Культурно-исторические особенности памятников прусского права XIII в. 3 страница

185 ТИ».

Эта черта получила отражение и в прусском праве. Так, во вводной части КГ указано, что привилегия адресована «намеревающимся рассматривать эту грамоту» (hanc paginam inspecturis), а в тексте 1251 г.- «намеревающимся рассматривать настоящую грамоту» (presentem paginam inspecturis). Тот же глагол употреблен в Христбургском договоре 1249 г. и в учредительной грамоте Но-вого города в Торне (1264). Глагол inspicere означает, как известно, не толь-

¹⁸⁴ Подробнее см.: Honemann V. Funktionen des Buches in Mittelalter und frUher Neuzeit//
Medienwissenschaft. Ein Handbuch zur Entwicklung der Medien und Kommunikationsformen I Hrsg. von
J.-F. Leonhard, H.-W. Ludwig, D. Schwarze, E. StraBner (Handbuch zur Sprach- und Kommunikationswissenschaft.
Bd. 15). Teilbd. 1. Berlin; New York, 1999. S. 544.

¹⁸⁵ Ibid. S. 544-546.

¹⁸⁶ PUB 1.2. № 225.

175

ко «рассматривать», но и «читать». Однако перевод «намеревающимся рассматривать» представляется нам более адекватным. Во-первых, в упоминавшихся немецких переводах КГ, сделанных на рубеже XIH-XIV вв. и в XV в., этот оборот переведен с помощью глагола ansehen— «смотреть», «разглядывать».¹⁸⁷ Уместно сказать здесь, что в грамоте для польского рыцарства Кульм-ской земли, дошедшей до нас в немецком подтверждении 1278 г., также упот-

Too

реблено выражение «всем, рассматривающим настоящий инструмент» (alien dis keginwurtige instrument ansehenden).¹⁸⁹ Во-вторых, использование слова in spections («намеревающимся рассматривать»), а не lecturis («намеревающимся читать») отражает, вероятно, неоднородность круга лиц, к которым было обращено распоряжение суверена. Грамотные люди действительно могли прочесть содержащийся в КГ текст. Неграмотные же, воспринимающие положения документа на слух в переводе с латыни, могли лишь «рассмотреть» грамоту, убедившись в наличии на ней печатей. Следует отметить, что аналогичные выражения неоднократно встречаются в документах XIII в. Например, Эльбинг-ская грамота и привилегия для Дитриха фон Тифенау обращены к «тем, кто увидит это писание», учредительная грамота силезского города Брига (1250) —

190

ко «всем, намеревающимся рассматривать это письмо», две грамоты герцога Казимира Оппельнского 1225 и 1226 гг. адресованы «намеревающимся слушать (!) настоящее писание»¹⁹¹ и т.д.

Таким образом, исследуемые источники были рассчитаны прежде всего на чтение вслух (в оригинале или в переводе). Поэтому изначально КГ и другие

^}Ю KischLS. 126-129, 148.

¹⁸⁸ Инструментом в средневековой канцелярской практике именовалась грамота, служащая правоустанавли
вающим документом.

¹⁸⁹ PUB 1.2. № 366.

¹⁹⁰ М е n z е 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden... S. 173.

¹⁹¹ Ibid.

¹⁹² P и x t e p M. Устная и письменная культура средневековья: сиамские близнецы? // Другие средние века.

176

грамоты того времени были написаны в виде слитного текста, без выделения нормативных положений и без какого-либо членения их на статьи. И лишь постепенно ситуация стала меняться. Как уже говорилось, на рубеже XIII-XIV вв. в первых немецких переводах КГ была разделена на 24 статьи. В более позднем переводе К. Бичина, выполненном в первой трети XV в., не только имеется деление на 24 статьи, но и сами статьи были пронумерованы переводчиком.¹⁹³ Сегодня нельзя сказать с уверенностью, ориентировались ли переводчики лишь на смысловую структуру документа, или принимали во внимание также приемы так называемой числовой композиции, которая подчиняла членение текста одному или нескольким символическим числам.¹⁹⁴

