Шакал, койот и вводная лекция

Мы стоим в очереди в солдатском кафе. Прилавок, одинокая кофемашина, голые стены. И народу мало. Над стойкой три пары часов. Стрелки тикают. На первых часах нью-йоркское время, на вторых – какое-то «Zulu» и на третьих – «Loсal», местное. Передо мной в очереди скучает симпатичная афроамериканка, вылитая «бабушка рока» Тина Тернер, и смуглый, вроде как мексиканец, молодой человек. Они в песочной камуфляжной форме армии США, судя по петличкам, сержанты. И еще один рядом, больше всех похожий на офицера. Но я вижу на его вороте крестики. Все ясно. Полковой капеллан. Все эти люди, один за другим, получают от продавца большие картонные стаканы с ароматным напитком и отходят за высокие столики.

Интересно, как это заведение называется на американский манер? На армейском сленге? У нас, в моем военном училище, – «чайник», или «чипок». У десантников – «балдырь». А здесь? Спрашивать у старшего я не решаюсь. Еще подумает, что меня интересует всякая глупость, а не большая стратегия. Не надо лишний раз давать повод принимать нас за поверхностных дилетантов или за разгильдяев. Наше появление в армии США в Афганистане – это чудо. Да-да, мы попали в Баграм, можно сказать, случайно. Или по ошибке американских пресс-служб. Нет, мы сами просились, но вяло, без энтузиазма, зная, что нам обязательно скажут «нет». Из офиса военного атташе в Москве наш запрос перекочевал в Пентагон. А там взяли и разрешили. Мне! Насквозь «прорусскому русскому», бывшему советскому офицеру, а ныне репортеру «РТР», «апологету кремлевской идейной гегемонии». Я для смеха, когда писал запрос, указал сто моментов, интересующих меня в связи с американской войной в Афганистане. Этого было достаточно, чтоб получить вердикт: «Слишком многого вы хотите!» Но мне вдруг пришел ответ: «Пожалуйста, мистер Сладков, мы ждем вас!» Чувствуете – «мистер», не просто так! И вот мы здесь, в Баграме, на главной базе армии США.

Да, кстати, о репортерах-разгильдяях. Если ты не разгильдяй, если не авантюрист, не интеллектуальный хулиган, в этой профессии далеко не уйдешь. Во всяком случае, репортажи твои смотреть будет неинтересно. Почему? Да потому, что настоящий репортаж – это всегда маленькое приключение, а приключения без авантюризма и пренебрежения логикой не бывают. Как говорил великий Шамиль, ну, тот, что тридцать лет воевал с Россией: «Расчет и подвиг – вещи несовместимые». И я с ним согласен.

Получив по картонному стаканчику кофе и заплатив центами, выходим на воздух и устраиваемся за одним из десятка просторных дощатых столов. Раннее утро. Весеннее солнце только разогревает воздух. Ощущается даже некая свежесть, напоминающая утреннюю Анапу или Геленджик. Только морем не пахнет.

Наш старший – сержант первого класса Рик Скаветта. Поджарый парень лет тридцати пяти, с темными, стриженными «под горшок» волосами и с чуть великоватой для его туловища головой. Нос у Рика небольшой, мясистый и чуть вздернутый. Затылок слегка выдается вверх и назад. По внешнему виду Скаветта – мыслитель, его место в штабе, а не на передовой. Но это по виду, кто ж знает, как оно есть на самом деле. Сержант всегда весел и решителен – такими как раз и бывают авантюристы-окопники. В нашей компании еще один американский военный, Сергей Батыршин. Потомок русских, переехавших в прошлом веке в Соединенные Штаты. Он переводчик. По неволе, его выцепили где-то в пехоте, чтоб переводить «для этих русских». Серега чуть выше меня, худой, волосы рыже-русые. Он спокоен, даже, можно сказать, флегматичен. Без крайней надобности не произносит ни слова. Оба наших спутника не расстаются с оружием. Вот сейчас они держат свои винтовки «М-4» прикладом под мышкой, цевьем на коленях. Здесь, кстати, все ходят с оружием. Есть люди и без винтовок, но тогда с пистолетами, в кожаных «оперативных» кобурах, накинутых сбруей прямо поверх камуфляжа.

Мы коротаем утро: пьем кофе, болтаем. Вокруг в большом городке, состоящем из одноэтажных фанерных домиков, пусто. То и дело пролетающие над нами вертолеты «Чинук» и «Апач» нам не мешают.

– Это бывшая военная база советских войск. – Скаветта обводит пространство зажатым в руке стаканом с дымящимся кофе.

– Знаю. В России это известное место.

