на своей сюда приехал?

– Ну да, а на чьей же еще? Давайте рюкзаки, и пошли быстрее, нам еще в магазин надо заехать, продуктов старикам купить.

– Сначала до Острова, потом до Опочки, а оттуда и в деревню, – продолжал вещать Мишка, пока мы шли к машине. – Кстати, – обернулся он, – если что надо купить, рекомендую запастись всем тут. Потом только сельмаги будут.

Покрутившись по городу, мы нашли уже работающий маркет и отправились опустошать полки. Мишка нагрузил тележку сахаром, солью, водкой, спичками, керосином, несколькими лопатами и лопатками, дешевыми сигаретами и прочим барахлом, которое, видимо, котировалось в деревне. Ну а мы со своей тележкой отправились покупать продукты, которые посчитали необходимыми на отдыхе, как то: рыбу, мясо для шашлыка на все три дня с запасом для незапланированных гостей. Потом сыр, колбасу, специи, овощи и все такое прочее. На парковку мы вывезли уже три тележки, и Мишка довольно быстро перегрузил всё в багажник своей «Наварры».

– Надо бы еще бочку купить, но тот магазин закрыт, так что поехали.

В багажнике весело позвякивали бутылки и консервные банки, но нам отчего‑то было так легко и весело, что это «дзынь‑дзынь» нисколько не раздражало.

Через пару часов мы, в очередной раз свернув, подъезжали к деревне.

Перед нами, мешая поскорее добраться до дома Мишкиных стариков, тащились два автобуса. Вот лениво проплыла табличка, на которой сей населенный пункт обозначался «д. Кирово», а еще чуть дальше показался указатель «Духова гора».

– Мишка, – взвыли мы с Йолкой в один голос, – ну сколько можно‑то? Мы ж отдохнуть ехали, а не мистикой опять заниматься! На‑до‑е‑ло!

– Девчонки, вы чего, мы и приехали отдыхать. У меня тут бабка с дедом живут с рождения. – И тут, видно, до Мишки дошло, отчего мы взвыли. – Вы про Духову гору? – Он усмехнулся. – Ну простите, я к ней привык, да и не страшная она. – Он вдруг запнулся. – Ну то есть почти не страшная. И вообще, мы на нее сегодня не пойдем. Завтра, может, схожу. Захотите если – со мной отправитесь.

Вот ведь змей, знает же, что мы как миленькие завтра на эту гору полезем. А кстати.

– А кстати, Миш, что за примечательная у вас горка такая, что к ней автобусы иностранные и наши всё едут и едут? – Я с интересом подалась вперед, ожидая, что скажет Мишка.

– Танюш, Йол, давайте до дома доедем, распакуемся, покушаем, а потом, если захотите, сразу на горку сходим. А не захотите, так бабка моя или дед расскажут.

Почти тут же Мишка затормозил и вылез из машины, чтобы открыть ворота.

– Приехали, красавицы, выскакивайте. Буду вас с моими стариками знакомить.

Конечно, в этот день мы никуда не пошли. Пока сели за стол с выставленной радушными хозяевами снедью, пока попарились в настоящей бане, пока сидели за самоваром осоловевшие после парной – наступили сумерки. Несколько отойдя от пара, жара и сытости, мы накинулись на Мишку с расспросами о горе. Он отшучивался и все отсылал нас к старикам, а тут и они сами к нам пришли «почаевничать» домашними настоечками. Слово за слово услышали мы следующее.

– Историю этой горы помнят от Ивана Грозного, – начала свой рассказ Клавдия Александровна, бабушка Миши. – Тогда приметили чудодейственную силу этого места. Раньше теперешней дороги не было, а шел тракт с Велья на Маслово. По нему грозный царь Иван ездил, а потом и Екатерина. От тракта две версты было до нашей горы Святого Духа. Перед своей кончиной царь Иван Грозный приказал составить реестр святых мест Руси. В этом реестре была названа и Духова гора. В старину здесь люди часто останавливались, чтобы к земле припасть, чистой водицы испить.

– Да что ты треплешь‑то, – вступил в беседу дед, Игнат Романыч, – не так все было. Не так.

– А как же? Расскажи, раз такой умный, – уперла руки в боки бабушка.

Мишка сидел и посмеивался над стариками, явно зная, что услышит дальше.

– А вот как. – Дед поднял вверх крючковатый палец и продолжил: – Поверье тут бытует, что это сама Матерь Божья указала благодатное место. Пастухи увидели в поле горящий куст, а подойдя поближе, поняли, что не горит он, а словно светится весь. И услышали они голос, да даже не голос, а Глас, который сказал, что на этом самом месте должна стоять гора Святого Духа. Пастухи прибежали в деревню и рассказали обо всем увиденном и услышанном. Собрались да и написали батюшке царю письмо. А потом уж из Петербурга пришел указ и для купцов, и для селян собраться и насыпать гору. Землю завозили на конях, трудились и стар и млад, а уж потом, перед революцией, на вершине часовню поставили – обитель Святого Духа.