Источники более поздней эпохи свидетельствуют о том. что перемены в восприятии текста прусских грамот зашли довольно далеко. Так, в ряде кё-нигсбергских рукописных сборников XVI в., содержащих текст КГ, указано, что КГ «изложена статьями» (articuiirt) или «записана статьями» (in artickelweyse geschrieben, in articuls weyse geschrieben).¹⁹⁵ Членение текста КГ на 24 статьи (используемое и в современной науке) устоялось не сразу. Так, в рукописи российской национальной библиотеки Нем. F II № 43 он разбит на 27 статей, начинающихся обычно с латинского слова Item. В рукописном отделе РНБ сохранилась еще одна поздняя копия КГ (в редакции 1251 г.), относящаяся, по-

К 75-летию А.Я.Гуревича/ Сост. И.В.Дубровский, С.В.Оболенская, М.Ю.Парамонова. М., 1999. С. 289-290; Бондарко Н.А. Средневерхненемецкая грамота ХШ века как жанр деловой прозы // Ученые записки молодых филологов / Отв. ред. Е.В. Душечкина. СПб., 2001. С. 5-25.

¹⁹³ Kisch 2. S. 148-157.

¹⁹⁴ О возможном влиянии символики чисел на это деление подробнее см.: Рогачевский А.Л. Кульмская
грамота... С. 127.

¹⁹⁵ РО РНБ, Нем. F II № 43. Л. 129; L е m a n С.К. Das alte Kulmische Recht, mit einem WOrterbuche hrsg. Berlin,
1838 (Nachdr. Aalen, 1969). S. XVI-XVII; Seraphim A. Handschriften-Katalog der Stadtbibliothek Konigsberg
i. Pr. (Mitteilungen aus der Stadtbibliothek zu K5nigsberg i. Pr. H.I). Kfinigsberg i. Pr., 1909. S. 271;
Gueterbock C.E. De jure maritimo quod in Prussia saeculo XVI. et ortum est et in usu fuit. Regiomont.
Prussorum, 1866. P. 11.

177

видимому, к концу XVIII в. В ней текст разделен на 42 пронумерованные статьи.¹⁹⁶ Возможно, в такой дробности проявилось влияние законодательной техники XVIII в., для которой характерно стремление избегать многопредметных статей и формулировать предписание отдельно по каждому вопросу.¹⁹⁷ Разбивке подверглись тексты и других привилегий, вошедших в сборник Нем. F II № 43: так, грамота Кенигсберга 1286 г. разделена на 7 статей, а привилегия польскому рыцарству Кульмской земли 1278 г. - на 16 статей, которые были пронумерованы, а номера проставлены на полях.¹⁹⁸

Наблюдения за эволюцией разбивки КГ и других ранних привилегий на статьи по-своему поучительны. Они дают возможность проследить, как менялось восприятие этих документов. Из нерасчлененных текстов, предназначенных для чтения вслух, они превращается в источники, разделенные на статьи (каждая из которых требует отдельного осмысления и подчас обрастает комментариями) и приближающиеся благодаря новому оформлению к записям городского права, во множестве возникающим в XIV—XVI вв.

У прусских грамот XIII в. есть еще одна черта, свидетельствующая о том, что в ту эпоху писаное право еще далеко не занимало господствующих позиций - довольно обширные перечни свидетелей. Свидетели неизменно фигурируют не только в орденских грамотах, но и вообще во всех жалованных грамотах этой эпохи. В этом проявлялось общее отношение к письменному тексту. М. Блок справедливо отмечал (в частности, применительно к сделкам), что основной смысл записи, если она составлялась, заключался в возможно более полном перечислении свидетелей сделки. На память, очевидно, полагались бо-

¹⁹⁶ РО РНБ. Лат. F II № 264/1. Л. 37-42.

¹⁹⁷ По-видимому, из тех же соображений исходил и Э. Штрюцкий, разделив КГ в своем переводе на 42 статьи
(схема разбивки не совпадает с текстом рукописи РНБ): Strutzki Е. Uber den Ursprung des Weichbildes und
insbesondere Uber die Kulmische Handfeste// Zeitschrift des historischen Vereins fiir den Regierungs-Bezirk
Marienwerder. H. 9. 1883. S. 46-55.

¹⁹⁸ РО РНБ, Нем. РІІ№43.Л. 129об.-131, 131 об.-ІЗЗ.

