Культурно-исторические особенности памятников прусского права XIII в. 3 страница

185 ТИ».

Эта черта получила отражение и в прусском праве. Так, во вводной части КГ указано, что привилегия адресована «намеревающимся рассматривать эту гра­моту» (hanc paginam inspecturis), а в тексте 1251 г.- «намеревающимся рас­сматривать настоящую грамоту» (presentem paginam inspecturis). Тот же глагол употреблен в Христбургском договоре 1249 г. и в учредительной грамоте Но-вого города в Торне (1264). Глагол inspicere означает, как известно, не толь-

¹⁸⁴ Подробнее см.: Honemann V. Funktionen des Buches in Mittelalter und frUher Neuzeit//
Medienwissenschaft. Ein Handbuch zur Entwicklung der Medien und Kommunikationsformen I Hrsg. von
J.-F. Leonhard, H.-W. Ludwig, D. Schwarze, E. StraBner (Handbuch zur Sprach- und Kommunikationswissenschaft.
Bd. 15). Teilbd. 1. Berlin; New York, 1999. S. 544.

¹⁸⁵ Ibid. S. 544-546.

¹⁸⁶ PUB 1.2. № 225.

175

ко «рассматривать», но и «читать». Однако перевод «намеревающимся рас­сматривать» представляется нам более адекватным. Во-первых, в упоминав­шихся немецких переводах КГ, сделанных на рубеже XIH-XIV вв. и в XV в., этот оборот переведен с помощью глагола ansehen— «смотреть», «разгляды­вать».¹⁸⁷ Уместно сказать здесь, что в грамоте для польского рыцарства Кульм-ской земли, дошедшей до нас в немецком подтверждении 1278 г., также упот-

Too

реблено выражение «всем, рассматривающим настоящий инструмент» (alien dis keginwurtige instrument ansehenden).¹⁸⁹ Во-вторых, использование слова in­ spections («намеревающимся рассматривать»), а не lecturis («намеревающимся читать») отражает, вероятно, неоднородность круга лиц, к которым было об­ращено распоряжение суверена. Грамотные люди действительно могли про­честь содержащийся в КГ текст. Неграмотные же, воспринимающие положения документа на слух в переводе с латыни, могли лишь «рассмотреть» грамоту, убедившись в наличии на ней печатей. Следует отметить, что аналогичные вы­ражения неоднократно встречаются в документах XIII в. Например, Эльбинг-ская грамота и привилегия для Дитриха фон Тифенау обращены к «тем, кто увидит это писание», учредительная грамота силезского города Брига (1250) —

190

ко «всем, намеревающимся рассматривать это письмо», две грамоты герцога Казимира Оппельнского 1225 и 1226 гг. адресованы «намеревающимся слу­шать (!) настоящее писание»¹⁹¹ и т.д.

Таким образом, исследуемые источники были рассчитаны прежде всего на чтение вслух (в оригинале или в переводе). Поэтому изначально КГ и другие

^}Ю KischLS. 126-129, 148.

¹⁸⁸ Инструментом в средневековой канцелярской практике именовалась грамота, служащая правоустанавли­
вающим документом.

¹⁸⁹ PUB 1.2. № 366.

¹⁹⁰ М е n z е 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden... S. 173.

¹⁹¹ Ibid.

¹⁹² P и x t e p M. Устная и письменная культура средневековья: сиамские близнецы? // Другие средние века.

176

грамоты того времени были написаны в виде слитного текста, без выделения нормативных положений и без какого-либо членения их на статьи. И лишь по­степенно ситуация стала меняться. Как уже говорилось, на рубеже XIII-XIV вв. в первых немецких переводах КГ была разделена на 24 статьи. В более позднем переводе К. Бичина, выполненном в первой трети XV в., не только имеется деле­ние на 24 статьи, но и сами статьи были пронумерованы переводчиком.¹⁹³ Сего­дня нельзя сказать с уверенностью, ориентировались ли переводчики лишь на смысловую структуру документа, или принимали во внимание также приемы так называемой числовой композиции, которая подчиняла членение текста одному или нескольким символическим числам.¹⁹⁴