– А место это все равно ж с Ивановых времен известно, – стояла на своем бабушка. – Говорят, раньше озерцо чудодейственное тут было. Между двух гор находилось, еще сто лет назад в нем купались. Вода – чистая как слеза, холодная, родниковая. Видать, горой какой‑то проток пережали, и всё заросло камышом, березками.

– Ба‑а, – вмешался Мишаня, – да ты лучше расскажи девчонкам про чудеса, что тут происходят.

– А нет тут чудес! Нету, – как отрезала старушка. – Не чудеса это, а вера человеческая. – Затем махнула в себя стопарик с наливочкой и вдруг сказала: – Всякое тут происходит.

– Расскажите, интересно, – подала я голос.

– Ну раз интересно. – прищурилась она. И спросила: – Вы вот автобусы, когда подъезжали, видели?

Мы синхронно кивнули.

– Так вот, – торжествующе продолжила Мишина бабушка, – они все сюда за излечением или избавлением приехали. Не понимаете? Лечит гора. Из страшных недугов вытаскивает. Боль душевную снимает. На нее когда поднимаешься, кончики пальцев покалывать начинает – во какая энергия прет. Завтра с Мишей сходите, да сами все почувствуете.

– А вам тоже она энергию дает? – спросила я.

– Дает, родимая. Вот прихожу, почитай, каждый вечер туда, чтобы свечи на ночь затушить да проверить, все ли в порядке. Посижу, душой отдохну да сил наберусь. Мне ведь сколько лет, как вы думаете? А ты молчи, – шутливо ткнула она кулачком в сторону внука.

Я начала прикидывать: моей бабушке было восемьдесят три года, когда она умерла, а было это года три назад. Итого восемьдесят шесть. Мишка старше меня на четыре года, значит, его старушке может быть от девяноста до девяноста пяти. Хм, а ведь больше семидесяти и не дашь.

– Девяносто – девяносто пять, но по внешнему виду больше семидесяти не дала бы, – сказала я, все еще раздумывая. И поперхнулась, услышав старческий смех обоих – и деда, и бабки.

– Детонька, я в этом году столетний юбилей отпраздновала, а дед меня на пару годков постарше будет. Вот и думай, дает гора нам сил или нет. Да и не одна я такая в деревне. Кто здесь бывал, все говорят, что хорошему человеку гора помогает, а злого пугает и страсти ему всякие показывает! А местный знахарь наш, который помер лет десять назад, так и вообще на гору забирался и ложился там на несколько часов – говорят, силы набирал.

Клавдия Александровна поднялась ну совсем не как столетняя старушка и бодро начала убирать со стола, оставив нас с открытыми ртами.

– Ну всё, молодежь, пойдемте, покажу, где спать будете, а там уж сами решайте, сейчас пойти или с петухами рассвет встречать.

– Миш, а что, часовня всегда открыта? – изумленно спросила я, плетясь наутро за Мишкиной спиной на вершину горы.

– Да она всегда открыта, дверь просто прикрывают от ветра. Люди приходят, сами открывают, молятся, свечки ставят. А некоторые на ночь остаются, если излечиться хотят. Есть такое поверье, что, если хочешь излечиться от какого‑то недуга, надо в часовне пол вымыть. Вот только обычай теперь совсем уж не православный придумали – ленточки повязывать. Говорят, мол, привязывая ленту, человек боли и несчастья свои оставляет. Придумали тоже.

– Ну да, как‑то на тибетскую историю больше смахивает, – пробормотала Йола. – Миш, а люди тут пропадают?

– Ну, пропадать не пропадают, но есть одна фишка. Идешь ты вот, идешь наверх – и вдруг оказываешься на пять или десять метров выше, чем шел до этого.

– Это как? – нахмурилась Йолка.

– Ну вот идем мы сейчас, и вдруг я окажусь в десяти метрах впереди вас, или ты впереди нас, или Танюша. Самое забавное, что момента, когда человек переносится вперед, никто не замечает. А вообще, знаете, забавное это местечко. Тут свечи сами зажигаются. А еще «камень желаний» есть. Потом покажу, после часовни.

До часовни мы добрались довольно‑таки споро. Йолка удивленно вскинула брови и как бы в воздух спросила:

– Новодел?