178

лее охотно, чем на документ. Это во многом справедливо и для актов, исходящих от верховной власти, в том числе и для привилегий. Перечисление свидетелей в привилегиях - явление того же рода, что и предпочтение, которое до конца XIV в. суды оказывали свидетельским показаниям перед письменными доказательствами. Одной из причин этого была неграмотность широких слоев населения, причем не только простолюдинов, но и знати. Лишь развитие городов и городской культуры внесло решающие перемены в эту сторону жизни.

Важнейшая причина письменной фиксации прав, отразившихся в анализируемых памятниках, заключается в той специфике, которую имела немецкая восточная колонизация, особенно колонизация городская. В литературе было высказано не лишенное оснований мнение о том, что при закладке новых городов колонистам требовалось изначально предоставить особые права, которые по сравнению с действующим на данной территории правом носили характер льгот, чем и объясняется связь между городским правом и письменностью в новых общинах.²⁰⁰

Предпосылкой широкого использования письменности в прусской административной практике был самый характер ордена. Будучи духовной корпорацией, в число которой входило большое количество грамотных клириков, Тевтонский орден имел одну из крупнейших в Европе канцелярий и обширнейший архив, благодаря чему политическая и хозяйственная жизнь ордена хорошо документированы.

Многие жалованные грамоты, дошедшие до нас от ХН-ХШ вв., обосновывают необходимость письменной фиксации права бренностью человека и слабостью человеческой памяти.²⁰¹ Дело здесь, как представляется, не только в ри-

¹⁹⁹ Б л о к М. Феодальное общество. М., 2003. С. 117-118.

²⁰⁰ Р a t z е Н. Stadtgriindung und Stadtrecht II Recht und Schrift im Mittelalter/ Hrsg. von P. Clasen (VortrSge und
Forschungen. Bd. 23). Sigmaringen, 1977. S. 196.

²⁰¹ Fichtenau H. Arenga. Spatantike und Mittelalter im Spiegel von Urkundenformen. Graz; KOln, 1957.
S. 131-133; M e n z e 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden des 13. Jahrhunderts. Studien zum Urkundenwesen,

179

о 101

торической традиции, восходящей отчасти еще к античности, но и в тех процессах, которые происходили в тогдашнем западном обществе. В интересующий нас период резко возрастает объем социально значимой информации, которая подлежала усвоению и передаче следующим поколениям. Это было связано с усложнением социальной структуры общества (прежде всего ростом городов), развитием грамотности и образования. Указанные процессы нашли отражение и в памятниках немецкого городского права XII-XIII вв. Хотя в рассматриваемом памятнике и нет подобных жалоб на слабость людской памяти, но в его заключительной части имеется определенная мотивировка письменной фиксации, как бы обращенная в будущее: «И чтобы вышеприведенные постановления, обязательства и условия не могли быть нарушены или изменены кем-либо из наших преемников, мы повелели начертать настоящую грамоту, подкрепив ее привешениями наших печатей». В заключительной части грамоты 1251 г. дополнительно сказано, что КГ дарована, «чтобы это наше успешное пожалование оставалось действительным и незыблемым». Такая аргументация, более «юридизированная» и связанная с представлением о письменном документе прежде всего как о способе доказывания чьих-либо прав, также нередко встречается в локационных документах XIII в. (в частности, силезских).²⁰⁴

zur Siedlungs-, Rechts- und Wirtschaftsgeschichte einer ostdeutschen Landschaft im Mittelalter (Quellen und Studien zur schlesischen Geschichte. Bd. 19). WQrzburg, 1977. S. 168; ReiffensteinJ. Zur Begriindung.der Schriftlichkeit in deutschen Urkunden des 13. Jahrhunderts// Sprache und Recht. BeitrSge zur Kulturgeschichte des Mittelalters. Festschrift ftir Ruth Schmidt-Wiegand zum 60. Geburtstag/ Hrsg. von K. Hauck u. a. Bd. 2. Berlin; New York, 1986. S. 665-666.

²⁰² F і с h t e n a u H. Arenga. S. 123-124.

²⁰³ Об этом подробнее см.: F a u 1 s t і с h W. Medien und Offentlichkeit im Mittelalter: 800-1400. GOttingen,
1996. S.27-30, 251-272; Dilcher G. Oralitat, Verschrittlichung und Wandlungen der Normstruktur in den
Stadtrechten des 12. und 13. Jahrhunderts// Dilcher G. BQrgerrecht und Stadtverfassung im europaischen Mittelalter.
KOln; Weimar; Wien, 1996. S. 285-287.