Источники более поздней эпохи свидетельствуют о том. что перемены в восприятии текста прусских грамот зашли довольно далеко. Так, в ряде кё-нигсбергских рукописных сборников XVI в., содержащих текст КГ, указано, что КГ «изложена статьями» (articuiirt) или «записана статьями» (in artickelweyse geschrieben, in articuls weyse geschrieben).¹⁹⁵ Членение текста КГ на 24 статьи (используемое и в современной науке) устоялось не сразу. Так, в руко­писи российской национальной библиотеки Нем. F II № 43 он разбит на 27 ста­тей, начинающихся обычно с латинского слова Item. В рукописном отделе РНБ сохранилась еще одна поздняя копия КГ (в редакции 1251 г.), относящаяся, по-

К 75-летию А.Я.Гуревича/ Сост. И.В.Дубровский, С.В.Оболенская, М.Ю.Парамонова. М., 1999. С. 289-290; Бондарко Н.А. Средневерхненемецкая грамота ХШ века как жанр деловой прозы // Ученые записки моло­дых филологов / Отв. ред. Е.В. Душечкина. СПб., 2001. С. 5-25.

¹⁹³ Kisch 2. S. 148-157.

¹⁹⁴ О возможном влиянии символики чисел на это деление подробнее см.: Рогачевский А.Л. Кульмская
грамота... С. 127.

¹⁹⁵ РО РНБ, Нем. F II № 43. Л. 129; L е m a n С.К. Das alte Kulmische Recht, mit einem WOrterbuche hrsg. Berlin,
1838 (Nachdr. Aalen, 1969). S. XVI-XVII; Seraphim A. Handschriften-Katalog der Stadtbibliothek Konigsberg
i. Pr. (Mitteilungen aus der Stadtbibliothek zu K5nigsberg i. Pr. H.I). Kfinigsberg i. Pr., 1909. S. 271;
Gueterbock C.E. De jure maritimo quod in Prussia saeculo XVI. et ortum est et in usu fuit. Regiomont.
Prussorum, 1866. P. 11.

177

видимому, к концу XVIII в. В ней текст разделен на 42 пронумерованные ста­тьи.¹⁹⁶ Возможно, в такой дробности проявилось влияние законодательной тех­ники XVIII в., для которой характерно стремление избегать многопредметных статей и формулировать предписание отдельно по каждому вопросу.¹⁹⁷ Разбивке подверглись тексты и других привилегий, вошедших в сборник Нем. F II № 43: так, грамота Кенигсберга 1286 г. разделена на 7 статей, а привилегия польско­му рыцарству Кульмской земли 1278 г. - на 16 статей, которые были пронуме­рованы, а номера проставлены на полях.¹⁹⁸

Наблюдения за эволюцией разбивки КГ и других ранних привилегий на ста­тьи по-своему поучительны. Они дают возможность проследить, как менялось восприятие этих документов. Из нерасчлененных текстов, предназначенных для чтения вслух, они превращается в источники, разделенные на статьи (каждая из которых требует отдельного осмысления и подчас обрастает комментариями) и приближающиеся благодаря новому оформлению к записям городского права, во множестве возникающим в XIV—XVI вв.

У прусских грамот XIII в. есть еще одна черта, свидетельствующая о том, что в ту эпоху писаное право еще далеко не занимало господствующих пози­ций - довольно обширные перечни свидетелей. Свидетели неизменно фигури­руют не только в орденских грамотах, но и вообще во всех жалованных грамо­тах этой эпохи. В этом проявлялось общее отношение к письменному тексту. М. Блок справедливо отмечал (в частности, применительно к сделкам), что ос­новной смысл записи, если она составлялась, заключался в возможно более полном перечислении свидетелей сделки. На память, очевидно, полагались бо-

¹⁹⁶ РО РНБ. Лат. F II № 264/1. Л. 37-42.

¹⁹⁷ По-видимому, из тех же соображений исходил и Э. Штрюцкий, разделив КГ в своем переводе на 42 статьи
(схема разбивки не совпадает с текстом рукописи РНБ): Strutzki Е. Uber den Ursprung des Weichbildes und
insbesondere Uber die Kulmische Handfeste// Zeitschrift des historischen Vereins fiir den Regierungs-Bezirk
Marienwerder. H. 9. 1883. S. 46-55.

¹⁹⁸ РО РНБ, Нем. РІІ№43.Л. 129об.-131, 131 об.-ІЗЗ.

178

лее охотно, чем на документ. Это во многом справедливо и для актов, исхо­дящих от верховной власти, в том числе и для привилегий. Перечисление сви­детелей в привилегиях - явление того же рода, что и предпочтение, которое до конца XIV в. суды оказывали свидетельским показаниям перед письменными доказательствами. Одной из причин этого была неграмотность широких слоев населения, причем не только простолюдинов, но и знати. Лишь развитие горо­дов и городской культуры внесло решающие перемены в эту сторону жизни.