– Старая часовня сто четыре года отстояла, – обиженно пробасил Мишка. – Но часовни вообще время от времени сгорают. Говорят, сильно много грехов людских на себя берут, оттого и пожары. Не знаю, как это раньше было, а в восьмом году – ну теперь уже – была гроза. Громыхало будьте‑нате, ливень – из дома нос не высунуть, а потом вдруг все резко закончилось. Все из домов повылезали, и вдруг бабах – треск, грохот. И дым с Духовой горы повалил. Молния в часовню попала. Местный батюшка говорит, что так часовня от накопленных людских грехов очищается. Ну люди собрались и отстроили всем миром новую часовенку. О, смотрите, – указал на тропинку Мишка, – первые пациенты поднимаются.

И правда, на вершину поднималось человек тридцать туристов. В руках ленточки, свечки и – фанатичная вера в глазах. Мы, так пока и не успевшие зайти внутрь часовни, несколько посторонились.

– Пойдемте пока к «камню желаний», а потом эти уйдут – ив часовню сходим, – предложил Мишаня. – Вот. – с гордостью показал он на обсыпанный монетами валун. – Загадывайте желание и бросайте свои монетки.

Ну мы и загадали. Что я – не скажу. А вот Йолка, судя по подарку, который ей преподнесли уже в Питере, заказала плюшевого медвежонка шоколадного цвета с бантиком на голове.

В часовню мы зашли, когда все туристы уже разбрелись привязывать ленточки и загадывать желания. Ну что сказать? Солнечно там, хорошо. И действительно покалывает кончики пальцев. Постояли, помолчали, каждый про себя помолился, кто как умел, и пошли на выход. Мы уже выходили, когда я обернулась на центральную икону и увидела, как вокруг нее скачет солнечный зайчик. И как‑то так хорошо стало, так спокойно. И поверилось, что и правда мое желание – сбудется.

Обратно спускались и шли тихие, просветленные – что называется, торкнуло. Такое же чувство я испытала в свое время только в трех местах – у Стены Плача, в храме Гроба Господня и в вифлеемском храме Рождества Христова. Очень, очень схожее состояние.

Однако не всем удается так светло сходить на Духову гору. Дед Мишки, выслушав рассказы о наших восторгах, поведал, что некоторым злым людям там очень даже не везет.

– Вот помню, – раскуривая сигарету, начал он, – был тут у нас такой Степан в деревне. Так он пошел на Духову гору и ёлку на Новый год срубил. Да и помер через день. Что смотрите? Нельзя там деревья рубить, грибы собирать и дичь стрелять. Как‑то туристы приехали. А вы ведь сами видели, что куропаток там – пруд пруди. Или не повстречали?

– Да нет, не свезло, – пробасил Мишаня.

– А, – поднял палец вверх дед. – А там их много. Так вот один дурачок заприметил, да и поперся туда с ружьем. Ему говорят, нельзя, не ходи, а он еще и приятеля подбил. Настреляли они тогда штук двадцать куропаток, всё нам их предлагали. Да местные не дураки – все отказались. А потом мы узнали, что через месяц один помер, а вслед за ним и второй окочурился. Второго сюда и хоронить привезли, потому как родился он тут.

В тот же день, натянув резиновые сапоги, мы, как молодые лоси, рванули по окрестным лесам. Результат – у каждого короб малюсеньких красноголовиков и по мешку белых волнух и рыжиков. Под конец «тихой охоты» мы уже выкладывали грибы с диаметром шляпки больше трех сантиметров. А Мишка от жадности сделал еще один мешок из своей куртки и вернулся домой покусанным, как бог знает кто.

На следующее утро, проснувшись и позавтракав, мы начали собираться обратно в Питер.

Практически упаковав вещи, грибы, подарки в виде банок с соленьями, маринованиями и вареньем, мы уже начали грузиться в машину сами, как во двор ворвалась какая‑то тетка с криком:

– Игнат Романыч, помоги!!!

И рухнула на лавку у стола.

– Что, что случилось, Настасья? – Дед резко вскочил и тут же схватился за поясницу: – Ой, ё‑ё‑ё‑ё! Спина‑а.

– Да что случилось‑то, тёть Насть? – подорвался Мишка.

– Славка пропал, сынок мой. Поспорил с мальчишками, что проведет ночь на Духовой горе, и пропал. Я уж его и на кладбище искала, и в часовне. Всю гору оббегала, а нет его. Сейчас все за деревней собираются на поиски.

Понятное дело, что отъезд мы отложили до момента нахождения потерявшегося пацана. Даже через двое суток мальчишку так и не нашли, и мы все же вынуждены были уехать. Немного свербило, что бросаем людей в таком несчастье, но в то же время разум говорил, что мы и так уже облазали не только гору, но и окрестность на двадцать километров вокруг.

Но вот наконец‑то собрались и поехали.