²⁰⁴ M e n z e 1 J.J. Die schlesischen Lokationsurkunden... S. 169.

180

Несмотря на то, что права привилегированных слоев населения (прежде всего немецких колонистов, отчасти также поляков и пруссов) были зафиксированы письменно, можно с уверенностью полагать, что текст грамот был непосредственно доступен лишь небольшому числу людей, поскольку лиц, владеющих латинским языком, среди мирян было мало. Для Прусского государства и в дальнейшем было характерно чрезвычайно медленное распространение письменной культуры, в том числе и на родном языке. «Мир письменности» вплоть до конца эпохи Нового времени принадлежал образованным элитам.

Как интересные и ценные памятники средневековой письменной культуры интересующие нас правовые источники могут рассматриваться не только по существу, но и по своей форме. Больше всего информации такого рода имеется о КГ, которая опубликована в факсимильном изображении. В оригинале до нас дошли, как уже сказано, лишь два экземпляра второй редакции КГ. Они написаны одной и той же рукой. Почерк писца отличается аккуратностью и изяществом. Грамоту открывает фигурный инициал F, с которого начинается первое слово (Frater). Вертикальные элементы букв Ъ, d,f, h, I, t, вытянутые высоко над строкой, для украшения пересечены горизонтальными черточками, что придает строке определенный ритм и своеобразную торжественность.²⁰⁶ Дукт письма сопротивляется распространявшейся тогда готизации, заключающейся прежде всего в пристрастии к контрасту между тонкими линиями восходящих элементов и более толстыми линиями нисходящих, а также к заострению и угловатости очков литер и всех кривых линий. Подобный консерватизм почерка был

Так, восточнопрусская деревня даже в эпоху Просвещения демонстрировала весьма низкий уровень грамотности: в 1750 г. ставить свою подпись умели только 10% крестьян-мужчин (Houston R.A. Literacy in Early Modern Europe. Culture and Education 1500-1800. London; New York, 1988. P. 152). Даже если учесть более значительный, чем в германских княжествах, культурные различия между городом и деревней, этот показатель ретроспективно характеризует общий уровень развития культуры в Пруссии.

²⁰⁶ Воспроизведенный крупным планом фрагмент КГ см.: W і 11 о w є і t D. Die Kulmer Handfeste und das Herrschaftsverstandnis der Stauferzeit II Beitrage zur Geschichte WestpreuBens. Nr. 9. Miinster, 1985. S. 11.

181

характерен для рейнских и мозельских областей, откуда, возможно, и происходил писец. Исходя из почерка, а также из особенностей правописания личных имен, К. Зелиньска-Мельковска полагает, что писец был выходцем из западных областей рейха, например, из Лотарингии или из окрестностей Трира. Вероятно, к середине XIII в. Кульм и Торн уже имели собственных городских секретарей, один из которых и написал документы. Не исключено также, что писец принадлежал к окружению кульмского епископа доминиканца Гейденрейха либо был монахом-францисканцем из числа тех, что обосновались незадолго

гг 208

до этого в Торне.

Большинство анализируемых грамот было составлено на латинском языке, что соответствовало общепринятой средневековой практике. Латынь, как известно, была официальным языком церкви, который постепенно стал приобретать черты «священного языка». Престижность латыни, развитая юридическая терминология, наконец, то обстоятельство, что благодаря усилиям схоластов латинский язык превратился в инструмент абстрактного мышления - все это способствовало широкому использованию латыни в делопроизводстве и законодательстве.²⁰⁹ Но господство латыни в орденских документах XIII в. (в частности, тех, что составлялись в Пруссии) имело и ряд других причин. Во-первых, сам орден был религиозной корпорацией со значительной прослойкой духовенства, поэтому неудивительно, что орденская канцелярия следовала сложившейся общецерковной традиции. Во-вторых, как рыцари, так и колонисты происходили из разных земель, где существовали различные диалекты, поэтому написание документов на латинском языке было удобным выходом из положения. Наконец, в-третьих, широкие массы колонистов (к которым прежде

²⁰⁷ZM.S. 19. ²⁰⁸ Ibid.

²⁰⁹Mohrmann С. Etudes sur le latin des Chretiens. T. II: Latin Chretien et medieval. Roma, 1961. P. 41, 52,175-177.