Важнейшая причина письменной фиксации прав, отразившихся в анализи­руемых памятниках, заключается в той специфике, которую имела немецкая восточная колонизация, особенно колонизация городская. В литературе было высказано не лишенное оснований мнение о том, что при закладке новых горо­дов колонистам требовалось изначально предоставить особые права, которые по сравнению с действующим на данной территории правом носили характер льгот, чем и объясняется связь между городским правом и письменностью в новых общинах.²⁰⁰

Предпосылкой широкого использования письменности в прусской админи­стративной практике был самый характер ордена. Будучи духовной корпораци­ей, в число которой входило большое количество грамотных клириков, Тевтон­ский орден имел одну из крупнейших в Европе канцелярий и обширнейший архив, благодаря чему политическая и хозяйственная жизнь ордена хорошо до­кументированы.

Многие жалованные грамоты, дошедшие до нас от ХН-ХШ вв., обосновы­вают необходимость письменной фиксации права бренностью человека и сла­бостью человеческой памяти.²⁰¹ Дело здесь, как представляется, не только в ри-

¹⁹⁹ Б л о к М. Феодальное общество. М., 2003. С. 117-118.

²⁰⁰ Р a t z е Н. Stadtgriindung und Stadtrecht II Recht und Schrift im Mittelalter/ Hrsg. von P. Clasen (VortrSge und
Forschungen. Bd. 23). Sigmaringen, 1977. S. 196.

²⁰¹ Fichtenau H. Arenga. Spatantike und Mittelalter im Spiegel von Urkundenformen. Graz; KOln, 1957.
S. 131-133; M e n z e 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden des 13. Jahrhunderts. Studien zum Urkundenwesen,

179

о                                                                     101

торической традиции, восходящей отчасти еще к античности, но и в тех про­цессах, которые происходили в тогдашнем западном обществе. В интересующий нас период резко возрастает объем социально значимой ин­формации, которая подлежала усвоению и передаче следующим поколениям. Это было связано с усложнением социальной структуры общества (прежде все­го ростом городов), развитием грамотности и образования. Указанные процес­сы нашли отражение и в памятниках немецкого городского права XII-XIII вв. Хотя в рассматриваемом памятнике и нет подобных жалоб на слабость людской памяти, но в его заключительной части имеется определенная мотивировка письменной фиксации, как бы обращенная в будущее: «И чтобы вышеприведенные постановления, обязательства и условия не могли быть нарушены или изменены кем-либо из наших преемников, мы повелели начертать настоящую грамоту, подкрепив ее привешениями наших печатей». В заключительной части грамоты 1251 г. дополнительно сказано, что КГ дарована, «чтобы это наше успешное пожалование оставалось действительным и незыблемым». Такая аргументация, более «юридизированная» и связанная с представлением о письменном документе прежде всего как о способе доказывания чьих-либо прав, также нередко встречается в локационных документах XIII в. (в частности, силезских).²⁰⁴

zur Siedlungs-, Rechts- und Wirtschaftsgeschichte einer ostdeutschen Landschaft im Mittelalter (Quellen und Studien zur schlesischen Geschichte. Bd. 19). WQrzburg, 1977. S. 168; ReiffensteinJ. Zur Begriindung.der Schriftlichkeit in deutschen Urkunden des 13. Jahrhunderts// Sprache und Recht. BeitrSge zur Kulturgeschichte des Mittelalters. Festschrift ftir Ruth Schmidt-Wiegand zum 60. Geburtstag/ Hrsg. von K. Hauck u. a. Bd. 2. Berlin; New York, 1986. S. 665-666.

²⁰² F і с h t e n a u H. Arenga. S. 123-124.

²⁰³ Об этом подробнее см.: F a u 1 s t і с h W. Medien und Offentlichkeit im Mittelalter: 800-1400. GOttingen,
1996. S.27-30, 251-272; Dilcher G. Oralitat, Verschrittlichung und Wandlungen der Normstruktur in den
Stadtrechten des 12. und 13. Jahrhunderts// Dilcher G. BQrgerrecht und Stadtverfassung im europaischen Mittelalter.
KOln; Weimar; Wien, 1996. S. 285-287.

²⁰⁴ M e n z e 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden... S. 169.