 

Замурованная жена

 

Без особого интереса посмотрели мы в Пскове Поганкины палаты. Здесь, по преданию, одну из своих жен купец Поганкин замуровал живой в стену. Вот только где именно – никто не знает, и скелет несчастной так и не найден. Нам призрак не попался. Наверное, потому что мы были там днем. Зато местные музейные работники рассказали следующую историю, которую могут подтвердить многие.

В ночь с 21 на 22 мая Псковский музей‑заповедник, решившийся присоединиться к всероссийской акции «Ночь музеев», впервые открыл для экскурсии подвалы купца Поганкина. Ажитация жителей и гостей была огромной. К входу в музей, у здания Фан‑дер‑Флита, выстроилась очередь человек на двести. А музейщики придумали не просто показ, а своего рода аттракцион для посетителей. Гостей пропускали по пятнадцать человек. Каждому вручали свечу и провожали в таинственные подземелья. Спуск по лестнице сопровождался мрачной музыкой. Внутри помещений экскурсанты встречали и «музейную мышь», и странную старуху с трясущейся головой (видимо, Бабу‑ягу), и какого‑то упыря. Но самым главным призрачным персонажем являлась «замурованная» бедняжка жена – девушка в белом одеянии, с распущенными волосами и трагическим выражением лица.

Вдруг при прохождении очередной партии туристов девушка‑призрак упала на пол и забилась в конвульсиях. Не сразу зрители, пребывающие в иллюзии, что «типа так и должно быть», и даже сами организаторы аттракциона осознали, что произошло непредвиденное. У девушки непонятно из‑за чего случился эпилептический припадок. К слову сказать, именно в этом помещении, как предполагают работники музея, и замурована женушка Поганкина.

Экскурсию пришлось срочно прервать и вызвать скорую помощь. Девушка пришла в себя в больнице только через три дня и не могла внятно ответить ни на один вопрос. А потом, выздоровев, вообще отказалась говорить на эту тему с кем бы то ни было.

Это – самая мрачная история Пскова, которая только может быть. Кстати, надо сказать, что в подобных городах крайне сложно встретить темные места силы. Эти города намолены веками настолько, что никакая нечисть в них не обитает. Это касается не только Пскова, но и Новгорода. Да, по сути, и всего Золотого кольца России. И теперь, когда я анализирую наши приключения и поездки, то в голову непроизвольно приходят мысли, что на православных землях страшные легенды берут начало только со времен правления Петра. Хотя, казалось бы, сам Бог велел сложить легенды о привидениях еще начиная с опричнины Ивана Грозного. Но самый страшный призрак того времени – это Лжедмитрий на стене Кремля. И не слышно стонов в пыточных камерах Первопрестольной, нет катающихся призрачных голов на Лобном месте. Нет Софьи, проклинающей всех и вся.

То есть призракам – всего триста с чем‑то лет. Откуда они появились? С чем это связано? Может быть, с ослаблением в народе веры?

Вот с такими мыслями я и въезжала в Петербург на Мишкиной «Наварре».

В тот же вечер я позвонила отцу Александру, настоятелю одного из питерских храмов, с вопросом: почему темные места и места темной силы активизировались в России только в начале восемнадцатого века, а до этого сидели тихо как мыши и носа не высовывали.

И в нашем ночном диспуте по телефону мы все же выяснили, что все призраки, темные и проклятые места и прочее. появились либо после Смутного времени, либо там, где народы не принимали православие. То есть крестились, но только чтоб отвязались, а сердцем к православной вере не пришли и остались верны своим богам. Там же, где, наоборот, люди верили истово, никакой бесовщины не водилось. До того момента, пока людская кровь не затопила Русь и жестокие грехи не переполнили чашу терпения Всевышнего. Или именно они открыли щелку мироздания для проникновения в наш мир нечисти и темноты.

А потом потекли обычные «трудовые будни»: клиника – дом, дом – клиника. Доктор

Даша, постоянно опаздывающая на работу. Доктор Марина, регулярно задерживающаяся на пять – десять минут. Администратор Бруснина, которая решила разойтись с мужем и уехать обратно на Украину в родной Кривой Рог. В общем, завал и трабл. Не до мистики, однако, стало. А потом была продажа клиники и куча дел по переоформлению. И вот я – рантье! Я так давно об этом мечтала, что, честно говоря, даже не поняла: а что теперь делать, чем заниматься?

И тут. как всегда, произошло «и тут». Позвонил Рыжий и сообщил, что в его съемочной бригаде есть одно свободное место типа врача группы. И если я не против две недельки пожить, как он выразился, в условиях ограниченного комфорта, то он впишет меня в свои доблестные ряды. А отправляемся мы – в Мясной Бор.