182

всего и были обращены грамоты) были неграмотны, а для неграмотного человека язык документа безразличен- неграмотный в любом случае пользуется чужими услугами.²¹⁰ Как известно, латинские документы предназначались для торжественного публичного оглашения, причем само это оглашение происходило после церковной службы с одновременным переводом на немецкий язык.²¹¹

Хотя в первой половине XIII в., т.е. в ту же эпоху, появляются первые значительные юридические тексты на немецком языке (среди них были выдающиеся памятники- Майнцский земский мир 1235г. и «Саксонское зерцало»),²¹² но в Пруссию новые веяния приходят с опозданием. Первые орденские документы, составленные на немецком языке, в Пруссии известны с середины XIII в., но еще целое столетие официальным языком орденских актов оставалась латынь. Переход в последующий период к использованию немецкого языка большинство исследователей связывает с пробуждением национального самосознания, которое, впрочем, в Пруссии запоздало по сравнению

т- ~ 213

с Германией.

Язык и стиль интересующих нас грамот - особая тема, заслуживающая специального рассмотрения. Их изучение немыслимо в отрыве от всего корпуса орденских грамот XIII-XIV вв. и является пока делом будущего. Отметим лишь, что документы, вышедшие из орденской канцелярии в XIII в., написаны

²¹⁰Forstreuter К. Latein und Deutsch im Deutschen Orden. Zur Frage einer Amtssprache// Studien zur Geschichte des PreuBenlandes. Festschrift fiir E.Keyser zu seirtem 70. Geburtstag/ Hrsg. von E. Bahr. Marburg, 1963. S. 375.

²¹¹ Weinrich L. Die Urkunde in der Ubersetzung. Studien zu einer Sammlung von Ostsiedlungsurkunden II Jahrbuch filr die Geschichte Mittel- und Ostdeutschlands. Bd. 19. 1970. S. 6.

^2,2 Г у x m a h M.M., Семенюк H.H. История немецкого литературного языка IX-XV вв. М., 1983. С. 99.

^2l3Keyser Е. Lateinische und deutsche Verwaltungssprache im Deutschen Ordenslande II Mitteilungen des WestpreuBischen Geschichtsvereins. Bd. 27. 1928. S. 74-78; G а с a A. Zur Frage der Schreibsprache des Deutschen Ordens im Mittelalter (Forschungsstand) II Zeszyty naukowe Uniwersytetu im. Adama Mickiewicza w Poznaniu. Nr.'55. Filologia, zesz. 6. Poznan, 1964. S. 91.

183

довольно тяжеловесным слогом с громоздкими периодами, что несколько затрудняет восприятие актов. В тексте памятников встречаются отдельные иноязычные заимствования, главным образом греческие. Так в КГ употребляются термины, относящиеся к церковным учреждениям (parrochia - епархия, диоцез) либо к институтам, заимствованным в свое время римской правовой системой из греческого права (civitas metropolitana - главный город-колонизатор, naulum - плата за перевоз). Отметим также славянизм - слово newod, означающее рыболовную сеть.

Некоторые другие наблюдения над лексикой орденских грамот будут приведены ниже, в связи с анализом встречающейся в них юридической терминологии.

Основные черты правосознания, отразившиеся в прусских юридических памятниках XIII в. Большую важность имеет вопрос о том, из каких представлений о власти над краем исходил законодатель при издании грамот. По мнению Г. Киша, благодаря изданию КГ орден предстает как автономная суверенная власть, обладающая «полным верховенством в земле» (voile Landeshoheit) и не ограниченная никакой вышестоящей или конкурирующей властью, будь то светской или духовной.²¹⁴ Но что стоит за понятием «полное верховенство в земле»? Средневековью были чужды современные представления о государственном суверенитете, равно как и противопоставление публичного права частному. Дитер Вилловейт, обратившийся к изучению этого вопроса, отмечал, что раннесредневековые представления о власти были связаны прежде всего с идеей о праве суда над населением той или иной территории, и само это право вверено феодалу его сеньором. Однако в штауфенскую эпоху, особенно в период правления Фридриха II, в документах наблюдается известная перестановка акцентов. На первый план выступает уже не право суда над

^2H Kisch2.S. 10-11.

²¹⁵ W і І 1 о w є і t D. Die Киїціег Handfeste... S. 10-14.