180

Несмотря на то, что права привилегированных слоев населения (прежде все­го немецких колонистов, отчасти также поляков и пруссов) были зафиксирова­ны письменно, можно с уверенностью полагать, что текст грамот был непо­средственно доступен лишь небольшому числу людей, поскольку лиц, владею­щих латинским языком, среди мирян было мало. Для Прусского государства и в дальнейшем было характерно чрезвычайно медленное распространение письменной культуры, в том числе и на родном языке. «Мир письменности» вплоть до конца эпохи Нового времени принадлежал образованным элитам.

Как интересные и ценные памятники средневековой письменной культуры интересующие нас правовые источники могут рассматриваться не только по существу, но и по своей форме. Больше всего информации такого рода имеется о КГ, которая опубликована в факсимильном изображении. В оригинале до нас дошли, как уже сказано, лишь два экземпляра второй редакции КГ. Они напи­саны одной и той же рукой. Почерк писца отличается аккуратностью и изяще­ством. Грамоту открывает фигурный инициал F, с которого начинается первое слово (Frater). Вертикальные элементы букв Ъ, d,f, h, I, t, вытянутые высоко над строкой, для украшения пересечены горизонтальными черточками, что придает строке определенный ритм и своеобразную торжественность.²⁰⁶ Дукт письма сопротивляется распространявшейся тогда готизации, заключающейся прежде всего в пристрастии к контрасту между тонкими линиями восходящих элемен­тов и более толстыми линиями нисходящих, а также к заострению и угловато­сти очков литер и всех кривых линий. Подобный консерватизм почерка был

Так, восточнопрусская деревня даже в эпоху Просвещения демонстрировала весьма низкий уровень гра­мотности: в 1750 г. ставить свою подпись умели только 10% крестьян-мужчин (Houston R.A. Literacy in Early Modern Europe. Culture and Education 1500-1800. London; New York, 1988. P. 152). Даже если учесть более значительный, чем в германских княжествах, культурные различия между городом и деревней, этот показатель ретроспективно характеризует общий уровень развития культуры в Пруссии.

²⁰⁶ Воспроизведенный крупным планом фрагмент КГ см.: W і 11 о w є і t D. Die Kulmer Handfeste und das Herrschaftsverstandnis der Stauferzeit II Beitrage zur Geschichte WestpreuBens. Nr. 9. Miinster, 1985. S. 11.

181

характерен для рейнских и мозельских областей, откуда, возможно, и происхо­дил писец. Исходя из почерка, а также из особенностей правописания личных имен, К. Зелиньска-Мельковска полагает, что писец был выходцем из западных областей рейха, например, из Лотарингии или из окрестностей Трира. Веро­ятно, к середине XIII в. Кульм и Торн уже имели собственных городских сек­ретарей, один из которых и написал документы. Не исключено также, что пи­сец принадлежал к окружению кульмского епископа доминиканца Гейденрейха либо был монахом-францисканцем из числа тех, что обосновались незадолго

гг          208

до этого в Торне.

Большинство анализируемых грамот было составлено на латинском языке, что соответствовало общепринятой средневековой практике. Латынь, как из­вестно, была официальным языком церкви, который постепенно стал приобре­тать черты «священного языка». Престижность латыни, развитая юридическая терминология, наконец, то обстоятельство, что благодаря усилиям схоластов латинский язык превратился в инструмент абстрактного мышления - все это способствовало широкому использованию латыни в делопроизводстве и зако­нодательстве.²⁰⁹ Но господство латыни в орденских документах XIII в. (в част­ности, тех, что составлялись в Пруссии) имело и ряд других причин. Во-первых, сам орден был религиозной корпорацией со значительной прослойкой духовенства, поэтому неудивительно, что орденская канцелярия следовала сложившейся общецерковной традиции. Во-вторых, как рыцари, так и колони­сты происходили из разных земель, где существовали различные диалекты, по­этому написание документов на латинском языке было удобным выходом из положения. Наконец, в-третьих, широкие массы колонистов (к которым прежде

²⁰⁷ZM.S. 19. ²⁰⁸ Ibid.

²⁰⁹Mohrmann С. Etudes sur le latin des Chretiens. T. II: Latin Chretien et medieval. Roma, 1961. P. 41, 52,175-177.