Действительно, у нас столько ветеранов афганской войны, еще той, советской, и они так часто сыпят в разговорах названиями из своей юности: Саланг, Герат, Панджшер, что и мы, те, кому не довелось здесь воевать, все эти названия давно уже выучили. Чаще всего ветераны почему-то упоминают Баграм. Наверное, потому, что здесь находилась самая большая авиационная база Ограниченного контингента Советских войск в Афганистане. Здесь же стояли 108-я мотострелковая дивизия и отдельный 345-й парашютно-десантный полк.

Скаветта прихлебывает кофе и неторопливо рассказывает:

– Однажды к нам приезжал один репортер из Украины. Он служил в Баграме во время вашей войны. Так он еле узнал территорию. От своего полка нашел только спортзал разрушенный, один его угол, где баня была. Все.

Переводчик Серега русские слова произносит с акцентом, видно, стал забывать родной язык. Скаветта, кстати, сам иногда вставляет слова на почти русском. Он называет советских солдат Баграма – «рашен пэрэшутиста». Я не вижу смысла его поправлять.

– Аэродром-то здесь цел?

– Конечно. Увидите сами.

– А кто здания рушил? Моджахеды?

– Не знаю. Талибы, наверное. Мы когда приехали сюда – здесь только мины стояли. Была прерия, и койоты бродили.

Вот вам американцы. У них все на свой лад. Пустыня в их рассказах превращается в прерию, обыкновенные шакалы – в койотов. Ну и ладно, это ведь теперь их война афганская, их территория, штатовская. Пусть теперь будут у них койоты.

Кстати, о минах. Карты минных полей у американцев имеются. Правда, неизвестно откуда. Но это не делает обстановку понятной. После ухода русских моджахеды мины перемешали, потом талибы свои добавили. Мины двигались с потоками грунтовой воды, землетрясениями, и таким образом вокруг Баграма замешался опасный тротиловый винегрет. Теперь идет разминирование. Специалисты из Африки, из ЮАР участвуют и европейцы из Боснии. Говорят, у тех и других большой опыт. После войн на их территориях.

Мы допиваем кофе и устраиваем прогулку по пыльной дороге. По обочине возведен забор из колючей проволоки и МЗП, «малозаметное препятствие» – такая стальная ленточная спираль, натянутая по верхней кромке забора. Спираль эту людям не преодолеть. Будешь перелезать – запутаешься, порежешься об ее края. Да что там люди… Я помню, в такой спирали в Абхазии запуталась российская БМП и, потеряв управление, грохнулась вниз с моста. Слава богу, экипаж остался цел.

Не торопясь мы вышагиваем вдоль «колючки», проходим старый советский танк. Его катки, утопающие в песке и лишенные гусениц, еле видны. Скорее всего, танк бросили враги США, талибы. Или моджахеды еще раньше, лет десять назад. Сержант Скаветта показывает руками то в сторону гор, то куда-то в пустыню.

– Это Северная часть базы. Здесь стояли палатки русских солдат.

Сержант оглядывается, ищет какие-то ориентиры и продолжает:

– Лично я здесь уже во второй раз. Я был среди тех, кто заходил сюда первыми, четыре года назад.

– А мины… Опасно же. Не мешают?

– Нет. Пусть стоят. Меньше случайных людей бродить будет. Но там, где мы планируем что-то построить, мы их убираем. Тут нашим саперам приходится попотеть. Вот так мы расширяем свою территорию. Да, кстати, американцы в Афганистане мины не применяют.

Ну правильно, зачем их применять. И так их вокруг накидали.

Сержант вдруг останавливается, разводит руками и с сожалением хлопает ими по бедрам. Дает понять, что эта часть экскурсии подошла к концу. Потом вдруг щелкает пальцами и вытягивает за мою спину палец. Он что-то увидел. Я поворачиваюсь. Вдоль дороги, по-мультяшному оглядываясь, семенит шакал. Высокий, в холке выше овчарки, но с коротким туловищем, с куцым хвостом и какой-то грязно-серой шкурой. Провожаю его взглядом. И не боится же он ни мин, ни людей. Шакал. Ну, то есть койот.

– Да, Рик, забыл спросить…

Сержант поворачивается и, подняв брови, ждет.

– А что это за «время Zulu!»? Там, в кафе, у вас даже часы для него отдельно висят.

– Ааа… Это… – Подыскивая слова, Рик останавливается. – Формально «Zulu» – сложная штука. Это и вращение Земли, и расположение Солнца… Если проще – мы на всех своих военных базах, стоящих за рубежом, ввели одинаковое время. Часы и сутки. Так проще управлять. Нет бардака. Все живут по одному времени и распорядку. Это и есть «время Zulu». По нему и операции все боевые проводят, и авиаперелеты планируют.

У них и время особое… Во дают!