184

населением, а право владения той или иной территорией. Это был шаг к скла-дыванию системы территориальных княжеств. Становление указанных представлений выглядит как проникновение в законодательство таких категорий римского права, как proprietor и dominium. В свою очередь, это было связано с правосознанием узких кругов элиты в лице образованных клириков, стремив-шихся приспособить язык права к новым политическим реальностям. В случае с КГ для суверена было достаточно оговорить свое принципиальное право на участие в судопроизводстве и получение от него части доходов (ст. 1). В остальном же он удовлетворялся фактическим господством в Кульмской земле, из которого и проистекали регалии ордена как суверена.²¹⁸

С процессом развития новых представлений о природе власти суверена, на наш взгляд, вполне коррелирует и другое обстоятельство. При даровании привилегий городам, основанным в ходе немецкой восточной колонизации, доминировали именно соображения, связанные с распоряжением землей. Сама логика локации подводила к тому, чтобы городское право, предоставляемое новым общинам, приобретало вещно-правовой характер.²¹⁹

Д. Вилловейт полагает, что орденское право на издание законов, включая привилегии колонистам, проистекало из положений Золотой буллы Римини, где оно прямо упомянуто.²²⁰ Но, как известно, Золотая булла была издана лишь около 1235 г. и не могла быть непосредственным источником прав к 1233 г. По-видимому, скорее есть основание говорить об общем для первой половины XIII в. круге политико-правовых идей, нашедших отражение как в тексте ряда документов того времени, так и в текущей законодательной и административной практике.

²¹⁶ Ibid. S. 14-15.

²¹⁷ Ibid. S. 15,24.

²¹⁸ Ibid. S. 21.

²¹⁹ P a t z e H. Stadtgrundung und Stadtrecht. S. 196.

²²⁰ W і 11 о w є і t D. Die Kulmer Handfeste... S. 17,21.

185

Впрочем, хотя штауфенская эпоха и была переходной в смысле развития представлений о существе государственной власти, в КГ положения о суде по-прежнему фигурируют в начале документа (ст. 1) и лишь затем законодатель переходит к описанию городских угодий (ст. 2, 3) и изложению других вопросов. Здесь еще жива былая традиция, отход от которой в Пруссии произойдет лишь позднее. В Эльбингской грамоте 1246 г. порядок изложения уже иной: сперва описана граница городских угодий, а затем следуют нормы о городском устройстве.

Обратимся теперь к нормативным положениям исследуемых источников. Что они представляют собою в системе средневекового права, какова правовая природа этих памятников? Чтобы разобраться в этом, целесообразно обратиться сперва к терминологии самих грамот.

В тексте КГ данная грамота обозначается названиями pagina и privilegium. Самоназвание Эльбингской грамоты - pagina, грамоты для польских рыцарей Кульмской земли - privilegium. Слово pagina означает буквально «страница» и подчеркивает письменную форму акта. Слово privilegium относится как к форме, так и к содержанию. К моменту издания КГ в понимании этого термина успела сложиться определенная традиция, четко прослеживаемая по источникам канонического права, начиная с позднеантичных времен. При папе Адриане I (772-795) привилегия превращается в особый тип документа, возникший благодаря расширению формуляра папских посланий (litterae), содержавших правовые нормы и облеченных в торжественную форму. В VIII—XII вв. привилегии были основной формой правовых источников, распространившейся в условиях той смешанной устно-письменной культуры, которая была характерна для средневековой Европы.²²¹

²²¹ Р о t z R. Zur kanonistischen Privilegientheorie II Das Privileg im europaischen Vergleich. Bd. 1 1 Hrsg. von B. Dorlemeyer, H. Mohnhaupt. (Ius commune. Sonderhefte. Studien zur europaischen Rechtsgeschichte. Bd. 93). Frankfurt a. M., 1997. S. 24-29; Wa_sowicz M. Od privi leges do Karty Komuny. Z dziej6w przywileju w