182

всего и были обращены грамоты) были неграмотны, а для неграмотного чело­века язык документа безразличен- неграмотный в любом случае пользуется чужими услугами.²¹⁰ Как известно, латинские документы предназначались для торжественного публичного оглашения, причем само это оглашение происхо­дило после церковной службы с одновременным переводом на немецкий язык.²¹¹

Хотя в первой половине XIII в., т.е. в ту же эпоху, появляются первые зна­чительные юридические тексты на немецком языке (среди них были выдаю­щиеся памятники- Майнцский земский мир 1235г. и «Саксонское зерца­ло»),²¹² но в Пруссию новые веяния приходят с опозданием. Первые орденские документы, составленные на немецком языке, в Пруссии известны с середины XIII в., но еще целое столетие официальным языком орденских актов остава­лась латынь. Переход в последующий период к использованию немецкого язы­ка большинство исследователей связывает с пробуждением национального са­мосознания, которое, впрочем, в Пруссии запоздало по сравнению

т-            ~ 213

с Германией.

Язык и стиль интересующих нас грамот - особая тема, заслуживающая спе­циального рассмотрения. Их изучение немыслимо в отрыве от всего корпуса орденских грамот XIII-XIV вв. и является пока делом будущего. Отметим лишь, что документы, вышедшие из орденской канцелярии в XIII в., написаны

²¹⁰Forstreuter К. Latein und Deutsch im Deutschen Orden. Zur Frage einer Amtssprache// Studien zur Geschichte des PreuBenlandes. Festschrift fiir E.Keyser zu seirtem 70. Geburtstag/ Hrsg. von E. Bahr. Marburg, 1963. S. 375.

²¹¹ Weinrich L. Die Urkunde in der Ubersetzung. Studien zu einer Sammlung von Ostsiedlungsurkunden II Jahrbuch filr die Geschichte Mittel- und Ostdeutschlands. Bd. 19. 1970. S. 6.

^2,2 Г у x m a h M.M., Семенюк H.H. История немецкого литературного языка IX-XV вв. М., 1983. С. 99.

^2l3Keyser Е. Lateinische und deutsche Verwaltungssprache im Deutschen Ordenslande II Mitteilungen des WestpreuBischen Geschichtsvereins. Bd. 27. 1928. S. 74-78; G а с a A. Zur Frage der Schreibsprache des Deutschen Ordens im Mittelalter (Forschungsstand) II Zeszyty naukowe Uniwersytetu im. Adama Mickiewicza w Poznaniu. Nr.'55. Filologia, zesz. 6. Poznan, 1964. S. 91.

183

довольно тяжеловесным слогом с громоздкими периодами, что несколько за­трудняет восприятие актов. В тексте памятников встречаются отдельные ино­язычные заимствования, главным образом греческие. Так в КГ употребляются термины, относящиеся к церковным учреждениям (parrochia - епархия, диоцез) либо к институтам, заимствованным в свое время римской правовой системой из греческого права (civitas metropolitana - главный город-колонизатор, naulum - плата за перевоз). Отметим также славянизм - слово newod, означаю­щее рыболовную сеть.

Некоторые другие наблюдения над лексикой орденских грамот будут при­ведены ниже, в связи с анализом встречающейся в них юридической термино­логии.

Основные черты правосознания, отразившиеся в прусских юридических памятниках XIII в. Большую важность имеет вопрос о том, из каких пред­ставлений о власти над краем исходил законодатель при издании грамот. По мнению Г. Киша, благодаря изданию КГ орден предстает как автономная суве­ренная власть, обладающая «полным верховенством в земле» (voile Landeshoheit) и не ограниченная никакой вышестоящей или конкурирующей властью, будь то светской или духовной.²¹⁴ Но что стоит за понятием «полное верховенство в земле»? Средневековью были чужды современные представле­ния о государственном суверенитете, равно как и противопоставление публич­ного права частному. Дитер Вилловейт, обратившийся к изучению этого во­проса, отмечал, что раннесредневековые представления о власти были связаны прежде всего с идеей о праве суда над населением той или иной территории, и само это право вверено феодалу его сеньором. Однако в штауфенскую эпоху, особенно в период правления Фридриха II, в документах наблюдается извест­ная перестановка акцентов. На первый план выступает уже не право суда над

^2H Kisch2.S. 10-11.

²¹⁵ W і І 1 о w є і t D. Die Киїціег Handfeste... S. 10-14.

184

населением, а право владения той или иной территорией. Это был шаг к скла-дыванию системы территориальных княжеств. Становление указанных пред­ставлений выглядит как проникновение в законодательство таких категорий римского права, как proprietor и dominium. В свою очередь, это было связано с правосознанием узких кругов элиты в лице образованных клириков, стремив-шихся приспособить язык права к новым политическим реальностям. В слу­чае с КГ для суверена было достаточно оговорить свое принципиальное право на участие в судопроизводстве и получение от него части доходов (ст. 1). В ос­тальном же он удовлетворялся фактическим господством в Кульмской земле, из которого и проистекали регалии ордена как суверена.²¹⁸

С процессом развития новых представлений о природе власти суверена, на наш взгляд, вполне коррелирует и другое обстоятельство. При даровании при­вилегий городам, основанным в ходе немецкой восточной колонизации, доми­нировали именно соображения, связанные с распоряжением землей. Сама ло­гика локации подводила к тому, чтобы городское право, предоставляемое но­вым общинам, приобретало вещно-правовой характер.²¹⁹

Д. Вилловейт полагает, что орденское право на издание законов, включая привилегии колонистам, проистекало из положений Золотой буллы Римини, где оно прямо упомянуто.²²⁰ Но, как известно, Золотая булла была издана лишь около 1235 г. и не могла быть непосредственным источником прав к 1233 г. По-видимому, скорее есть основание говорить об общем для первой половины XIII в. круге политико-правовых идей, нашедших отражение как в тексте ряда документов того времени, так и в текущей законодательной и административ­ной практике.

²¹⁶ Ibid. S. 14-15.

²¹⁷ Ibid. S. 15,24.

²¹⁸ Ibid. S. 21.

²¹⁹ P a t z e H. Stadtgrundung und Stadtrecht. S. 196.

²²⁰ W і 11 о w є і t D. Die Kulmer Handfeste... S. 17,21.

185

Впрочем, хотя штауфенская эпоха и была переходной в смысле развития представлений о существе государственной власти, в КГ положения о суде по-прежнему фигурируют в начале документа (ст. 1) и лишь затем законодатель переходит к описанию городских угодий (ст. 2, 3) и изложению других вопро­сов. Здесь еще жива былая традиция, отход от которой в Пруссии произойдет лишь позднее. В Эльбингской грамоте 1246 г. порядок изложения уже иной: сперва описана граница городских угодий, а затем следуют нормы о городском устройстве.

Обратимся теперь к нормативным положениям исследуемых источников. Что они представляют собою в системе средневекового права, какова правовая природа этих памятников? Чтобы разобраться в этом, целесообразно обратить­ся сперва к терминологии самих грамот.

В тексте КГ данная грамота обозначается названиями pagina и privilegium. Самоназвание Эльбингской грамоты - pagina, грамоты для польских рыцарей Кульмской земли - privilegium. Слово pagina означает буквально «страница» и подчеркивает письменную форму акта. Слово privilegium относится как к фор­ме, так и к содержанию. К моменту издания КГ в понимании этого термина ус­пела сложиться определенная традиция, четко прослеживаемая по источникам канонического права, начиная с позднеантичных времен. При папе Адриане I (772-795) привилегия превращается в особый тип документа, возникший бла­годаря расширению формуляра папских посланий (litterae), содержавших пра­вовые нормы и облеченных в торжественную форму. В VIII—XII вв. привилегии были основной формой правовых источников, распространившейся в условиях той смешанной устно-письменной культуры, которая была характерна для средневековой Европы.²²¹

²²¹ Р о t z R. Zur kanonistischen Privilegientheorie II Das Privileg im europaischen Vergleich. Bd. 1 1 Hrsg. von B. Dorlemeyer, H. Mohnhaupt. (Ius commune. Sonderhefte. Studien zur europaischen Rechtsgeschichte. Bd. 93). Frankfurt a. M., 1997. S. 24-29; Wa_sowicz M. Od privi leges do Karty Komuny. Z dziej6w przywileju w