186

Рассмотрение вопроса о содержании привилегий осуществлялось правоведами-канонистами в общем русле тогдашней политико-юридической мысли. Наиболее законченную форму учение о привилегиях приобрело в XII—XIII вв. В Декрете Грациана под привилегиями (privilegia) понимаются «частные законы» (privatae leges), которые содержат противоречащие общим правилам (generalibus regulis) нормы в пользу того или иного лица. Автор Декрета не пытается углубить это определение, поскольку в тогдашней канонистике еще не было четкого представления о законах вообще. Попытку развить учение о привилегиях предприняли комментаторы Декрета (декретисты) - Руфин, Бернард Павийский, Иоанн Тевтоник и др. Ими были предложены различные классификации привилегий (прежде всего на материале привилегий в пользу церкви). Сперва стали различать привилегии общие (generalia) и специальные (specialia). Первые касались положения церкви в целом (например, право убежища в церковных зданиях). Вторые распространялись на конкретную церковь. Позднее в учении декретистов появились и иные основания классификации. Различали привилегии постоянные и привилегии на срок, приносящие прибыль и предохраняющие от убытка (здесь проявилось влияние понятий римского права lucrum и damnum), а специальные привилегии стали подразделять на личные и

222

вещные.

Для истолкования природы привилегий использовались и приемы средневековой этимологии. В одних случаях слово privilegium производили от privatus (частный) и lex (закон). При этом привилегия понималась прежде всего как закон, действующий для отдельных лиц, а также для мирян и лиц, не занимающих какие-либо должности. Предлагалась и другая этимология, связывающая слово privilegium со словами privare (избавлять, освобождать) и lex (закон). В этом истолковании на первый план выступает не действие привилегии по кругу

Sredniowiecznej Europie II Czasopismo Prawno-Historyczne. Т. LI. 1999. Zesz. 1-2. S. 77-95. ²²² P о t z R. Zur kanonistischen Privilegientheorie. S. 46-47.

187

лиц, а ее свойство освобождать от общеобязательных предписаний действующего права.²²³

Наиболее четкое представление о природе привилегий прослеживается у папы Иннокентия III. Он писал, что привилегия есть частный закон, причем он может считаться частным лишь в том случае, если освобождает от чего-либо в особенности. В этом представлении соединились главные элементы выдвигавшихся декретистами идей. Последователи Иннокентия III, соглашаясь в принципе с тем, что основное свойство привилегии заключается в противоречии общему праву, подчеркивали в то же время, что от правителя может исходить и акт, подтверждающий действующее право. Такой акт они называли привилегией согласно праву (privilegium secundum ius); эта конструкция имела не только теоретическое, но и практическое значение, так как в подобных привилегиях видели средство, укрепляющее право в целом.²²⁴

Важное место, занимаемое привилегиями в системе тогдашней социальной регуляции, объясняется тем, что центральной проблемой средневекового права была проблема правового статуса лица. При издании, например, учредительной грамоты для какой-либо общины суверен не вводил в действие те или иные нормы объективного права, а лишь предоставлял членам общины определенные права и обязанности. Говоря современным языком, такое право выступало как совокупность субъективных прав.²²⁵

Из сказанного можно сделать вывод о том, что содержание прусских грамот полностью вписывалось в тогдашние представления о привилегиях.

В первых немецких переводах КГ, появившихся на рубеже XIII-XIV вв., термин privilegium передан как hantfeste. Этот старинный немецкий юридиче-

²²³ Ibid. S. 47-48.

²²⁴ Ibid. S. 48^9.

²²⁵ Подробнее см.: Г у р е в и ч АЛ. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 192-
193; Е b е 1 W. Der Burgereid als Geltungsgrund und Gestaltungsprinzip des deutschen mittelealterlichen Stadtrechts.
Weimar, 1958. S. 71.

188

ский термин означал первоначально «подтверждение какого-либо заявления собственноручной подписью».²²⁶ Указанному немецкому слову соответствуют старые русские юридические термины «рукобитье» (для устных сделок) и «рукоприкладство» (для письменных). В дальнейшем термин hantfeste стал означать сам подписанный документ, в более широком смысле— публичный акт, привилегию, охранную грамоту или правовую запись.²²⁷ Изначальный смысл этого слова все же больше относится к форме акта. Употребляемое же в КГ слово pagina в немецком переводе передано как brief. Буквально это слово значит «письмо». Дело в том, однако, что в немецком языке этот термин тесно связан со словом Gnadenbrief(6yKB. «письмо милости»), которое является калькой с латинского littera de gratia. Название littera de gratia стало применяться к жалованным грамотам с XIII в., и немецкое слово brief косвенно свидетельствует о переменах в терминологии. Кстати, в упомянутой выше учредительной грамоте Нового города Торна данный документ именуется именно litera.²²⁹