186

Рассмотрение вопроса о содержании привилегий осуществлялось правове­дами-канонистами в общем русле тогдашней политико-юридической мысли. Наиболее законченную форму учение о привилегиях приобрело в XII—XIII вв. В Декрете Грациана под привилегиями (privilegia) понимаются «частные зако­ны» (privatae leges), которые содержат противоречащие общим правилам (generalibus regulis) нормы в пользу того или иного лица. Автор Декрета не пы­тается углубить это определение, поскольку в тогдашней канонистике еще не было четкого представления о законах вообще. Попытку развить учение о при­вилегиях предприняли комментаторы Декрета (декретисты) - Руфин, Бернард Павийский, Иоанн Тевтоник и др. Ими были предложены различные классифи­кации привилегий (прежде всего на материале привилегий в пользу церкви). Сперва стали различать привилегии общие (generalia) и специальные (specialia). Первые касались положения церкви в целом (например, право убежища в цер­ковных зданиях). Вторые распространялись на конкретную церковь. Позднее в учении декретистов появились и иные основания классификации. Различали привилегии постоянные и привилегии на срок, приносящие прибыль и предо­храняющие от убытка (здесь проявилось влияние понятий римского права lucrum и damnum), а специальные привилегии стали подразделять на личные и

222

вещные.

Для истолкования природы привилегий использовались и приемы средневе­ковой этимологии. В одних случаях слово privilegium производили от privatus (частный) и lex (закон). При этом привилегия понималась прежде всего как за­кон, действующий для отдельных лиц, а также для мирян и лиц, не занимаю­щих какие-либо должности. Предлагалась и другая этимология, связывающая слово privilegium со словами privare (избавлять, освобождать) и lex (закон). В этом истолковании на первый план выступает не действие привилегии по кругу

Sredniowiecznej Europie II Czasopismo Prawno-Historyczne. Т. LI. 1999. Zesz. 1-2. S. 77-95. ²²² P о t z R. Zur kanonistischen Privilegientheorie. S. 46-47.

187

лиц, а ее свойство освобождать от общеобязательных предписаний действую­щего права.²²³

Наиболее четкое представление о природе привилегий прослеживается у папы Иннокентия III. Он писал, что привилегия есть частный закон, причем он может считаться частным лишь в том случае, если освобождает от чего-либо в особенности. В этом представлении соединились главные элементы выдвигав­шихся декретистами идей. Последователи Иннокентия III, соглашаясь в прин­ципе с тем, что основное свойство привилегии заключается в противоречии общему праву, подчеркивали в то же время, что от правителя может исходить и акт, подтверждающий действующее право. Такой акт они называли привилеги­ей согласно праву (privilegium secundum ius); эта конструкция имела не только теоретическое, но и практическое значение, так как в подобных привилегиях видели средство, укрепляющее право в целом.²²⁴

Важное место, занимаемое привилегиями в системе тогдашней социальной регуляции, объясняется тем, что центральной проблемой средневекового права была проблема правового статуса лица. При издании, например, учредительной грамоты для какой-либо общины суверен не вводил в действие те или иные нормы объективного права, а лишь предоставлял членам общины определен­ные права и обязанности. Говоря современным языком, такое право выступало как совокупность субъективных прав.²²⁵

Из сказанного можно сделать вывод о том, что содержание прусских грамот полностью вписывалось в тогдашние представления о привилегиях.

В первых немецких переводах КГ, появившихся на рубеже XIII-XIV вв., термин privilegium передан как hantfeste. Этот старинный немецкий юридиче-

²²³ Ibid. S. 47-48.

²²⁴ Ibid. S. 48^9.

²²⁵ Подробнее см.: Г у р е в и ч АЛ. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 192-
193; Е b е 1 W. Der Burgereid als Geltungsgrund und Gestaltungsprinzip des deutschen mittelealterlichen Stadtrechts.
Weimar, 1958. S. 71.

188

ский термин означал первоначально «подтверждение какого-либо заявления собственноручной подписью».²²⁶ Указанному немецкому слову соответствуют старые русские юридические термины «рукобитье» (для устных сделок) и «ру­коприкладство» (для письменных). В дальнейшем термин hantfeste стал озна­чать сам подписанный документ, в более широком смысле— публичный акт, привилегию, охранную грамоту или правовую запись.²²⁷ Изначальный смысл этого слова все же больше относится к форме акта. Употребляемое же в КГ слово pagina в немецком переводе передано как brief. Буквально это слово зна­чит «письмо». Дело в том, однако, что в немецком языке этот термин тесно связан со словом Gnadenbrief(6yKB. «письмо милости»), которое является каль­кой с латинского littera de gratia. Название littera de gratia стало применяться к жалованным грамотам с XIII в., и немецкое слово brief косвенно свидетель­ствует о переменах в терминологии. Кстати, в упомянутой выше учредительной грамоте Нового города Торна данный документ именуется именно litera.²²⁹